Санта–Барбара IV. Книга 1

ГЛАВА 11

СиСи узнает о похищении Августы. Улыбка, улыбка, улыбка. Джина строит наполеоновские планы. Сладкие слова любви.

СиСи недоуменно уставился на Локриджа.

— Ты просишь у меня милости?.. — насмешливо спросил он. — Может быть, я ослышался?

Локридж уныло покачал головой.

— Нет. Ты услышал то, что я сказал. Мне действительно сейчас нужна твоя помощь. Иначе я бы к тебе не пришел.

СиСи не захлопывал перед гостем дверь, но и не пускал его в дом. Локриджу приходилось неловко топтаться у порога.

— Да. После такого и снегу в Санта–Барбаре не удивишься, — ядовито заметил Ченнинг–старший. — Видно, что‑то сильно меняется в этом мире, если даже такие люди как ты приходят в мой дом. Надо бы мне почаще читать газеты, а то, боюсь, скоро произойдет нечто такое, от чего меня удар хватит. Причем я узнаю об этом последним.

Хотя Лайонелл Локридж обратился к СиСи, находясь в исключительно трудной ситуации, он старался не терять лица и не поддаваться на провокации. Колкости и издевательские шутки Ченнинга–старшего он пропускал мимо ушей.

Его сейчас волновало другое.

— Мне нужны деньги, — медленно сказал Локридж. — А у тебя они есть. Только поэтому я пришел сюда.

СиСи стоял у двери, надменно подняв голову и сунув руки в карманы брюк.

— Лайонелл, да ты, наверное, шутишь? — высокомерно заявил он.

Локридж угрюмо покачал головой.

— Нет. Я не шучу. Мне нужен долг в миллион долларов и как можно скорее. Я готов даже повысить процентную ставку, но деньги мне необходимы немедленно. В этом городе мне больше не к кому обратиться.

СиСи оторопело посмотрел на Локриджа. Настойчивость его давнего соперника поневоле заставляла его, Ченнинга–старшего, защищаться.

— Что с тобой произошло, Лайонелл? — с издевкой спросил он. — Неужели ты вступил в один из этих мужских клубов, где носят эдакие смешные шляпы и проходят обряд посвящения? Единственно, что я не могу понять, зачем вступающим в подобное заведение нужно тратить огромную кучу денег? Они оплачивают какие‑то дурацкие обеды, воскресные поездки на яхтах и аренду инвентаря в гольф–клубе. В результате, это все выглядит таким же идиотизмом, как и любая богадельня. Лайонелл, кто тебя подбил на такое? Надеюсь не твоя бывшая супруга?

Локридж побледнел, но сдержал нервы. Гордо вскинув голову, он сказал:

— У меня нет времени на шутки, СиСи. Как‑нибудь в другой раз я бы и уделил этому внимание, однако, сейчас я очень сильно тороплюсь. Мне нужны деньги. Я прошу тебя дать мне их в долг. Если нужно, я готов тебя молить об этом.

Обеспокоенная тем, что СиСи долго не возвращается, София покинула внутренний дворик и, пройдя через гостиную, присоединилась к СиСи.

— Что здесь происходит? — взволнованно спросила она. — Лайонелл?..

Тот чуть заметно кивнул.

— Здравствуй, София.

СиСи с ядовитой ухмылкой сказал:

— София, как тебе нравится такое? Лайонелл пришел ко мне просить в долг. Ему нужен не больше не меньше миллион долларов… — он обратился к Локриджу. — Тебе наличными или может быть чек выписать?

Локридж снова терпеливо перенес издевательскую тональность речи Кэпвелла–старшего, сочтя необходимым никак не реагировать на нее.

— Мне нужен миллион долларов наличными, — стоически повторил он.

СиСи снова усмехнулся.

— А, может быть, ты проигрался в рулетку? Признайся, Лайонелл. Ты провел свой отпуск в Лас–Вегасе?..

Не в силах больше выносить эти издевательства, Локридж воскликнул:

— На карту поставлена жизнь! Жизнь Августы… Ее похитили, и за нее требуют выкуп!

— Что?.. — ошеломленно воскликнула София.

— Ты говоришь серьезно? — спросил СиСи. Локридж судорожно сглотнул.

— Куда уж серьезнее… Сегодня утром она должна была вернуться на самолете из отпуска. Она была в горах, в Тибете. Мы с ней с договорились встретиться в ресторане «Ориент Экспресс». Однако она не пришла. Мы с Джулией ждали ее четыре часа. А потом позвонил какой‑то незнакомец и сообщил мне, что моя жена похищена, и что я должен выплатить им два миллиона долларов наличными, если я хочу увидеть Августу живой и невредимой.

София непонимающе смотрела на него.

— Почему ты не обратишься в полицию?

Локридж отрицательно покачал головой.

— Нет. Похитители пригрозили расправиться над Августой, если я сообщу об этом в полицию. Честно говоря, сначала я был уверен в том, что это чья‑то дурацкая шутка или неудачный розыгрыш. Я вообще не верил в то, что Августу могли похитить. Но потом они прислали мне в конверте се обручальное кольцо, с которым, насколько мне известно, она никогда не расставалась. Очевидно, она действительно попала в лапы каких‑то негодяев, и их намерения вполне серьезны. Серьезны настолько, что я сразу же отбросил мысль о том, чтобы попробовать поставить об этом в известность полицию.

София потрясенно отступила назад.

— Боже мой, что за время? Я думала, что времена вымогательств и похищений с целью получения выкупа уже давно прошли. Но, как оказалось, я ошибалась…

Охраняя сон Сантаны, Роза терпеливо сидела в коридоре больницы.

Несмотря на то, что дочь больше не пожелала ее видеть, Роза по–прежнему оставалась возле нее.

Появление Джины стало для Розы неожиданностью. Как только бывшая супруга Кэпвелла–старшего подошла к двери палаты, в которой находилась Сантана, Роза тут же вскочила со стула и преградила ей дорогу.

— Джина, что тебе здесь нужно?

Та, как обычно в таких случаях, растянула рот в широкой улыбке.

— Я хочу поговорить с Сантаной насчет Брэндона.

Роза гневно сверкнула глазами.

— Вы все слетаетесь как воронье на добычу. Если человек не может сопротивляться, вы считаете своим долгом вырвать у него из рук последнее.

Джина поморщилась.

— О чем ты говоришь? Я не собираюсь претендовать на чужое. Меня интересует только собственный сын.

