Лейтенант Пина, сидевший за столом рядом с Ротчевым, услышал обрывки разговора между Еленой и Инессой. Он, в недоумении, посмотрел на хозяина.
— Извините меня, комендант Ротчев, но мне кажется, что я, случайно, услышал слова синьоры Ротчевой о том, что вы собираетесь на днях выехать в экспедицию в индейские земли за пределами Форта Росс. Мне было бы интересно знать, какая цель этой экспедиции? Мне кажется, если я не ошибаюсь, синьора Ротчева сказала, что это научная экспедиция. Есть ли у вас какие-либо другие цели? Я не хотел бы вмешиваться в ваши дела и ваши предприятия, но вы сами знаете, как подозрителен часто бывает генерал Валлейо и что его подозрения нередко разделяет даже Его Превосходительство губернатор Ариллага.
Ротчев, с неудовольствием, посмотрел на Пину. Однако, с самой непринужденной улыбкой, он поспешил заверить лейтенанта, что никаких задних мыслей у него не было:
— Мой дорогой лейтенант, пожалуйста передайте генералу Валлейо выражения моего глубочайшего уважения к нему и заверьте его, что никакой опасности мексиканским владениям в Калифорнии от нашей экспедиции не будет. По просьбе Императорского Петербургского Музея наши оба ученых г. Вознесенский и г. Черных, которых вы уже встречали не раз, хотят собрать как можно больше сведений о природе этой страны, а особенно о ее ботанике и зоологии. Все, что они намереваются сделать, это идти по стопам и продолжать работу других русских ученых, доктора Лангсдорфа, побывавшего здесь с Резановым тридцать пять лет тому назад, и доктора Шамиссо, посетившего Калифорнию несколько позднее. Оба этих ученых, насколько вам ведомо, имели разрешение и полную протекцию от испанского правительства. Я не думаю, что ваши власти будут противиться еще одной научной экспедиции на этот раз. Может-быть вас смущает мое участие в экспедиции и военный эскорт, но не нужно, ведь, забывать, что образцы фауны и флоры будут собираться нашей экспедицией в районах, удаленных от жилья белых, на землях диких индейцев, там где нет законов белых, где власть мексиканских властей распространяется только номинально, где, в сущности, власть находится в руках местных вождей индейских племен. Поэтому, вы должны понять, и это вполне естественно, что наша экспедиция отправляется под вооруженной охраной.
Ротчев приостановился и искоса посмотрел на лейтенанта Пину, точно хотел знать убедил ли он подозрительного лейтенанта. Лейтенант Пина сидел нахмуренный и видно было, что рой подозрительных мыслей ворошился в его голове. Ротчев, чтобы рассеять его подозрения, решил идти, что называется «ва-банк»:
— Я думаю, вам нужно будет своевременно сообщить генералу Валлейо, что ему трудно ожидать каких-либо неприязненных действий с нашей стороны, потому что наша компания, пока еще секретно, но уже делала запрос губернатору Ариллага относительно возможности продажи мексиканским властям Форта Росс со всеми зданиями, скотом, верфями и так далее. Вам вероятно будет интересно знать, что Российско-Американская компания серьезно подумывает уже два года о ликвидации Форта Росс, потому, что форт выполнил свою роль, для каковой он был построен. Теперь форт существует в убыток.
— Нас теперь интересует только один вопрос — это найти подходящего покупателя, который сможет заплатить нам цену, которую мы хотим. Если мексиканское правительство или генерал Валлейо не согласятся купить наше имущество, тогда мы продадим его любому частному лицу, которое сможет заплатить нам цену, интересующую нас. Так что, как видите лейтенант, мы не собираемся завоевывать Калифорнию. Передайте генералу, что по поводу нашей экспедиции, ему не нужно опасаться ничего и наша маленькая горсточка людей опасности ему не представляет.
Лицо лейтенанта просветлело.
— Я вам весьма благодарен, синьор Ротчев, за ваше откровенное объяснение и я, не теряя времени, сделаю об этом доклад моему начальнику. Если это не секрет, можете ли вы сказать, как далеко вы хотите направиться в экспедицию, в каком направлении?
— В этом никакого секрета нет, лейтенант. Мы решили добраться до подножья той величественной горы, которую индейцы называют Майякмас. Насколько нам известно, это потухший вулкан. Кроме того нам передавали, что окрестности этой горы настоящее царство насекомых и всяких других представителей природы. Этот район — настоящий рай для ботаников и энтомологов. Там, как будто, еще никто из белых не бывал, кроме вот, кажется, мистера Макинтоша, который бродил там в одиночку и, как видно, выжил! Он сам, с большим интересом и воодушевлением готовится к этой поездке, не правда ли мистер Макинтош?
