Санта–Барбара IV. Книга 1

ГЛАВА 3

Круз навещает жену в полицейском участке. Иден пытается найти поддержку у матери. София встает на ее сторону. Роулингс не оставляет своих намерений.

Было уже десять часов вечера, когда Круз осторожно вошел в комнату, где на деревянной тахте, накрывшись с головой одеялом, лежала Сантана. Дежуривший рядом с ней полицейский предупредительно встал, увидев инспектора Кастильо.

— Ваша жена спит, инспектор, — сказал он.

Словно в опровержение его слов, Сантана приоткрыла краешек одеяла и выглянула. Увидев мужа, она снова откинулась на подушку.

Круз наклонился поближе к полицейскому и шепнул ему на ухо:

— Я хотел бы поговорить с ней. Ты не мог бы оставить нас наедине на несколько минут?

Полисмен кивнул.

— Да, конечно. Никаких проблем. Думаю, что сейчас она не будет бить окна и бросаться с кулаками. После посещения доктора она выглядит гораздо спокойней.

Когда полицейский вышел, Круз подошел к тахте и участливо спросил у Сантаны:

— Как ты?

Она устало перевернулась на другой бок, не ответив ни слова.

Круз осторожно присел на краешек тахты в ногах у Сантаны. Он посмотрел на нее так, словно ему хотелось сказать что‑то важное, но он не знал с чего начать.

Сантана тоже взглянула на него, не говоря ни слова.

Наконец, Круз сказал:

— Доктор говорит, что скоро тебя переведут в больницу. Он должен провести обследование. Ты в состоянии передвигаться или надо немного отдохнуть?

Она слабо улыбнулась.

— Поедем.

Сантана выбралась из‑под одеяла и уселась, опершись спиной на подушку.

Только сейчас Круз заметил, что у нее забинтованы обе ладони.

Она сдавленным голосом ответила:

— Ничего страшного. Это я порезалась об осколки стекла.

Круз удрученно покачал головой.

— Ты вела себя очень несдержанно.

Сантана промолчала.

— Врач сделал тебе инъекцию?

Сантана облегченно вздохнула.

— Да. Он накачал меня транквилизаторами. Странно, что ты до сих пор сам не упек меня в больницу.

Круз почувствовал себя неловко.

— Я буду помогать тебе, Сантана. Обязательно. Ты не останешься одна, можешь поверить моему слову.

Она стала теребить бинты.

— Мне всегда нравилась твоя сильная воля, — еле слышно проговорила Сантана. — Моя жизнь превратилась в кошмар. Может быть, тебе лучше уйти?

Круз решительно покачал головой.

— Нет, я не могу.

Она поправила подушку за спиной.

— Хорошо. Если можешь, ответь мне на несколько вопросов.

Она говорила медленно, тщательно подбирая слова, а глаза ее при этом были полуприкрыты. Сантана словно находилась в каком‑то летаргическом состоянии, что, впрочем, было легко объяснимо большой дозой успокаивающих средств, которые, разумеется, не могли добавить ей бодрости.

— Да, я тебя слушаю.

Она медленно поправила волосы.

— Скажи мне, Круз, сколько мы уже женаты?

Вопрос оказался для Круза совершенно неожиданным.

— А почему ты?.. — попытался было спросить он, но затем, спохватившись, ответил: — Больше года.

Сантана вяло усмехнулась.

— Отец мне когда‑то рассказывал, что если животное посадить на цепь, то через полчаса оно забудет о свободе и будет считать цепь нормой. Нечто подобное произошло со мной. Я привыкла к тебе, я не представляю своего существования без тебя. Все остальное было вторично. Тюрьма или больница покажутся мне раем.

Круз с несчастным видом посмотрел на нее.

— Почему ты не доверяешь мне? В каждом твоем взгляде я ощущаю недоверие. Почему ты подозреваешь меня в злом умысле? Я твой муж и желаю тебе только добра.

Сантана отрешенно опустила голову.

— Не надо слов. Ты, как всегда, окажешься прав. А я, как всегда, ошиблась, — равнодушно сказала она. — А впрочем, наверное, такова моя участь. Я ненавижу тебя и не хочу жить с тобой. Ты мне противен.

Круз поморщился.

