Сага Форта Росс

ГЛАВА 4 ВСТРЕЧА НА ПЛЯЖЕ

Прошло несколько дней густых, тяжелых калифорнийских туманов, когда все кругом обволакивалось молочной белизной. Туман не стоял неподвижно в воздухе, а был в беспрестанном движении. Все время с океана дул легкий бриз, который натягивал белесую пелену тумана на влажные почерневшие бревна стен форта, на крыши домов, на мельницу, на все кругом.

Несмотря на лето, было зябко и невольно люди поеживались, когда ветерок задувал туман подмышки.

Однажды утром, Елена с Анной встали и вдруг увидели, что тумана нет и следа, и потемневшие от сырости здания вдруг стали быстро сохнуть под лучами теплого солнца. Сразу же картина переменилась и стало веселее на душе. Стоило только солнцу пробиться через толщу тумана, разогнать его по сторонам, растворить в теплом воздухе, и звучнее и громче зазвучали песни на берегу и на улицах поселка, звонче зазвенел удар молота по наковальне, и сильнее послышался веселый скрип ветряных крыльев мельницы.

В такой день трудно было Елене и Анне усидеть дома и они, позавтракав и отдав нужные распоряжения по хозяйству, решили отправиться на прогулку, подняться на гору позади форта.

Обе молодые женщины сбежали с крыльца и направились к воротам форта.

— Приветствую с чудным утром, — услышали они голос Алексея Николаевича Черных, пожилого агронома, входившего в ворота форта.

— Доброе утро, Алексей Николаевич, — также весело ответили ему дамы приветствием, — что это вас принесло сюда в такое неурочное время. Вы, как-то, всегда пропадаете в своих полях днем со своей пшеницей и рожью. Что-нибудь случилось?

— Да, как вам сказать. Вот, хотел бы посоветоваться с Александром Гавриловичем. Сырость, вот донимает нашу пшеницу, ржавчина, так я тут кое-что нашел, чем можно бороться с ней, — отозвался агроном. Он был среднего роста с некоторой тенденцией на полноту, с широким лицом, мясистым носом «бульбой» и высоким умным лбом, который казался еще больше из-за полного отсутствия растительности на его голове.

Агроном Черных был специально выписан из России Российско-Американской компанией сначала на Аляску, а затем послан в Форт Росс, потому что ему, в сущности, нечего было делать в Ново-Архангельске. Форт Росс предполагалось сделать поставщиком хлеба для всей Аляски. Большие ожидания не оправдались и продуктивность форта стала катастрофически падать. Поэтому Черных и был прикомандирован к администрации Ротчева в селении Росс.

Ему были даны задания, определить причины падения продуктивности в хлебных злаках, а главное рекомендовать мероприятия по увеличению продукции полей и таким образом оправдать само существование Форта Росс, содержать который становилось невыгодным для правления компании.

В помощь Черных, компания также послала специалиста по животноводству Вознесенского — полная противоположность Черных во всем: в темпераменте, строении тела и даже в количестве растительности на голове. У Вознесенского шевелюра была просто роскошная, напоминающая великолепную гриву лошади. Длинные пышные волосы, целая копна волос, волнистыми струями ниспадавшие на его узкие плечи. В противоположность Черных, у него была «тонкая» кость, узкие плечи и сам он был высокий, худой, тощий с довольно большой головой и, как сказано выше, с непропорциональным количеством волос. По темпераменту, он совершенно не походил на живого, общительного Черных. Наоборот, он всегда был сумрачен, всегда чем-то озабочен, постоянно занят своими проблемами о здоровье и благополучии своих питомцев: лошадей, коров, овец, в жизни и благополучии которых он принимал самое живейшее участие. По имени Илья Гаврилович, он с легкой руки Черных стал известен в колонии под кличкой «Отец Илья», может быть потому, что он обладал по истине протодьяконской шевелюрой и таким же роскошным голосом — басом.

Жили оба ученых в холостяцком бараке, у каждого по небольшой отдельной комнате, безалаберно уставленных и заваленных книгами, бумагами, какими-то непонятными инструментами.