— Он тебе не сын! — рявкнула Роза. — Ты не имеешь права называть себя его матерью. Он принадлежит Сантане и по праву рождения, и по тому, сколько сил она отдала ради него. То, что ты когда‑то воспитывала Брэндона, еще ничего не означает. Ты потеряла все права на него и не можешь претендовать ни на что. Тебе здесь нечего делать! Убирайся!

Джина по своему обыкновению не обратила на слова Розы ни малейшего внимания.

— А вы спросите, кого мальчик считает своей мамой. Брэндон сразу укажет на меня, — мстительно сказала Джина. — Это лучшее доказательство того, кто и что для него значит.

Роза дышала так тяжело, словно этот разговор отнимал у нее все силы.

— Ты думаешь, что тебе удастся заполучить Брэндона? Ничего подобного! Ты в любом случае просчиталась!

Джина ухмыльнулась.

— Он вернется ко мне! — уверенно сказала она. — Может быть не сразу, со временем, но это обязательно произойдет.

Роза решительно рубанула воздух рукой.

— Никогда! СиСи об этом позаботится…

Джина еще не знала о том, что двумя часами раньше в этой же палате Сантана поставила подпись под документом, лишающим ее родительских прав на Брэндона.

— Ты так говоришь, как будто здесь все зависит от СиСи, — заносчиво сказала Джина. — То, что он для кого‑то авторитет, еще не означает, что я буду трепетать только при одном упоминании его имени! Роза, не забывай о том, что я немало прожила в его доме, и ты была моей служанкой! Так что сейчас не стоит пугать меня моим бывшим мужем. Я уж как‑нибудь сама разберусь с ним. Кстати, насколько я знаю, он тоже не равнодушен к Брэндону.

Роза едва заметно поморщилась.

— Вот именно, — подтвердила она. — Сантана подписала бумаги и Брэндон снова находится под опекой СиСи Кэпвелла. Мальчик будет жить в его доме, ему отведут собственную комнату, и он сможет получить хорошее образование. СиСи этого очень хотелось.

Джина изумленно вытаращила глаза.

— Сантана подписала бумаги? Это что‑то просто невероятное!.. Не понимаю, как СиСи удалось сделать это?

Роза с достоинством подняла голову.

— У Сантаны разбито сердце. Она, конечно, этого не хотела, но… Сантана больна, весь мир сейчас ополчился против нее, ей ничего не оставалось делать… Ей приходится действовать в интересах Брэндона. Мальчик считает своим отцом СиСи, вот мы и решили, что так будет лучше. Не говоря уже о том, что СиСи сможет уберечь его от тебя.

Джина укоризненно покачала головой.

— Роза, ничто не вечно в этом мире.

Обменявшись ненавидящими взглядами, женщины замолчали. В коридоре раздались шаги и. обернувшись, Джина увидела, как к палате, в которой находилась Сантана, приближается окружной прокурор, вместе с высоким мужчиной лет тридцати в белом халате врача.

Увидев Розу, Кейт Тиммонс обрадованно воскликнул:

— Миссис Андрейд! Очень хорошо, что вы еще здесь. Мне нужно с вами поговорить.

Джина, которая обладала способностью присутствовать в самых интересных местах, тут же навострила уши.

Тиммонс и врач подошли к Розе.

Окружной прокурор представил своего спутника:

— Это доктор Соркин.

Роза встревоженно взглянула на врача.

— А что случилось?

Тиммонс едва скрывал свое злорадство.

— Я только что разговаривал с доктором Сэркином о состоянии здоровья Сантаны. Боюсь, что у него для вас неважные новости.

Окружной прокурор опустил голову, пряча злую ухмылку в уголках губ.

Роза почувствовала, что Сантане грозят очередные неприятности.

— Что случилось?

Доктор достал из кармана вчетверо сложенный листок и, развернув его, показал Розе.

— Мы только что получили результаты анализа крови вашей дочери. Они указывают на длительное употребление наркотиков. Концентрация барбитуратов в крови оказалась выше предельной нормы в одиннадцать раз.

Роза непонимающе мотнула головой.

— Что это означает?

— Это означает, — пояснил доктор. — Что во многих видах лекарственных препаратов содержится в качестве успокаивающих элементов так называемые барбитураты, вещества, обладающие наркотическим действием. Если человек принимает какие‑то таблетки или микстуры, то в его крови всегда будет содержаться определенное количество подобных веществ. Однако их повышенная концентрация указывает на то, что, либо была допущена ошибка в дозировке, либо человек принимал эти препараты намеренно. Л такая повышенная концентрация, которая была обнаружена при анализе крови Сантаны Кастильо, говорит о том, что наркотические препараты принимались уже долгое время. Именно поэтому она страдает от болей в суставах и позвоночнике. Барбитураты разрушают нервную систему и в первую очередь действуют на нервные окончания и опорно–двигательную систему.

Роза потрясенно отступила на шаг назад.

— Но я… Я ничего не знаю об этом…

Тиммонс не без удовлетворения подытожил:

— Сантана уже давно употребляла наркотики. Она — наркоманка со стажем. Удивительно, что вы этого не замечали. Ведь ее постоянная повышенная возбудимость и нервные срывы объяснялись именно этим. Стоило ей не принять вовремя очередную дозу, как она тут же срывалась, устраивала истерики, совершала бессмысленные и часто необъяснимые поступки.

Иден и Круз по–прежнему лежали на пляже, крепко обнимая друг друга. Сексуальный экстаз остался позади, и теперь они просто наслаждались жизнью.

Круз задумчиво поглаживал ее по волосам.

— Никак не верится, что это, наконец, случилось, — тихо произнес он. — После всех переживаний и страданий мы встретились. И все у нас хорошо…

Она провела рукой по его щеке.

— Ты помнишь, что ты мне однажды говорил? Это наш мир, и именно из него мы берем силы для того, чтобы бороться с бедами и несчастьями. Ты мне это часто говорил. Помнишь?

Он улыбнулся.

— А помнишь наш плавучий дом? Помнишь, как нам было хорошо в нем? Я никогда не забуду те удивительные дни и ночи, которые мы провели там, в уединении…

Иден лежала, положив ему голову на грудь, и теребила его густые черные волосы.

— Да, там было здорово, — мечтательно промолвила она. — Мы были там счастливы. Мы, только ты и я… Больше никого… С тобой я чувствовала себя в безопасности. Хотела бы я отплатить тебе тем же.

В его глазах блеснули слезы. Но это были не слезы разочарования, не слезы отчаяния, не слезы бессилия, а слезы радости.

