Савроматы. Ранняя история и культура сарматов

Глава седьмая Звериный стиль в искусстве савроматов

Искусство савроматов наиболее ярко представлено предметами так называемого звериного стиля, сделанными из кости, рога, камня, бронзы и золота. Этот вид прикладного искусства, как известно, был характерен для всей степной, горной и лесостепной области Евразии в скифо-сарматское время. При общем сходстве скифо-сибирского звериного стиля на всей территории Евразии выделяются и его локальные особенности. Так, например, звериный стиль Северного Причерноморья и Прикубанья в значительной степени отличается от звериного стиля Южной Сибири, как по мотивам, так и по стилистическим особенностям. Весьма выразительным было зооморфное искусство ананьинских племен Прикамья и Урала. Скифо-сибирскому звериному стилю посвящена обширная литература, которая касается преимущественно предметов из Северного Причерноморья, Кубани, Прикамья и Южной Сибири. Эта литература не обошла вниманием и отдельные наиболее яркие предметы звериного стиля степного Поволжья и Южного Приуралья.

Однако лишь П.Д. Рау и Б.Н. Граков специально исследовали звериный стиль савроматской области. П.Д. Рау посвятил ему особый этюд в своей работе «Die Gräber der frühen Eisenzeit im Unteren Wolgagebiet» (Pokrowsk, 1929), выделив Волжско-Уральскую область как провинцию скифо-сибирского звериного стиля. Б.Н. Граков подверг анализу вещи звериного стиля при публикации савроматских памятников, раскопанных им в Поволжье и Оренбургской обл.[931]

Прошло более тридцати лет со времени публикации большинства упомянутых исследований. За это время получен новый и очень яркий материал по звериному стилю савроматов, особенно из Южноуральской области.

Все предметы звериного стиля, найденные на территории расселения савроматов, по своим мотивам делятся на три большие группы: изображения хищной птицы, изображения хищников и изображения копытных животных.

Они представлены очень редко целыми фигурами птиц, а чаще всего — их головами в качестве самостоятельного мотива или для заполнения отдельных частей тела иного вида животных. Как самостоятельный мотив встречается, кроме того, часть тела хищной птицы, особенно глаз, коготь или лапа.

Мотив головы хищной птицы или грифона появляется у савроматов не позднее VI в. до н. э. Наиболее архаическими из предметов звериного стиля являются бронзовый трехдырчатый псалий, найденный близ с. Ртищево (рис. 77, 1), и роговой трехдырчатый псалий из с. Рысайкино под Бугурусланом (рис. 77, 2). Оба они украшены сверху головами так называемых барано-грифонов. Эти наиболее ранние по конструкции и форме «скифские» псалии, вероятно, не местного производства. Они попали сюда, скорее всего, из лесостепного Приднепровья, где в могилах раннего VI в. до н. э. найдено много псалиев, преимущественно роговых, той же формы, с головами лошади, барана, хищника или барано-грифона[932]. Из приднепровских псалиев очень похожи на рысайкинский роговые псалии из с. Аксютинцы, Роменского уезда, с. Горячево и Старшой могилы[933]. Их нижний конец всегда оформлен в виде копыта лошади.

Псалий из с. Ртищево, снабженный тремя полукруглыми петлями, похож на бронзовый псалий с головой хищной птицы из курганов Роменского уезда[934]. Среди костяных псалиев Среднего Приднепровья встречены также образцы с тремя полукруглыми петлями и головками барано-грифонов. Подобно ртищевскому псалию, многие из них украшены с одной стороны геометрическим орнаментом в виде гофрировки или поперечных зарубок.

Изображения головок рогатых грифонов, всегда выполненных в одной манере, мы встречаем на памятниках архаического скифского времени в Закавказье (Кармир-Блур)[935], Прикубанье (келермесские курганы)[936] и Приднепровье[937]. Это преимущественно изделия из рога, применявшиеся как наконечники псалиев или как бронзовые бляшки для перекрестных ремней. Их стилистическая близость не оставляет сомнения в том, что образ барано-грифона должен был сложиться в одном месте.

