В четверг, седьмого июня, я сидел на крыше своего дома, в тени от надстройки шахты чердачного выходаи, глядя «в ту степь», размышлял. Я здесь уже ровно год. Вроде бы только вчера попал в это время и в этот город, а год пролетел. По себе старому, знаю чем старше становишься — тем быстрее бежит время. Было десять, не успел оглянутся — стало одиннадцать, было двадцать — стало сорок и так далее.
За этот год, я избавился практически от всех вредных привычек из будущего. Прекратил размахивать руками в темных подъездах в попытках получить свет от тормознутых инфракрасных датчиков движения. Перестал ожидать щелчка сработавшего газ-контроля на выключенной газовой плите или колонке.
Первые несколько месяцев, просыпаясь по утрам, с затаённой надеждой ждал песню Глюкозы — «Швайне», которая у меня стояла на мобильнике в качестве будильника, и разочарованно вздыхал, слыша вместо песни ворчливый голос своей новой бабушки.
А как меня ломало из-за отсутствия интернета! Но переборол и это. А потом, практически заставлял себя увлечься новой жизнью, придумывал себе приключения, искал хобби. Ибо моя лень всегда была со мной. И она постоянно твердила — зачем? Ведь ты уже это делал, учился, тренировался, проходил! Нафига? Но и её переборол и загнал поглубже.
И даже выстрадал генеральную цель своей новой жизни и того, что я хочу получить в будущем от неё. Пусть и грубую, без подробного ежегодного планирования, но цель. Лишь бы этот мир был моим. Так как многое завязывалось на прошлую память.
Самое главное — я почти полностью разучился материться. Вернее отучили. Стукнулся в автобусе, непроизвольно матюгнулся — норма в нашем мире. Даже от детей, и никто им не указ, ибо связываться с детьми в наше время — себе дороже.
А здесь сразу прилетает подзатыльник от абсолютно незнакомого человека под одобрительные высказывания окружающих. И ничего не сделаешь. Поэтому, если и матерился, то молча. Или искал замены, про всякие блины, ёжиков и прочие детские ругалки. И как-то вот так молча и альтернативно всё и вылетело из меня.
Подул прохладный ветерок с моря, явно начиналась низовка и можно будет завтра сходить на рыбалку или за раками. Меня, на днях научили драть раков, то есть ловить их руками, выдергивая из норок. Раньше, в Луге, я ловил их только на раколовки. Прикольное оказалось занятие, за час ныряний, надёргал три десятка.
Деревья пока еще не выросли и не закрывали обзор на город. Слева краснело здание моей школы, а впереди, среди моря частного сектора, просматривались редкие многоэтажки и корпус завода торгового оборудования.
Задумчиво почесал шелушащийся нос. Я уже успел обгореть и теперь активно облазил, сдирая с себя кожу целыми пластами. Не удержался и съездил с пацанами на «машинный» пляж. Благо теперь и велик есть. Ну, а там как-то незаметно и сгорел. С моей рыжей мастью это раз плюнуть.
Ладно, пора и честь знать. Тем более что сегодня у нас постирочный день и мне надо баул с бельём волочь в прачечную. Хорошо что сейчас это легче: и я подрос, и велосипед мне в помощь. Может бабулю на стиралку подбить? Ага! А где она сушить будет бельё? Балкона у нас нет, а на бельевой площадке во дворе сейчас это не реально, стройка же рядом. Мечты, мечты. Или это опять лень вылазит?
Школьную отработку в этом году я тоже решил пройти в июне. И всё дело не столько в новых учебниках, сколько в том, что нас, уже пятиклассников, могли спокойно засылать по колхозам. Сорняки рвать или ранние овощи добывать. Мне этого не хотелось, а память подсказывала, что в июне на подобное никогда не посылали.
Да и занятия во дворце пионеров никто не отменял. Хоть Владимир Владимирович и свалил на летнюю сессию, но мне, как капитану, вполне доверяли. Тем более, что на осень этого года у нас был запланирован поход по западному Кавказу.
Вот я и обучал детишек, как пользоваться альпенштоком[85]. И как правильно и безопасно передвигаться с ним по крутому склону. Благо, склонов и глубоких ущелий у нас под боком хватало. Это я про крепостные земляные валы и рвы.
Наш удачный дебют на турслёте принес нам не только грамоты и призы, но и славу. О нашей победе была даже статья с фотографиями в местной газете «Красное Приазовье». К этой славе и потянулись мальчишки и девчонки из разных школ. Так как у нас была младшая группа, то и набирали не все возраста, но тем не менее, четверо новеньких влилось в наш коллектив.