— Ты не представляешь, что для меня значишь, сколько ты для меня уже сделала. Я тебе столь многим обязан в своей жизни, что никогда не смогу этого забыть.

Они немного помолчали.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — наконец, робко промолвила Иден. — Но если не хочешь, можешь не отвечать.

Он поцеловал ее в лоб.

— Можешь спросить.

Она снова помолчала.

— На твоем месте я бы не торопилась с ответом. Может быть, для тебя это будет не так просто.

Круз усмехнулся.

— Иден, ты можешь спрашивать о чем угодно и что угодно без всякого разрешения. Что я должен сделать?

Она лукаво прищурила глаза.

— Я хочу, чтобы ты мне улыбнулся.

Круз сдвинул брови.

— Улыбнулся? Как улыбнулся?.. По–моему, я и так не слишком хмуро выгляжу.

— Я знаю, что это выглядит странно, однако, мне хочется, чтобы ты по–настоящему улыбнулся так, как умеешь это делать только ты, когда чувствуешь себя абсолютно счастливым. Я уже давно не видела этой твоей улыбки. Правда, и сама тоже не слишком часто улыбаюсь.

Круз задумчиво потер лоб.

— Наверное, ты права.

— Я хочу, чтобы мы думали только о том, что происходит только сейчас. А обо всем остальном забыли… Улыбка Круза получилась какой‑то печальной.

Заметив это, Иден сказала:

— Еще многое нужно уладить, я знаю. Я так люблю тебя!.. Я так хочу, чтобы ты улыбнулся…

Она подняла голову и пристально посмотрела на него.

Не выдержав испытующего взгляда небесно–голубых глаз Иден, Круз рассмеялся.

— Ты лучше посмотри на свою улыбку. Разве я могу с ней соперничать. У меня никогда не получится так, как у тебя. Ты сейчас выглядишь как маленький ребенок, которому подарили новую игрушку. Я уже так не могу. Наверное, я стал слишком стар…

Иден задумчиво провела рукой по его лицу, а потом неожиданно вскочила и побежала к воде.

— Эй! Ты куда? — крикнул ей вслед Круз. — Погоди, я с тобой!..

Словно шаловливые дети, они бегали по мокрому песку, гоняясь друг за другом. Выражение беззаботного счастья не сходило с их лиц. Они действительно были счастливы, потому что сейчас никто не мешал им наслаждаться друг другом. Это беззаботное ощущение свободы было прекрасным.

Они забежали в воду и стали брызгаться. Потом они снова упали на нагретый песок и целовались, целовались, целовались…

Роза ошеломленно покачала головой.

— Я этому не верю.

Доктор Сэркин попытался что‑то сказать, но окружной прокурор жестом остановил его и сам принялся объясняться с Розой.

— Подумайте над этим хорошенько, миссис Андрейд. Не думайте, что я пытаюсь оговорить вашу дочь. Вспомните, как вела себя Сантана — непонятные перепады настроения, странность в поведении…

Роза решительно взмахнула рукой.

— Это еще ничего не значит! Она была в состоянии сильного нервного напряжения из‑за проблем в личной жизни. Так что, все это вполне объяснимо. Вы все равно мне ничего не докажете!

На сей раз окружной прокурор предоставил честь объясняться доктору Сэркину.

— Миссис Андрейд, — терпеливо произнес тот. — Концентрация барбитуратов в крови нашей дочери однозначно. Говорит о том, что она вполне осознанно и часто прибегала к употреблению наркотиков. Результаты анализов однозначно свидетельствуют о том, что это не может быть объяснено лишь однократным употреблением подобного рода препаратов.

Роза немного помолчала, а потом решительно сказала:

— Я хочу услышать это от самой Сантаны. Мы должны пойти к ней и узнать правду.

Тиммонс усмехнулся.

— А почему вы решили, что она вам все расскажет?

Роза сверкнула глазами.

— Моя дочь никогда раньше не лгала мне!

Тиммонс рассмеялся.

— Миссис Андрейд, по–моему, вы пытаетесь выдать желаемое за действительное. Вспомните, сколько раз Сантана привозила к вам сына, объясняя это занятостью на работе либо какими‑то другими важными делами, а на самом деле все было не так.

Роза проигнорировала это недоброе замечание и, гордо подняв голову, направилась к двери.

Тиммонс многозначительно поднял брови, а затем, повернувшись к врачу, сказал:

— Доктор Сэркин, я думаю, что вам так же необходимо было бы поговорить с пациенткой.

Тот кивнул.

— Разумеется.

Он направился в палату следом за Розой, а окружной прокурор и Джина Кэпвелл остались в коридоре.

— Бедняжка Сантана! — издевательским тоном воскликнула Джина. — Какие несчастья обрушились на ее голову! Подумать только… Все это злобные происки рока.

Тиммонс подхватил ее скептический тон.

— Я вижу, у тебя прямо сердце разрывается на части… Джина, ты всегда у нас сочувствовала слабым и униженным.

Она ничего не успела ответить, потому что, не успев войти в палату, доктор Сэркин снова появился в коридоре. Тиммонс с удивлением посмотрел на него.

— Что‑то не так, доктор?

— Нет–нет, просто миссис Кастильо еще спит. Я не хотел будить ее. Пожалуй, придется зайти попозже.

Тиммонс пожал плечами.

— Ну, как знаете.

Когда врач исчез за углом. Джина снова обратилась к Тиммонсу.

— Как все удачно складывается!.. — с ехидной улыбочкой сказала она. — Все считают, что Сантана все время врала. Теперь они все узнают, что она наркоманка. Что тут будет! Держись!.. Все складывается превосходно!.. Одна удача следует за другой…

Тиммонс с интересом смотрел на Джину.

— А ну‑ка, объясни, что ты имеешь в виду? Как‑то уж слишком сильно ты радуешься… Похоже, что ты задумала нечто невероятное.

Джина удовлетворенно улыбнулась.

— Прежде всего, мои планы касаются Брэндона.

Тиммонс не скрывал своего повышенного любопытства.

— Ну–ну, давай рассказывай… Что ты там задумала насчет Брэндона?

Она удивленно подняла брови.

— Как? Разве ты не слышал?

Тиммонс пожал плечами.

— А что я должен был слышать?

Джина снисходительно похлопала его по плечу.

— Кейт, ты пропустил самое главное! Сантана отказалась от родительских прав на Брэндона, передав их СиСи Кэпвеллу.

Окружной прокурор едва не потерял дар речи.

— Джина, ты не шутишь?

Она с победоносным видом объяснила.

— Днем СиСи был здесь. Он вынудил Сантану подписать документ об отказе от Брэндона.

