— Проверка — это когда проверка, — глубокомысленно заявил я, утром понедельника стоя перед зеркалом и завязывая галстук.
— Дай поспать, — буркнула Виталина и повернулась на другой бок, прикрыв голову подушкой.
Обидно, но не осуждаю — Сашка три раза за ночь просыпался, и, раз уж у меня появилась нормальная работа на полный день, жена взвалила на себя обязанность успокаивать сына в ночи с воскресенья по четверг. Пусть отдыхает — просто немного нервничаю и хотел снова поговорить о назначении. Так-то уже обговорено и кое-какие выводы сделаны, будет не лишним прогнать их в голове под бутерброд с сервелатом и кофе.
Сама титаническая структура Комсомола о возвращении в свое тело Шелепина не знает, равно как и действующий глава Евгений Михайлович Тяжельников, которого мне надлежит снять так, чтобы все видели — пост товарищ покидает из-за собственных грехов.
Дед, конечно, голова — нашел там, где «тонко», и велел нарастить в этом месте броню. Самое ненавистное и морально тяжелое для меня, как ни странно, не пытки в рамках социалистической справедливости, а вот эта вот их аппаратная возня. Было как? Пришел Сережа, сказал, чего ему надо, в случае необходимости выдал пряник и щелкнул кнутом, а дальше товарищ подхватили и все сделали в лучшем виде. Теперь придется окунуться в атмосферу самого бесполезного (по слухам) органа страны, в который (по слухам) приходят за карьерой и ничегонеделанием. Приходят (по слухам) или профессиональные хорошие мальчики и девочки — не как что-то плохое, но круглые отличники с горящими глазами дел наворотить могут ого-го — или не менее профессиональные социопаты, притворяющиеся образцово-показательными представителями молодежи ради возвышения над «стадом». Третий вариант, как всегда, тоже есть — например, таковой через год, по окончании школы, станет Катя Солнцева, которая за общее дело и народное благо всей душой радеет. Уверен, отыщется немало таких же товарищей. Буду стараться опираться на третьих и тренироваться в стравливании кланов на вторых.
Повод снятия, помимо дедова желания посадить повыше опасного (в глазах окружающих) Шелепина в целях демонстрации силы, самый что ни на есть умиляющий: товарища Тяжельникова на должность ставил Брежнев, а Евгений Михайлович, не будь дурак, делал ему за это приятно — например, зачитывал на съезде Партии хвалебную газетную заметку о молодом Брежневе. Сидел бы на Комсомоле и дальше — Андропов свободный стул всегда найдет — но жестоко просчитался, попытавшись сделать приятно и деду Юре — организовал комсомольские поисковые бригады, которым приказал отыскать стихи молодого Андропова в Карелии.
— Стыдно, Сережа, — признался мне Генеральный вчера. — Когда жопу лизать начинают. Ну какие это стихи? Так, баловство. А он же, собака такая, не только найдет, но и издать попытается. И ведь издаст! Даже если прямо запретить — скажут, скромничает Андропов, но стихи-то замечательные!
Вот за избыточный прогиб Евгений Михайлович и пострадает. Но целый месяц придется ему улыбаться и не подавать вида. Не так уж и неприятно — я улыбаться людям привык.
Можно, конечно, привычно надавить — кто против пойти посмеет? — но Андропов такой способ решения задачи сочтет за провал и отправит тренироваться на ком-то попроще. Оно мне надо, время терять, если можно захватить сразу ЦК ВЛКСМ?
Должность поможет набрать опыт, а главное — «легализует» мою сверхактивность, которая уже давно ни у кого не вызывает вопросов: цесаревич же, тут юриспруденция на второй план отходит, заменяясь ПОНИМАНИЕМ.
По утренней прохладе, любуясь перистыми, окрашенными в розовые тона облаками, я добрался до машины.
— Доброе утро, дядь Петь, — поздоровался с давно не виденным «силовым» КГБшникам. — Тыщу лет вас не видел.
— Соскучился? — он с улыбкой обернулся и пожал мне руку.
— Соскучился, — признался я. — Хорошие времена были, беззаботные.
