Сага Форта Росс

ГЛАВА 7 ПРИЕЗД ИСПАНСКИХ ГОСТЕЙ

День Св. Елены, третьего июня, день Ангела Елены Павловны, красавицы-жены правителя Форта Росс Ротчев а, выдался изумительно солнечным и теплым. Только небольшой ветерок с океана тихо шевелил листья деревьев и верхушки травы.

На большой площади перед домом коменданта, в этот день, была большая трансформация. Вместо одного-двух служащих или часового, которых можно было видеть на площади в обычный день, на этот раз на площади были десятки людей. Площадь, залитая веселыми лучами солнца была калейдоскопом красок.

Там стояли, ходили, смеялись и разговаривали группы гостей, съехавшихся сюда из разных пунктов Калифорнии, большей частью из испанских миссий на юг от залива Св. Франциска. Большинство гостей были молодые испанские гидальго, синьоры и синьориты, один другого старавшиеся перещеголять богатством и красками своих костюмов и туалетов. Молодые люди, как видно, гордились также размером и звоном своих громадных шпор. Между гостями суетилась их прислуга, приехавшая вместе с ними, главным образом горничные индианки.

Гости приехали рано, раньше чем их ожидали. Их встречал Ротчев, знакомясь с теми, кого он знал только понаслышке и сердечно здороваясь с другими, кого он лично знал и встречал прежде. Елена и Анна еще не выходили, так как им нужно было закончить свои туалеты. Среди гостей только и слышны были разговоры о молодой, живой и красивой супруге коменданта. Многие хотели ее видеть, наслышавшись так много о ее красоте и обаянии. Она была в центре внимания. Гости с нетерпением ожидали ее выхода, особенно те, кто никогда ее не видел, а таких было большинство.

Молодые гидальго, которые уже имели удовольствие видеть Елену прежде не скрывали перед другими своего восхищения красотой этого прекрасного «Цветка Севера», как они ее называли. Веселые, темпераментные, жгучие южане — испанцы, в большинстве приехавшие из своих имений в окрестностях Пуэбло де Иерба Буэнья, по берегам залива Св. Франциско, восторженно рассказывали своим друзьям о своих встречах с прекрасной блондинкой, северной красавицей.

До приезда Ротчевых в Форт Росс, испанцы, жившие в Калифорнии, с большой подозрительностью относились к деятельности русских, поселившихся по мнению испанцев на землях испанских владений Калифорнии. Правда, к моменту появления русских в селении Росс, никаких испанцев не было на север от залива Св. Франциска, на берегах которого в будущем вырос город-гигант Сан Франциско.

Действия русских и их желание поселиться прочно в Калифорнии, особенно в окрестностях Росса, сильно тревожило испанскую администрацию, и почти все время существования Форта Росс, до назначения туда Ротчева, отношения между русскими и испанцами были очень натянутыми. С приездом Ротчевых и особенно Елены, испанцы быстро потеряли свои враждебные чувства и недоброжелательность и, может-быть, под влиянием природного обаяния коменданта и его жены Елены, испанцы, как мужчины, так и женщины, были теперь без ума от своих новых знакомых. Может быть также большое значение сыграл тот факт, что Елена принадлежала к титулованной знати, была по рождению княжна Гагарина, что очень импонировало чопорным испанцам.

Испанцы быстро потеряли всю свою осторожность и неприязнь к русским и стали считать для себя честью быть приглашенными к Ротчевым. По всем испанским миссиям после этого только и было разговоров, что о гостеприимстве и хороших манерах Ротчевых и о красоте Елены и ее подруги Анны. Не менее поражали испанцев и лингвистические способности Ротчевых, говоривших свободно и по-немецки, по-французски, по-английски и даже по-испански. Нужно сказать, что слава о красавице Елене расходилась по Калифорнии вместе с подобной же славой об Анне. Разница была в темпераменте, а также и в положении. Елена, все же, была супругой правителя русской колонии Росс, человека имевшего почти абсолютную власть над судьбами людей находившихся под его командой.

Не только молодые испанские гидальго, но и синьоры и синьориты также восхищались красотой Елены. Кроме того, их поражало богатство ее парижских туалетов, о которых они сами даже не мечтали. Интересно было то, что они даже не завидовали и не ревновали к Елене. Если они и говорили о туалетах молодой жены коменданта Ротчева, так это о вещах, которые были присущи ей. Они прекрасно знали о высоте социального положения Елены в Европе. Она для них была выше всех и на нее можно было только смотреть и восхищаться ею.