Тиммонс присвистнул.

— Вот это да!.. Честно говоря, я даже не ожидал такого!.. Ведь Сантана все время заявляла о том, что будет биться за сына до конца, и Роза в этом ее активно поддерживала.

— Похоже, Роза решила уступить давлению со стороны СиСи. Возможно, они сделали это добровольно. Вполне возможно, что Брэндон был перепоручен СиСи самой Сантаной. Это мне на руку, это как раз то, что мне нужно… Остается только сделать еще один маленький шаг вперед. И в моей семейной жизни все будет в порядке.

Тиммонс нахмурился.

— А что ты подразумеваешь под своей семейной жизнью? По–моему, у тебя с этим делом существуют весьма большие проблемы. Пели ты, конечно, не имеешь в виду те сеансы любви, которые время от времени случаются в твоей жизни. Или, может быть, ты снова вознамерилась выйти замуж за СиСи? Честно говоря, я думал, что ты шутишь…

Джина уверенно кивнула.

— Вот именно. Осталось совсем немного подождать, и я снова стану женой СиСи и, соответственно, матерью Брэндона.

Тиммонс демонстративно зевнул.

— Знаешь, Джина, ты не перестаешь меня удивлять. В твоей жизни и так было уже достаточно много разнообразных приключений. Но ты с непостижимым упрямством лезешь к черту на рога.

Горделиво подбоченясь, она фыркнула.

— Теперь я научилась точно рассчитывать свои силы. Можешь за меня не бояться, Кейт. Я добьюсь своего!

Он укоризненно покачал головой.

— Джина, Джина… Иногда ты говоришь такие вещи, что просто волосы дыбом встают. Ничего удивительного нет в том, что люди не воспринимают тебя всерьез.

Джина снова снисходительно рассмеялась.

— Очень жаль, что они не воспринимают меня всерьез. Я за прошедшие годы научилась многому. Знаешь, жизненный опыт — важная вещь! Он позволяет тебе делать такие ходы, которые в будущем могут принести весьма неплохие дивиденды. Я научилась планировать свое будущее. Вот увидишь, все, что я спланировала, у меня получится! Сейчас для меня главное — продвигаться к своей цели пусть небольшими, но верными шагами. Я полагаю, что никто другой в этом городе не способен ни спланировать, ни совершить такое, на что способна я.

Тиммонс разочарованно махнул рукой.

— Да брось ты! Кэпвеллы презирают тебя. Особенно СиСи… Они же пытались выжить тебя из города, милочка.

Джине доставляло удовольствие пикироваться с окружным прокурором. Он все время пытался выжать из нее признание в собственных ошибках и слабостях, а она, словно сосунка его, ставила на место.

— То, что семейство Кэпвеллов демонстрировало пренебрежительное отношение ко мне, отнюдь не является их заслугой. Они просто не подозревали с кем имеют дело. А теперь я смогу отплатить им за все. Главное, что у меня есть план.

Тиммонс тут же уцепился за ее последние слова.

— Какой план? Было бы любопытно услышать.

Джина кокетливо помахала пальчиком перед его лицом.

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Да брось ты, Джина! Мы же свои люди, сочтемся. Не бойся, я не собираюсь встревать в твои дела, у меня и своих вполне достаточно. Одно дело Сантаны чего стоит!

Джина вытянула губы.

— Ух! Ты все еще собираешься заниматься ее делом? А я‑то думала, что после столь тесного знакомства со мной, ты потерял к ней всякий интерес.

Тиммонс пожал плечами.

— В определенном смысле, да. Но кое‑что мне в этом деле все‑таки любопытно. Думаю, что я даже смогу из него вытянуть нечто.

Джина жеманно повернула голову.

— Уж не собираешься ли ты вернуть себе расположение Сантаны? А, может быть, ты даже рассчитываешь на ее любовь?

Окружной прокурор города гордо выпятил грудь.

— Нельзя судить обо всем так прямолинейно. Джина. Если я занимаюсь этим делом, значит, у меня есть какой‑то интерес. Но тебе об этом я ничего не скажу.

Она снова фыркнула.

— Очень надо… Теперь Сантана меня абсолютно не интересует. Хотя еще несколько часов назад я бы не могла сказать такое. Но после того как СиСи добился от нее подписи на документе об усыновлении Брэндона, Сантана для меня перестала существовать. Впрочем, чисто по–человечески, я бы еще смогла обратить на нее внимание, но не забывай, Кейт, что я — деловая женщина. Меня мало волнует такой отработанный материал как Сантана. Она сыграла свою роль и теперь может уйти. На сцену выхожу я!

Тиммонс выразил свой глубокий скепсис.

— Джина, ты переоцениваешь себя. Думаю, что ни один человек в этом городе не поставил бы на тебя и ломаного гроша в схватке между тобой и СиСи. Нет, конечно, есть сумасшедшие, которые всегда рискуют, но в данном случае ты — дохлая лошадка.

Джина надменно подняла голову.

— Посмотрим, что ты скажешь через две недели, когда осуществится мой план.

Тиммонс скривился.

— Ты снова и снова повторяешь мне о своем таинственном плане, но я еще ничего не знаю о нем…

— А тебе и не следует о нем ничего знать! — съехидничала Джина. — Это слишком интимно. Мои планы касаются только меня. И я не хотела бы раньше времени распространяться о них. У меня уже был один неприятный опыт такого рода!..

Кейт на мгновение задумался.

— А! Ты говоришь, наверное, о неудачной попытке шантажировать меня этой идиотской видеокассетой? Что ж, недооценка противника ведет к поражению.

Она кротко улыбнулась.

— Я это уже поняла. С тобой, Кейт, надо держать ухо востро. Ты — парень хоть куда…

Окружной прокурор выглядел явно польщенным.

— Все это потому, — сказал он, — что я знаю, как обходиться с разными типами женщин. Поэтому, наверное, они и относятся ко мне благосклонно.

Джина достала из сумочки сигареты.

Окружной прокурор неодобрительно посмотрел на нее.

— Ты забываешь о том, что находишься в больнице. Здесь запрещено курить.

— Вот еще!.. — фыркнула Джина. — Здесь же никого нет… Неужели ты думаешь, что я буду следовать каким‑то глупым указаниям, когда нет смысла этого делать?

Тиммонс покачал головой.

— Нет, думаю, что здесь ты курить не будешь! Если тебя так тянет к никотину, то мы можем пройти на лестницу.