Выезжая на дорогу, бывший полковник (формально, «бывших» в КГБ, как известно, не бывает) и действующий начальник «силового» блока первого в истории страны ЧОПа «Щит Олега» хохотнул:
— Забот у тебя теперь полон рот будет!
— С девяти до пяти, час обеда, — скорбно вздохнул я. — Собрания, совещания, бумажная и организационная работа…
— Все то, на что ты обрек меня, — стебанул дядя Петя.
Все у него хорошо — дети растут карьерно, внуки — в МГУ полезные гражданские профессии получают, все обеспечены жильем, транспортом и прочими благами. Ну и не подстрелят на новой работе — какой бы ты крутой мужик не был, это всегда приятно.
— Ценные кадры на передовую не отправляют, — отмахнулся я и взял из стопки на сиденье первую папочку.
Как раз успею по дороге впитать должностные обязанности и биографии товарищей, с которыми придется работать.
Здание канцелярии ЦК ВЛКСМ находится в центре столицы, у метро Китай-город. Здание классное — трехэтажное, с большими окнами и башенкой, прекрасно вписано в окружающую малоэтажность. Здесь я теперь и буду проводить большую часть жизни, по соседству с сидящим в Кремле дедом. Завидовал моей свободе, из мстительности загнал в стойло. Не хочу работать 5/2! Я — творческая, холерическая личность, меня в кабинете запирать нельзя!
Хохотнув, я вышел на асфальт заставленной отечественным автопромом парковки — даже пара «Жигулей» есть — и в компании дяди Пети пошел осваиваться на новом рабочем месте. Сопровождающий выбран не случайно — дядя Семен, прости-господи, страшноват, а вот дядя Петя хоть и страшный, но седой и солидный, для скрытого запугивания подходит. Немножко «дядей» найдется и внутри здания — Комсомол и так охраняется, но в мое присутствие будет охраняться втройне.
— Здравствуйте, — поприветствовал бабушку-вахтера, усиленную двойкой вооруженных КГБшников.
— Здравствуйте, Сергей Владимирович, — улыбнулась она. — У нас, значит, теперь работать будете?
— У нас! — подтвердил я.
Непривычно по имени-отчеству, хочу как раньше, когда конфеты давали.
— Кабинет триста два, — направила нас бабушка. — Проводить?
— Спасибо, найдем, — с улыбкой отказался я и направился к лестнице, столкнувшись на ней с молодым человеком лет двадцати пяти.
Очки в роговой оправе, строгий пробор в черных волосах, не очень сидящий костюм и восторженное выражение лица не оставляли сомнений в том, что он — истинный комсомолец и по совместительству мой фанат.
— Доброе утро, Сергей Владимирович! — он с энтузиазмом потряс протянутую ладонь. — Я — ваш заместитель, Никита Антонович Головин.
— Очень приятно, — ничуть не преувеличил я.
Он же за меня пахать будет — как такого не любить?
— Мы с вами много добрых дел наделаем, Никита Антонович. Это — Петр Иванович, полковник КГБ на пенсии и мой охранник на сегодня.
— Очень приятно, товарищ полковник, — благополучно пропустил «бывшего» мимо ушей секретарь.
Могли бы и симпатичную даму выделить — чисто ради эстетического удовольствия, я же неиронично примерный семьянин, и намерен таковым оставаться.
— Введете меня в курс дел, Никита Антонович? — попросил я, продолжив путешествие наверх. — Кроме должностных обязанностей — их я выучил.
И счел по большей части бесполезными — бумажки подмахивать и жопу на собраниях протирать разве работа? Формулировки, впрочем, оставляют изрядный простор для благих дел — была бы инициатива, за нее Система нередко карает инициатора, поэтому работает отрицательная селекция, а основой благополучия выступает общепризнанная стратегия «не высовывайся». Вот товарищ Тяжельников с дедовыми стихами «высунулся» — и какой итог? Эту систему мы будем старательно переделывать, превращая ВЛКСМ в то, чем он и задумывался — главным организатором Советской молодежи и генератором идей, которые приведут нас ко всеобщему благу.
— В десять у нас внеплановое совещание — познакомитесь с коллегами, а дальше в вашем расписании пусто, — ответил секретарь.
