Самый лучший коммунист

Глава 28

В процессе чтения утренней «Комсомолки» — теперь придется каждый номер изучать, профильное издание все же — мне открылась вся глубина падения действующей Советской власти.

— Они же меня вентилятором выставить хотят! — едва сдержал я матюги.

Семейно завтракаем потому что, а дети мат почему-то запоминают быстрее нормальных слов.

— Вентилятором? — не поняла бабушка Эмма.

— Вентилятору веры нет, потому что он гоняет воздух, — пояснил я. — Слова — это тоже воздух, если их не подтверждать делами.

— Партия сказала «надо», Комсомол ответил «есть», — процитировал дед Паша.

— В курсе, значит, — вздохнул я.

— А что случилось? — спросил папа Толя.

Очень большой человек теперь младший Судоплатов — в Министерстве сельского хозяйства он заведует отделом сельской кооперации. Читай — курирует все кооперативы за пределами городов. Зловещая фамилия свое дело делает, и взятки давать подчиненным ему функционерам рискуют сильно не все. Но случается, как и везде — за весну два десятка деятелей с мест посадили, сам папа Толя с кооператорами видится только во время массовых мероприятий, как правило посвященным социальной ответственности бизнеса и вреду коррупции.

Я отдал ему газету и продолжил для деда Паши:

— Какое обо мне будет мнение, если сказал твердое «нет», а потом переобулся? Это ж прецедент!

— Так ты «нет» как частное лицо говорил, — парировал дед. — А не как секретарь ЦК ВЛКСМ.

— Я этого письма не видел, — не проникся я и захлюпал манной кашкой с удвоенной силой.

— Но ты же видел, — включил зануду Судоплатов-старший. — А значит — уже не «развидишь».

— Не понимаю, о чем ты, деда, — фыркнул я. — Ты же не в моей голове живешь, а снаружи. Мне виднее, что я видел, а что — нет.

— Слава богу, что снаружи, — перекрестился дед Паша.

Бабушка Эмма на него шикнула, и расслабившийся в нынешние, отличающиеся повышенным человеколюбием времена (потому что кто надо уже умер) Судоплатов поежился.

— Пожилой подкаблучник, — ткнул я в него пальцем и перевел на папу Толю. — Подкаблучник поменьше, — указал на себя. — Совсем маленький подкаблучник.

Дамы грохнули, мужики поморщились.

— В доверие втираешься? — обвинил меня папа Толя.

— Кто на кухне, тот и важнее, — отшутился я.

Дамы хихикнули и подозрительно прищурились, ощутив второе дно.

— На рабо-о-оту-у-у! — с преувеличенным энтузиазмом пропел я, подскочив со стула. — Любимая, я буду скучать, — чмокнул Виталину. — Не порти матчасть, — выдал наказ сидящему на ее коленях Сашке. — Бабушка Эмма, хорошего вам дня, — улыбнулся бабушке. — Привезу тебе мармелада, — пообещал Аленке. — Растите большие! — выдал братьям «на круг». — Пап Толь, не торопись, я пока машину погрею, — и пока никто не опомнился выскочил в коридор.

Фух.

Забежав в кабинет, прихватил папочку с потребными бумагами и первые результаты аудита. Секретарь ЦК Константин Евгеньевич Лазарев проворовались через цепочку в виде двух склонных к алкоголизму членов ЦК и дальше. Пригоден для роли моей личной марионетки в обмен на испытательный срок с возможностью остаться на должности, если не больше не будет разменивать пролетарскую сознательность на рубли.

Путь через двор мне не понравился — с утра дождик зарядил. Плохо для слегка промокшего меня, но хорошо для региона в целом — засуха же, дожди редки. Забравшись в машину, поздоровался с Михаилом Сергеевичем и «шестым», попросил подождать папу Толю и включил радио.

— … Под письмом оставили свои подписи все члены Олимпийской сборной и председатель Комитета по физической культуре и спорту, Сергей Павлович Павлов.

Отстаньте! Я же сказал «нет»!!!

