— Я никуда не пойду! Ты даже не спросил меня, может, я хотела у знакомых остановиться! — закатила истерику Дарина.
Боевой она мне нравилась больше. Своенравная. Всё равно будет как я скажу.
Администратор как-то строго на меня посмотрела. Не хватало еще, чтобы она сочла меня неадекватом, который принуждает к чему-то девушку. Дарина привлекала слишком много внимания, ей нельзя оставаться одной. Я не мог ей сказать, что румыны занимают верхнюю ступень рейтинга по преступности. Я лишь надеялся, что они не причастны, так же как и ее бывший Нестеров. Если этот что-то сделает, мы хоть на части разорвемся, но ничего не найдем и не докажем. Его отец в свое время избежал пяти арестов, иначе гнил бы до сих пор в тюрьме. Он всегда получал что желал и не прощал людей даже за самые малейшие ошибки. А сейчас заделался благодетелем, отчисляет деньги в фонды. Но яблоко от яблони, как говорится…
Я наклонился к администратору и тихо сказал:
— Она немного не в себе, поругались по дороге, с кем не бывает. Не обращайте внимания.
Девушка расслабилась, а я окинул Дарину осуждающим взглядом, не произнеся ни слова, закинул ее на плечо и понес на второй этаж к нашему номеру.
— Отпусти меня! Ты больной, что ли! — верещала она и колотила меня по спине.
Мой телефон завибрировал, и я, поставив ее около двери номера, вручил ключ, показав указательным пальцем, чтобы она притихла, взял трубку, включив громкую связь. Дарина замерла и вслушивалась в слова собеседника.
— Ил, в общем, по горячим не выходит. Бармен молчит как партизан, то ли заплатили, то ли реально не помнит никого подозрительного. Следов взлома квартиры не обнаружено, и никаких признаков сопротивления тоже. Камеры дома не работают, муляжи, бл***. Я им там устроил, за это не переживай. Отпечатки сняли, пока глухо. Совпадений по базе нету. Телефон Варвары отследили. Нашли в помойке в паре кварталов от дома. Свидетелей нет. На камерах ничего подозрительного не увидели, детей, похожих на Сапфиру, не было. Сквозь землю провалились, бл***!
— Понял. Держи в курсе.
— Ил, для тебя всё что угодно. Сейчас ребята поехали к Федору, парню подруги, заодно навестят нашего любимого Нестерова. Пусть Дарина вспомнит, может ей кто угрожал или еще что. Звоните в любое время.
Я видел, как надежда в ее глазах угасала, а они снова наполнялись слезами. Я тоже переживал за девочку. Но не понимал совершенно, как сделать так, чтобы она не ревела, а действовала. Сейчас важно всё. Пусть напряжет мозг и предполагает, кто это может быть.
«Так. Стоп. Девочка под опекой. Где ее мать? Почему я сразу о ней не подумал?!»
****
«Их любимого Нестерова? Что это еще значит?»
Пока Илья прощался по телефону с Михаилом, я понимала, что, вероятно, мне придется признать, что я подделала документы. И рассказать о том, как эта девочка появилась в моей жизни. А если Гоша сделает это вперед меня? Комок нервов поднялся к горлу, и я влетела в дверь, которую отворил Илья, еле успев добежать до туалета.
Меня вывернуло наизнанку несколько раз. Не думала, что я такая слабая…
Я прополоскала рот водой и потерла зубы пальцем. Щетка и паста, конечно, не помешали бы.
— Ты в порядке? — постучал Илья в дверь.
— Да, уже выхожу.
Находится с ним рядом уже не казалось такой уж и плохой идеей. По крайней мере, я буду оперативно узнавать информацию о поисках Сапфиры.
Я достала из-под кофты плюшевого зайца и начала принюхиваться к нему. Глаза сразу стали блестеть от накативших слез, но я не разрешала им проливаться.
— Я найду тебя, малышка.