Если в старой команде моё лидерство в течение года практически не подвергалось сомнению, а после турслёта стало непререкаемым, то с новенькими пришлось повозится. А с одним наглым двенадцатилеткой даже подраться.
На драку это особо и не походило, мальчишка был крупнее меня и видимо имел представления о спортивной борьбе, поэтому кидался на меня в попытках обнять, завалить и забороть. Мне хватило всего нескольких ударов по конечностям и в корпус, чтобы вывести его из этого боя. Естественно, что после своего поражения он оставаться в секции не пожелал, чему я был искренне рад.
Неожиданно для меня к нам записалась и Сидорова. Которая довольно быстро нашла общий язык с остальной командой и наверстала отставание в технической подготовке. Я в общем не имел ничего против, у Оли был свой велосипед «Салют», и мы ездили на занятия вместе.
Мои поползновения в привнесении в этот мир ноу-хау с оконными сетками потерпели полное фиаско. Ну, не совсем полное. На свои окна и окно соседа, я с грехом пополам сетки установил.
Бабуля восприняла мою задумку с радостью, так как ей не надо было теперь крепить марлю канцелярскими кнопками к раме. Кнопки не давали раме плотно закрываться, что приводило к заливам воды во время дождей и страху перед грабителями. Которых она постоянно боялась и даже имела идею фикс — установить решетки на окна. Но в этом её останавливали цены на изготовление и установку, и мои аргументы, что от тротуара до наших окон, целых четыре метра высоты.
Эпопея с сетками вышла почти эпопейная. Сначала всё упиралось только в отсутствие большой лестницы. Но этот вопрос мы с Жмуром решили быстро, позаимствовав лестницу с ближайшей стройки. Мы потом честно вернули её обратно. Перекинули через забор, на стройку.
Следом возникла проблема с мелкими шурупами к Z-креплениям. Нашли и их. Затем у меня не хватило сил вручную их закручивать в деревянную раму. И я стал подумывать где приобрести ручную электродрель и кого просить припаять крестообразную отвертку к сменному кулачку.
Все эти идеи с переделкой дрели в шуруповерт полезли в мою голову явно от перегрева. Еще немного подумав, я просто стал пробивать в раме канал гвоздём, а потом в него спокойно вручную вкручивал шуруп.
Мои манипуляции с окнами почему-то никого не заинтересовали и массового спроса на сетки естественно не возникло. Все заготовленные детали я затем тратил только на ремонт наших окон и на редкие установки, подругам бабули.
Мучился я, мучился, с сетками. Поставил. А тут, как назло, попался мужичок с соседней стройки. Ходил и всем тайком предлагал шуруповёрт за пятёрку. Видимо выпить очень хотелось. Соседи нос воротили от непонятного агрегата, не дрель — а хрень какая-то. Я же купил, не забыв проверить на работоспособность. Пусть лежит, пригодится.
Братьям Лубенцам и Сидоровой я на окна так ничего и не поставил. Их предки отказались от идеи дырявить рамы. Ну и слава великому Марксу. А то устанавливать на балконе второго этаже у Сидоровой — это одно, а на пятом этаже Лубенцов — уже как-то стрёмно.
Вместо сеток я им сваял из водопроводных труб по прикольному светильнику в форме человечка. И неожиданно для меня, на подобные светильники нашелся спрос. И мне стабильно заказывали две, три штуки в месяц. Чаще всего на подарки. Я даже нарисовал эскизы разных прикольных ламп и составил настоящий каталог, из которого люди и выбирали. В зависимости от количества материала светильники стоили от пяти до двадцати рублей.
Особой популярностью пользовались двойные прикроватные светильники в виде подсвечников из водопроводных труб с выключателем-вентелем, установленным на реостат. Бабуле мои осветительные приборы не нравились, и из подобных у нас дома была только одна лампа в моей комнате. Что не мешало бабушке заказывать мне их в качестве подарков на дни рождения её друзей и подружек.
В первый раз, прося меня сделать подарок, даже попыталась расплатиться. Но, уже зная её характер, я пресёк это действо, немного подкорректировав его:
— Вот, ба, — я поставил перед ней пустую полулитровую банку с пластиковой крышкой.
— Это чего такое? — она подозрительно на меня покосилась и на всякий случай отодвинулась.
— Копилка. Будешь туда класть деньги за подарки. Накопится, куплю себе магнитофон.