Оба ученых заходили, запросто, в комендантский дом, почти каждый день «выпить чайку», как они выражались, часов в пять дня. Им просто хотелось бывать в обществе Ротчевых и Анны, окунуться в среду интеллигентного общества, поговорить о своих проблемах и просто отдохнуть от ежедневной рутины.

Ротчевым и Анне также было приятно посидеть с обоими «профессорами», как они их называли и в разговоре с ними чувствовать, что не совсем они оторваны от жизни городов, от русской культуры.

Выходя из ворот, Елена оглянулась на стоявшего у пушки Черных и смотревшего ей вслед, и крикнула:

— Надеюсь придете сегодня выпить чаю с нами, с новым вареньем.

— Да, конечно, с большим удовольствием.

Он подошел к воротам и долго смотрел вслед Елене и Анне, неторопливо шедших по тропе, ведущей вокруг стены форта, по направлению к горам. Черных, как и Вознесенский, также как и все другие, живущие в селении Росс, был тайно влюблен в обеих женщин. Для него было удовольствием просто сидеть на веранде комендантского дома в обществе Ротчевых и Анны, неторопливо втягивать в рот горячий, обжигающий рот, ароматный чай с вареньем и говорить о чем-нибудь, чувствуя и видя пристальный взгляд Елены, смотрящей на него прямо в упор, или вдруг заметить слегка прищуренные темные глаза Анны, тоже исподтишка наблюдавшей за ним, когда он оживленно рассказывал что-нибудь веселое и занятное. Приятно было ощущение такого внимания, но еще приятнее было слушать звонкий, переливчатый голос Елены, ее заразительный смех, ее задорная манера держать голову, манера женщины, знающей, что она нравится. Не менее увлекательной была и Анна, у которой особенно притягивающим был ее низкий, ломающийся голос, похожий на голос мальчика, который пытается говорить низким голосом, а потом вдруг сорвется на высокую ноту дисканта или даже на фальцет. Слушать ее было равносильно музыке.

Елена с Анной, в это время, меньше всего думали о том, как они волновали воображение людей в колонии Росс. Они, медленно, не торопясь, шли по узкой тропинке, постепенно поднимающейся в гору. Осталась позади часовня, фруктовый сад, и тихое сельское кладбище. Тропа была протоптана скотом, регулярно поднимающимся здесь на пастбище по склонам холмов. В том месте, где тропа круто поворачивала налево, Елена решила подниматься прямо в гору, по траве.

— А, не опасно-ли? — Осторожно заметила Анна.

— Нет, чего тут бояться!

— Может-быть, на змею наступишь, — Анна очень боялась всех пресмыкающихся.

— Я не думаю, что здесь есть змеи, по крайней мере, никогда не слышала. А, пойдем, не бойся, Анна. Волков бояться в лес не ходить!

Подъем в гору, в теплый летний день, был не очень легким и, поднявшись футов на двести от тропы, они, с удовольствием, присели отдохнуть на мягкой тропе опушки, среди свежих зеленых кустов.

Вид с этого места был захватывающий. Форт Росс был перед ними, внизу, как на ладони. Они могли ясно видеть сверкающие на солнце крышу и купол часовни, ясно виден был каждый дом форта и селения рядом. Можно было даже различить фигуры людей, деловито шмыгавших между домами, входящих в ворота форта и выходящих из него.

Еще несколько футов дальше виден был крутой, обрывистый берег, почти отвесно падающий вниз на песчаный пляж, на который рокоча и пенясь накидывались неспокойные волны Тихого океана. Задористо кинется пенистая волна на берег, распластается по песку тонкой пенистой пеленой и потом вдруг стыдливо заторопится обратно в объятия океана, который сердито посылает в погоню волну за волной.

Бесконечный, извечный рокот моря можно было слышать даже здесь, высоко на горе. Здесь его можно было слышать даже лучше, чем в самом форте. Объяснение, вероятно, было в том, что здесь, высоко на горе, была абсолютная тишина и никакой посторонний шум не нарушал этой тишины, кроме, разве, слабого дуновения ветерка иногда начинавшего нехотя шелестить дремлющие листья. Какое-то дремотное настроение одолевало человека в этой тишине склона горы, в этом спокойствии недвижного леса. Ничто не доносилось сюда: ни звона наковальни, ни стука молотка или топора, ни голоса человека; только постоянный, неумолкаемый рокот моря, беспрерывно набрасывавшегося на берег.