Я убрала игрушку в широкий карман толстовки (которую мне одолжил Илья) и вышла из уборной.
— Ил, значит?
— Это сокращенно от имени, — не смотря в мою сторону, сказал он, расправляя одну из кроватей.
Номер был крохотным. Тумбочка, захудалый торшер, две койки и мини-плазма на стене.
— Тебе надо отдохнуть. Ложись, — снова отдавал приказы мужчина.
— Ты думаешь, я смогу уснуть? Я как представляю, что она в руках чужих людей, голодная, грязная, плачет. У меня сердце рвется на части! Какой сон.
— Я сказал, ложись! — эти зеленые глаза становились темными, когда он был недоволен моими истериками.
Он меня раздражал. Я не могла уйти, потому что даже не представляла, где мы находимся. Да и что я могу? С ним у меня хоть какие-то шансы есть ее найти. Я это нутром чувствую.
Я легла в кровать, которую он расстелил.
Мне придется спать практически в пятидесяти сантиметрах от малознакомого мужчины?
— Ты гестапо! Кем ты работаешь? Конвоиром в тюрьме?
— Очень смешно, — снова не посмотрел он в мою сторону.
— Правильно говорят, первое впечатление обманчиво. С тобой совершенно невозможно общаться.
Я отвернулась от него в сторону двери туалета и, вжавшись в кровать, тихо заплакала. Я чувствовала себя маленькой обиженной девочкой, которую никто не понимал. Но помимо этого в груди была огромная дыра от переживаний за малышку.
Илья пошоркался еще пару минут и тоже лег. Я лежала и думала о записке. Вероятно, нужно Михаилу всё рассказать, но я не знала, где она находится. А если я буду пересказывать написанное, скорее всего, он сочтет меня сумасшедшей. Я никак не могла вспомнить фамилию и отчество этого загадочного Артура, которого Мария просила найти. Я даже зашла в ВК посмотреть сообщения, но, к сожалению, ничего не обнаружила. Сообщения с этими двумя ребятами я удалила.
Время перекатило за полночь, но мы оба не сомкнули глаз. Я плакала, смотря фотографии Сапфиры в телефоне, а он то и дело поднимался, чтобы посмотреть в окно. Для чего мне было непонятно. Видимо, у него повышенная тревожность.
Я развернулась к нему и молча смотрела на его мускулистый силуэт, стоящий посреди комнаты.
— Илья. Пожалуйста. Давай поедем к бармену. Может, у нас получится хоть что-то узнать.
Он развернулся ко мне лицом и включил свет, который ослепил меня. Я терла глаза, которые и без того были красные.
Илья сел на кровать напротив.
— Я тоже об этом постоянно думаю. Но я хотел бы съездить один. Но и тебя оставить не могу. Надеялся, что ты уснешь.
— Я не буду мешать. И постараюсь не истерить, — поднялась я с кровати и села напротив, взмолившись.
Он несколько минут всматривался в мое лицо. Я видела в его глазах, как у него происходят мозговые процессы.
— Зная Гайданова, он вечно осторожничает. Вряд ли он давил на этого бармена, — рассуждал Илья. — Ладно, поедем. Но говорить буду я. Ты посидишь в машине!
— Нет. Можно я пойду с тобой. Я просто рядом постою, мешать не буду, обещаю, — состроила я щенячьи глаза. А вдруг сработает?
Илья махнул рукой в мою сторону, таким образом дав недовольное согласие. Я подскочила с кровати и полетела в уборную умываться.
— Мы оба в спортивном. В клуб нас не пустят, — крикнул он мне.
Я вышла из туалета расстроенная.
— И что нам делать?
— Тебе не знаю, а я заеду домой переодеться, — взял Илья ключи от машины, предварительно заправив кровать, и собирался выходить.
Вот хитрец. Ясно. Это был его план по моему отстранению. Супер.