— Ну, что ж, это меня устраивает, — сказала Джина. — Пойдем. А то я чувствую себя как охранник возле палаты Сантаны. Я думаю, что ей вполне достаточно одной Розы.

Они вышли на лестницу и Джипа, щелкнув зажигалкой, прикурила ментоловую сигарету.

— По поводу благосклонного отношения женщин к мужчинам я могла бы прочитать тебе целую лекцию, — лучезарно улыбаясь, сказала она.

Тиммонс махнул рукой.

— Не стоит. Я и сам все это прекрасно знаю.

Джина пустила ему в лицо целую струю дыма, из‑за чего Тиммонс закашлялся и стал размахивать руками.

— Прекрати! На твоем месте, я бы уже давно отказался от столь вредной привычки. Ты находишься уже не в том возрасте, чтобы легкомысленно относиться к собственному здоровью. Тебе надо заботиться о свежести кожи и чистоте дыхания.

Джина сделала обиженный вид.

— Когда ты трясущимися руками сдирал с меня лифчик и трусики, тебя это совершенно не заботило. А теперь ты почему‑то начинаешь учить меня жить. Не стоит напрасно тратить душевные силы! Они тебе еще пригодятся, Кейт. А вот мне не терпится преподать тебе некоторые уроки.

Тиммонс комично наморщил нос.

— Интересно, чему ты можешь меня научить?

— А ты думаешь, что уже все постиг на этом свете? — Думаю, что в вопросах любви я дам тебе сто очков вперед, — самоуверенно заявила она.

Хвастливый тон Джины задел окружного прокурора.

— Ну–ну…

Он вдруг бесцеремонно схватил ее за талию и притянул к себе.

— Джина, мы можем заняться обучением прямо здесь и сейчас!..

Она аккуратно отстранила его свободной рукой.

— Не шалить!

Тиммонс хихикнул.

— Ну, а что же тогда делать?

Джина снова затянулась сигаретой.

— Все вы одинаковы

Тиммонс нахмурился.

— Кто это, вы?

— Мужчины… Неужели вы не можете иначе обращаться с женщиной?

Тиммонс недоуменно посмотрел на нее.

— Как это, иначе?

— Ну, хотя бы повежливее… Я пока еще не твоя рабыня и не намерена спокойно взирать на то, как ты распускаешь руки в совершенно неподходящем для этого месте.

Кейт усмехнулся.

— А что тебя смущает?

Джина неожиданно громко рассмеялась.

— Да, в общем, ничего. Просто ты своим поведением подтверждаешь мою теорию о том, как мужчины в разном возрасте относятся к женщинам, — предупреждая его вопрос, она продолжала говорить назидательным тоном. — Типы лет восемнадцати–девятнадцати относятся к женщине с благоговением, как к божеству. Они испытывают больше прелести в том, чтобы видеть ее, чем чувствовать. Они всегда нерешительны и ждут от женщины чего‑то необыкновенного…

Окружной прокурор вдруг заржал, хлопая себя ладонями по ляжкам.

— Что? Что ты так смеешься?

Он умолк лишь спустя несколько мгновений.

— Да просто я вспомнил себя в том же возрасте!.. — объяснил Кейт. — Надо сказать, что ты оказалась недалека от истины.

— Ну, вот видишь, — наставительно сказала Джина. — Слушайся меня, и в твоей личной жизни все пойдет как по маслу.

Тиммонс пожал плечами.

— А я и не жалуюсь на личную жизнь. Ты мне лучше расскажи, что там у тебя дальше про мужчин.

Джина докурила сигарету и бросила окурок прямо на лестницу.

Тиммонс поморщился.

— Ну, что ты делаешь? Зачем же мусорить в таком стерильном месте?

Она небрежно махнула рукой.

— Для этого здесь есть уборщики. Если они не ставят пепельниц, то это их проблемы. Ну, ладно, это неважно. На чем мы там остановились?

— На пацанах… — ответил Тиммонс. — Пора переходить к мужчинам постарше.

Джина на мгновение задумалась.

— Да, молодые люди в возрасте лет двадцати пяти еще восторженно влюбчивы и стремятся как можно больше почувствовать и увидеть. Они уже более развязны, но еще сумасбродны и смешны…

Тиммонс вспомнил свои первые послеуниверситетские годы, когда он работал адвокатом на фирме и мысленно отметил, что Джина права. Однако вслух он ничего не произнес, продолжая внимательно слушать ее.

— Мужчины лет двадцати восьми — тридцати пяти, — продолжала Джина, — это — сама страстность!.. Они забывают посмотреть на женщину, с которой живут и упиваются только одним ее ощущением. Они гасят свет прежде, чем лечь в кровать, потому что сами стесняются своих диких порывов страсти, делающих их порой безобразными и пошлыми.

Тиммонс наморщил лоб.

— Это что, относится ко мне? Ничего подобного! Вот тут ты, Джина, ошибаешься. Я никогда не выключаю свет, прежде чем лечь в кровать… Наоборот, я очень даже люблю заниматься этим при свете. Между прочим, ты сама имела возможность убедиться в этом. Но, что касается того, будто бы я забываю посмотреть на женщину… Это тоже полнейшая чушь!.. Я обожаю смотреть.

Джина махнула рукой.

— Ну, ладно–ладно. Я ведь говорю о любви, а не о занятиях сексом. В занятиях сексом вы все одинаковы. Вам все нравится смотреть и ощущать. Тебе все‑таки стоит послушать о том, что я думаю о любви, а не о плоти. С плотью мы как‑нибудь разберемся при более удобном случае…

Тиммонс махнул рукой.

— Ну, ладно, продолжай. Что ты там надумала о любви?

— В зрелом возрасте, — продолжила Джина, — рассудок мужчины уже властвует над плотью. Они долго и тщательно выбирают предмет своей любви и поклоняются ему, как будто живут не видением, а ощущением. Они создают такие утонченные формы своих отношений с женщиной, что порой очаровывают молодых и неопытных девушек. Они не позволяют себе ничего грубого и непристойного по отношению к женщине. Между прочим, таким в нашей совместной жизни был СиСи. У него во всем был лоск и вежливость, достойные подражания.

Тиммонс вновь не удержался от смеха.

— Ну, это ты загнула!.. Я пару раз видел, как СиСи обращается с тобой! По–моему, он всегда испытывает острое желание разорвать тебя на части или задушить, на худой конец.

Джина презрительно поджала губы.