Американец медленно вынул самодельную трубку изо рта и также медленно ответил:
— Да … это правда! Я никогда в жизни нигде не видел столько бабочек и разных насекомых, как там… миллионы! Кроме того я видел там же много растений и цветов, которых я никогда не видел в Соединенных Штатах.
Лейтенант Пина увидел, что его тревога была беспочвенной. По крайней мере, если у него еще и были подозрения он постарался скрыть их под маской безразличия:
— Ну, хорошо, комендант… Я надеюсь ваша экспедиция будет успешной и даст науке много нового. Желаю вам успеха!
На этом Пина закончил разговор об экспедиции, хотя наблюдательный Ротчев незаметно следивший за выражениями лица лейтенанта, мог заметить, что Пина не совсем удовлетворился объяснениями Ротчева и был чем-то озабочен. Видно было, что его что-то беспокоит и, вероятно, он подозревал, что несмотря на все заверения Ротчева и его логические объяснения, в этой экспедиции было что-то секретное позади всех объяснений Ротчева, была возможная опасность для мексиканской власти в этом районе. Очевидно, намерение русских поехать в пустынные районы Калифорнии, куда еще не ступала нога белого человека имело какие-то другие причины, которые Ротчев пытался скрыть под личиной научной экспедиции. К сожалению, силы русских были большие, большие чем силы мексиканцев в распоряжении генерала Валлейо. Оставалось только протестовать или, с кислой миной, согласиться.
Ротчев поднялся из за стола:
— Извините меня, синьоры, но мне нужно поговорить с женой Я, кажется, совсем забросил ее сегодня и особенно в такой день!
Ротчев направился к жене.
— Извини, дорогая, нам сегодня даже не удалось побывать вместе. Я был занят разговорами на своем конце стола, а ты, я вижу, тоже была занята здесь. Надеюсь, что ты хорошо проводишь время в кругу наших очаровательных испанских дам, солнышко.
Елена встала и прошла под руку с мужем вдоль стола.
— Я давно уже не чувствовала себя такой веселой. Вероятно, гости, толпа, как-то подбадривает нас, возбуждает. Сегодняшний день надолго останется у меня в памяти, может-быть еще и потому, что я давно не видела у себя так много людей, с самого Петербурга. Я не хочу сказать, что я люблю толпу, толчею. Я могу жить без людей, мне никого не нужно, только ты был бы со мной всегда. Иногда же, очевидно, такие приемы и рауты нужны… Я так счастлива с тобой здесь, вместе… — прошептала Елена.
Он прижал ее руку к себе.
— Ты, моя маленькая чародейка!
Они медленно прошли в конец стола. Ротчев посмотрел на небо.
— Становится темнее, Леночка. Солнце начинает заходить и станет прохладно. Через несколько минут будет наш чудный, тихоокеанский закат, а потом — этот волшебный калифорнийский вечер с его мириадами звезд на чистом безоблачном небе. Посмотри, как красив океан на горизонте с солнцем почти касающимся этого горизонта.
Через открытые ворота форта можно было видеть океан, порозовевший от лучей заходящего солнца. Пламенный диск светила уже почти касался поверхности спокойного океана. Это было необыкновенное зрелище, необычайное по своей красоте. Последние лучи заходящего солнца позолотили купол колоколенки. Ярко зеленая краска на крыше часовни вдруг преобразилась в сверкающую изумрудную массу, которая буквально ослепляла глаза своей яркой иллюминацией.
— А, как здесь красиво все это, — тихо воскликнула Елена, то смотря на спокойный, золотившийся океан, то на радугу красок на крыше часовенки.
Инесса подошла к ним и тоже, с наслаждением, наблюдала за заходом солнца.
— Какое незабываемое зрелище… — она повернулась лицом к ярко-освещенным лучами заходящего солнца горам и добавила, — и как чудно красивы склоны этих гор позади!
Она стояла и смотрела на горы своими большими, расширенными глазами.
— Принцесса, дорогая… может-быть ваша Россия, где-то там далеко за океаном, тоже красива или даже более красива, может-быть вы любите свой Петербург, или свои имения в России, но я родилась здесь, в Калифорнии. Я калифорнийка и я люблю мою страну и ни на что не променяю мою Калифорнию. Мне кажется, что нет ничего лучше и красивее океана у берегов Калифорнии, нигде нет наших гигантских деревьев, нашего солнечного климата! Где, скажите где в каких других частях света вы найдете подобный, неповторяемый закат солнца?