Я поплелась за ним. Придется сидеть в машине и ждать.
Мы подъехали к его дому. Он жил всего в четырех кварталах от меня. Может, тогда заедем ко мне за одеждой?
— Уже по твоим глазам вижу. К тебе мы заезжать не будем! Там все опечатано. Я сказал, что присмотрю за тобой. Пока расследование не закончится, в квартиру нельзя.
— Что там нашли? Кровь? Почему опечатали??? — схватилась я за сердце, которое колотило меня в грудь с бешеной силой.
— Успокойся, дыши. Никакой крови не нашли, — выставил он ладони передо мной. — Это место преступления, иногда так делают, чтобы в случае чего все перепроверить.
Меня резко отпустило. Зачем так пугать?
— Я думала, опечатывают квартиры, где произошло убийство, — делала я дыхательную гимнастику, чтобы успокоить сердцебиение.
— Не всегда.
Илья вышел из машины, и я выскочила из нее следом.
— Можно с тобой?
Было интересно, насколько он мне доверяет. Пустит на свою территорию? Если да, то, вероятно, и ему можно довериться.
Он утвердительно махнул головой и, ускорив шаг, направился к невысокому зданию. По всей видимости, тут располагались старые многоквартирки, да и двор был изрядно уставшим.
Я побежала за ним. Повезло ему с ногами. Один его шаг равен двум моим.
Доисторический громоздкий лифт доставил нас на четвертый этаж, и мы погрузились в полумрак, как только он открыл дверь.
Мне было приятно, что он впустил меня в свое пространство. Возможно, я схитрила. Хотелось хоть что-то узнать о нем. Потому что он молчал как рыба. Не бывает же такого, что чужой человек готов помочь, а близкие и родные нет? Казалось, будто есть у него скрытые мотивы.
Он включил свет, что позволило мне осмотреться. Интерьер окунул меня в детство. Тут со времен СССР ничего не меняли?
Слева от меня были две деревянные двери с красными значками. На одном значке был изображен писающий мальчик, на другом — мальчик под струей душа. Такие же двери были у моей бабушки. Полы прихожей устелены длинной ковровой дорожкой бордового цвета, обои выцветшие, слегка желтые, с маленькими узорами. Странно было находиться в такой обстановке. Будто бы мы приехали к его престарелым родственникам.
Я оценила чистоту помещения. Ковры чистить — то еще удовольствие, но на них не было ни соринки.
— Ты живешь с родней?
— Нет, я живу один. Можешь воспользоваться уборной, если надо, и побудь в той комнате, — указал Илья пальцем на гостиную и включил в ней свет.
«Ну хоть что-то».
Я слышала, как он в другой комнате шелестел какими-то бумагами и хлопал ящиками. Прячет что-то?
Я по натуре человек нелюбопытный и не люблю влазить в чужое пространство без разрешения. Но он же ворвался в мою жизнь? Я должна хоть что-то о нем узнать.
Гостиная была в темных тонах. Советские громоздкие тумбы, излюбленный шкаф-стенка с кучей различных сервизов, два стареньких кресла и плазменный телевизор в углу (хоть он похож на что-то современное). Совершенно не подходил Илье этот интерьер. Он точно привел меня в свою квартиру?
Я походила, посмотрела вокруг и открыла большую дверцу «стенки». Там на вешалках висело множество женской одежды.
«Раз нельзя домой, выберу что-то из этого. Не обидится же его девушка? Или мама?»
Вещи были на стройную женщину. Ничего вызывающего и броского. Скорее, от времен распада СССР и до двухтысячных. Я увидела сиреневое платье-комбинацию длины миди и, не раздумывая, сняла с вешалки. Оно открывало плечи, прятало колени и мягко струилось по фигуре, не облегая её. Оно было одним из моих любимых, когда мы изучали в училище модные тенденции разных годов.
Я сняла с себя одежду и натянула практически украденное платье.