— Расписание нужно будет заполнить — подумаем об этом после собрания, — проинструктировал я.
— Подумаем, — посмотрел на меня с уважением Никита Антонович.
Секретарь ЦК ВЛКСМ и работать хочет — редкое зрелище.
Секретарю ЦК ВЛКСМ Советская власть считает нужным выделить кабинет «двухкомнатный». Помещение с выходом в коридор — для Никиты Антоновича и дежурного «дяди». Обстановка так себе — картотечные и простые шкафы, чахленький фикус на подоконнике окна с видом на Политехнический музей. В моем окне вид такой же — нормально, вид тянущегося к политехническим экспонатам народа греет душу.
Так же здесь имеются два стола — один с печатной машинкой и «обжитый»: стоит рамка фотографии, бумаги и папки аккуратно распределены по краям стола. Второй стол — для охраны. Стулья — это само собой, и кожаный диван для ожидающих приема посетителей. С дивана мы только что с позором выгнали растянувшегося на нем дядю Егора — он следил, чтобы в кабинет не принесли ничего опасного. Бодрствовал, поэтому «позор» вылился в дяди Петины подколки и мое осуждающее цоканье языком — без негативных служебных последствий, бдительность-то не утрачена.
Первый пункт плана в голове сформировался, я удовлетворенно кивнул и пошел осматривать свои хоромы, пропустив вперед дядю Егора — его не так жалко, как дядю Петю. КГБшник благополучно выжил, и мы прошли за ним. Просторно, и это хорошо — стандартная Советская обстановка продвинутого меня не устраивает, будет куда ставить хай-тек. Стола здесь три — два соединено в классическую бюрократическую «Т», один — напротив входной двери, для охраны. Около стоящего у противоположной окну стены — еще стол, но маленький. На нем — опечатанная коробка и не менее опечатанный жбан с водой. Стерильный и проверенный чайный набор.
У оснащенного тюлем и жалюзи окна — кустарник-пальма в напольной кадке.
— Зимой не завянет? — обратился я за помощью к секретарю.
— Третий год стоит, — не отважился он на однозначный ответ.
Правильно — если у меня окажутся кривые руки, и пальма погибнет, Никита Антонович будет не при чем.
Следующая точка интереса — занимающий половину длинной стены картотечный шкаф. Часа за три содержимое освою, а потом начну подъедать «общие» архивы из подвала. На моем столе нашлись канцелярия, пачка бумаги, несколько чистых тетрадок — в линейку и клеточку — но ни одного документа. Понятно, что я первый день на должности, но у меня ведь был предшественник, который что-то делал?
— А кто обитал в этом кабинете до меня?
— Осип Владимирович Шаламов, — отозвался секретарь.
— Не знаю такого, — признался я. — Что с ним стало?
— Убыл руководить Комсомолом города Михайловск, — отвел глаза Никита Антонович.
Рабочее место внуку так не освобождают, значит…
— За какие грехи?
— На спор, — удивил Никита Антонович. — На комсомольский билет поспорил, что за год выведет Михайловский ВЛКСМ на Всесоюзный уровень.
— Это как? — заинтересовался я.
— Во время аморального застолья с комсомольскими вожатыми женского пола и двумя членами Центрального комитета ВЛКСМ, — ответил секретарь.
Я спрашивал про «уровень», но теперь есть вопрос интереснее:
— Члены ЦК тоже поспорили?
— Руководство сменилось в Михайловске, Невьянске и Мокроусово, — кивнул Никита Антонович.
— Будем следить за положением дел в этих местах, — решил я.
Там же тоже люди живут. Я бы демонстративно и публично уволил с позором, но, если товарищам решено дать шанс, значит пусть так и будет — если не станут на местных отыгрываться.
— Осип Владимирович перед отъездом разобрал всю текучку?
— Кое-что оставил, — ответил секретарь. — Но ничего, что требует вашего участия, Сергей Владимирович — все в рамках моих полномочий.
Это «не лезь» или реальное положение дел? Пока не ясно — первый день с человеком знаком.
Я подошел к столу, снял трубку телефона — один из трех, еще есть внутренний и «вертушка» и набрал номер, заодно задав важный вопрос:
— Никита Антонович, имеются ли у вас навыки работы на ЭВМ?