— К сожалению, мне приходится говорить тебе об этом, — продолжила Сантана. — Разве ты не понимаешь, что медленно убиваешь меня? Поверь, мне было нелегко решиться на этот шаг. Я боялась этого момента. Но вот черта преодолена. А боли нет. Я чувствую себя превосходно. Наконец‑то я свободна. Свободна. Свободна…

Она умолкла и, словно увядший цветок, опустила голову.

Круз понял, что под действием транквилизаторов Сантана просто отключилась. Он осторожно поднялся и, тяжело вздохнув, вышел из комнаты.

Иден вышла во двор дома и, сняв толстый махровый халат, осталась в одном купальнике. Вечер был таким же жарким, как и весь день. Но купаться ей почему‑то расхотелось. После разговора с матерью Иден чувствовала себя подавленно. Ей казалось, что весь мир вокруг ополчился против нее. Даже вечернее солнце не радовало. Просидев на бортике бассейна с четверть часа, Иден, наконец, поднялась и, перекинув халат через руку, вернулась в дом. Навстречу ей из коридора вышла София. Увидев расстроенную дочь, она сказала:

— Извини, Иден, наверное, наш разговор испортил тебе настроение.

Иден смущенно опустила глаза.

— Мама, можно я задам тебе один вопрос? Но предупреждаю сразу, он может тебе не понравиться. Ты, конечно, вправе не отвечать, но мне хотелось бы услышать твой ответ.

София вопросительно подняла голову.

— Ну, что ж, задавай.

— Мама, когда ты познакомилась с отцом, он был женат на Памелле?

София немного помолчала.

— К тому времени они уже разошлись.

Иден покачала головой.

— Но, насколько мне известно, они разводиться не собирались.

София почувствовала смущение.

— Не надо искать аналоги. Возможно, ты в какой‑то мере пытаешься себя оправдать. Иден, поверь, мне неловко вспоминать те годы. Я уверена, что в те годы наделала много ошибок, а потому не могу быть абсолютно спокойной. За многое мне больно. Я уверена, что будь у меня еще одна возможность прожить жизнь сначала, я бы этого не допустила. Множество решений наших проблем лежало на поверхности, но, к сожалению, я была недостаточно опытна и умна для того, чтобы ухватить нужную ниточку. Мне очень жаль, что получилось именно так, но уже ничего нельзя изменить.

Иден понимающе кивнула.

— Жизненный опыт — это анализ своих и чужих ошибок, — сказала она. — Опыт приобретается болезненно, с большим трудом. Мама, мы пытаемся исправить прошлое. Возможно, поэтому ты снова выходишь замуж за отца.

София некоторое время молчала.

— Да, возможно, ты права, — наконец сказала она. — Хотя порой в этом нелегко бывает признаться даже самому себе.

Иден подхватила:

— Вот именно. Я пытаюсь быть честной сама с собой, мама. Мне известна причина, по которой Круз не может жить со мной. Он чувствует себя опустошенным, он несет тяжелейшее бремя вины, ответственности и катастрофической безысходности. Никто не может ему помочь. Круз женат на женщине, которая его отвергла.

Она стала говорить медленнее:

— Я пыталась помочь ему, однако это было ошибкой с моей стороны. Все мои поступки не приносят ему ничего, кроме вреда. Я и сама догадывалась об этом, но каждый раз закрывала глаза и думала, что вот сейчас вот все получится, все выйдет. Я хотела заставить Сантану отказаться от Круза. Я даже пыталась шантажировать ее. Мне было известно о ее любовном романе с Кейтом Тиммонсом, но ни разу ничего хорошего из этого не получилось. Мне вообще не стоило вмешиваться в их дела.

Чуть не плача, София произнесла:

— Я не исключаю возможность счастливой развязки, однако здесь все зависит только от Круза.

Иден гордо вскинула голову.

— Хорошо, я согласна ждать хоть целую вечность. Мама, а если Круз ждет, что первый шаг навстречу сделаю я?

Перл и Келли вышли на мостик яхты и осмотрелись. Молодой офицер береговой охраны стоял на носу корабля, переговариваясь с кем‑то по переносному радиопередатчику.

— Эй, синьор! — обратился к нему Перл, когда офицер закончил разговор. — Нам нужно отправиться на берег. К сожалению, у нас кончились все запасы еды, а, как вы сами понимаете, на голодный желудок даже в Мексике не очень‑то приятно.

Офицер подозрительно посмотрел на Перла.

— Мы могли бы заглянуть в ближайший бар, — продолжил тот. — А потом вы отвезете нас обратно на яхту.

Мексиканец неохотно кивнул.