Нет необходимости говорить, что простые промышленные Форта Росс, охотники и землепашцы, русские, креолы и алеуты, они просто были «подданными» принцессы Елены.

Елена и сама, еще в России, привыкла к поклонению и, конечно, к тому, что всякое ее желание моментально исполнялось. В те времена крепостного права, дом был полон дворовых, лакеев и горничных, исполнявших ее приказания.

И здесь, в Россе, больше всего чувствовали власть Елены ее горничные, Дуня, привезенная ею из России и Маша, приставленная к ней здесь ее мужем, выбранная из среды местных креолок. Иногда Дуне и Маше крепко попадало от их барыни, в особенности, если что-нибудь не ладилось, но всегда в таких случаях она быстро отходила и чтобы как-то загладить свою строгость, дарила горничным что-нибудь из своего парижского гардероба.

В день своих именин, Елена встала рано, раньше обычного, часов около девяти. Она была страшно возбуждена. Ведь, сегодня будет праздноваться день ее Ангела, а главное, она увидит много новых людей, толпу испанцев.

Она быстро умылась, накинула что-то на плечи и побежала в спальню к Анне.

— Вставай, засоня, уже поздно. Проспишь мои именины, — затормошила она сонную Анну.

После быстрого завтрака, обе женщины начали свой трудный туалет. Нужно, ведь, было показаться новым людям, познакомиться, да и лицом в грязь не ударить, поддержать установившуюся репутацию, лицом в грязь не ударить, показать себя, чтобы Саша был горд своими дамами-красавицами. Он сам рано ушел в свой обычный обход, но обещал быть дома ко времени приезда гостей, некоторые из которых обещали приехать рано, сразу после завтрака.

Елена с Анной рассчитывали, что им возьмет час-два, чтобы одеться надлежащим образом с помощью Дуняши и Маши Однако, не прошло и часа, как гости стали подъезжать целыми конными кавалькадами. Путь был нелегкий и многие из гостей должны были останавливаться переночевать в ранчо фермеров, начавших последнее время селиться между заливом Св. Франциска и рекой Славянкой, впадавшей в залив Бодего. Несколько семей остановились переночевать на ранчо соседа Ротчевых, американца Макинтоша, который имел довольно большое ранчо недалеко от Бодеги.

Гостей встречал Ротчев, старавшийся развлекать их до выхода своих дам из дома. Он уже начинал волноваться, что Елена с Анной так долго одеваются. Дуня с Машей совершенно измотались, бегом бегая из комнаты в комнату и стараясь предугадать желания своих барынь. Наконец корсеты затянуты, платья надеты и расправлены. Дуня поспешно надела парижские туфельки на ноги Елены: Анна была готова уже несколько минут и ожидала Елену. В последний раз они посмотрели в зеркала, осмотрели друг друга, еще раз, махнули пушками с пудрой по лицу, и направились к выходу.

Выход Елены с Анной, шедшей за ней, был действительно торжественным и импозантным. Толпа, стоявшая на площади перед домом коменданта, просто ахнула от восхищения, когда белокурая Елена, с волосами золотившимися от яркого полуденного солнца, появилась в дверях дома и медленно сошла по ступеням вниз, окруженная волнами своего роскошного платья. Вслед за ней спустилась Анна также восторженно встреченная гостями.

И действительно было на что посмотреть. Елена появилась на террасе своего дома, в своем кружевном платье ярких летних цветов. Можно было мысленно представить, видя ее, что это был торжественный выход королевы или герцогини в средние века, выходившей из своего замка, под восторженные восклицания восхищенной публики. Как-то забывалась окружающая, довольно простая и скромная обстановка, грубые потемневшие бревенчатые стены домов или высокой крепостной стены. Все это отходило на задний план, все забывалось и все, что видели люди, это было необыкновенное видение северной красоты. Может быть, наоборот, эти темные, почерневшие от ветров, непогоды и времени, стены, эти башни-блокгаузы по углам, эта маленькая очаровательная часовня, все это придавало соответствующий фон, напоминавший средневековье, создавало феерию двора старого замка, на фоне которого красота Елены еще более выделялась.

Гости торопливо окружили Елену, когда она сошла со ступеней террасы. Молодые кабалеро в своих ярких красочных костюмах окружили Елену и, грохоча своими громадными звенящими шпорами, торопились приложиться губами к руке принцессы.

— Принцесса, вы очаровательны! — восклицали они, — вы также прекрасны, как лучшие северные цветы вашей страны.