— Нет, — заработал он очков уважения, не став вилять.
— Нужно будет освоить, — слушая гудки, озадачил его я. — Там на самом деле просто — код писать не надо, ЭВМ математическую часть на себя берет. Я вам потом покажу. Здравствуйте, Иосиф Иосифович, — поздоровался с «алекнувшим» ученым из Зеленогорска. — Это Сережа Ткачев беспокоит.
— Чего хотел? — без обиняков спросил он.
Академик кибернетики как-никак, может себе позволить быка за рога сразу брать.
— Нужны две ЭВМ, из прототипов, «Секретарь — 02» по классификации.
— Угу, — буркнул собеседник.
— К ним — кабель соединительный и два принтера, — добавил я.
— Угу.
— Программы — «Слово», «Таблицы», «Почта», «Шахматы».
— Угу.
— Через месяц будут нужны… Сколько действующих секретарей ЦК? — прикрыв трубку ладонью, спросил секретаря.
Прямо вижу, как Иосиф Иосифович недовольно смотрит на часы, отмеривая время, которое я забрал у человеческого прогресса.
— Двенадцать человек, включая вас, — ответил он.
— Двадцать две такие же ЭВМ, которые нужно будет объединить в сеть. Обоснование — эксперимент по цифровизации документооборота в секретариате ЦК ВЛКСМ.
— Угу… О, а ты что, в секретариат ЦК ВЛКСМ подался? — обрадовался ученый.
— Назначен свыше, — подтвердил я.
— А у меня внук в кандидатах ходит, представляешь? — радость увеличилась.
— Да вы что? — подыграл я. — Мне на новом месте надежные тылы не помешают! Как зовут?
— Николаем Александровичем Табаковым, — ответил он.
— Познакомлюсь, — пообещал я. — У вас фамилия из-за секретности разная?
— Нет, просто от дочерей тоже внуки бывают, — хохотнул академик.
— В самом деле! — хохотнул я.
— Еще что-нибудь? — тоном радушного от полученной взятки товароведа спросил Иосиф Иосифович.
— Можно калькуляторов программируемых, если у вас устаревшие и ненужные есть, — пожадничал я.
— Пару штук найдем, — пожадничал он в ответ. — В тринадцать тридцать встретить сможешь?
— Смогу. Спасибо, Иосиф Иосифович, — поблагодарил я. — До свидания.
— До свидания, Сережа, — благодушно попрощался академик.
Когда внук в подчиненных ходит — это почти родня.
— Мир привычно тесен! — улыбнулся я секретарю. — В пол второго нам нужно встретить технику, но больше пока у меня для вас задач нет, Никита Антонович.
Знакомиться с внуком-кандидатом лучше как бы случайно и не сегодня — с первого же дня личный клан формировать как-то неприлично.
— Если будут приходить за автографами… — качнулся он с пятки на носок.
— Если я ничего полезного в этот момент не делаю — пускай заходят, — решил я.
— После обыска, — добавил дядя Петя.
Маячащий в открытом проеме дядя Егор салютнул «есть».
— Тогда я займусь делами в приемной, — решил Никита Антонович. — Буду нужен — воспользуйтесь селектором, — указал на стол.
— Спасибо, Никита Антонович.
Секретарь покинул кабинет, я протянул руки к дяде Пете, и он вложил в них спортивную сумку, спросив:
— Может лучше я?
— А у меня что, руки из жопы? — улыбнулся я, поставил сумку на стол, достал из нее молоток и запакованный в коробку шелковый портрет Ленина — заменит классического в «Красном углу», составив компанию парадному портрету деда Юры.
Через пять минут, полюбовавшись итогами работы и пофыркав на развалившегося на диване с «Уставом ВЛКСМ» в руках дядю Петю, я уселся в кресло и остался недоволен — жесткое, без колесиков и не поворачивается. И кожа, походу, натуральная — сопрею.
Набрав еще один номер, я запросил прототип «гоночно-офисного» кресла — в моей реальности такие назывались «геймерскими». Получается удобно — я же себе не враг. Через полгодика начнем серийное производство. Как всегда — и здесь, и за бугром. Ну все, считай — обжился!