В Приднепровье навершия костяных псалиев в виде головы рогатого грифона встречаются относительно редко. Здесь преобладают навершия в виде голов баранов, лошадей и зверей кошачьей породы. Мотив рогатого грифона ни в Приднепровье, ни тем более в Поволжье не был самобытным. Он применяется недолго — в течение VI в. до н. э., а затем бесследно исчезает.

Находки барано-грифонов из Кармир-Блура, Келермеса и на Темир-горе[938] являются наиболее древними. Образ рогатого грифона сложился в самом начале скифского периода где-то в южном районе, в котором и были обнаружены эти находки.

В VI–IV вв. до н. э. савроматы попользовали изображение головы хищной птицы как самостоятельный мотив при изготовлении золотых нашивных бляшек или бронзовых бляшек уздечного набора.

Золотая нашивная бляшка из кургана у с. Ивановка Волгоградской обл. (рис. 77, 3) представляет наиболее простой и понятный образ. На ней изображена голова хищной птицы (орла) с большим клювом, круглым глазом и едва намеченной восковицей. Отдельные детали головы пропорциональны. В такой манере часто изображали головы хищных птиц в Северном Причерноморье VI–V вв. до н. э., например, на золотых фигурках птиц из Литого кургана[939] или на золотых бляшках из Чигиринского уезда[940].

По стилистическим особенностям ивановская бляшка может быть отнесена к кругу предметов VI или раннего V в. до н. э. Она, как и приведенные аналогии из Северного Причерноморья, вероятно, восходит к более ранним южным образцам, выполненным в зверином стиле. Я имею в виду изображения орлиных головок на золотой обкладке ремня и золотой протоме грифона из Саккызского клада в Курдистане[941]. У саккызского грифона изображены сзади щеки две спирали, которыми здесь передана грива, а не ухо. Подобные спиральные локоны известны у орлиноголовых грифонов хеттов и урартов[942]. Они есть и у грифонов на ножнах меча из Литого кургана, изготовленных под сильным влиянием передневосточного, в частности урартского искусства, и на келермесском зеркале[943]. Головки грифонов на золотой обкладке выполнены схематично, спиралей здесь нет, но по исключительной компактности и пропорциональности отдельных деталей они очень напоминают бляшку из с. Ивановка.

В иной манере выполнены нашивные золотые бляшки из погребения савроматской жрицы V в. до н. э. в кургане 9 Ново-Кумакского могильника под Орском (рис. 77, 25). Здесь также изображены круглые глаза и уши, расположенные ниже глаза и переданные спиралью; нос тупой; во рту, окруженном валиком, торчит ровный ряд круглых зубов. В целом эти бляшки напоминают больше морды хищных животных, чем головы птиц. Безусловно, на мастеров, изготовивших эти бляшки, местное производство которых вряд ли можно отрицать, сильное воздействие оказал широко распространенный в савроматском искусстве мотив раскрытой зубастой пасти хищника. Однако в пасти хищного животного всегда спереди видны клыки в виде острых треугольников, которые больше остальных зубов. Здесь же ряд зубов ровный, как это обычно изображали у орлиноголовых грифонов и хищных птиц[944].

Золотые зооморфные бляшки, по мнению Б.Н. Гракова, имели сакрально-магический характер, потому-то ими и украшали костюмы савроматских жриц. Образ хищной птицы входил в религиозную символику савроматов. Известно изображение головы хищной птицы и на таких предметах культа, как каменные жертвенники (рис. 80, 1).