— Знаешь, Анна. Здесь даже говорить не хочется, — наконец прервала молчание Елена, как-то, вдруг, притихшая и не похожая на обычную живую и веселую Елену. — Кажется, что произнести здесь слово, это значит оскорбить красоту природы, это кажется святотатством. Здесь нужно только молчать и упиваться красотой чудесного мира. Как чудно, как красиво вокруг, божественно красиво, не правда ли, дорогая?

— Да, — Анна тоже подпала под влияние очарования природы, — что здесь особенно привлекает, это постоянный шепот самой природы. Здесь тихо, тишина абсолютная, и в то же время, прислушаешься и слышишь этот тихий-тихий, почти неслышный, шепот. Может-быть, это листья на деревьях, может быть трава слегка пригибается от легкого бриза, и, конечно, говор благодушного сегодня и может-быть сурового завтра океана. Все это вместе говорит, что тишина здесь живая, что эта тишина, на самом деле, неумолкаемый шепот сил природы. Какая красота здесь! — вздохнула Анна, откинулась на спину и широко раскинула свои руки.

— Ты права, Анна, я тоже слышу, нет чувствую этот шепот, этот шорох… Тихо, Анна, не говори!.. Мне кажется, что я слышала чей-то осторожный шорох, будто, кто-то, с осторожностью раздвигал кусты и, кажется, я слышала чьи-то осторожные, медленные шаги! — тихо прошептала Елена.

Она боязливо оглянулась назад.

— Уж, не индейцы ли это?..

Обе женщины испуганно стали вглядываться в гущу деревьев и кустарника позади их.

— Мне кажется, что я слышала осторожные шаги там, — опять прошептала Елена. — Слышишь, опять кто-то медленно крадется к нам.

— Может, в самом деле индейцы!

— Ш-ш!!!

Елена с Анной старались проникнуть взором сквозь листву деревьев, чтобы узнать какая опасность грозила им. Звуки шагов, однако прекратились и наступила полная тишина. Ни звука не доносилось из за кустов. Кто-то, кто осторожно пробирался там, очевидно остановился под прикрытием деревьев и наблюдал за ними.

— Анна, смотри! — Елена конвульсивно схватила ее руки. — Кто-то раздвигает ветки деревьев, вон там! Я думаю, что я видела руку!

Она сильнее сжала руку Анны.

В этот момент, ветки раздвинулись и на опушку вдруг вышел … Николай!

Страх и ужас моментально покинули Елену и кровь бросилась ей в голову от ярости.

— Ты, что здесь делаешь, Николай? — сердито крикнула Елена, — следишь за нами?

Молодой Николай ошеломел от неожиданности. Он никогда не видел жены правителя такой сердитой. Она была просто разъярена. Он испугано пролепетал, что он «просто гулял по лесу и неожиданно натолкнулся на дам», что он сейчас-же уйдет, но… если им что-нибудь нужно, он будет рад помочь им.

— Никакой нам помощи не нужно, Николай, — Елена все еще была сердита. — Мы хотим быть одни, чтобы никто нам здесь не мешал, так что лучше иди прогуливайся где-нибудь в другом месте.

— Слушаюсь, Елена Павловна, прошу прощения… Я сейчас же вернусь в канцелярию.

Николай сделал несколько неловких поклонов, повернулся и быстро исчез в чаще леса.

— Я уверена, что он следил за нами, — все еще не могла успокоиться Елена. — Один вид его вызывает отвращение, делает меня больной. Какая жалкая обезьяна!

Анна ничего не сказала. Она не хотела расстраивать Елену тем, что она заметила в Николае. Последнее время она стала замечать, что Николай, как будто случайно, старался попадаться ей на глаза, независимо от того, где бы она ни была и куда бы она ни ходила. Везде и всюду она видела его. Каждый раз, когда она встречала Николая, он молчаливо отходил в сторону, делал вежливый поклон и потом долго стоял неподвижно, провожая ее своими немигающими глазами маниака.