— Хорошо.

Они спустились в патрульный катер и спустя несколько минут уже были на причале. Когда Перл и Келли выбрались на берег, радиопередатчик на груди офицера стал тонко пищать.

— По–моему, вас вызывают, — весело сказал Перл, показывая пальцем на передатчик.

Офицер улыбнулся.

— Да, да.

Приложив к уху микрофон, он выслушал сообщение, затем что‑то коротко бросил.

— К сожалению, господа, — обратился он затем к Перлу и Келли, — я не смогу вас обождать. Вам придется добираться на яхту самим. Рекомендую обратиться к ближайшему лодочнику. Мне же необходимо дождаться здесь полицейский наряд.

Перл постарался не демонстрировать излишнего любопытства.

— Я надеюсь, нас не собираются отправлять в тюрьму? — с веселой, беззаботной улыбкой сказал он.

Офицер отрицательно покачал головой.

— Нет. Но вместе с полицейскими должен приехать родственник мистера Коэна. Он очень беспокоился.

Перл не подал виду.

— А, наверное, я догадываюсь, о ком идет речь, — понимающе протянул он. — Ну, что ж, к моменту его появления мы тоже вернемся. Если, конечно, мексиканские угощения не задержат нас. Ну, что ж, офицер, желаю удачи.

Перл махнул рукой и вместе с Келли отправился вверх по берегу.

Спустя несколько минут после того, как они растворились в вечернем полумраке, к пирсу подъехала полицейская машина. Из нее с удовлетворенным видом выбрался доктор Роулингс и, отряхивая немного измявшийся и запылившийся пиджак, подошел к патрульному катеру.

— Моя фамилия мистер Роулингс, — сказал он с гордым видом. — Господа полицейские сказали мне, что где‑то здесь находится яхта, на которой прибыл в Мексику мой родственник.

Офицер береговой охраны утвердительно кивнул.

— Да. Вон она стоит на рейде, — ответил он на птичьем английском. — А ваш родственник как раз находится сейчас там. Мы можем отправиться туда немедленно.

Если бы рядом был Перл, то он наверняка бы назвал улыбку доктора Роулингса омерзительной.

Дождавшись, пока из патрульной машины выйдут еще двое полицейских, Роулингс вместе с ними перебрался на катер. Заревев мотором, посудина развернулась у пирса и направилась к яхте.

Спустя несколько минут доктор Роулингс спустился в каюту, где, дрожа от страха, его ожидал Оуэн Мур.

— Здравствуй, Оуэн, — ядовито улыбаясь, произнес Роулингс. — Признаться, я уже не чаял увидеть и услышать тебя. Мне очень приятна эта встреча. Почему же ты не радуешься?

Мур выглядел так, словно его должны были с минуты на минуту посадить на электрический стул.

— 3–здравствуйте, доктор Р–роулингс, — запинаясь, произнес он. — Я–я т–тоже н–не ожидал вас увидеть.

Роулингс не удержался от смеха.

— Да, я вижу, что наша встреча доставляет тебе неизъяснимое удовольствие. Ну, ничего. Очевидно, мое появление послужило для тебя сюрпризом. Ничего, Оуэн, твое душевное смятение скоро пройдет, и мы сможем поговорить по душам. Кстати, чтобы успокоить тебя, скажу, что я прибыл на эту яхту вместе с двумя полицейскими, которые дожидаются меня наверху. Если у нас возникнут какие‑то непредвиденные сложности, я думаю, они смогут нам помочь.

Эта недвусмысленная угроза подействовала на Мура сокрушительно. Чуть не плача, он пробормотал:

— Я готов с вами разговаривать, доктор Роулингс. Думаю, что вы не разочаруетесь во мне.

Роулингс по–хозяйски прошелся по каюте.

— А где наши друзья Перл и Келли? — тоном полицейского осведомился он.

— Их, их нет, — запинаясь, произнес Мур. — Они ушли.

Роулингс недоуменно посмотрел на него.

— Как это ушли? Куда?

— Леонард, то есть, Перл, — поправился Оуэн, — собирался заняться инспектированием зоны Панамского канала. Он сказал, что первая леди должна отправиться вместе с ним. Я думаю, что сейчас они где‑нибудь там.

Мур растерянно умолк, увидев обращенный на него строгий взгляд доктора Роулингса.

— Оуэн, — осуждающе сказал он, — зачем ты пытаешься меня обмануть?