Из поволжских погребений V в. до н. э. происходит несколько плоских бронзовых бляшек от уздечного набора с головками грифонов или орлов. На одной из них, найденной в Блюменфельдском кургане А 12, передана обычная для Северного Причерноморья схема орлиной головы с большим клювом, острой восковицей и большим, круглым, выделяющимся из контуров головки глазом (рис. 11Б, 23). Аналогичные бляшки происходят из комплексов V в. до н. э. Скифии, Ольвии и Крыма[945]. Головки другого типа из Блюменфельдского кургана А 12 также находят аналогии в Скифии. На них представлены грифоны с тупыми округлыми мордами, круглым глазом и ребристой восковицей над ним, сзади глаза помещено округлое звериное ухо (рис. 11Б, 20, 21). Полураскрытый рот грифона лишен зубов. Такие же грифоньи головки изображены на бронзовых уздечных бляшках из курганов V в. до н. э. лесостепного Приднепровья (села Аксютинцы, Макеевка, Броварки)[946].

Уздечные бляшки из с. Молчановка (рис. 13, 6в, г) имеют иной облик, сближающий их с золотыми бляшками из Ново-Кумакского могильника. Здесь изображены головки фантастических животных, которые представляют собой нечто среднее между хищной птицей и животным. У них округлые полураскрытые пасти с торчащими в них острыми зубами и большие круглые глаза, обведенные, как обычно, рельефным ободком. Этим бляшкам очень близка бляшка из сел. Бажиган, вырезанная из костя (рис. 12, 2а). На ней схематично изображена головка грифона с тупым, но слегка загнутым клювом, в котором торчат два треугольных зуба, как и на одной из бляшек молчановского кургана.

Еще чаще, чем в Поволжье, украшали изображением головы хищной птицы уздечные наборы в Приуралье. Здесь встречаются и плоские контурные изображения, и скульптурные пластические формы.

Контурными изображениями обычно украшали плоские щитки бляшек для перекрестных ремней или один из концов нащечников и налобников. Намечали схематично лишь круглую голову и большой загнутый клюв. Эти изображения мы видим уже на бляхах VI в. до н. э. из кургана у пос. Черниговской (рис. 9, 1е). Совершенно такие же головы хищных птиц представлены на щитках бляшек для перекрестных ремней из курганов группы Пятимары I (рис. 27, 9, 11, 12; 29, 4г; 77, 7, 15), Ново-Кумакского могильника (рис. 77, 11) и на тонкой золотой оковке деревянного сосуда из кургана 9 группы Пятимары I (рис. 24, 4). На других же уздечных бляшках этого времени головки птиц снабжены кружка́ми, обозначающими глаз (рис. 16, 1а, б; 34, 1б; 77, 9, 10). Очевидно, форму таких украшений сначала вырезали из мягких материалов вроде кожи или войлока, а затем использовали и в литье.

Украшения подобной формы, изготовленные описанным приемом преимущественно для предметов уздечного набора, характерны для Южного Урала. Они неизвестны на юге Восточной Европы, в частности, и в савроматском Поволжье. Только на территории ананьинской культуры иногда встречаются перекрестные гайки со щитками в виде схематичной головы орла явно савроматского происхождения[947].

В Казахстане и в Южной Сибири в это время применялись уздечные бляшки с плоскими щитками в виде головы хищной птицы, но здесь они были еще более стилизованы, часто приобретая форму запятой[948].

В уздечных наборах Приуралья встречаются также очень своеобразные бляшки для перекрестных ремней и налобники, на которых изображение головы или хвоста хищной птицы сочетается с солярным знаком (рис. 27, 9; 28, 20; 77, 7, 8). Особенно интересен налобник из конского погребения кургана 8 в группе Пятимары I (рис. 77, 7). Его внешняя сторона украшена знаком в виде выпуклого вертящегося солнечного колеса, над которым возвышается голова или протома хищной птицы (орла), а внизу в виде пальметки изображено крыло или распущенный хвост птицы. В целом налобник можно воспринимать как сильно стилизованную фигуру орла. В том же стиле украшены бляшки для перекрестных ремней из кургана 6 Ново-Кумакского могильника (рис. 77, 8, 27).