Не только молодые люди, но и дамы, синьоры и синьориты, окружили Елену и также радостно, с восторгом, приветствовали ее и восхищались ее красотой и туалетом. Они, по очереди, церемонно представлялись ей и приседали перед ней в глубоком реверансе, точно были на торжественном приеме в королевском дворце или, по крайней мере, на приеме у его превосходительства, губернатора Калифорнии.

Разговор вокруг только и был о красоте супруги коменданта о ее чудном туалете и необыкновенном аромате ее парижских духов.

Веселая, раскрасневшаяся от оживления, Елена переходила от группы к группе и представляла своим гостям подругу Анну, также ставшую предметом восхищения экспансивных испанцев.

— Я просто глазам своим не верю, — в изумлении смотря по сторонам, с жаром сказал Мануэль Макинтош, стоявший со своим хозяином Ротчевым на ступенях маленькой бревенчатой часовни, в юго-восточном углу форта. Макинтош, высокий, худощавый, жилистый американец, «сосед» русских поселенцев, был чисто и парадно одет по моде времени, чисто выбрит, но с длинными волосами довольно низко спустившимися позади на его шею.

— Какие яркие краски излучает эта веселая толпа. Все это вместе с яркими лучами солнечного света соединено с красотой июньского калифорнийского неба… и в центре всего — очарование и красота вашей жены, Мистер Ротчев. Уж не вижу-ли я это все во сне? Разве мы не в диких пространствах дальнего запада, не живем ли мы в изолированных, маленьких селениях и фортах, окруженных угрюмыми, бревенчатыми стенами, которые все время, день и ночь, напоминают нам о постоянной возможности изменнического нападения враждебных индейцев! Здесь-ли мы или наоборот присутствуем на торжественном приеме величественного двора королей, на торжестве или празднестве в честь принцессы где-нибудь в Мадриде или Париже?

Ротчев, в изумлении, посмотрел на своего, обычно молчаливого, приятеля-соседа.

— Мистер Макинтош, — воскликнул он, — что за сравнение! Он засмеялся. — Мне кажется, что ваши частые встречи с многоречивыми испанцами сильно повлияли на вас. Вы тоже стали выражаться довольно высоким штилем. Посмотрите только вокруг себя, посмотрите внимательно, взгляните на эти грубые, бревенчатые, мало-отесанные здания, на эту простоту, если не сказать бедноту окружающей нас обстановки, отсутствие всего, с чем у нас связано слово «цивилизация». Где только вы могли найти эти высокопарные сравнения?

Ротчев опять улыбнулся, положив руку на плечо «бостонца», как в то время называли всех, вновь прибывающих с восточного берега Америки.

Макинтош был один из тех, первых людей энергичного и бесстрашного типа, которые были первыми ласточками, первыми пионерами той огромной массы американцев, которые медленно и неуклонно двигались на запад Америки и которые в скором будущем начали заселение равнины Калифорнии.

Макинтош покачал головой, когда Ротчев, со смехом, пытался разубедить мечтательного «бостонца».

— Я не шучу, мистер Ротчев. Зрелище перед нашими глазами действительно изумительное. Никакие веселые фиесты в испанских селениях со всеми их красочными парафеналиями не смогут сравниться с красочностью того, что мы видим здесь, теперь, перед нашими глазами. Какая поразительная картина красоты! Ваш маленький форт, ваше селение, полное жизни, ваши поля — тоже картина жизни и изобилия, эти холмы за фортом и этот спокойный, тихий, синий океан! Не очень-то часто мы с вами можем похвалиться такой чудной погодой!

— Ну, мистер Макинтош, вы меня просто поражаете. Я вас не узнаю. Вы не только фермер, владелец ранчо и деловой человек; вы тоже и поэт!

Ротчев повернулся, и слегка наклонил голову в сторону громадного промышленного, русского, стоявшего недалеко от них.

— Хорошо, Филипп, можешь звонить в колокола, — сказал он и, повернувшись к своему американскому другу, он заметил, — мы хотим начать наше скромное торжество в этот день коротким богослужением в нашей часовне. У нас, как вы знаете, здесь нет священника, и, поэтому молитвы будет читать один из наших людей. Помолимся и попросим у Создателя защиты и покровительства для моей Елены в день ее Ангела. Надеюсь, что вы и другие гости пойдете с нами в часовню.