«Теперь не сможет заставить меня сидеть в машине!»
Я вытащила из кармана толстовки белого зайца и прижала к груди.
— Куда мне тебя положить?
— Ты часто роешься в чужих вещах?! — послышалось за спиной.
Меня окинул холод. Наругает? Выгонит? Запрет в квартире?
Я медленно повернулась.
— Прости. Я постираю и верну.
Он сменил свои широкие спортивные штаны и футболку на слегка зауженные джинсы с кожаным коричневым ремнем и джемпер с треугольным неглубоким вырезом лазурного цвета. На его локтях были черные заплатки.
«Раньше их делали только на пиджаках, а сейчас суют везде», — не смог промолчать мой внутренний дизайнер.
Но тем не менее ему шел этот образ.
— Не нужно. Тебе к лицу, — не выражая эмоций на лице, провел он в воздухе воображаемую линию платья.
Я аж потеряла дар речи.
Он резко куда-то направился, обходя меня, и открыл пару ящиков своего шкафа-стенки. Практически швырнув в меня маленькой сумочкой черного цвета, он направился к антресолям в прихожей.
— Примерь, — протянул он мне ухоженные, но давно забытые черные лодочки на шпильке и полупальто такого же цвета.
«Вот это щедрость! А если бы я сама не порылась, он бы мне не предложил переодеться, сто процентов».
— Спасибо, — пролепетала я, натягивая туфли и пальто.
Размер лодочек был слегка мал, но не стала делать на этом акцент. Пару мозолей я точно переживу. Сейчас главное не это. Я отвернулась на секунду от него и аккуратно положила игрушку в сумочку.
— Ты с ума сведешь, но своего добьешься, — недовольно помотал он головой. — Я уже и забыл, что тут вещи какие-то остались, — почесал он затылок.
— Это твоей мамы?
— Да. Она умерла, когда мне было тринадцать лет. Пятнадцать лет эти вещи никто не трогал. Новая жизнь им не помешает.
Игнорируя мою растерянность и стыд, он, не переставая, говорил, не предоставив возможности выразить соболезнования.
— Так! Уже почти два ночи. Иди там что-нибудь с волосами сделай бегом и поехали!
Вероятно, эту тему он не хотел поднимать, и никакие соболезнования ему были не нужны. Теперь становится понятнее, почему он такой грубый. Где-то внутри в нем точно живет обиженный на жизнь ребенок, у которого смерть отобрала материнскую любовь и заботу.
Мы прошли фейс-контроль и направились за барную стойку. Илья знал, что тут работает всего один бармен, потому что второй на больничном, поэтому вариантов ошибиться не было.
— Ил, я хочу текилы, — резко выпалила я, вальяжно раскинувшись на высоком стуле прямо напротив бармена.
Брови Ильи вздернулись, а глаза расширились. Я прям прочитала его мысли, в которых он напомнил, что я собиралась молчать.
Он, не подавая виду, повернулся к бармену:
— Текилы для девушки и виски для меня.
— Ил, чего ты такой скучный, расслабься, — указала я на освободившийся стул рядом.
Народа в клубе было много, и приходилось перекрикивать музыку. Я не была раньше в таких заведениях, но ярое желание найти малышку открывало совершенно другие мои грани. Я шесть лет жила как птица в клетке и притворялась другим человеком, чтобы подстать своему любимому. И только я обрела счастье, полюбив искренне маленькое создание, это счастье ускользнуло из моих рук. Мои кулаки сжались от злости на то, что я оставила ее, не досмотрела, подвернула риску. Но, вспомнив, зачем мы здесь, я быстро успокоилась.
Я взяла рюмку и, посмотрев на девушку справа, сообразила, как пить этот напиток. Из всего ассортимента я знала название только текилы, и то потому, что часто слышала о ней в фильмах. Я слизала с рюмки соль, залпом выпила напиток, который сразу же попросился обратно, и, не подавая виду, закусила лимоном. Оказалось, эта текила — редкостная гадость.