— Сегодня, в 6.30 утра, в аэропорт «Домодедово» прибыл один из любимых афроамериканским населением США певцов и композиторов Джим Блэк, более известный нашим слушателям под псевдонимом «Фанки Фанк». По информации, полученной от Тайрона Брауна, менеджера и большого друга Фанки Фанка, в план поездки артиста, помимо концерта для любителей новомодного музыкального жанра «рэп», входят посещения музеев, участие в телевизионной программе «Политинформация с Сергеем Ткачевым», поход по магазинам и торжественное открытие памятного бюста Мартину Лютеру Кингу в эко-парке «Сокольники». А теперь мы напомним нашим уважаемым слушателям о жизни и судьбе этого борца за права темнокожих граждан Америки.

Ну а че нам, места и бронзы жалко? Пусть стоит «памятник негру», назло врагам и на радость нам.

Мем «свободу Анжеле Дэвис!» в этой реальности благодаря комплексу причин не появился. Первая причина — наша акция по убийству важных черных, которая вылилась в огромные внутренние проблемы стратегического противника. Последствия разгребают до сих пор — некоторые улицы «зараженных» черными городов так и лежат в руинах, потому что собственники сбежали оттуда навсегда в более «белые» места. Сама Анжела Дэвис, будучи, прости-господи, не самой умной девушкой в мире, была поймана на компромат и принуждена держаться подальше от радикалов всех мастей и избегать мутных акций. Она же формально коммунистка, и нам идиотов в «движе» не надо — и так маргинализируют изо всех сил.

Нету в Америке теперь Коммунистической партии — впала в ничтожество без Советских денег. Социалистическая партия у американцев тоже есть, но находится в плачевном состоянии — зажатые между демократами и республиканцами, они теряют мотивацию, спонсоров и грызутся между собой: часть товарищей хочет сохранить партию как независимую (относительно) силу со своими кандидатами, а другая — влиться в качестве «группы влияния» в состав демократической партии. Что первый путь дерьмо — они даже на президентскую гонку кандидата не выставили! — что второй: тут и так все понятно.

С этим никчемным, стремительно идущим ко дну судном было решено не связываться — никаких реальных бонусов от вливания в них бабла мы не получим. Зато парочка наших богатых нелегалов очень радуется свежеобразованному «Союзу за демократический социализм». Цель — на следующие выборы выставить кандидата-социалиста, который на фоне обреченного на провал Форда-младшего (проблем у Америки нынче столько, что одного срока даже при полноте самодержавной власти разгрести не хватит) будет преподноситься электорату в качестве свежего решения застарелых проблем. Год-полтора интересных инициатив, и нашего агента влияния подвергнут импичменту, но это нам будет на руку, потому что только усилит накал страстей в обществе. Это, конечно, если «выборщики» на денежные вливания и компроматы откликнутся, демократия в Америке специфическая.

— Бегство — это трусость, — припечатал меня Судоплатов-младший, забравшись в машину.

— Это не бегство, а таинственное исчезновение в стиле ниндзя — в суматохе и дыму, — отшутился я, и мы поехали в Москву.

Важный, секретный и генералистый дед поедет отдельно — мы с ним кататься рожей не вышли.

— Ночью в Монголию полечу, — похвастался папа Толя. — Хорошо, что просо посеяли — в комбикорм смолем, нарастим животноводство.

— Хлеба нет, но хоть мяса поешьте, — жалобно откликнулся я.

— Хлеб тоже есть, — улыбнулся Судоплатов.

Зерновые стратегический противник и его сателлиты Союзу продают не за валюту, а за золото, что объяснимо — мы же враги, а с врага, за неимением для него альтернативы, нужно вытряхивать как можно больше. Однако хорошая тенденция есть — золотой запас Родины без необходимости закупать зерно за драгметаллы и благодаря заслугам генерала Фадеева по наведению строгости на приисках, уверенно и быстро растет, чем Партия регулярно хвастается в телевизоре. Ну а скоро зерно будет физически у американцев не купить — вводят эмбарго в связи с дико растущими на жратву ценами. Чистый популизм — американское зерно, может, внутри США и останется, но Канада и Европа под эмбарго не подпишутся, и, если предложить больше, свое зерно продадут в другие места — в эти времена себе в колено сателлиты врага стреляют не так охотно, как в мои.