Филипп умело взял концы веревок, опускавшихся на землю от языков колоколов на маленькой колокольне над часовней, энергично дернул и над площадью форта вдруг раздался резкий, высокий звук колокола. За ним другой и третий… Звон колоколов разносился далеко над равниной между горами и океаном. При звуке колокола все стоявшие во дворе сделали крестное знамение. Рабочие и охотники в поселке, услышав звук колокола, тоже скинув шапки, истово закрестились. Гости-испанцы, с удивлением посмотрели вокруг, но потом, скинув шляпы, тоже, по католически, закрестились. Задорный перезвон колоколов понесся над полями, рощами и, казалось, зашевелил листья деревьев на склонах гор, мелодично поплыл над кладбищем форта, где лежали, навеки успокоившись, основатели форта, когда-то много лет тому назад пришедшие туда с Кусковым.

— Не замечательно-ли это, мистер Макинтош, что вот эти колокола, звон которых вы теперь слышите, были отлиты в Петербурге и вот, ведь, добрались сюда до самых отдаленных владений России, — Ротчев задумчиво посмотрел на маленькую колоколенку, где задорно вызванивали колокола, призывая молящихся в церковку.

Он взглянул в сторону комендантского дома:

— О, я вижу моя жена и Анна идут сюда с гостями.

Он поспешил навстречу Елене и предложил ей руку.

— Ну что, дорогая, в праздничном настроении сегодня? Выглядишь ты чудесно. Надеюсь довольна началом дня своего Ангела. Твои первые именины в Калифорнии! — Ротчев прижал к себе ее руку. — Я также надеюсь, что ты не сильно грустишь, что сегодня, около тебя нет твоих родных и близких друзей, к обществу которых ты привыкла в России. Ты меня не осуждаешь, что я притащил тебя в такую глушь?

Елена, со счастливой улыбкой, прижалась к нему.

— Не будь глупеньким, Саша. Ты же знаешь, что я здесь счастлива, а главное потому, что я с тобой, что мы здесь вместе.

Ротчев оглянулся на Анну и других.

— Не отставайте, Анна. Пойдем внутрь!

Елена с мужем, она опираясь на его руку, медленно поднялись по тяжелым деревянным ступеням в церковку. За ними туда вошла Анна и втиснулись внутрь те из гостей, кто мог войти. Часовня была маленькая и, обычно, не вмещала всего населения поселка, особенно в праздничные дни.

— Как тихо здесь и так молитвенно спокойно, — прошептала Елена, — воистину дом молитвы!

Она прошла вперед с Ротчевым.

— Мне просто не верится, что вначале я даже боялась жить здесь… боялась диких индейцев! Мне говорили, что индейцы могут напасть на форт и всех нас перебить здесь… запугивали наверно, не хотели чтобы я ехала сюда. Как глупо! Все те индейцы, которых я видела здесь, прекрасные люди и я преисполнена самого большого уважения к ним. Они совсем не опасны, не правда-ли, Саша?

Ротчев пожал ей руку.

— Пока что мне на них жаловаться не приходилось, отношения у нас с соседними индейцами прекрасные, лучшего и желать не надо. Но, надо всегда помнить завет Кускова — держи ухо остро и будь на чеку — и тогда все будет в порядке.

Церковь содержалась в идеальной чистоте. Пол был выметен и выскоблен до-бела, деревянные стены тоже вымыты. В открытые окна лились струи дневного света. В церкви алтаря не было, так что, это скорее, была часовня или даже молельня. На задней стене висело несколько старинных икон, очень древнего письма. Среди этих икон особенно выделялись две, которые невольно привлекали к себе внимание. Одна была большая икона Спасителя посредине стены и другая, совсем старая, почерневшая, была икона Св. Николая Чудотворца.

Пройдя вперед и остановившись у икон, Ротчев с женой несколько раз, молча, перекрестились. За ними закрестились и другие жители форта, а также и испанцы-католики.

Старик Афанасий вышел вперед перед молящимися, раскрыл один из молитвенников, лежавших на столике и, поклонившись Ротчевым, стал медленно, нараспев, читать молитвы. Молитвы читались все подряд, все, которые были в молитвеннике.

Прочтя молитву он останавливался, несколько раз молча и истово крестился, потом переворачивал страницу и читал дальше. Это чтение молитв было формой церковного богослужения в селении Росс, это было все, что они знали и были особенно благодарны Афанасию за его умелое, почти профессиональное, «церковное» чтение молитв.

Макинтош стоял в углу часовни и, с интересом, если не с изумлением, наблюдал за этой простой церковной службой своих русских соседей. До этого он никогда не присутствовал в русской церкви, да кажется и вообще-то никогда не бывал ни в какой церкви. Его поразило это молитвенное настроение всех русских молящихся, видно было искренне молившихся о здравии своей «принцессы».