— Это правда, доктор Роулингс! — воскликнул Мур. — Я рассказал им, что вам все известно. Келли перепугалась до смерти и попросила Перла зафрахтовать корабль прямо до Бостона.

Роулингс посмотрел на него свысока.

— Оуэн, допустим, я тебе поверю. А почему ты не отправился вместе с ними? Почему ты остался один? Нехорошо, Оуэн, — он покачал головой. — Похоже, ты проявил благородство, и решил, во что бы то ни стало, сбить меня со следу. Зачем ты лжешь мне?

Мур взмолился:

— Доктор Роулингс, не надо отправлять меня обратно в больницу. Я больше не хочу туда возвращаться. Ведь это так просто, забудьте обо мне. Забудьте о моем существовании и все. Сделайте вид, будто меня не существует на свете, ведь вам это ничего не стоит.

Роулингс мстительно прищурился.

— Нет, Оуэн, так дело не пойдет.

Он направился к выходу из каюты.

— Полиция, полиция!

Мур, обливаясь холодным потом, забился в угол и стал трястись от страха, ожидая решения своей участи.

Звонок в дверь прервал разговор Софии и Иден.

— Извини, дорогая, я открою.

София отправилась в прихожую. На пороге стоял Круз.

— Добрый вечер, — хмуро сказал он.

София от удивления долго не могла вымолвить ни слова. Они с Иден только что разговаривали о нем, и вот он уже здесь. Это было действительно неожиданностью.

— Круз? — только и смогла выговорить она. Он выглядел очень мрачно.

— А где Брэндон?

Он по–прежнему стоял на пороге, не осмеливаясь войти в дом.

— Брэндона здесь нет, — ответила София. — Он отправился в кино вместе с Рубеном. Они вернутся с минуты на минуту.

Круз опустил голову.

— Понятно. Если вы не возражаете, я хотел бы подождать его. Кроме того, мне хотелось бы поговорить с мистером Си.

— Его нет дома.

Круз понимающе кивнул.

— Ясно. Очень жаль, потому что я не хотел бы откладывать этот разговор надолго.

София обеспокоенно отступила назад.

— А в чем дело?

— Мне обязательно нужно поговорить с мистером Си. Это касается Брэндона. София, я хотел бы попросить тебя гоже подумать об этом.

— Да, конечно, — как‑то отрешенно ответила она. — Послушай, Круз, мне очень жаль, что так случилось с Сатаной.

Он рассеянно кивнул.

— Да, конечно. Спасибо, София.

— Нет, мне действительно очень жаль. Вы — прекрасные люди, ты и Сантана. Я искренне желала вам счастья, но после того, что случилось, мне не остается ничего иного, как выразить свое сожаление.

У нее складывалось такое впечатление, что Круз приехал в такой поздний час в дом Кэпвеллов не только для того, чтобы забрать Брэндона. Но он не осмеливался высказать то, что его волновало, а София не знала, как вызвать его на такую откровенность.

Забыв о том, что собирался подождать Брэндона, Круз немного потоптался на пороге и уже собрался уходить. Однако в этот момент в прихожей появилась Иден.

— Подожди! — воскликнула она. Круз нерешительно взглянул на нее.

— Иден?

Она смущенно взглянула на мать.

— Я думала, может быть, ты зайдешь? — предложила она со смущением.

София поняла, что именно этого и хотел Круз. Ничего не говоря, он перешагнул через порог и вошел в прихожую.

Иден с облегчением вздохнула.

— Как Сантана?

— Нормально, — ответил Круз. — Сегодня ее должны положить на обследование в больницу. Наверное, она уже там.

Иден непонимающе тряхнула головой.

— Что значит, наверное? Ты не отвозил ее?

Круз не осмеливался поднять на нее взгляд.

— Нет, я не поехал с ней. Нет, нет, — запинаясь, ответил он.

Наступила неловкая пауза.

— Может быть, Брэндон будет ночевать у нас? — предложила она. — Однако если ты настаиваешь, то Рубен может отвести его к тебе домой.

— Нет, нет, — торопливо ответил он, — пусть останется здесь. Я не знаю, что мне сказать мальчику.

После этих слов в прихожей снова воцарилось молчание. Иден, не сводя взгляда, смотрела на Круза, а он растерянно водил носком по полу.

— Ну, ладно, я, пожалуй, лучше поеду, — наконец не выдержал Круз.