Многие гости встали из за стола, прекратили разговоры и словно очарованные смотрели на океан и на заходящее солнце, видное через широко-раскрытые ворота форта.
Суровые блокгаузы настороженно глядели на океан и на окружающие горы, сторожа безопасность форта. Часовые неустанно ходили перед воротами. Другие, сидя на верхнем ярусе башен зорко следили за окружающей местностью. Хорошо дисциплинированная охрана форта делала свое дело и сторожила форт, не обращая внимания на шум, громкие возгласы, разговоры и веселье приглашенных гостей. Ротчев, следуя примеру и традиции первых основателей форта и их последователей, дал строжайший наказ ни на секунду не опускать бдительности в охране форта. Память об ужасной резне индейцами всего гарнизона форта Св. Михаила на Аляске, была все еще в его уме. Он много слышал об этой трагедии, когда был в Ново-Архангельске.
Дула сорока пушек стерегли форт со всех сторон четыреугольника форта и готовы были, по тревоге, изрыгать пламя и ядра против атакующих индейцев. К счастью за все двадцать девять лет существования Форта Росс, русским не пришлось применять свою артиллерию. Правда, однажды, когда отношения между русскими и генералом Валлейо в Сономе, были сильно натянутыми, он предложил губернатору Калифорнии прислать ему подкреплений и с этими военными силами предполагал атаковать Форт Росс и выбросить русских в море, потому что они, по его мнению, не имели никакого права занимать форт и жить в Калифорнии. Из этого плана генерала Валлейо ничего не вышло, во первых потому, что форт был хорошо укреплен и вооружен, а кроме того, испанцы попросту не имели достаточно сил в Калифорнии для такой крупной операции. Они едва ли бы смогли достать достаточное количество пушек, даже если бы они поскребли каждую испанскую миссию по всей Калифорнии, чтобы иметь возможность осадить Форт Росс.
Что касается возможности атаки со стороны индейцев, то эта опасность была далекой еще в большей степени, потому что форт был специально построен с таким расчетом, чтобы успешно сопротивляться атакам индейцев. Успех индейцев мог быть только в случае неожиданной атаки. Ротчев предусматривал этот элемент сюрприза и поэтому строго следил за тем, чтобы охрана форта никогда не ослабевала.
Защитникам форта, таким образом, не приходилось пользоваться своими пушками против неприятеля. Но это не значит, что стволы пушек заржавели или покрылись пылью. Люди, приставленные к пушкам, очень рьяно относились к своим обязанностям и, с гордостью, следили за пушками, порученными им. Пушки всегда были ярко начищены и блестели на солнце. Стрелять из пушек, однако, им иногда приходилось, но только в торжественных случаях, по случаю дня тезоименитства царствующих особ или для обмена салютами с приходящими в гавань военными судами.
Ротчев с Еленой, наблюдавшие закат солнца, вдруг заметили какое-то возбуждение у ворот, люди там почему-то забегали, раздались возбужденные голоса и из блокгауза выбежали два часовых с заряженными ружьями, которые настороже стали всматриваться вдаль, стараясь, очевидно, распознать кого-то.
К Ротчеву подошел Николай и, извинившись перед Еленой Павловной, тихо сказал ему:
— Александр Гаврилович, наши часовые заметили группу индейцев, приближающуюся к форту. Прикажете пробить тревогу и запереть ворота?
Ротчев, в изумлении, посмотрел на него:
— Индейцы! Подожди, не волнуй гостей. Пойдем-ка к воротам! Сколько их?
— Только трое, Александр Гаврилович, но, кто знает, может быть они отвлекают внимание, а где-нибудь позади, среди кустов и деревьев прячутся орды их, готовые напасть на нас и разграбить форт. Может-быть, эти трое — разведчики.
— Хорошо, Николай, сбегай-ка на сторожевые посты в блокгаузах и к часовым, скажи чтоб смотрели в оба, особенно в сторону леса, не видно-ли там спрятавшихся индейцев, а я пойду к воротам, поговорю с Ефремом.
Ротчев торопливо пошел к воротам.
— Что тут случилось, Ефрем? — спросил он своего старшего рабочего.
Ефрем скинул с головы свою шапку:
— Да, вон, Александр Гаврилович, конные, видно, приближаются, похоже что индейцы.
Он указал на группу из трех всадников ленивой рысью ехавших по направлению к форту.