Елена немного успокоилась, хотя все еще возмущалась этим появлением Николая около них.

— Ты знаешь, Анна, он начинает действовать мне на нервы. Иногда, я должна признаться, мне хочется просто избить его.

— Елена, как тебе не стыдно. Он же просто несчастный человек, может быть больной. Давай, забудем о нем. Посмотри вокруг, как можно кого-то ненавидеть или не любить перед лицом такой божественной красоты. И океан! Есть ли что-нибудь более величественное, чем вид этого могучего океана, величайшего в мире! Подумай только, вот эти волны, которые там вон, набегают на этот песчаный пляж, они, ведь, когда-то омывали и русские берега, целовали и ласкали камни и булыжники где-то у сибирского берега.

— Да, хорошо здесь, — согласилась Елена. Она оглянулась кругом, — Анна, посмотри на солнце, ведь мы провели здесь несколько часов. Пора идти домой, собирайся-ка. Саша опять будет беспокоиться. Он сегодня говорил, что будет занят работой долго, до позднего часа, но я думаю, что он уже кончил работу и вернулся. Пойдем обратно, в форт.

Они встали и, медленно, пошли по тропинке вниз под-гору. Странно было видеть такую задушевную дружбу между обеими женщинами. Они любили быть в обществе друг друга, а главное, всегда находили что-то новое, о чем можно было поговорить. Никто никогда не видел, чтобы они сердились друг на друга, даже если они не были согласны, имели различное мнение о каком-либо вопросе. Самое важное было то, что общество Анны сильно помогало Елене скрасить ее жизнь в этой колонии, скрасить чувство одиночества, которое иногда невольно охватывало ее.

Ее муж был очень занят, целые дни проводил или в поле или в мастерских. Везде нужен был хозяйский глаз, твердая рука. Большая колония требовала постоянного внимания, особенно теперь, когда поднимался вопрос о ликвидации колонии, если она не сможет снабжать продуктами Ново-Архангельск. Поэтому-то Елена, в своем одиночестве очень ценила общество и дружбу Анны.

Не торопясь Елена с Анной обогнули форт и подошли к воротам, к которым, как раз в это время, подходил и Ротчев.

— А, нагулялись девицы-красавицы, — он обнял Елену и поцеловал ее. — Ну, что интересная была прогулка?

— Прогулка была просто замечательная. Мы поднялись на те горы, позади форта, — Елена заметила, что ее муж нахмурился и быстро добавила, — мы просто сидели там, любовались океаном и … разговаривали.

Ротчев рассмеялся.

— Вы все еще находите темы для разговоров? Неужели еще не обо всем переговорили. Вы знаете, Анна, я начинаю ревновать. Леночка проводит больше времени с вами, чем со мной.

Анна улыбнулась той своей замечательной улыбкой, которой она дарила окружающих очень редко.

Она посмотрела на Ротчевых.

— Знаете, Александр Гаврилович, о чем я сейчас подумала?

— Нет… о чем?

— Я смотрю, вот, на вас и думаю, какая вы счастливая пара! Идеальная пара — муж и жена, которые живут вместе так, как можно только мечтать. Леночка — красивая женщина, красавица, и вы — тоже очень красивый. Вы оба настоящие принц и принцесса из сказок, живущие здесь в своем волшебном замке.

— Анна! Это что за комплименты!?

Ротчев, с улыбкой взял ее руку и прикоснулся к ней губами.

Елена шутливо вскинула руки кверху.

— Анна, что я слышу. Теперь я ревную. Ты говоришь комплименты моему мужу.

— Но правда, ведь Леночка. Я восхищаюсь вами обоими и я думаю, что здесь в колонии Росс я, в первый раз в жизни, встречаю идеальную пару. Много я видела в России людей, связанных супружескими узами, но ничего общего у них не было. Я всегда надеялась, что у нас с Константином будет другая жизнь, другие интересы, но нам не суждено было иметь это! А мы могли бы жить так же хорошо, как и вы оба!

— Благодарю вас, Анна, за ваши слова и за ваше такое теплое мнение о нас.

Ротчев был очень тронут.