Он направился к двери, провожаемый бессильным взглядом Иден. Когда он вышел на порог, она бросилась за ним, но София удержала ее.

— Не надо, — осторожно сказала София, — он сейчас выглядит очень усталым. Его не стоит трогать.

Иден безнадежно кивнула.

— Да, ты права.

Они вернулись в дом, закрыв за собой дверь.

— Мама, пожалуй, я пойду, полежу немного у себя, пока не придет отец.

Обреченно опустив плечи, Иден медленно побрела к лестнице.

София долго колебалась, прежде чем обратиться к дочери, но, наконец, решилась.

— Иден, подожди! — воскликнула она. Та удивленно обернулась.

— Мама, по–моему, мы обо всем поговорили.

София решительно подошла к дочери.

— Нет, Иден, я наблюдала за тобой и видела твои мучения. Ты хотела обнять Круза и признаться ему в любви. Ты сдержала свои эмоции. Ты поступила правильно.

Эти слова матери стали словно последней каплей, переполнившей чашу терпения Иден.

— Нет, я так не считаю! — горячо воскликнула она и, бросившись к столу, схватила свою сумочку.

— Куда ты?

Иден растерянно застыла у стола.

— А ты как думаешь, мама?

Та отрицательно покачала головой.

— Не надо, не ходи. Ты совсем забыла мои слова. Я ведь тебе уже говорила, ты не должна терять своего собственного достоинства. Если ты сейчас отправишься за ним, ты только унизишь себя.

Иден выглядела совершенно расстроенной. Невпопад размахивая руками, она закричала:

— Мама, неужели ты думаешь, что он не знает, где Брэндон в такой поздний час? Какое кино? Этими баснями можно накормить кого угодно, но только не Круза. И о том, что отец дома, он прекрасно знает.

София решительно преградила ей путь.

— Иден, не смей. Ты совершаешь глупость.

— Это не глупость, мама! — горячо воскликнула та. — Сейчас решается моя судьба. Он — моя жизнь, все остальное — это мелочи. Мама, я нужна Крузу. У него кроме меня никого нет, как ты не понимаешь?

София не уступала.

— Но совсем недавно ты не была настроена так решительно. Что с тобой произошло? Почему ты вдруг бросаешься следом за ним?

— Бессмысленно сидеть, сложа руки. Уже многие годы я люблю Круза. Наша любовь выдержала испытание временем. Неужели, находясь рядом с любимым человеком, я должна молчать и отводить в сторону свой взгляд? Безропотность и смирение — это удел слабых. Я должна оказать ему поддержку. Мама, я не скрываю свою любовь и не стыжусь ее. Я не стыжусь своей любви!

Ее горячий тон убедил мать. Смахивая слезы, София воскликнула:

— Ну, тогда не теряй ни секунды! Догоняй его! Он еще здесь, рядом.

Иден метнулась к двери и выскочила на улицу.

София проводила ее полным любви и сожаления взглядом. Она понимала, что ее дочь поступает опрометчиво, что все это может закончиться совершенно непредсказуемо, однако ничего не могла поделать ни с Иден, ни с собой. Она желала дочери только счастья. А в таких случаях долго выбирать не приходилось. В жизни Иден, действительно, наступил решающий момент. Она так долго ждала этой возможности, что не могла не воспользоваться ею.

— Господи, сделай так, чтобы у них все было хорошо, — прошептала София. — Иден заслужила того.

В баре с символическим названием «Эсперансо» — «Надежда» — Перл и Келли нашли временный приют. Перл договорился с хозяином заведения, и тот принес им несколько собственных поношенных вещей, а также кое‑что для Келли. Она примерила перед зеркалом расшитое экзотическими мексиканскими узорами летнее платье и цветастый платок. Перл нахлобучил на себя широкополую шляпу, и также сменил рубашку и брюки.

Келли стояла перед зеркалом, примеряя обновки, и вдруг с невероятной ясностью увидела еще одну картину из событий, происшедших с ней в президентском номере отеля «Кэпвелл». Там тоже было зеркало на стене, и она вспомнила, как спустя несколько минут после того, как Дилан выпал из окна, она увидела в зеркале отражение Джины, которая вошла в номер. Точно, это была Джина. Она была так взволнована, словно уже знала, что здесь произошло. Келли тогда резко обернулась и долгим, непонимающим взглядом смотрела на Джину. Потрясение от того, что произошло между ней и Диланом, было так велико, что Келли потеряла дар речи. Джина начала что‑то говорить. Кажется, она успокаивала Келли. Но вот что произошло потом? Что было потом?..