— Ну, посмотрим, что это за гости, — вглядываясь в группу заметил Ротчев. — Я не думаю, чтоб они ехали сюда с враждебной целью, вероятно просто едут с визитом. На всякий случай, Ефрем, поставь двух людей у ворот, в случае неожиданной атаки, если действительно индейцы спрятаны в кустах; пусть захлопнут ворота, если заподозрим опасность, а люди в блокгаузах пусть держат оружие наготове. Пропусти этих трех в ворота. Я сам их встречу здесь.
Он еще раз присмотрелся к приближающимся всадникам.
— Что-то они очень уж ярко и богато разодеты. Это подозрительно. Обыкновенно, индейцы украшают себя перед битвой или в торжественных случаях. С другой стороны, их лица, как-будто, не размалеваны, что они делают, когда вступают на тропу войны. Похоже на то, что они едут сюда с мирными намерениями. Ну, постараемся принять их с почетом.
Ротчев отошел от ворот и направился обратно к столу. Потом он повернулся и стал ждать появления индейцев в воротах. Через несколько минут три конника показались в воротах и что-то спросили у Ефрема. Он указал рукой на Ротчева и пропустил их внутрь.
Всадники медленно направились по направлению к Ротчеву. Впереди ехал пожилой, мускулистый гигант, очевидно вождь, в роскошных индейских одеждах. Позади него два старых индейца, тоже очевидно из вождей, судя по их, не менее богатому одеянию.
Главный вождь остановился на некотором расстоянии, сошел с коня, отдав повод одному из своих индейцев и неторопливо, с невыразимым чувством собственного достоинства и гордости, подошел к Ротчеву. Он поднял руку в виде приветствия и на ломанном испанском языке произнес:
— Привет тебе, синьор комендант? — и на утвердительный, приветливый кивок Ротчева, узнавшего индейского вождя, добавил:
— Мир тебе, синьор. Я приехал сюда повидать тебя, подтвердить наши мирные намерения к вам, а также удовольствие от того, что мы никогда не были врагами. Я также привез приветствия твоей жене, синьоре… Сегодня ее праздник, как я слышал. — Это был Солано, — вождь всех индейских племен на север и на восток от океана и до самых Скалистых Гор…
Он важно и с достоинством замолчал, закончив свою длинную речь, гордо скрестил руки, ожидая увидеть какое впечатление он произвел на Ротчева.
Ротчев любезно приветствовал почетного гостя, тоже подняв руку индейской манерой.
— Добро пожаловать на наш праздник, вождь Солано и твои друзья. Милости прошу, я проведу вас к моей жене.
Он указал путь и пошел с индейскими гостями к Елене. Солано со своими двумя помощниками важно шествовали за Ротчевым, смотря прямо вперед каменным взором и не глядя по сторонам на гостей, с любопытством разглядывавших знаменитого вождя Солано, одно время очень тревожившего испанские миссии своими молниеносными набегами. Когда испанцы увидели, что они ничего не могли с ним поделать силой оружия, они, с успехом, применили другое оружие — подкуп, или вернее субсидирование. В этом была заслуга дипломатичного генерала Валлейо. Солано стал получать от испанцев оружие, порох, а также всякие безделушки и за это вождь обязался их не тревожить и даже быть союзником в борьбе с другими индейскими племенами. С другой стороны, испанская помощь помогла ему расправиться со своими соперниками и он быстро утвердил свою абсолютную власть над индейскими племенами в Калифорнии, в районе бухты Сан Франциско и реки Сакраменто. Ротчев подвел трех индейцев к Елене.
— Леночка, — сказал он торжественно, давая понять вождю, насколько он считает индейца важной персоной, — вождь Солано, воспользовавшись нашим празднованием дня твоего ангела, решил нас посетить и лично принести тебе свои поздравления.
Солано стоял молча, скрестивши руки, с совершенно неподвижным невозмутимым выражением лица. Ему казалось странным, что русский вождь тратит так много времени и слов, обращаясь к женщине.
Когда Елена с милой улыбкой, поблагодарила Солано за приезд и поздравления, вождь поднял руку и что-то пробурчал лаконическое. Это не означало, однако, что он не обратил внимания на Елену, или что он совершенно игнорировал ее. Наоборот, его черные глаза вдруг загорелись и он, в упор, стал смотреть на нее. Видно было, что ему доставляло удовольствие видеть белую женщину с таким необычайным цветом лица, с такой нежной, молочно-белой кожей, с этими васильково-синими глазами, а главное его поражали ее необычайные волосы, подобных которым он никогда не видел ни в одной испанской миссии. Это были мягкие и нежные, как паутина, волнистые, светлые, как лен, волосы.