— Я могу только надеяться, что когда-нибудь и вы будете так же счастливы, как и мы. А теперь, что вы скажете, если мы вернемся домой, посидим, отдохнем, да и чайком нужно будет освежиться.

— Вы, оба, идите домой, а я пойду погулять по песчаному берегу, там внизу, — сказала Анна, — вы знаете, как я люблю сидеть там на скалах и слушать говор моего друга — океана!

— Ну, хорошо, но только не сидите там долго. Вы знаете наше правило здесь, никаких океанов после заката солнца.

— Да, конечно, я помню. Я буду там недолго и приду во время к чаепитию.

Анна неторопливо спустилась по деревянной лестнице на пляж и медленно пошла в дальний конец бухты, туда, где море лениво плескалось о группу острых скал. Ей очень нравилось сидеть там у подножия скал, и думать о разных вещах, думать свои думы, которыми всегда была полна ее голова. И всегда, в такие моменты, ей было грустно, потому что стоило ей уединиться, как все время, всегда ей приходили в голову мысли о прошлом, она всегда вспоминала своего возлюбленного Константина.

Анна шла медленно по влажному песку, смоченному соленой водой недавно отступившего моря, и на этом песке отчетливо запечатлелись следы ее маленьких ног.

Группа рабочих, возившихся на берегу со своими рыболовными снастями, заметила крошечные следы на песке. Один из них, молодой белокурый парень, настоящий гигант, посмотрел на отпечатки ног Анны и, глубокомысленно, с каким-то изумлением в голосе, сказал:

— Одно я, ребята, не понимаю. Как она может ходить на таких маленьких ногах и не падать. Смотрите, ведь, эти ноги, как у дитяти!

Молодой гигант, со смехом, опустился на колени и стал измерять отпечатки ступней Анны на песке своей громадной ладонью.

— Ребята, да вы можете поместить две ее ноги на мою ладонь, — еще больше удивился парень.

— Это правда, — серьезно посмотрел на него старик, промышленный, потом подмигнул остальным и добавил:

— Ты не сказал только того, что у тебя не рука, а лопата.

— Ха-ха-ха!!! — загрохотали рыбаки.

— Лопата и впрямь, — добавил один из людей.

Успокоившись, работники продолжали свою работу еще несколько минут. Потом один из них поднял голову и спросил:

— А куда она пошла?

— О, она гуляет здесь каждый день, — кто-то позади добавил. — Она ходит туда, к тем скалам иногда, и сидит там часа 3.

— Скучает, надо быть. Может, вспоминает Рассею.

— Мне, вот, непонятно, — опять вмешался белокурый гигант, который измерял следы Анны на песке, — почему такая молодая баба, приятная на лицо, округлая как полагается, и не замужем!

— А, это не твоего ума дело, деревня, — огрызнулся на него старик. — Может, у нее был свой мужик, да она потеряла его. Почему бы тебе не заслать к ней сватов, парень — а!

Молодой рыбак вспыхнул. Он сердито посмотрел на старика:

— Я сам знаю, что она не моего поля ягода. Она барыня, а мы кто — мужики. Мне не надо говорить об этом. Я и сам знаю, где она и где я! Мне просто интересно, вот и все!

— Может быть, она сидит там и думает о Рассее, мечтает о нашей матушке родине, — тихо добавил кто-то. — Эх, хотел бы я побывать в Рассее. Я, вишь, никогда не бывал там. Мы, паря, сибирские, ведь.

— А чего тебе надо в Рассее-то? — Старик охотник с презрением посмотрел на него. — Чего ты думаешь получить там. Не думай, что ты будешь жить там лучше, чем здесь. Шиш с маслом! Здесь мы, как у Христа за пазухой, никакого тебе начальства! Здесь тебе все — работа не трудная, получаем хорошие деньги, харчи хорошие, полная свобода, всего вдоволь: еды и питья, а самое главное — никакого начальства, кроме нашего правителя Александра Гаврилыча. И нечего Бога гневить, нам грех жаловаться на него. Хорош человек, Александр Гаврилыч. Дай Бог, чтобы он был с нами еще много лет. Ты парень, не знаешь, кака жисть в Рассее. Тяжело нашему брату, крестьянину. Я знаю, потому сам жил там. Стало тяжело жить, ох как трудно было. Терпежу не стало от начальства, донял меня барин, вот и порешил его и айда — в Сибирь, в вольницу сибирскую, на вольную жизнь. Нет, брат, не заманишь меня ничем в Рассею. Мой дом здесь, в Россе и здесь я и помру.