В квартире окружного прокурора громко играла музыка. На полу, возле окна, лежал забытый хозяином распотрошенный кондиционер. Сам Кейт Тиммонс, закинув ноги на журнальный столик, лежал на диване в гостиной. Рядом с ним, небрежно развалившись, возлежала Джина. Опустевшая бутылка шампанского сиротливо стояла на полу, однако бокалы в их руках были еще полны прозрачной, искрящейся жидкостью.

— Остатки шампанского ты выпьешь из моей туфельки, — лениво протянула Джина. — Думаю, что тебе это должно понравиться.

Тиммонс, так же лениво, как объевшийся кот, покачал головой.

— Нет, это не гигиенично.

Джина усмехнулась.

— Бог ты мой, какие мы нежные! Не пугайся, благородное французское шампанское продезинфицирует мою обувь. Можешь не бояться, ничего с твоим желудком не случится.

Тиммонс скривился.

— А если случится? Потом всю ночь придется мучаться с животом. Неужели ты пришла ради того только, чтобы удостоить меня такой награды? Мне этого совсем не хочется.

Джина засмеялась.

— Наверное, в старости ты будешь вести себя, как миллионер Говард Хьюз. Он каждый час мылся, ни к чему не притрагивался и ел только стерилизованную пищу. Наверное, тебе не дает покоя его слава.

Тиммонс лениво хмыкнул.

— А тебе, наверное, не дает покоя слава самых знаменитых преступниц мира.

Она кокетливо повела плечом.

— Фу, Кейт, как тебе не стыдно оскорблять невинную женщину? А я‑то думала, что ты отличаешься от этих жалких бумагомарак, которые называют меня отравительницей.

Тиммонс сделал глоток шампанского.

— Да я не об этом, Джина.

— А о чем же?

— Из тебя получилась бы весьма неплохая воровка.

Джина оскорбленно вскинула голову.

— Ну, вот, теперь уже и воровкой меня называешь. С чего это ты?

Тиммонс ехидно улыбнулся.

— А что ты делала в тот вечер в моем кабинете? Тебя привело туда желание поближе познакомиться с атмосферой на моем рабочем месте?

— Нет, меня привела туда любовь к приключениям.

— И любовь к чтению? — добавил Тиммонс. — Правда, насколько я понял, ты любишь читать не книги, а чужие письма и документы? Весьма своеобразная страсть.

Джина поправила его:

— Никаких чужих писем я не читала, а если ты имеешь в виду это заключение экспертов, которое лежало у тебя на столе, то я все равно там ничего не поняла.

Она встала с дивана и с бокалом шампанского в руке прошлась по гостиной.

— А я понял из этого заключения, — с глубокомысленным видом заявил окружной прокурор, — что это именно ты подменила лекарство от аллергии, которое было прописано Сантане, на нечто более сильное.

Джина самодовольно рассмеялась.

— Да, бедняжка очень страдала. Я просто пожалела ее.

На сей раз окружной прокурор не улыбался.

— Джина, хочу предупредить тебя, что это наверняка всплывет во время расследования. Если твое имя начнут упоминать на судебном заседании в связи с этими таблетками, тебе не поздоровится.

Джина махнула рукой и со смехом сказала:

— Вздор! Сантана ни о чем таком сказать не сможет просто потому, что даже не подозревает. Я ни капельки не боюсь.

Тиммонс с сомнением покачал головой.

— Но это еще ничего не значит. Опытный врач сразу же поймет, в чем дело. Симптомы наркотического отравления налицо. Сантана, разумеется, будет отрицать употребление наркотиков. Сразу же встанет вопрос об экспертизе, и они неминуемо обнаружат, что препарат, прописанный Сантане, ничем даже и близко не напоминает то, что она употребляла.

Джина равнодушно махнула рукой.

— Я тоже буду отрицать, что имею к этому какое‑либо отношение. Кто сможет доказать, что я виновна? Не смеши меня, Кейт.

Тиммонс сморщился так, словно только что выпил не глоток превосходного французского шампанского, а прокисшее вино из погребов какого‑нибудь захудалого фермера.

— Но ведь Сантана привыкла к наркотикам, — с сожалением сказал он. — Меня это весьма удручает.

Джина с удобством расположилась в кресле напротив дивана.