Солано не обращал внимания на разговоры вокруг него; он только стоял и, в упор, смотрел на Елену. Она почувствовала себя не совсем хорошо, не зная что-же дальше делать, как прервать это томительное молчание. Всякая попытка начать с ним разговор, обычно заканчивалась его лаконическим покашливанием или каким-то индейским словом, которое звучало нечто вроде «угх».
Чтобы как-то прервать молчание, Ротчев попросил Солано и его друзей к столу, направляясь к которому, индеец опять остановился около Елены и вдруг провел своими закорузлыми пальцами по ее нежным, тонким волосам. Потом он притронулся к ее мягкой коже, как-будто вздохнул и сказал, не обращаясь, в сущности, ни к кому:
— Хороша женщина!
Елена невольно отшатнулась от него, но он уже прошел мимо и садился за стол, рядом с Ротчевым. Солано был человеком большого роста, настоящим гигантом, обладавшим большой физической силой, о которой индейцы рассказывали легенды. Особенно бросалось в глаза его крупное лицо, изуродованное оспой и черные, горевшие огнем, глаза. Один вид его вызывал к нему не только опасение и недоверие, но и страх и даже отвращение. Чувствовалось, что он не только сможет нарушить обещание, но также и не поколебаться убить или замучить на смерть человека. Оба его соратника были типичные старые индейские вожди, также сидевшие за столом с невозмутимыми каменными лицами стоиков. Трудно было разглядеть что-нибудь, какие-нибудь чувства, за многочисленными морщинами, избороздившими их пергаментные лица.
Индейцы сидели за столом недолго, попробовали немного пищи, Солано пригубил немного вина, к которому он привык часто общаясь с испанцами, но старики от вина отказались. Ротчев пытался вести с ними разговор, но результатов больших не добился, хотя Солано заметно оживился, когда Ротчев сказал ему, между прочим, что собирается отправиться в экспедицию в земли индейцев и надеется, что вождь Солано окажет ему помощь и покровительство. Все остальное время он сидел молча и смотрел в упор своим немигающим взглядом на Елену, сидевшую недалеко, в кругу испанских дам.
Она чувствовала на себе этот тяжелый упорный взгляд индейца и, как-то, невольно поеживалась. Солано выразил еще больший интерес, когда Ротчев заметил, что Елена примет участие в экспедиции, вместе с Ротчевым и обоими учеными.
Через несколько минут индейцы встали и Солано заявил, что они должны ехать.
Ротчев поблагодарил их и сказал вождю Солано:
— Приезжай, Большой Вождь, чаще к нам. Мы хотим, чтобы между твоими воинами и нами установились хорошие отношения. Будем рады всегда видеть тебя у нас.
— Спасибо, комендант, — ответил Солано, — мы будем приезжать.
И он, опять, в упор, посмотрел на Елену. Ротчев подвел индейца к некоторым из окружающих их. Солано, с таким же вниманием, посмотрел на Анну, в это время разговаривавшую с Инессой и ее мужем, синьором Сола. Он остановил свой взгляд на ней дольше, чем на других, может-быть потому, что Анна была очень похожа на Елену. Но видно было, что она его поразила не так как Елена, вероятно потому, что у нее не было той очаровательной улыбки, которою обладала Елена.
Солано знал некоторых испанцев и дружески поздоровался с ними. С лейтенантом Пина он встретился, как со старым знакомым.
— Мы будем очень рады, Вождь Солано, если ты со своими воинами останешься переночевать у нас. Становится поздно и уже почти темно.
Солано, однако, отклонил приглашение.
— Мы поедем, синьор комендант, а спать мы будем в лесу, на мягком ковре сосновых игл, под деревьями. Мы не привыкли спать в закрытых местах. Большое спасибо, — и еще раз приветствуя Ротчева поднятой рукой, Солано сел на коня и неторопливо выехал из форта. Вскоре три индейца скрылись вдали, в наступивших вечерних сумерках.
Ротчев подошел к жене:
— Леночка, — обратился он к ней, — я думаю будет лучше, если мы пригласим наших гостей в дом. Становится уже совсем темно и я боюсь, что скоро подует прохладный бриз с моря, наши дамы начнут мерзнуть. Мы должны быть благодарны, однако, что сегодняшний день выдался на редкость удачным, теплым и солнечным. Мы не можем ожидать, что и ночь будет такой же теплой, во всяком случае, не на берегу океана.