— Ну ты и шельмец, — восхитилась моей хитростью бабуля, видимо ожидая что я и вовсе откажусь от вознаграждения. — Весь в деда.
Но больше пятёрки за изготовленный подарок в банку не клала. Но и так прогресс налицо, за лето скопилось двадцать пять рублей. Так, потихоньку, может я её и приручу, что я не просто «шельмец», «вахлак», «фулюган» и «dummkopf»[86].
С разговорным немецким у нас с ней вполне хорошо. По субботам и воскресеньям мы общаемся исключительно на нём. И мой, как она думает — языковой прогресс, полностью записывает на свой педагогический талант. Ну, а я не против.
В начале июня снова понизил свою карму, сперев с секции юных археологов части миноискателя ИМП-2[87]. Они, у этих безруких археологов, чуть ли не штабелями лежат. Или поломанные, или не умеют пользоваться. Секция полным составом укатила в летний археологический лагерь. А в их кабинете ремонт затеяли и всё имущество в коридор вынесли.
Внешний блок питания с сумкой для его переноски и блок обработки сигналов в чехле. Головных радиотелефонов я не обнаружил, видимо им ноги приделали раньше меня, а все эти трубки, штанги и поисковый элемент мне не нужны. Сам сделаю. Блок питания оказался кассетным, на две плоские батарейки «3336».
Как-то раз, возвращаясь с рыбалки, наткнулся на несколько плодоносящих жердел[88] в посадке. Набрал с собой, домой. Чем привел в экстаз бабулю. И потом несколько дней шерстил все пригородные лесопосадки, привозя домой пару ведер этого плода. Бабушка варила из него варенье, сушила на курагу и закатывала компоты. А еще, варила вареники, пальчики оближешь.
В одной из поездок нарвался на цыган, которые тоже промышляли добычей этого плода. Скорее всего на продажу. Двое парней, лет по пятнадцать — шестнадцать. Попытались отобрать у меня велосипед, но не на того нарвались. Я хоть и меньше и слабее их, но сухие дрыны в лесопосадке никто не отменял. Так остервенело махал палкой, что даже в раж вошел. Несколько раз неплохо приложил этих парней по рукам, ногам и головам, из-за чего они поспешно и ретировались.
В начале августа нам, наконец, показали фильм, отснятый на турслёте. Шестиминутная короткометражка получилась. Прикольно то, что нам, туристам, её показали уже после участия этой фильмы в областном конкурсе молодёжных работ. Она даже третье место заняло. А потом спохватились, что надо бы и актёрам показать.
Сразу после фильма, Юрий Викторович который и крутил нам фильм, обратился ко мне:
— Евгений, не могли бы вы задержатся?
Я, лишь молча кивнул и, дождавшись ухода из кабинета фотокружка своих туристов, вопросительно на него уставился. Что ему ещё от меня понадобилось-то?
Фотограф сначала запер дверь и только после этого приступил к разговору:
— Молодой человек, у вас случайно нет ничего подобного, чем мы зимой менялись?
Ааа. Он про книги. Ясно — ясно.
— Есть парочка, — не стал я уточнять.
— А, что именно?
— «Мы» Замятина и «Роковые яйца» Булгакова.
— В самиздате или книгами? — он аж поддался вперёд, ко мне.
— Книги. Издательства Нью-Йорка и Риги, — подтвердил я и на всякий случай отодвинулся от него подальше.
— И? Вы готовы их обменять?
— Почему нет? Готов обменять на четыреста рублей, — наглеть так наглеть.
Юрий Викторович вздохнул и как-то нехорошо на меня посмотрел. Чего это он? Не кинется случаем? Прошлые книги выкупил без проблем, да еще за валюту.
— Это дорого, Женя.
— А какая ваша цена? — решил я отдать инициативу ему.
— Ну… — протянул он и задумался. — Триста рублей дам. Устроит?
— Вполне, — не стал я торговаться. — Завтра принесу.
На следующий день я обменял книги на деньги. Фотограф, увидев какое хорошие состояние у этих раритетных и запрещенных книг, явно повеселел. Думаю, он сможет неплохо заработать на их перепродаже. Я же, наконец, избавился от опасного имущества.
В итоге, в моём тайнике скопилось уже больше полтыщи рублей. Пока я с ними ничего сделать не могу. Но доходы от электроремонта и изготовления светильников растут, и я когда-нибудь смогу их легализовать в глазах бабули. Главное, что бы она их не отобрала и на счёт не положила, а то сгорят.