— А ты не грусти, Кейт, — наслаждаясь шампанским, сказала она. — Впрочем, ты особо и не переживал, когда узнал состав этих милых таблеточек. Не исключено, что тебе на все наплевать. Но я склоняюсь к другой версии. Ты накачиваешь женщину наркотиками, а потом затаскиваешь ее к себе в постель.

Она так лукаво взглянула на окружного прокурора, что тот не выдержал и рассмеялся.

— Ты умна. Но почему ты, в таком случае, не богата? — въедливо заметил он.

Джина фыркнула.

— Очень странный переход. По–моему, ты стараешься уйти от основной темы.

Тиммонс со стойким упорством повторял:

— Ну, все‑таки, почему ты не богата?

Джина отпила еще немного шампанского и серьезно сказала:

— Вообще‑то я не имею дурной привычки доверять людям, но для тебя, так и быть, я сделаю исключение. Через две недели я буду миллионершей.

Тиммонс почти не отреагировал на это смелое признание.

— Неужели? У тебя купят оптом сразу три коробки печенья? — со скептической улыбкой поинтересовался он.

Джина оскорбленно отвернулась.

— Смейся, смейся, Кейт. Но это будет совсем не смешно, когда я добьюсь успеха. Присоединяйся, если хочешь заработать большие деньги, а не потертые штаны государственного служащего и крохотную пенсию.

Улыбка окружного прокурора приобрела кислый оттенок. Очевидно, замечание о протертых штанах государственного служащего попало в точку. Перспектива провести свои лучшие годы на конторском стуле не слишком‑то прельщала его. Однако жизнь приучила Тиммонса к тому, что к своей цели лучше подбираться осторожно, мелкими шагами, не пытаясь прибегать к тактике больших скачков. Он уже твердо уяснил, что чем выше и сильнее прыжок, тем больнее падать.

— Джина, ты строишь неосуществимые планы, — с некоторым сожалением сказал он, поднимаясь с дивана. Кстати, а как ты собираешься вернуть себе Брэндона? У тебя есть какие‑нибудь идеи? Мне очень хотелось бы узнать.

Джина, ничуть не смутившись, тут же ответила:

— Это решение будет принимать СиСи, хотя мне уже и сегодня известно, что он ответит. В общем, эта проблема меня уже не интересует. Я думаю, она будет сразу же решена. Никаких препятствий на этом пути возникнуть не должно.

Тиммонса это сообщение почему‑то не обрадовало. Он прохаживался по гостиной с довольно унылым видом.

— Насколько я понимаю, СиСи не отдаст тебе ребенка.

Джина самонадеянно махнула рукой.

— СиСи посоветуется с Брэндоном. И я уверена, что мальчик вернется ко мне, когда узнает, что Сантана — наркоманка и преступница.

Тиммонс посмотрел на нее как на сумасшедшую.

— Ты собираешься рассказать ему правду?

Джина гордо вскинула голову.

— А почему бы и нет? Брэндон имеет право знать обо всем, что происходит за его спиной.

Тиммонс отрицательно покачал головой.

— Но Сантана была хорошей матерью.

Джина едва не задохнулась от возмущения.

— Сантана — не его мать, — резко заявила она. — Я вырастила и воспитала мальчика. Именно мне он обязан всем.

Тиммонс осторожно заметил:

— Не забывай о том, что и после тебя в его жизни было много событий. Сантана и Круз стали ему настоящими родителями.

Джина брезгливо поморщилась.

— Неужели мы будем целый вечер говорить о Сантане? Я — деловая женщина и пришла сюда совершенно не за этим. Я совершенно не намерена попусту терять время.

Окружной прокурор шумно вздохнул.

— Я не сторонник силового воздействия, — заметил он.

Джина скептически взглянула на него.

— Кейт, только не надо вкручивать мне мозги, — своенравно заявила она.

Тиммонс посмотрел на нее с таким изумлением, что Джине волей–неволей пришлось объясняться.

— Я имею в виду, что ты не агнец Божий, а зубастая акула. Ладно, завязывай трепаться о Сантане и давай перейдем к делу.

Тиммонс игриво улыбнулся.

— Ты ведешь себя так, как будто ревнуешь меня к ней. Или я ошибаюсь?

Джина без особого сожаления признала:

— Возможно, твои вздохи и сожаления о сумасшедшей Сантане ранят мою нежную душу.

Тиммонс вызывающе вскинул голову.

— Она даст фору в сто очков и с легкостью выиграет у тебя.