— Да правда, дорогой. Давайте, в самом деле, пойдем в дом. Я вижу, что там уже горят огни, да и у камина будет приятно понежиться.
Она повернулась к Инессе:
— Синьора Сола, синьор Сола, господа, наши дорогие друзья, разрешите пригласить вас в дом, а то становится темно и прохладно. Проходите, пожалуйста, в гостиную.
Гостей не нужно было приглашать вторично. Многие из них уже вышли из за стола и стояли группами с бокалами вина в руках. Бокалы все время наполнялись двумя молодыми охотниками, исполнявшими в этот день обязанности виночерпиев. Вино развязало языки и разговоры в разных концах лужайки стали более и более оживленными. Все громче стали доноситься обрывки разговоров и громче раздавался веселый, непринужденный смех. По приглашению Елены гости направились к дому. Комендант отступил в сторону и смотрел, как гости, один за другим, подымались на крыльцо и исчезали в дверях дома. Он, казалось, изучал гостей и хотел проникнуть внутрь их сознания, узнать какое впечатление было произведено на них тем роскошным пиром, который был предложен гостям. Большинство гостей, испанцев, за последний год очень подружились с Ротчевым и относились к нему и к Форту Росс очень благожелательно, особенно со времени приезда Елены. Некоторые же, тайно, были враждебно настроены и считали, что русским нечего было делать в Калифорнии. Стараясь сблизиться с ними и заставить их переменить свое мнение о русских в селении Росс, Ротчев старался быть особенно любезным с ними.
Когда все гости вошли в дом и двор опустел, Ротчев приказал очистить столы, прибрать, что можно было, а также отдал приказ часовым у ворот запереть ворота форта. Быстро тяжелые деревянные ворота захлопнулись и Форт Росс изолировался от внешнего мира. Гости, в доме, конечно, не заметили этого. Они были слишком заняты разговором и возгласами изумления от вида всего того, что они увидели внутри такой невзрачной на вид резиденции коменданта.
Никто не ожидал увидеть так роскошно обставленную гостиную с огромными зеркалами, громадным камином и весело потрескивавшими большими поленьями дров, и массой серебра вокруг. Действительно было чем восхищаться и изумляться, принимая во внимание то, что ближайшими крупными селениями были только Сонома, где начальствовал генерал Валлейо, Новая Гельвеция капитана Суттера и Иерба Буенья (Сан Франциско). Все эти пункты были на значительном расстоянии от Форта Росс и чтобы добраться до них требовалось ехать на лошадях несколько дней, при том по местности, по которой только изредка проезжал всадник, да кое-где виднелись конные индейцы. Дорог, как таковых, еще не было и в помине.
Гостиная представляла необыкновенно уютный вид. Мягкий, мерцающий свет свечей в огромных подсвечниках, стоявших на камине, тепло потрескивавшие дрова в камине, мягкие кресла и диваны, пианино, столики, все это имело вид дома, вид гостиной где-нибудь в зажиточном большом доме в Бостоне, Нью-Иорке или Европе, но никак не в дебрях дикой Калифорнии.
Елена сидела на диване, окруженная, как обычно, молодыми гидальго, по очереди ожидавших случая и возможности сказать ей какой-нибудь восторженный комплимент. Ее светлые, золотистые волосы, в свете огня свечей и камина, казались еще более красивыми и излучавшими свет, тогда как ее темно-синие глаза буквально лучились.
Ее подруга Анна стояла на своем любимом месте у камина и тоже была центром внимания испанских гостей, которым она рассказывала о своем длинном путешествии из Петербурга, о Сибири и холодной Аляске.
В углу комнаты, у портрета основателя русской Аляски Баранова стояли оба ученых, Вознесенский и Черных, с которыми был, всем интересовавшийся и все хотевший знать, лейтенант Пина. Все трое были заняты оживленным обсуждением какого-то вопроса и видно было, что лейтенант, очевидно, допрашивал их о подробностях предполагавшейся экспедиции.
Ротчев подошел к Макинтошу, стоявшему у камина около Анны и молча указал на лейтенанта.
— Похоже на то, что наш друг Пина старается выжать больше сведений и добиться всей подноготной наших намерений относительно экспедиции. Он, очевидно, подозревает, что позади всей этой погони за бабочками и ловлей жучков есть что-то другое, посерьезнее, — тихо сказал он своему приятелю с улыбкой.