— Ты ничего не понимаешь, Кейт. Ты еще слишком молод и порывист. СиСи по отношению ко мне испытывал страсть. Да, возможно, сейчас у него кое–какие чувства и поугасли. Но основа, заложенная несколько лет назад, наверняка, осталась. Он просто нервничает из‑за того, что еще не решился на возобновление своих отношений со мной. Вот и все, — Джина махнула рукой. — Ладно, Кейт, прекратим этот бесплодный разговор. Я смотрю, ты ничему не хочешь учиться. Но я еще отыграюсь на тебе… в постели…

Джина уже собиралась, было, уйти, но Кейт схватил ее за руку.

— Погоди, мне все‑таки интересно, как же ты собираешься вернуть себе СиСи? Этого вежливого и галантного мужчину… — с издевкой произнес он.

Джина несколько утратила бдительность.

— Я не хочу говорить тебе обо всех деталях моего плана, могу только сказать, что он касается Келли.

Тиммонс сделал недоуменную гримасу.

— Келли? А чем она может тебе помочь? По–моему, она только что убежала из психиатрической лечебницы. Мне кажется, что на ее поддержку тебе рассчитывать бесполезно. Во–первых, ее, наверняка, скоро поймают и водворят назад. Во–вторых, насколько мне известно, она страдает сильными расстройствами психики и, даже если бы ты добралась до нее, она бы ничем не смогла помочь тебе. И вообще, какое отношение Келли имеет к вашей предстоящей женитьбе? Если, конечно, таковая состоится… Я лично в этом сильно сомневаюсь.

Джина с таким сожалением посмотрела на Кейта Тиммонса, словно перед ней стоял глупый ребенок, а не крепкий тридцатилетний мужчина с достаточно большим жизненным опытом.

— Насчет Келли ты ошибаешься, — сказала она. — Я думаю, что все правильно рассчитала. Подождем, пока Келли наберется сил и вернется в город. А тогда — все будет иначе. Ты даже не успеешь заметить, как все радикальным образом изменится. То, что сейчас кажется абсолютно недостижимым и фантастическим, обретет свои реальные черты. Я все сделаю так, что комар носа не подточит. СиСи еще не подозревает, какой сюрприз я ему приготовила. Однако уверяю тебя, Кейт, я его не разочарую!.. Для меня сейчас главное — немного подождать. Келли обязательно вернется сюда. Она просто не может не сделать этого. Ведь здесь ее дом и ее родители. Думаю, что они с Перлом будут недолго разгуливать. У Келли еще есть здесь нерешенные дела. Когда она вернется в Санта–Барбару, мы с ней столкуемся. Она мне поможет.

Тиммонс пожал плечами.

— Но как? Как? — недоуменно спросил он. — У вас же с ней ничего общего…

Джина растянула рот в блаженной улыбке.

— Кейт, ты проявляешь слишком большое любопытство.

— Это — моя работа, — возразил он.

— Вот именно из‑за того, что это твоя работа, я больше ничего тебе не скажу. Я и так слишком много тебе наговорила. Думаю, что ты получил вполне достаточную информацию для того, чтобы иметь представление о моих планах.

Она на мгновение умолкла, словно наслаждаясь мечтаниями наяву.

— Я чувствую, что Фортуна повернулась ко мне лицом, — она вдруг замерла, а затем решительно подняла палец. — Кстати говоря, все‑таки наш разговор с тобой оказался не слишком бесполезным. Ты натолкнул меня на одну мысль, — весьма удачную мысль, хочу заметить.

Тиммонс шумно вздохнул.

— Надеюсь, ты не собираешься использовать в своих играх меня? Предупреждаю — я этого не позволю.

Джина кокетливо покачала головой.

— Нет, не пугайся. Впрочем, что тут скрывать? Я очень рада, что Сантана оказалась у меня на крючке. Ее судьба будет другим наукой.

С глубокомысленным видом окружной прокурор заметил:

— Когда люди начнут догадываться, что она попалась на крючок, я бы не хотел оказаться с этой удочкой в руке.

Джина хмыкнула.

— Не волнуйся.

Тиммонс покачал головой.

— А вот на твоем месте я бы волновался. Тебе стоит задуматься над тем, что ты совершила.

Она пожала плечами.

— А что я совершила? Ничего особенного… Сантана сама наделала кучу глупостей.

Тиммонс угрожающе помахал перед ее носом пальцем.

— Джина, ты слишком много на себя ваяла. Думаешь, Круз не догадается о таблетках? Имей в виду, что и она, и он сумеют вычислить, что каждый раз, когда Сантане нужна была новая порция таблеток, ты оказывалась под рукой.

Джина равнодушно отмахнулась.

— Это еще ничего не доказывает. И вообще, подумай сам, почему они должны вспоминать именно обо мне? Все это выглядит слишком неубедительно. Такие доводы ты можешь приводить на своих судебных заседаниях. На меня эта ерунда не действует.

Тиммонс взглянул на Джину с укоризной.

— А я бы на твоем месте подстраховался. Все‑таки еще неизвестно, как могут повернуться дела в будущем… Вдруг выплывет что‑нибудь неожиданное? И тогда тебе придется плохо.

Все‑таки кое в чем Джине нельзя было отказать, а именно, в предусмотрительности. Она недолго размышляла над словами окружного прокурора.

— Интересно, а как, по–твоему, я могу подстраховаться?

Тиммонс закатил глаза и с каким‑то отсутствующим видом принялся объяснять:

— Сантана привыкла к таблеткам, а значит, для этого ей нужно было постоянно пополнять их запасы. На твоем месте, я бы сделал так, чтобы все были бы уверены — Сантана самостоятельно пополняла свои запасы, значит, она где‑то сама раздобывала наркотики и постоянно увеличивала дозы.

Джина подозрительно посмотрела на него.

— Интересно, а каким же способом я смогу сделать так, чтобы вся вина пала на саму Сантану?

Теперь пришел черед Тиммонса поучать Джину.

— Вот! — назидательно подняв палец, произнес он. — Что бы ты без меня делала? Джина, я думаю, что нам нужно постоянно держаться вместе. Мы поставим этот город на уши…

Она поморщилась.

— Наши совместные планы я хотела бы обсудить в какой‑либо другой обстановке. Что ты хотел предложить насчет Сантаны?

Он полез в карман брюк и достал небольшой пластиковый пакетик с несколькими десятками пилюль. Это были точно такие же пилюли, какие Джина использовала для того, чтобы приучить Сантану к наркотикам.

— Я думаю, что тебе пригодится вот это, — пряча улыбку в уголках рта, сказал Тиммонс. — Подумай, как с этим можно поступить.

Джина открыла сумочку, и Тиммонс бросил пакетик с пилюлями рядом с косметичкой.