Джина удивленно подняла брови.

— Ах, вот как? Ну, что ж, посмотрим.

С этими словами она поставила бокал с шампанским на журнальный столик, подошла к окружному прокурору и, нагло глядя ему прямо в глаза, расстегнула рубашку на его груди.

Тиммонс не сопротивлялся. Затем Джина толкнула его на диван и, словно изнемогающая от сексуальной похоти кошка, бросилась ему на шею. Одарив Тиммонса жадным поцелуем, она толкнула его на диван и, горделиво подбоченясь, заявила:

— А сейчас ты получишь возможность сравнить, кто лучше — я или Сантана. Клянусь своим нижним бельем, ты еще не встречался с такой секс–бомбой. Тебя ожидает настоящая Хиросима.

Тяжело дыша, Тиммонс ошалело смотрел на Джину.

— Судя по твоему взгляду, — победоносно заявила она, — ты меня просто боишься. У тебя руки дрожат.

Дабы опровергнуть это наглое утверждение, Тиммонс схватил Джину и повалил на диван.

— О–хо–хо, — рассмеялась она. — Да ты настоящий зверь!

Ничего не отвечая, он принялся расстегивать пуговицы на ее блузке.

— Ну, держись, — мстительно засмеялся он. Джина бесстыдно раскинула руки.

— А сил у тебя хватит?

Он стал торопливо расстегивать лифчик на ее спине.

— Кейт, Кейт, успокойся. Ты сейчас все на мне разорвешь.

— Я саму тебя на части разорву, — прорычал он, не скрывая сексуального пыла.

Он с такой жадностью набросился на нее, что спустя минуту они упали с дивана и стали кататься в объятиях по толстому ворсистому ковру.

Иден стояла у двери дома Кастильо в нерешительности раздумывая, что делать дальше. Да, она хотела этой встречи с Крузом, она жаждала ее. Но она сомневалась и опасалась — как примет ее Круз. Она не сомневалась в его чувствах по отношению к ней, но сможет ли Круз именно сегодня принять ее, она не знала. Немного поколебавшись, она осторожно постучала в дверь.

Спустя несколько секунд Круз открыл ей. Когда их взгляды встретились, он не выдержал и отвел глаза. Молча махнув рукой, он жестом пригласил ее войти. Иден прошла в гостиную, где уже горел камин. Круз стоял, молча отвернувшись к огню. Иден увидела небрежно брошенную на стул рубашку и, не зная, куда деть руки от смущения, принялась аккуратно расправлять и укладывать ее. Круз, не оглядываясь, сказал:

— А я вот никак не могу заснуть.

Иден положила рубашку на стол и тут заметила стоявшую на подоконнике бутылку вина.

— Ты ел? — озабоченно спросила она.

Круз отрицательно покачал головой и ничего не ответил.

— Может быть, ты хочешь выпить? — предложила Иден.

Он снова покачал головой и, все также не осмеливаясь поднять глаза на Иден, прошел через гостиную к окну. Иден шагнула к нему. Круз открыл ставни, пуская в дом долгожданную прохладу. Иден остановилась за его спиной, подставляя лицо порывам свежего вечернего ветра.

— Я не могу видеть, как ты мучаешься, — наконец вымолвила она. — Тебе сейчас тяжело. Я люблю тебя.

Он молчал, и потому она снова повторила:

— Я люблю тебя.

Круз стоял не шелохнувшись. Иден не выдержала и обняла его за плечи.

— Люблю, — снова сказала она.

Наконец он набрался храбрости и повернулся к ней, чтобы что‑то сказать.

— Иден, — начал Круз.

Но она не дала ему договорить. Она бросилась на шею Круза и, крепко прижавшись к нему, стала снова и снова повторять:

— Люблю тебя, люблю.

Он шумно вздохнул. Не желая слышать никаких слов, Иден запечатала губы поцелуем. И тогда он сдался. На мгновение оторвавшись от губ Круза, она снова произнесла:

— Я люблю тебя.

— Тихо, не надо слов, — шептал он, еще крепче прижимая ее к себе. — Я знаю, я все знаю.

Он снова и снова обнимал ее, покрывая поцелуями лицо, шею, руки и плечи. Иден не смогла совладать с собой. По щекам ее покатились горячие крупные слезы.

— Я люблю тебя, люблю, — в исступлении повторяла она, погружая пальцы в его густые волосы.

Сейчас они были счастливы…