— Да, он, как видно, не жалеет усилий, чтобы добиться своего и узнать все подробности, — поддакнул ему Макинтош, как всегда лениво посасывая свою старую, видавшую виды, трубку.
Они умолкли. Ротчев молчаливо смотрел на ярко горевшие дрова, на извивающиеся языки пламени, потрескивавшие искрами, и на некоторое время унесся мыслями далеко, совершенно забыв о существовании своих гостей и всего, его окружающего. Он не слышал даже мягкого рокота разговора, наполнявшего воздух комнаты, который порой напоминал далекий рокот океана, лениво плескавшегося волнами, набегавшими на прибрежные скалы. Он перенесся вдруг в своих мыслях и воспоминаниях в обстановку жизни в далекой России, вспомнил вдруг чинный, но такой близкий и дорогой Петербург, воспетый поэтом Пушкиным, недавно перед этим так глупо и ненужно потерявшим жизнь на дуэли. Вспоминалась в то же время и веселая, шумная Москва, так похожая на дородную, жизнерадостную, молодую и богомольную купчиху, вечно молодую, хотя история города идет далеко вглубь, в далекую седую древность… А там, воспоминания перенесли его и в его маленькое семейное именьице, в крошечную деревеньку… Дом Ротчевых был не из богатых, вернее из постепенно бедневших людей, которые когда-то в прошлом были владельцами крупных имений.
Макинтош посмотрел на него искоса, точно стараясь угадать какие мысли ворошились у него в голове. Профиль головы Ротчева был отчетливо виден на фоне яркого огня из камина. Макинтошу было приятно смотреть на это красивое лицо, с тонким носом, его небольшими темными бакенбардами и симметричным, энергичным подбородком.
Ротчев очнулся, очевидно почувствовав на себе пристальный взгляд Макинтоша. Тот улыбнулся:
— Вы чертовски красивы, мистер Ротчев, — сказал он.
Ротчев посмотрел на него в изумлении.
— Никогда в жизни, — продолжал Макинтош, — я не видел так хорошо подходившей друг к другу пары, как вы и ваша жена, принцесса. Жизнь изменится здесь, будет не той, когда вы уедете. Запад Америки станет опять диким с вашим отъездом. То веяние европейской культуры, которое вы принесли сюда с собой, улетучится вместе с вами. Может-быть жизнь в Сан Франциско изменится, будет другой. Новые люди, новые веяния, может-быть они привезут с восточного побережья Америки ту культуру, которую мы знаем там. Может-быть, когда-нибудь Сан Франциско станет большим городом, культурным центром Запада, но теперь это только разросшаяся деревня. В те будущие времена, когда Сан Франциско станет большим городом и центром культуры, мы здесь, на севере, все так же будем еще долгое время жить по прежнему. С вашим отъездом мы опять уйдем в свои медвежьи берлоги на зимнюю спячку, как медведи.
Глядя на Макинтоша, можно было легко понять его слова. Со своей всклокоченной бородой и лицом, изрезанным морщинами, и ставшим пергаментным от постоянной борьбы с силами природы, он действительно походил на большого медведя — гризли, готового скрыться в пещеру для спячки. И каким контрастом он был по сравнению с подтянутым и отшлифованным, как в наружности, так и в речи, Ротчевым.
Ротчев засмеялся и потрепал его по плечу:
— Ну, ну, не грустите, мой друг. Мы все еще здесь и никто не знает, когда мы уедем. Во всяком случае я благодарен вам за ваше хорошее мнение о нас.
Он повернулся к жене.
— Леночка, не пора ли угостить наших друзей бокалами шампанского.
— Прекрасно, Саша. Я думала, что нам всем не мешало бы утолить жажду, не правда ли, синьора Сола?
Достаточно было посмотреть на правителя Ротчева и его красавицу жену, чтобы можно было сказать без обиняков, что они оба были безумно влюблены друг в друга. Разговаривая с гостями, она нет-нет, но гордо посмотрит на мужа. Часто она, любовно, следила за его жестами и движениями, любовалась его манерой говорить, ходить, и его военной выправкой. С таким же любовным восторгом, Ротчев прислушивался к серебристо переливчатому смеху Елены, упивался ее улыбками и ее мелодичным голосом.
Ротчев тихо сказал «дворецкому», охотнику, изображавшему в этот день дворецкого:
— Можешь подавать шампанское.
Гости, стоявшие неподалеку, ахнули, когда услышали магическое слово «шампанское».