Старик помолчал, смачно сплюнул в сторону и добавил:

— Ушел я в Сибирь и говорю тебе — нет земли лучше Сибири. А еще лучше Америка. Жил я на Аляске, в Ново-Архангельске, под управой Баранова, Александра Андреича, слышал небось о нем. Суров был Баранов, драл с нас шкуру за малейшую провинность, но любили его. Наш был человек, простой, а голова ж! Вот это была голова, Царство ему Небесное! Ведь, это он, его мысль-то, открыть русский форт здесь. Великий был человек он. Попомнит его Рассея и еще памятники ему ставить будут.

Молодой охотник не сдавался.

— Может быть все это правда, что ты говоришь, а я, все равно, хочу посмотреть матушку-родину. Мать моя часто говорила о ней, отец тож. Крепостные они были, жизнь была тяжелая, а вот прожили в Сибири годы, много лет, а Рассеи не забывали, до смерти мечтали вернуться в свою Ярославскую деревню. Уж очень хочу я посмотреть матушку Москву, нашу белокаменную, сорок сороков церквей там, говорят. Домищи агроматные, посмотришь вверх на крыши, шапка с головы валится. Старая столица наша русская, соборы каменные, анхиреи там служат, дьякона громогласные, как ахнет в полный голос, свечи гаснут и лампады звенят. А бороды у них большие, окладистые, густые, красота смотреть! Вот это церква, братцы, настоящая церква. И все это правда, ребята, сам отец мне рассказывал, бывал он там смолоду, все видел. Хочу я посмотреть Царь-Колокол, в котором говорят тройка коней может вместиться, а потом, Царь-Пушка, ядра которой, братцы, с ту, вон, мельницу. К эк ахнет эта пушка, так говорят в стране китайской грохот пойдет!

— Ну, уж ты заврался что-то, паря, — с презрением посмотрел на него черноволосый, бородатый охотник, поднялся и пошел к лодке.

Парень не сдавался:

— Все равно, хочу посмотреть Москву.

Старик махнул на него рукой:

— Можешь взять себе твою Москву, да еще и Киев в придачу. Мы здесь в Форте Росс довольны. Здесь и жизнь свою доживем.

И он поплелся за черноволосым к лодке.

Промышленные скоро закончили свою работу, да и поздно было уже. С моря потянуло свежестью и прохладой, пошли по домам в свое селение, раскинувшееся у форта.

А на песке все еще виднелись крошечные следы ног Анны, ведущие в конец пляжа, к скалам.

Анна сидела задумчиво у своего излюбленного места и, как всегда, думала о своем счастливом прошлом, о хороших счастливых днях проведенных с Константином и, с грустью подумала о своей любви, прерванной пулей горца где-то на Кавказе.

Приятно было сидеть у мягко рокочущего океана и, как обычно Анна потеряла счет времени. Она сидела на камне и изредка шевелила мягкий сухой песок носком своей туфли. Она даже не замечала, что становилось поздно, и что солнце уже приближалось к горизонту.

Нужно сказать, что вид залива в этот поздний, предвечерний час был необычайно красив. Особенно красиво было, если подняться по обрывистому берегу наверх и смотреть оттуда на спокойное, безграничное море, золотящееся от поздних лучей заходящего солнца. Красив был вид Форта Росс с куполом его крошечной часовни, блестевшим золотом солнечных лучей, начинавших отливать багрово-красными отблесками вот-вот готового окунуться в глубины холодного океана солнца. Все было видно ясно в чистом воздухе, как на ладони: и форт с его постройками, и пристани, и ветряная мельница, несуразно шевелившая своими нескладными крыльями.

Анна сидела, как зачарованная, и смотрела вдаль, на уходящее солнце, совершенно не чувствительная ко всему окружающему ее, смотрела куда-то в незнакомое ничто.