— Съездил бы ты, Сережа — смотри, все спортсмены…

— Да хрен там «спортсмены», — скривился я. — Это дед че-то мутит, причем в обход меня — напрямую не получится.

— Значит так надо, — выразил солидарность с Генеральной линией Партии хренов работник Минсельхоза.

— Да хрен там «надо», — скривился я еще сильнее. — Не отпускают фантомные боли просто, требуют европейцев окормлять. А нафига? «Пояс-путь» в этом году четверть мирового ВВП сгенерировать обещает, через пятилетку перегоним капиталистов. Че они делать в этой ситуации будут? Гнить и отваливаться от деградирующей части мира, сами к нам в руки упадут.

— Катализация? — предположил Судоплатов.

— Видимо катализация, — согласился я. — Как там «Фунтик» мой?

Сеть специализированных «мясных» магазинов, подкрепленная колбасными цехами, коптильнями, кулинариями (последние в магазин встроены, курочку «гриль» и шашлыки будут печь) и животноводческими хозяйствами по всей стране. Названа в честь героя успешно релизнувшегося и полюбившегося всей стране мультика.

— Да что твоему «Фунтику» будет? Все нормально, — отмахнулся Судоплатов.

Высадив папу Толю у Министерства сельского хозяйства, добрались до Канцелярии и прошли через рамку металлодетектора. Мои стражники «звенели», но им можно. Секретарь был найден на рабочем месте, слегка осунувшимся, но бодро стучащим по клавиатуре. На столе, рядом с принтером, лежала стопка отпечатанных листов.

— Доброе утро, — отвлек я его.

— Доброе утро! — ответил он, высунув голову из-за дисплея. — Замечательная техника, Сергей Владимирович!

— Это правда, — согласился я. — За цифровизацией и ЭВМ — будущее, и однажды каждый гражданин Союза посредством сети ЭВМ получит почти неограниченный доступ ко всем накопленным человеческим знаниям.

И к мемам.

— В «Юном технике» так же писали, — согласился Никита Антонович.

Ну так я нашептывал, вот и написали.

— Я в обед уйду и больше сегодня не вернусь, — проинформировал я его. — Артист афроамериканский в гости приехал.

— Слышал, — кивнул секретарь на радиоточку, мудро умолчав про не связанную с негром часть эфира. — Это вот для вас, — указал на папочку с другой стороны стола.

— Поработаем, — взял я папку и пошел срывать пломбу с кабинета.

Утренняя — чайные запасы пополнили и снова опечатали.

В секретарской папке ничего интересного не оказалось — стандартная текучка. Сдобрив все необходимое печатью «одобрено», сложил обратно в папку и отнес в приемную, пояснив:

— Все равно по пути. Я минут на пятнадцать отлучусь.

— Хорошо, Сергей Владимирович, — не стал обвинять меня в тунеядстве секретарь.

Оставив папочку, вышел в коридор и направился к лестнице. Проворовавшийся секретарь Лазарев обитает на третьем этаже, в правом крыле. Заглянув в приемную и не обнаружив в ней секретаря секретаря, я пожал плечами и пошел к двери кабинета.

— Константин Евгеньевич, ну не на работе же! — раздался из-за нее игривый женский возглас.

— Под утро человек как правило ощущает прилив гормонов, — авторитетно пояснил я Михаилу Сергеевичу.

— И на работе, Верочка, и после работы, — с царапающим уши елеем ответил товарищ с потенциалом гражданина. — Я от вас голову теряю!

— И это — женатый человек, — укоризненно вздохнул я и решил. — Подождем, чтобы так сказать «на горячем».

— А почему Марьину в секретариат взяли, а я даже на Олимпиаду не поеду? — задала любовница товарища Лазарева очень неудобный вопрос.

— Верочка, вы убиваете всю романтику! — обвинил ее Константин Евгеньевич.

— Ай! — пискнула дама, и мы услышали хлопок.

— Куда не надо полез, видимо, — прокомментировал я для держащих каменные рожи КГБшников.

Карьеристка тем временем начала поднимать ставки:

— Марьина с Гайковым даже не спит. Может и мне так же попробовать?

— Верочка, в отличие от этой серой мышки, вы — образец женской красоты! Античная статуя! Фея!