В более позднем комплексе (рубеж V–IV вв. до н. э.) из кургана 3 урочища Алебастровая гора бляшки для перекрестных ремней уздечки украшены скульптурной головкой хищной птицы (рис. 40, 1б-4). На ней отмечены рот, круглый глаз и уши в виде валиков, за которыми изображена пальметка хвоста, образующая щиток бляшки. Из этого же погребения происходит бронзовый наносник в виде скульптурной головы хищной птицы в той же трактовке, что и головы птиц на бляшках для перекрестных ремней (рис. 40, 3). Такой же наносник найден в кургане 7 Ново-Кумакского могильника (рис. 77, 26). На нем лишь более четко намечена восковица, а уши не выделены. Несколько по-иному изображена головка ушастой птицы на наноснике уздечки коня 3 из кургана 8 группы Пятимары I (рис. 77, 4): на толстом, слегка загнутом клюве видна восковица, глаза изображены в виде кружков, сзади торчат в стороны круглые уши. Оба последних комплекса относятся к V в. до н. э.

Подвеска-налобник из кургана 3 урочища Алебастровая гора передает иной тип головы хищной птицы (рис. 40, 1б-2): длинный закрытый клюв с плоской восковицей; круглый глаз, выступающий над клювом; сзади глаза — ухо в виде маленькой головки орла. Более схематичное изображение птичьей головы с длинным клювом имеется на железной подвеске уздечного набора из группы Мечет-Сай (рис. 21, 1п). Форма головы птицы здесь зависит от наиболее излюбленной формы савроматских амулетов-подвесок в виде кабаньего клыка для уздечки и оружия. Голова хищной птицы, также вытянутых пропорций, в савроматском искусстве представлена еще один раз — на навершии костяной рукоятки из курганов у с. Тамар-Уткуль (рис. 10, 5а). Головка трактована лаконичнее, уха нет. Она напоминает головки птиц с длинными клювами и восковицей, изображенных на псалиях из Ульского аула (ГИМ, № 42405).

Для украшения предметов уздечки также довольно часто применяли изображение когтя хищной птицы. Вероятно, этот мотив передан в формах обойм для перекрестных ремней и наносников, острый верх которых бывает загнут (рис. 9, 1ж; 21, 8; 29, 4 в-д; 32, 1з; 34, 4е; 77, 12–15). У савроматов Приуралья преобладают обоймы, которые имеют щиток с изображением головы птицы. Такие обоймы простейших форм, а также пронизки из кости или металла известны по всей Евразии[949] и в Иране[950]. Повсюду они входили в состав уздечных наборов.

Мотив когтя, как и головы птицы, вероятно, применяли и для украшения других предметов, например, сосудов. Таковы золотые пластины из второго покровского кургана (рис. 16, 2о, п). Они служили оковками деревянных сосудов, что стало очевидным после того, как мы нашли подобные оковки с головой орла и в форме задней ноги копытного животного в курганах группы Пятимары I (рис. 24, 4; 29, 3в; 32, 1г).

В скифском мире часто употреблялись круглые бляшки с рубчатым валиком по краю, входившие и уздечные наборы[951]. Они известны из савроматского погребения в с. Молчановка (рис. 13, 6а). Эти бляшки, по-видимому, символизировали и солярный круг, и глаз орла как самостоятельный мотив. Передача контура глаза рубчатым ободком известна на архаических вещах скифского звериного стиля[952].

Некоторые предметы савроматов украшены композициями из двух головок птиц, обращенных друг к другу клювами. В виде таких головок на длинной шее сделаны концы горизонтальной пластины, прикрывавшей верхнюю часть оригинальных ножен длинного ножа из кургана у с. Сара (рис. 35А, 6). Сохранилась лишь одна головка, другая обломана. Несмотря на окислы, хорошо различается глаз и загнутый клюв с восковицей. Таким же образом украшена бронзовая литая пряжка в виде полукольца из кургана 19 Ново-Кумакского могильника (рис. 77, 24). Каждая половина пряжки представляет собой голову ушастой птицы, головы обращены друг к другу и сливаются сильно загнутыми клювами с восковицами; круглый глаз выделен. По форме и стилистическим особенностям эта пряжка имеет прямые аналогии в зверином стиле Южной Сибири и Казахстана. Бронзовые крестовидные бляхи с головками грифонов из Минусинской котловины, Томской обл., Тувы и Ордоса[953] передают такую же, только удвоенную, композицию из головок ушастых хищных птиц. Но особенно поразительное сходство новокумакская пряжка имеет с навершиями многочисленных мечей и кинжалов Южной Сибири[954] и Ордоса[955]. Они известны и в Казахстане[956] и в ананьинском Прикамье[957]. В савроматском мире некоторые кинжалы и мечи с антенным навершием также украшены зооморфным орнаментом, в котором преобладает мотив хищной птицы, но в ином оформлении[958]. Единственный меч из с. Сара, возможно, имел навершие сибирского типа, но он оказался сильно коррозированным и изображение неясно (рис. 35А, 1).