Первый пробный учебный сбор нашего, уже 5 «б» класса, 30-го августа, поначалу никакой беды не предвещал. Нам выдали расписание, в которое добавились новые предметы — «Ботаника», «Физическая география», «История древнего мира» и иностранный язык. Классная руководительница напомнила, что к истории и географии, нужно докупить атласы и контурные карты.
И перешла к оглашению списка учеников, кто и какой язык будет изучать. Я не особо волновался по этому поводу, так как еще весной завуч школы, Краснопольский Георгий Алексеевич, ходил по классам и записывал кто и какой язык изучать хочет.
С иностранными языками у нас в школе вышла коллизия. В 1980 году в Москве и Ленинграде начали изучать иностранный с четвертого класса, а с 1984-го распространили и на весь Союз. И получилось, что четвертые и пятые классы изучают одну и ту же программу. Мы по старым учебникам, а они по новым, изданным специально для четвертого класса.
И тут вдруг оказывается, что я попал в английскую группу. Офигеть. Это как? Не-не, так не пойдёт. Мне в аттестате нужен немецкий язык.
— Татьяна Ивановна! А почему я в английской группе?
— Лисин! Не перебивай меня.
— Подождите. Георгий Алексеевич еще в мае записал меня в немецкую группу. Как я попал в английскую?
— Я тебя перенесла. И это не обсуждается.
— Что значит — перенесли? Вы теперь подменяете завуча?
— Лисин! Выйди вон! Я не желаю с тобой спорить.
— А я — желаю. Сейчас пойду к завучу выяснять как такое происходит! — выкрикнул я и выскочил за дверь.
Во мне всё клокотало от негодования. Вот же коза! Знает наверное, что бабушка переводчик, и решила мне жизнь усложнить. Постоял, глубоко подышал и отправился искать завуча. После моего пятиминутного беганья по школе, он обнаружился в кабинете директора. Ну, тем лучше.
— Разрешите? — заглянул я за дверь после того как постучал.
— Лисин? Тебе чего? — первым среагировал на меня завуч. — Это Женя Лисин из 5 «б», объяснил он директору школы Степаниде Карловне на её вопросительный взгляд.
— Георгий Алексеевич, в мае, вы меня в немецкую группу записали. А сегодня, Татьяна Ивановна объявила что я в английской числюсь. Почему меня перевели? Зачем вообще у нас тогда спрашивать кто куда хочет?
— Погоди, погоди, не части. Я точно помню, что ты должен быть в немецкой группе. Пойди пригласи свою классную руководительницу к нам.
Я пулей метнулся на второй этаж.
— Татьяна Ивановна, вас к директору. Срочно, — не дал я ей ничего сказать, когда она увидела меня вновь в кабинете.
— Так, дети, переписываем расписание в дневники и ждём меня, я сейчас вернусь, — и зло зыркнув на меня вышла из кабинета.
Я молча показал классу большие пальцы обеими руками и рванул следом за классным руководителем. Судя по разговору на повышенных тонах за закрытой директорской дверью, классуху явно песочили.
От нечего делать я стал читать документы на столе секретаря. И очень удивился найдя список на бесплатное питание для детей-сирот и не найдя себя в этом списке. Тем временем разборки в кабинете явно завершились и оттуда вышли директор, завуч и классная руководительница. Джорджик, увидев меня, сказал:
— Лисин, произошла ошибка. Мы её исправили, ты опять в немецкой группе. Можешь идти.
— Спасибо Георгий Алексеевич! — искренне поблагодарил я его. — Скажите пожалуйста, почему меня нет в этом списке? — Я указал рукой на бумагу на бесплатное питание.
— Что еще? В каком списке? Это список детей-сирот на питание, — раздраженно ответил он. — Не задерживай нас. Иди в класс.
— Но, я и есть ребенок-сирота. Меня только бабушка воспитывает. Разве я не подхожу для бесплатного питания?
— Так. Стоп, — завуч встал как вкопанный, затормозив за своей спиной обеих женщин. — Лисин, а где твои родители?
— Они умерли. Я с бабушкой живу.
— А когда они умерли, — почти шёпотом спросила у меня Степанида Карловна.
— Два года назад.
— Гм. Татьяна Ивановна, сходите за классным журналом и срочно возвращайтесь к нам в кабинет. Георгий Алексеевич давайте вернёмся в кабинет, я думаю у нас будет непростой разговор и с ней, и с вами.
— Женя, будь хорошим мальчиком. Посиди вот здесь в уголке, у нас могут возникнут к тебе вопросы, — жутко-ласковым голосом попросила меня директор.
Ну а я что? Я только за! Да свершится месть!