— Угу, — не прониклась та. — Хотите сказать, что я тупее этой клуши? Она, мол, своими силами наверх пробивается, а я — через постель⁈

— Да, именно это я сказать и хотел, — выключил «елейный режим» товарищ Лазарев. — Скажешь не прав? Тебе машина нравится? Квартира нравится? А чего тогда выеживаешься? Снимай трусы!

— Нахал! — припечатала его дама, однако этим ее недовольство и ограничилось.

Через минуту мы услышали скрип казенной мебели, характерные вздохи и шлепки плотью о плоть. Можно заходить. Дверь заперта, но разве это — помеха? Посмотрев на сотрудников, считал на их рожах легендарное «не в моих полномочиях», расстроился, отступил от двери на шаг и пробил фронт-кик в район замка. Крякнув, косяк брызнул щепой, и мы с товарищами влетели в кабинет.

Местом соития пара падших комсомольцев выбрала стол. Товарищ Лазарев стоял к нам спиной, демонстрируя покрытую рубахой спину и голую задницу — штаны спущены. На его плечах лежали женские руки с накрашенным красным лаком ногтями. На полу валялись белые трусики, саму даму загораживал Константин Евгеньевич. Наше появление было встречено визгом и суетой — комсомолке на вид было лет двадцать семь, по лицу — и ее, и любовника — размазалась алая помада. Вскочив со стола, она начала стремительно намокать глазами и одергивать белое, в ромашку, платье, блеснув отразившим солнечный свет из окна обручальным колечком.

Кто-то ходит в рогоносцах.

Товарищ Лазарев тем временем подтянул штаны, повернулся к нам, блеснув очками и плешью, и попытался изобразить святую невинность:

— По какому праву вы ломаете двери, товарищи?

Вера оказалась умнее:

— Я ничего не могла сделать! Этот урод меня запугивал, шантажировал увольнением!

— А еще квартирой, машиной и карьерным ростом, — не проникся я.

— А куда бы я дела-а-ась?!! — включила она тот самый режим и бросилась на диван лицом в ладони.

Задравшийся подол оголил два подтянутых, белых полушария.

Что ж, товарища Лазарева понять можно: кризис среднего возраста, большая власть и цветник вокруг. Товарища Веру тоже понять можно — обладая реально впечатляющими физическими данными, она ими пользуется настолько, насколько позволяют собственные моральные ориентиры. Давление мерзкого толка тоже, впрочем, исключать нельзя — пряник мы «увидели», но кнут тоже вполне мог быть продемонстрирован.

— Служебные романы — это плохо, но, когда они подкреплены злоупотреблением служебным положением — это нарушает законодательство, — заметил я. — Два варианта у вас, товарищи: либо пишем прямо сейчас объяснительные и заявления по собственному желанию — я их заберу и дам ход, если вы не начнете работать нормально и контролировать позывы плоти, либо «волчьи билеты» и исключение. Товарища Лазарева — из Партии, товарища Веру — из Комсомола.

— Да какие тут «злоупотребления»? — всплеснул руками успевший застегнуть ремень и брюки Константин Евгеньевич.

— Держать меня за идиота чревато лесоповалом, — улыбнулся я ему.

Мужик осекся.

— Пиши, придурок, — прошипела ему с дивана переставшая изображать истерику Вера. — Подставил меня, урод! — оторвав голову от ладоней, поправила платье, уселась и жалобно посмотрела на меня. — Не говорите мужу, Сергей Владимирович!

— Не говорите! — поддакнул Лазарев.

— У вас муж — боксер? — предположил я.

— Самбист, — поправила Вера.

— Слабак вы, Константин Викторович, — приложил я падшего секретаря. — На чужое заритесь, а по зубам за это отхватить не готовы. Живая демонстрация трусливого американского империализма!

Он потупился, Вера презрительно фыркнула и перешла к конструктиву:

— В какой форме писать?

— Объяснительную — в свободной форме. Начинать нужно с того момента, когда зародилась ваша порочная связь с товарищем Лазаревым. Вы, товарищ Лазарев, пишите так же. Заявления — стандартного образца. Не разговаривать и не списывать.

В отличном настроении я уселся на подоконник и принялся надзирать за процессом. Судьба даровала мне пару лично преданных стукачей!