Наиболее ранним савроматским мечом, у которого перекрестье оформлено в (виде орлиных голов, является акинак, найденный у станции Марычевка (рис. 77, 22). Он относится ко времени не позднее VI в. до н. э. и по деталям формы, как я уже писал[959], тесно связан с Кавказом и Передним Востоком. В Приднепровье акинаки с зооморфным перекрестьем редки, и головы орлов изображены на них по-иному[960]. Изображения грифоньих голов хорошо известны на перекрестьях сибирских кинжалов, но также в иной трактовке[961]. Это те же ушастые грифоны, о которых мы только что говорили. На перекрестье кинжала, найденного на р. Сура у с. Ядрино (коллекция П.И. Щукина, ГИМ)[962], грифоньи головы трактованы приблизительно в том же стиле, что и на перекрестье марычевского кинжала: подчеркнуты круглые глаза, восковицы и спирально загнутые огромные клювы. Мотив орлиной головы мы находим на перекрестьях кинжалов Ордоса[963] и Луристана[964]. На луристанском образце детали головы (глаз и клюв) отмечены углубленными кружка́ми и спиралями, как на марычевском кинжале. В скифское архаическое время подобный прием изображения орлиных голов применяли и на Кубани, судя по великолепным навершиям из Ульского аула[965].

Сочетание глаза и когтя хищной птицы мы видим на навершиях акинаков из с. Озерки и имения Соловка (рис. 77, 20, 21). Здесь когти изображены условно в виде сильно закрученных волют. Акинаки с подобными навершиями есть в Скифии и на Кавказе. Среди них наиболее близки по форме навершия акинакам из с. Озерки и имения Соловка мечи из с. Гришинцы и из Лугового могильника Чечено-Ингушской АССР[966].

Ананьинские и сибирские экземпляры мечей с подобными навершиями имеют волюты иной формы[967]. Но в целом стилистическая трактовка волют навершия акинака из имения Соловка, на котором помещена схема ушастой птицы, близка сибирской.

У других савроматских мечей Заволжья и Приуралья волюты наверший представлены в виде согнутой расчлененной лапы, а в основании иногда помещено изображение круглых глаз (рис. 77, 23). Они имеют многочисленные аналогии в Северном Причерноморье[968]. Мечи подобной формы попали к савроматам из Скифии[969]. О скифском происхождении подобной модели меча, наиболее характерным экземпляром которых является южноуральский акинак из с. Новая Богдановка, свидетельствует форма всей рукоятки, в частности, бабочковидного перекрестья с геральдическим изображением фигур двух длинноногих птиц, похожих на цапель (рис. 77, 23). Это изображение — не что иное, как видоизмененный образ двух грифонов, обычных на акинаках Приднепровья и Дона[970].