— Вы сказали шампанское? Настоящее французское шампанское? Где вы могли достать его? Шампанское, здесь, в Калифорнии, нет, это совершенно невероятно. Вы, просто, кудесник, какой-то.
— Да, господа, — с гордостью заявил Ротчев, — у нас еще осталось несколько бутылок шампанского привезенного из Франции, и мы будем рады и счастливы, если вы окажете нам честь и выпьете этого вина за здоровье виновницы этого нашего торжества, моей жены, по случаю дня ее ангела!
Он повернулся к двери:
— Михаил, готово?
Раздались хлопки пробок, вылетавших из бутылок и вскоре «дворецкий» стал разносить на громадном подносе хрустальные бокалы с шипучим шампанским.
Раздался мелодичный звон бокалов, которыми гости чокались с бокалами хозяев.
— За ваше здоровье, принцесса!
— Пусть ваша красота сияет для нас и освещает нас еще многие и многие годы! — Хор голосов, приветствовавших Елену, покрывал звон бокалов. Елена улыбалась всем и слегка пригубила вина. Она редко пила, только в особо торжественных случаях и очень немного.
Ротчев вдруг, подошел к ней и сказал:
— Леночка, я выпью за твое здоровье по нашему старому обычаю!
С этими словами, он опустился на колено, снял туфельку с ее ноги и налил в туфельку немного вина.
— За твое здоровье, дорогая, — и Ротчев выпил вино из туфельки.
Елена вспыхнула от неожиданности, смутилась, но потом нагнулась к нему и крепко его поцеловала.
Этот жест Ротчева поразил гостей. Наступила тишина, но потом, вдруг, раздался оглушительный грохот аплодисментов и громкие возгласы:
— Браво!.. Брависсимо!!!
Инесса посмотрела на своего мужа, Дона Хозе, и тихо прошептала ему:
— Как романтично! Приятно видеть, что они так сильно любят друг друга.
Дон Хозе обнял ее за талию и крепко прижал к себе.
Эта сцена Ротчева с Еленой произвела на романтически настроенных испанцев очень большое впечатление. Поклонение женщинам всегда было в крови испанцев и они все были тронуты этим красивым жестом русского коменданта.
Был очень поздний час, когда гости наконец стали расходиться. Комендантский дом был не очень большой, и конечно, не мог вместить всех гостей. Поэтому Ротчевы разместили дам на ночь в комнатах дома, тогда как мужчинам были предложены койки в большой казарме для старших рабочих и офицеров охраны форта.
Стихли глухо доносившиеся голоса гостей, все видно улеглись спать, когда Ротчев с женой, усталые, но счастливые успехом своего первого большого приема, поднялись с дивана и решили пойти в спальню.
— Леночка, отпусти Дуняшу, пусть она идет спать. Все равно она бродит как сонная муха. Она устала не меньше нас с тобой. Я буду твоей горничной сегодня. Помогу тебе лечь в постель.
Елена засмеялась.
— Ты, видно, не знаешь, как я обращаюсь со своей горничной, когда она плохо служит мне.
— Я не боюсь и не хочу никаких привилегий! Приказывай, моя госпожа!
Елена прижалась к нему.
— Как мне хорошо с тобой, всегда быть вместе. Я даже не представляю себе жизни без тебя. Как скучна и несносна была бы жизнь, если бы тебя не было со мной!
— Не очень-то расхваливай меня, солнышко, возгоржусь!.. Давай-ка, лучше, ложиться спать. Ты не знаешь наверно, который теперь час?
Елена улыбнулась и приказала:
— Ну, хорошо, моя горничная, помогай раздеваться!
— Я твой холоп, барыня!
Довольно неуклюже он помог ей расстегнуть бесчисленные крючки и кнопочки, нагнулся, снял ее туфельки с ног и надел ей на ноги теплые ночные туфли.
Елена, шутливо, пожурила его:
— Ты не очень-то умело служишь мне, холоп, — и она мягко пошлепала его по щеке. — Это мое наказание тебе за твое неумение.
— Ах, ты наказываешь меня! Ну, смотри же, — Ротчев, вдруг, схватил ее ножку и приложился губами к ней.
— Ты с ума сошел, Саша! Что ты делаешь?
Он несколько раз поцеловал пальчики на ее ножке.
— Разве ты не видишь, что я делаю? Не знаешь, как я боготворю мою маленькую принцессу!
Он поднялся, взял ее на руки и отнес на кровать.
Елена только тихо прошептала:
— Ты совсем не ведешь себя, как раб…
Он поцеловал ее в губы, потом в закрытые глаза…