Илья, видимо, уже растерял все свои заготовленные слова и не отрывал от меня глаз.
— Любезный, тут вчера знакомые мои отдыхали примерно в это же время, — говорила я достаточно уверенно в себе, разглядывая ногти.
Я придвинулась к бармену ближе, практически залезая на барную стойку, и сказала:
— Мне очень надо их найти. И лучше бы ты заговорил по-хорошему, — поправила я ворот его рубашки.
Молоденький парнишка часто заморгал, переводя взгляд с меня на Илью и наоборот.
Послышался смех Ильи:
— Она тебе наваляет. Она может, — продолжал посмеиваться он, отпив своего виски.
Было удивительно. На людях он, значит, за меня. Поддерживает любую мою выходку. А наедине туда не ходи, сюда не ходи, молчи, не плачь.
Охрана напряглась и хотела вмешаться, но бармен сказал по требованию Ильи, что всё в порядке, и попросил девчонку-официантку заменить его, чтобы мы ушли на разговор.
Вероятно, габариты Ильи его напугали, раз он так легко согласился на разговор с нами.
— Слушайте, мне проблемы не нужны. Сначала какое-то управление, теперь еще и вы. Не знаю, что натворили эти ребята. Они мне заплатили, сказали, якобы я их не видел. Они сидели всего полчаса, выпили по вискарю и ушли.
— Управление, говорит, какое-то, — посмеивался Илья, смотря на меня, и я поддержала. — Описать их можешь? — резко перестал смеяться и достал телефон, сверля паренька глазами.
Я внимательно слушала их и контролировала ситуацию. А вдруг сбежит?
— Попробую. Они между собой похожи, может, братья. Сначала подумал, русские ребята, а потом вдруг начали говорить на каком-то странном языке, я его раньше не слышал. Акцента у них совсем не было. Общего во внешности: круглое лицо, прямой нос, слегка смуглый цвет кожи, волосы черные и карие глаза. А у одного еще шрам на лице.
Илья вперился в меня своими зелеными глазами, словно пытался что-то сказать.
— Что? — вопросительно посмотрела я на него. — Я не знаю, как выглядят румыны!
Паренек растерянно смотрел то на меня, то на Илью.
— Зато я знаю. Это они, — сказал он мне и повернулся на бармена. — Имена не запомнил?
— Не знаю, имя это или что, но один другого называл Чобану, — потирал он ладонь об ладонь, нервничая.
— Хорошо, может, тачку их видел? Только давай без глупостей, а то как соучастник пойдешь, — похлопал Илья его по плечу.
Парниша словно вышел резко из ступора и затараторил:
— Видел. Как раз курить выходил, они отъезжали. Не помню марки, помню, что черная. Но у нас тут камера есть, они прям под ней стояли. Как садятся, скорее всего, не записала, но я ее узнаю, если пересмотрю.
В моей душе все ликовало. Я думала, будет сложнее. Еще немного, и мы найдем мою девочку.
— Видишь, какой ты ответственный гражданин! — ободряюще похлопал Илья его снова по плечу. — Сейчас пойдем записи смотреть, а поутру ты идешь в управление ФСБ и составляешь фотороботы. Отмазаться не получится, я все записал на диктофон. Скажи, что прозрел, — протянул он ему визитку Михаила.
Почему он в социуме один, а наедине другой? Таким Илья мне нравится больше. Эмоции появляются на лице, даже шутки какие-никакие. А еще он поразительно уверен в себе и знает, какие вопросы задать и какие слова найти. Одна я бы точно фигни натворила и ничего не узнала бы.
Бармен повел нас в кабинет охраны, а я наклонила к себе «своего напарника» и на ухо прошептала:
— А ты уверен, что твоему Михаилу можно доверять? Слишком быстро как-то этот паренек все выдал.