Савроматские художники часто заполняли изображением голов хищных птиц пустое пространство на теле других животных, как бы подчеркивая отдельные части тела, особенно плечо или лопатку (рис. 11Б, 18; 78, 9, 13; 80, 2), а также ухо (рис. 28, 19; 40, 1б; 77, 5) и щеку (рис. 14, 2б; 36, 2в; 78, 3, 7, 10). Этот прием очень характерен для всего скифо-сибирского звериного стиля. На клыке-налобнике из Блюменфельдского кургана А 12 стилизованная головка птицы вырезана на средней части предмета: видны глаз, щека, восковица и закрученный в спираль нос (рис. 78, 6). Рисунок был расшифрован и проанализирован Б.Н. Граковым[971]. На другом клыке-амулете из того же кургана схематичные головки хищной птицы изображают десны, глаз и щеку хищника; заостренный конец амулета также может быть воспринят как сильно стилизованная голова птицы (рис. 78, 7). Прием украшения узкого конца предмета головой хищной птицы довольно часто использовался европейскими мастерами, особенно при изготовлении бронзовых поясных крючков, на широкой пластине которых обычно помещали голову или фигуру хищника или копытного. Особенно много таких крючков на Среднем Дону[972]. Они известны в Прикамье и в Сибири[973], изредка встречаются в Скифии (Александропольский курган, Ольвия)[974] и в Прикубанье. На савроматской территории найдены три крючка подобной формы — в курганах у с. Кише (Ремонтное), у сел. Бажиган и у с. Старица (рис. 50, 1а, 6); они, вероятно, использовались для подвешивания колчана. Несмотря на различия в трактовке широких пластин, сам крючок обычно выполнен в виде головы птицы с круглыми глазами, рельефно выступающими ушами и длинным клювом. Форма головы птицы подчинена форме самого крючка.

Оригинальна трактовка широкой пластины крючка из с. Кише (Ремонтное). Если смотреть на крючок сверху, то кажется, что в нем как бы воспроизведена фигура птицы с головой, крыльями и хвостом, но это лишь внешнее впечатление. В действительности, здесь, вероятно, представлена сильно стилизованная морда хищника (рис. 50, 6).

Савроматский колчанный железный крючок из с. Любимовка (рис. 77, 18) украшен на широком конце изображением головы птицы: рот, глаз и шея намечены инкрустацией бронзовыми проволочками. Этот крючок не только формой, но и плоскостной передачей зооморфного орнамента близок к некоторым крючкам из Ананьинского и Уфимского могильников[975], но там другой сюжет: головы хищных животных, спирали и концентрически расположенные прямоугольники.

Целые фигуры птицы представлены, кроме упомянутых на мече из с. Новая Богдановка, и на других предметах савроматского прикладного искусства. На навершии костяной ложечки из кургана Соболевской волости вырезана двусторонняя фигура хищной птицы с большим загнутым носом (рис. 77, 17). С помощью резьбы и гравировки отмечены рот, крыло и овальный глаз. Вся фигура птицы орнаментирована круглыми ямками. Точками покрыты отдельные части тела зооморфных существ и на блюменфельдском клыке-налобнике (рис. 78, 6).

Налобник уздечки пятого коня из кургана 8 группы Пятимары I представляет литую бронзовую бляшку в виде скульптурной фигуры птицы (грифона) со схематично переданным туловищем и загнутой назад ушастой головой с массивным клювом. Бляшки такой же формы происходят из с. Верхнеднепровское Екатеринославской губернии[976], но стиль блюменфельдской фигурки вполне сибирский. Более отдаленную аналогию представляют деревянные фигурки птиц из третьего пазырыкского кургана, также украшавшие уздечные ремни и псалии[977], и ажурная фигурка птицы на навершии бронзового ножа из Ордоса[978].

Оригинальные бронзовые бляшки от конской уздечки происходят из савроматского погребения у с. Старица Астраханской обл. (раскопки В.П. Шилова в 1961 г.)[979]. Если рассматривать эти бляшки, расположив их горизонтально, то они напоминают голову хищника с раскрытой зубастой пастью. Однако изображение становится более понятным, если бляшки расположить вертикально: видна фигура птицы с большим круглым глазом, обведенным ободком, массивным клювом с восковицей, сложенным крылом, отделенным от тела спиралью; видна лапа с большими когтями; неясно только назначение кружка под клювом. Это, вероятно, лапа птицы, а при горизонтальном расположении бляшки она воспринимается как глаз хищника. Такую же схему фигуры ушастой птицы мы видим на конце костяной рукоятки из Ананьинского могильника; на ней помещены спираль в верхней части крыла и кружок под клювом[980].