И, действительно, зрелище было захватывающим. Молчаливая толпа стояла без звука и молитвенно прислушивалась к словам священных молитв, читавшихся Афанасием. Лучи солнца пробивались в три небольших окна и освещали тех, кто стоял у окон. Другие же, казалось, стояли в полутьме. Окна церкви выходили на площадь форта. В других стенах окон не было из-за опасности нападения индейцев. Особенно опасались индейских атак жители форта в первые годы существования Росса, когда правил фортом первый правитель Кусков, имя которого теперь стало легендой.

Меньше всего думали первые поселенцы, строители форта, о красоте или удобствах своих построек. Как форт, так и его часовня, которая была частью фортификаций форта, строились крепко и добротно с таким расчетом, чтобы стены форта и его часовня могли бы выдержать осаду и атаки индейцев. Все было построено 29 лет тому назад, как видно с расчетом не только жить, но и оставаться в Калифорнии надолго.

Кусков, построивший Форт Росс, знал, что он делал, когда выбирал бревна покрепче, да потолще для стен и построек форта. Он ничего не оставлял случаю, все старался предусмотреть и предвидеть. Слишком хорошо помнил он Ситкинскую трагедию; ужасное, кровавое избиение русских охотников и алеутов, живших в маленьком остроге, называвшемся Михайловский форт (или Форт Св. Михаила), на острове, где теперь стоит город Ситка. Это было лет за десять до постройки Кусковым Форта Росс в Калифорнии, но память об этой трагедии не оставляла его долгие годы. В окрестностях Михайловского форта жили индейцы, принадлежавшие к группе враждебного племени колошей. Форт был маленький, только что основанный, и в то время был самым дальним пунктом проникновения русских в Америке.

Индейцы-колоши, через своих женщин, хорошо изучили обычаи и привычки русских промышленных, а главное, узнали, что охрана форта ведется довольно халатно, несмотря на строгие инструкции правителя Баранова, пославшего их на Ситку. Соседние индейцы казались довольно дружелюбными, отношения с ними были прекрасными. Одного не знали защитники форта, это того, что индейцы ловко и умело скрывали свою ненависть к белолицым. Однажды, когда большинство охотников было в море или в лесах на охоте, индейцы напали на форт, сожгли его дотла, истребили защитников, замучили на смерть пленных и не оставили на месте форта ничего — только золу от догоревших укреплений. Только единицы защитников форта спаслись во время этой ужасной кровавой бойни.

Правитель Баранов позже вернулся на пепелище с подкреплениями, разбил индейцев и захватил их укрепление на холме, где он основал свое главное управление американскими владениями и возвел новый форт, впоследствии ставший городом Ново-Архангельском, недалеко от разрушенного Михайловского форта.

Воспоминания об этом ужасном событии были постоянным напоминанием Кускову о необходимости быть всегда, день и ночь наготове, даже в далекой Калифорнии, где отношения с соседними индейцами были самыми наилучшими. Правда, индейцы в Калифорнии, казалось, принадлежали к другим, более миролюбивым племенам, чем воинственные колоши на севере.

Тем не менее Кусков установил в своем новом селении Росс суровую, военную дисциплину. Форт охранялся день и ночь, регулярно сменявшимися часовыми. Всегда заряженные пушки сурово глядели во все четыре стороны от стен форта, а кроме того, на угловых башнях-блокгаузах все время осматривали местность вокруг внимательные часовые, вооруженные новыми ружьями. Вначале, при Кускове, форт имел только десять пушек, но потом, постепенно, количество пушек увеличилось и к тому времени, когда Ротчев был назначен правителем форта, там уже было сорок пушек.

После короткой церковной службы в часовне, Ротчевы вышли на двор и, окруженные гостями, направились к комендантскому дому. Экспансивные испанцы окружили Елену, поздравляя ее с торжественным днем в ее жизни. Там и здесь только и слышны были обрывки фраз, выражающих восхищение ее необычной северной красотой.

— Господа, мы не можем больше держать вас голодными, — со смехом, громко провозгласил Ротчев, — пожалуйста, к столу. Мы знаем, что вы все голодны, в особенности после такого длинного и утомительного путешествия.

— Пожалуйста, садитесь за стол, — приглашала Елена.

С шумом, смехом и веселыми возгласами, гости стали рассаживаться вокруг большого длинного стола, установленного против входа в комендантский дом, прямо на лужайке.

Стол был прекрасно декорирован не только дикими цветами, собранными на полях и склонах гор, цветов было изобилие, но и букетами садовых цветов, выращенных в оранжерее форта, построенной только два года тому назад.