Наконец, она пришла в себя и только тут заметила, как было поздно. Ей стало стыдно.

— Боже мой, меня же, ведь, ждут к чаю.

Она посмотрела на небо, заметила, что оно стало покрываться облаками, подул легкий ветер.

— Будет гроза ночью, — подумала она.

Грозные тучи стали собираться на горизонте. Становилось поздно, много позднее, чем она думала. Длинные темные тени тонкими пальцами протянулись по песку пляжа, тени от острых скал позади ее. Тени стали слишком длинными — настолько стало поздно. Солнце было совсем на горизонте, готовое нырнуть в океан.

Анна потянулась, расправила немного застывшие члены тела, сладко зевнула. Она стала приподыматься, собираясь идти обратно в форт, как вдруг услышала тонкий шелестящий шорох позади камня, у которого она сидела. Это был тихий, хрустящий шорох, как-будто кто-то осторожно пытался подойти к ней незаметно.

— Что за глупости, — рассердилась она, — мне начинает всякое мерещиться.

В этот момент треснула щепка или ветка, на которую, видно, кто-то наступил.

В момент Анна вскочила, испуганно бросила взгляд за камень и там вдруг увидела… Николая! Тот же, следящий за нею Николай, с тем же упорным, немигающим взглядом человека, не в своем уме. Это был взгляд, в котором видно было нескрываемое обожание, взгляд, который она так ненавидела.

— Николай! — сердито крикнула Анна, — что ты здесь делаешь опять? Чего ты хочешь?

Николай, не сводя с нее глаз, медленно, тяжелыми шагами автомата, шагами в которых чувствовался свинцовый вес, стал приближаться к ней. Он в упор смотрел на Анну и в этом взгляде виднелось обожание, восторг при виде Анны и, в то же время, страх трусливого животного.

— Я тебя спрашиваю, почему ты все время следуешь за мной? — крикнула опять сердито, хотя и немного испуганная, Анна.

— Я вижу мне придется пожаловаться на твое поведение Александру Гавриловичу.

Николай испуганно остановился. Имя Ротчева подействовало на него, как холодный душ. Он открыл рот, точно хотел что-то сказать и не мог.

— Я … я … Анна Владимировна … я хочу сказать … вы прекрасны!.. — наконец пролепетал он.

Слова застряли в его горле и, в полном отчаянии, он вдруг бросился на колени, подполз к ногам Анны и, схватив ее юбку, прильнул губами к подолу ее платья.

Анна отпрянула от него.

— Ты с ума сошел, Николай. Ты просто сумасшедший, — отступая от Николая опять закричала на него Анна, полусердито и полуиспугано.

Она повернулась и, стараясь избежать его рук, все еще старавшихся ухватиться за ее подол, добавила:

— Ты совсем свихнулся, Николай. Встань, не валяй дурака!

Николай, однако, рванулся к ней, схватил ее ногу и жадным поцелуем прильнул к ноге.

— Отпусти мою ногу, — опять закричала на него Анна, с отчаянием пытаясь освободиться от его цепких рук. — Пусти, идиот!

Она с силой рванула ногу и высвободила ее из рук Николая. Переступив через распростершегося на песке Николая, Анна торопливо пошла прочь, даже не оглядываясь, точно боясь, что он вдруг опять ухватится за ее платье или ногу.

Отойдя на некоторое расстояние, она повернулась и увидела, что Николай лежал на том же месте, уткнувшись горячим лицом в холодный мокрый песок, точно стараясь скрыть свой стыд и отчаяние.

Анна остановилась и крикнула:

— Надеюсь таких вещей больше не повторится! В последний раз повторяю, Николай, еще одна такая глупая выходка и я пожалуюсь Александру Гавриловичу. А ты знаешь, что он шутить не любит и шутки с ним коротки. Ты лучше всех знаешь, чего ожидать от него за подобное поведение. А кроме того, он немедленно же вышлет тебя на Аляску. Я не думаю, что тебе это понравится.

Николай застонал и заскрежетал зубами, как будто, кто-то ударил его плетью по плечам… Он медленно приподнялся, сел и закрыл лицо ладонями рук.