— Я надеюсь, что ты сама справишься, — с улыбкой сказал он. — По–моему, таким вещам тебя учить не нужно.

Джина самодовольно хихикнула.

— Разумеется. Кое–какой опыт в таких делах у меня имеется. Главное, чтобы мне никто не помешал.

— Ничего, я позабочусь об этом. Когда все закончишь, сообщи мне. Но только немедленно… Иначе, не исключены всякие случайности.

София потянула СиСи за рукав.

— Может быть, ты впустишь Лайонелла в дом? Как‑то неудобно разговаривать па пороге.

СиСи нахмурился.

— Мне вообще не нравится этот разговор. Ну, хорошо, если ты, София, настаиваешь…

Он отступил в сторону, пропуская Локриджа в дом.

— Проходи в гостиную, там будет удобнее.

Локридж, тяжело ступая по мраморному полу, проследовал за Кэпвеллом.

СиСи остановился возле столика в углу и с сомнением посмотрел на Лайонелла.

— Что тебе удалось выяснить еще о похищении Августы? Кто эти люди? Они называли себя?

Локридж растерянно развел руками.

— Я и понятия не имею о том, кто они. Но если они требуют два миллиона долларов, то они их получат. Клянусь богом!

СиСи нахмурил брови.

— А почему ты просишь у меня один миллион?

Локридж не слишком охотно ответил.

— Мы уже набрали один миллион из денег Августы. И моя дочь Лейкен подписала все нужные бумаги. Мы воспользовались опекунством над имуществом Уоррена, но набрали всего лишь половину нужной суммы.

СиСи в раздумье прошелся по гостиной.

— Это отнюдь не упрощает дела, — хмуро сказал он. — Миллион долларов — большие деньги. Сам понимаешь, что одно дело банковский чек, а другое — чемодан с наличностью. Тем более, они наверняка, будут проверять, чтобы купюры были не помечены.

Локридж кивнул.

— Да. Ты прав. Это сложный вопрос. Поэтому я и пришел к тебе… Клянусь, что верну тебе деньги! Как бы ни складывались обстоятельства, я верну тебе долг, поверь мне.

Кэпвелл–старший свысока посмотрел на суетливо размахивающего руками Локриджа.

— Интересно, каким это образом ты собираешься вернуть мне деньги? — недоверчиво спросил он. — Насколько мне известно, у тебя своих денег нет.

Почувствовав, что разговор заходит в тупик, вмешалась София.

— СиСи, прошу тебя, не нужно. Лайонеллу сейчас не до того. Я думаю, что вы сможете разобраться с этим позднее.

СиСи, скрепя сердце, вынужден был согласиться.

— Ну, хорошо, — он снова обратился к Локриджу. — Ты уже заявил в полицию?

Лайонелл покачал головой.

— Да нет же, СиСи. Я ведь тебе уже говорил, что Августе угрожает смертельная опасность. Я не имею права рисковать ее жизнью. Августа для меня слишком дорога, чтобы я провоцировал преступников на крайние меры.

СиСи упрямо гнул свою линию.

— Об этом необязательно было звонить на всю Санта–Барбару. Можно было обратиться в полицию конфиденциально. Они, наверняка, могли бы помочь тебе. Или ты не доверяешь нашим службам охраны порядка?

Лайонелл сокрушенно отступил назад.

— А если бы они узнали? Что, если в полиции у них есть осведомитель? Это ведь никто не может гарантировать…

— Когда имеешь дело с преступниками обязательно нужно обращаться в полицию, — упрямо талдычил Ченнинг–старший.

Локридж выглядел подавленным.

— Они сказали, что убьют ее!..

СиСи успокаивающе поднял руку.

— Похитители всегда так говорят. А на самом деле это обычно оказывается не что иное, как самый примитивный блеф.

София испуганно взглянула на СиСи.

— Ты рассуждаешь так, словно прекрасно изучил психологию похитителей и вымогателей, — осуждающим тоном сказала она. — Разве можно знать, что этим людям придет в голову в следующий момент? Может быть, они сумасшедшие? Может быть, это какие‑нибудь отчаянные головорезы, и любой неверный шаг Лайонелла заставит их пойти на крайности… Все‑таки два миллиона долларов — это немалая сумма. И риск здесь слишком велик… Меня удивляет твое хладнокровие!

СиСи сделал вид, что не обратил внимания на эти слова.

— Они блефуют, — упрямо повторил он. — Так поступают все похитители. Для этого необязательно изучать их психологию. У них просто нет другого выхода, если они хотят выудить деньги.

Локридж растерянно потер лоб.

— Ты думаешь, стоит рискнуть? — неуверенно спросил он.

Но София не собиралась уступать.

— Не дави на Лайонелла, СиСи, — укоризненно сказала она. — Разве ты не видишь, что ему самому придется принимать решение?

— Вот–вот! — в сердцах воскликнул Ченнинг–старший. — Именно так! Но при чем тут я? И потом, если идти на поводу у подобных типов, они сделают то же самое и с другими. Это же самый настоящий терроризм!

София в отчаянии всплеснула руками.

— Но ведь речь идет об Августе!

СиСи в свою очередь рассерженно воскликнул:

— Я не собираюсь отдавать миллион долларов наличными террористам!

После этого в комнате воцарилась неловкая тишина. Лицо Локриджа постепенно наливалось кровью и, наконец, он не выдержал.

— Хорошо, СиСи. Мне не нужны твои деньги! Я вообще жалею, что пришел к тебе и попросил тебя о милости! — вызывающе заявил он. — Когда‑нибудь подобная беда настигнет и тебя… И когда ты окажешься в безвыходной ситуации, то я буду не сочувствовать тебе, а смеяться над тобой! Будь ты проклят!

С этими словами он быстро покинул дом Кэпвеллов. Когда дверь за ним с грохотом захлопнулась, София с сожалением посмотрела на СиСи.

Он тут же состроил недовольную мину.

— Я знаю, что ты хочешь от меня услышать. Позволь мне объяснить свою позицию.

София запальчиво взмахнула рукой.

— Дело здесь не просто в различии мнений… Это гораздо более серьезно. Поверь, я этого так не оставлю.

СиСи не ожидал такой резкости от Софии.

— Ты считаешь, что я не прав, — с неудовольствием произнес он. — Ну, что ж, это — твое право. Однако я ничего не собираюсь делать! Сама вспомни о том, кто такой Лайонелл Локридж и подумай, почему я так поступаю.

София так разволновалась, что стала ходить по гостиной из угла в угол.