Анна повернулась и быстро пошла в форт.

— В чем дело, Анна? — озабоченно спросила ее Елена, встретившая ее у входа. — Ты бледна, как полотно и дрожишь. Что случилось? Почему так поздно?

— Ничего, ничего, — торопливо ответила Анна. — Становится холодно, видно приближается гроза, — и она быстро прошла в свою комнату. — Я вернусь через минутку, — крикнула она на ходу, — мне нужно освежить лицо.

Елена ничего не сказала, но ее губы сжались. Она что-то подозревала.

Анна скоро вышла из комнаты, все еще бледная, но внешне спокойная. Она села на скамью у пианино, рядом с Еленой и, лениво, провела пальцами по клавишам пианино. Ротчев сидел в кресле у камина. Он вопросительно посмотрел на Анну.

— Вы опоздали, Анна, — заметил он, — мы уже стали беспокоиться, напились чаю без вас. Наши оба профессора боялись не случилось ли что с вами, им хотелось поболтать, поговорить с вами. Они так и не дождались вас, ушли домой. Мы уже думали идти, искать вас.

— Прошу извинить меня, Александр Гаврилович. Я, как обыкновенно, замечталась на камнях, у берега, и совершенно потеряла счет времени, не заметила, что стало поздно.

— Ну, ничего плохого в этом нет, — примирительно заметила Елена. — Я думаю Анна с нетерпением теперь ждет чашки чая, не правда ли Аннушка, да и мы с Сашей не прочь повторить.

Елена повернулась к двери:

— Дуняша, можешь подавать чай!

Она обняла Анну и взяла ее руки в свои.

— Анна, — вскрикнула она, — твои руки, как лед! Уж не простудилась ли ты. Саша, дай-ка ей чего-нибудь покрепче, ее надо согреть.

Ротчев встал.

— Для таких случаев у нас есть чудеснейшая вещь, самый настоящий ром!

Он подошел к шкафчику и достал бутылку с ромом и стаканчик.

— Нет, нет, не в стакане, Александр Гаврилович. Что вы, в самом деле. Подумайте о моей репутации. Нет, налейте ложку мне в чай. Это будет самым лучшим лекарством.

Поздно вечером, когда они расходились по своим комнатам, приготавливаясь ко сну, Елена пришла в комнату Анны и прикрыла за собой дверь.

Анна вопросительно посмотрела на нее.

— Ну, хорошо, Анна, довольно играть в жмурки. Говори, что случилось?

— Я тебя не понимаю, Леночка! — запротестовала Анна.

— Не играй в прятки. Мы же с тобой, как сестры, почти близнецы. Мне не нужно говорить, что с тобой что-то случилось. Что это было?

Под энергичным допросом Елены, Анна наконец сдалась и рассказала ей все, что случилось на берегу.

Елена была в ярости.

— Я пойду и сейчас-же скажу обо всем Саше. Это, в конце концов, невозможно. Николая нужно проучить и услать отсюда прочь.

— Не надо, не делай этого, Лена, — Анна опять запротестовала. — Я не хочу этого, а кроме того я предупредила Николая, что если это случится опять, тогда я все расскажу Александру Гавриловичу. Я думаю, что он теперь сильно напуган и успокоится.

— Подумать только, такая мразь, — все еще не могла успокоиться Елена. — Мерзавец, грязная собака. Видишь, Анна, что с тобою случилось. Мы тебя предупреждали не раз, не уходить от форта далеко, не уединяться. Теперь видишь, до чего это довело тебя.

— Я ничего не могу поделать, Леночка, но я просто влюблена в эти скалы там. Зачем же лишать себя удовольствия из за какого-то полусумасшедшего? Ведь так приятно сидеть там на скалах и упиваться музыкой океана.

Елена махнула на нее рукой.

— Что с тобой поделаешь! Да, впрочем, кто тебе это говорит? Мне самой постоянно попадает от Саши, что я, одна или с тобой, ездим и ходим, куда нам не следует.

Обе женщины весело рассмеялись, поцеловали друг друга.

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, дорогая!

Через несколько минут в доме умолкли голоса, наступила тишина.