— СиСи, я не понимаю, что с тобой происходит! Сначала ты говоришь мне, что изменился, что смотришь на мир по–другому, рассказываешь о том, как ты пытаешься наладить отношения с сотрудниками своей корпорации, пытаешься делать какие‑то шаги к примирению с детьми… Что же тебе мешает пойти дальше? Почему ты забываешь о том, что такое христианское милосердие? Или, может быть, ты стал жаден и скуп? Тебе жалко денег?

СиСи нахмурился.

— София, о чем ты говоришь? Разве я когда‑нибудь был диккенсовским Скруджем?

— Вот именно! — вскричала София. — Так почему же ты отказываешь Лайонеллу? Он ведь просит у тебя денег не для того, чтобы купить себе новую машину!.. Он оказался в безвыходной ситуации. Он тонет и просит протянуть ему руку. А ты, вместо того, чтобы вытащить его из воды, только подталкиваешь его вниз. В опасности жизнь Августы! А ты, как упрямый баран, повторяешь одно и то же!.. Звони в полицию… Звони в полицию… Неужели это выход из положения? Даже если этим делом займется полиция, Лайонеллу не станет легче. Ты должен поддержать его, ты просто обязан сделать это! Я настаиваю!

Для пущей убедительности она даже топнула ногой.

Однако СиСи стоял на своем.

— Нет! Я не буду отдавать деньги террористам! И дело здесь не в том, что я не могу проявить христианское милосердие по отношению к своему давнему врагу… Мне не жалко денег, мне не жалко их для Локриджа. Но на уступки негодяям и похитителям я не пойду… Это против моих правил.

София застыла посреди гостиной, сверля его неотрывным взглядом.

— Ах, вот как? — воскликнула она с возмущением. — Ну, так вот, если ты не дашь ему денег, то я сама дам ему их! В любом случае, это нельзя оставить без внимания!.. Но учти, что тебе это обойдется куда дороже… Ты рискуешь упасть в моих глазах так низко, что никто потом не сможет тебе помочь подняться.

Над Санта–Барбарой спустился вечер.

Круз и Иден, забыв обо всем на свете, по–прежнему сидели на отдаленном пляже, задумчиво глядя на океан, и одаривая друг друга влюбленными взглядами, объятиями и поцелуями.

Ветер со стороны океана стал уже довольно прохладным. Иден начала ежиться.

— Может быть, разложим костер? — предложила она.

— Конечно! — обрадованно воскликнул Круз. — Вспомним прежние времена!.. У меня, между прочим, всегда неплохо получалось жарить крабов на горячих камнях.

Иден радостно улыбнулась.

— А потом мы ели их, запивая белым сладким вином. Помнишь?

— Конечно…

Пока Круз ходил за дровами для костра, Иден лежала на все еще теплом песке, глядя на сверкавшие в темном небе звезды.

Наконец все было готово. Языки пламени весело лизали сухие сучья, и потрескивание костра напоминало о тех, казалось, уже непостижимо далеких годах, когда Круз и Иден принадлежали только друг другу.

Несмотря на поздний вечер, из всей одежды на Крузе были только плавки. Когда он поправил костер и снова вернулся к Иден, она спросила:

— Ты не замерз? Иди ко мне, я согрею тебя.

Круз улыбнулся.

— Нет, мне не холодно, но от твоих объятий я не могу отказаться.

Гак они и сидели еще несколько минут, крепко прижавшись друг к другу.

— Малышка… — нежно произнес Круз, гладя ее по волосам. — О чем ты задумалась?

Иден смотрела на огонь.

— Не хочу, чтобы костер погас. Он напоминает мне о прошлом. А еще, — она мягко улыбнулась, — он греет… Между прочим, уже не так тепло.

Круз поцеловал ее в щеку.

— Костер только начал разгораться, — заметил он. Иден меланхолично покачала головой.

— Да. Но со временем он начнет угасать. Что нам тогда останется делать?

— А ты как думаешь?

Она вдруг загрустила.

— Тогда нам придется ехать домой.

Круз нежно поцеловал ее в губы.

— Не думай об этом, — успокаивающе сказал он. Иден с надеждой взглянула ему в глаза.

— А что будет, когда мы уйдем отсюда?

Круз немного помолчал.

— Мы будем приезжать сюда снова время от времени. И у нас все будет хорошо.

На лице Иден появилась какая‑то неуверенность.

— А вдруг ты понадобишься Сантане? Что ты станешь делать? Уйдешь? — со страхом спросила она.

Круз отрицательно покачал головой.

— Нет. Я останусь с ней, и буду делать для нее все, что смогу. Мне нужно помочь ей, — медленно произнес он. — Это мой долг, я буду ей другом. Я просто больше не смогу быть ей мужем…

Иден опустила глаза.

— Но ей‑то нужно именно это, — глухо сказала она. — Сантана не хочет, чтобы ты был для нее просто другом, она хочет делить с тобой супружеское ложе.

Круз уверенно возразил:

— Нет, сейчас ей нужно не это. Она сказала, что больше не хочет меня видеть.

В глазах Иден блеснули слезы.

— Тебе пришлось для этого сильно потрудиться, — сказала она.

Он отвернулся.

— Наверное, это так. Думаю, что я просто обманывал себя, дорогая. Я так тосковал по тебе, малышка.

Улыбка снова озарила ее лицо.

— Мы не можем друг без друга.

Он кивнул.

— Не можем. И не сможем никогда. Ты не представляешь, как много значат для меня пи слова… Я знаю, что ты любишь меня. Я тоже люблю тебя. Мы никогда не должны расставаться, правда?

Он немного помолчал.

— Я не говорю, что между нами все снова будет прекрасно. Придется подождать еще немного, пока мы сможем целиком принадлежать друг другу.

Она опустила глаза.

— Знаю. Но я готова ждать тебя сколько угодно, только бы знать, что ты меня любишь.

Он широко улыбнулся, и Иден тут же воскликнула:

— Вот! Вот она, эта улыбка. Наконец‑то я ее увидела!

— Я люблю тебя больше жизни и никогда не стану этого отрицать! У меня нет никого, кроме тебя. Я никогда не забывал о тебе, я всегда помнил о том, что между нами было, и всегда надеялся на то, что это вернется. Теперь я могу твердо сказать — мы будем вместе, и мы снова будем счастливы! Иден, родная моя, как я обожаю тебя! Как я ждал этой минуты, когда смогу сказать эти слова!.. Теперь мы не будем мучить друг друга и мучить других. Я люблю тебя…