Еще одна фигура птицы представлена на двух литых бронзовых бляхах конской сбруи из кургана 7 Ново-Кумакского могильника (рис. 77, 28, 29). На них изображена сцена терзания хищной птицей какого-то животного, по-видимому, копытного, которое передано очень схематично, но все же на голове видны глаза, длинное ухо и губы или ноздри. Птица огромными когтями придерживает жертву за ноги и клюет ее в лоб. У птицы непомерно большой клюв с восковицей, напоминающий хобот, и горбатая спина. На туловище ее глубокими продольными и поперечными бороздами показаны перья; продольные борозды отмечают и перья массивного хвоста. Эти бляхи не имеют точных аналогий. Сама фигура орла напоминает фигуру орла на бронзовых бляшках из Уйгарака, а также изображения хищных птиц из Семибратних[981] и «Частых» (на золотой ручке деревянного сосуда)[982] курганов. Во всех этих случаях у хищной птицы нарочито подчеркнуты огромные клювы, распущенные когти и сгорбленная спина. Новокумакские изображений птицы все же, вероятнее, входят в восточный, сибирско-казахстанский, круг орлиных образов. Да и самый сюжет терзания орлом (хищной птицей) травоядного животного тянет нас на Восток, в мир сибирско-алтайских зооморфных композиций. Среди них хорошо известны сцены терзания. Здесь есть и такие композиции, где представлены орлы, держащие в когтях жертву. Приведу в пример известное золотое украшение из Сибирской коллекции Эрмитажа, выполненное в виде орла, впившегося когтями в дикого козла. В той же коллекции хранится золотая фигурка орла с лебедем в когтях и др.[983]

В памятниках раннепрохоровской культуры, которые относятся еще к IV в. до н. э., изображение головы хищной птицы мы видим на роговой подвеске из кургана 9 группы Мечет-Сай (рис. 77, 19) и на костяной ложечке из кургана 1 урочища Лапасина у с. Любимовка (рис. 42, 2д). Заостренный конец роговой подвески изображает длинный клюв фантастической зубастой и ушастой птицы, образ которой был известен савроматским художникам, судя по бляшкам из Ново-Кумакского могильника (рис. 77, 25), в V в. до н. э. Стилистическое сходство новокумакских бляшек и этой подвески проявляется в трактовке зубов в виде одного ряда округлых выпуклостей и уха в виде спирали.

Местный мастер, вырезавший костяную ложечку, также следовал старым традициям; он заметно упрощает образ птичьей головы, но сохраняет прежнюю схему, подчеркивающую глаз и клюв. Трактовка этого образа становится суше: кружок с валиком и точкой изображает глаз и в то же время — голову, клюв с восковицей приобретает геометрические очертания. В еще более упрощенном виде, схематично, головки птицы представлены на костяной пластине с изображением животного из кургана 3 у пос. Матвеевский (рис. 48, 2б). Они, в виде кружка с точкой и спиралей, заполняют пустое пространство пластины, но не составляют частей тела животного, как это было на вещах V в. до н. э. В том же стиле украшено дно каменного блюда-жертвенника из кургана IV в. до н. э. урочища Бердинская гора (рис. 75, 2). В выдолбленных на камне спиралях, сочетающихся с кружка́ми, я усматриваю тот же мотив, что и на костяной рукоятке из пос. Матвеевский. Несмотря на разницу в материале, эти изображения головок хищной птицы одинаковы по стилю.

Схематически переданной головкой птицы, представленной на костяном наконечнике из кургана 3 у дер. Прохоровка (III в. до н. э.)[984], как бы завершается круг образов головы хищной птицы в их скифо-савроматской трактовке.

Они были наиболее популярны в савроматском зооморфном искусстве. Изображения головы или целой фигуры хищника выполнены в условной и столь сильно стилизованной манере, что подчас трудно бывает узнать вид животного. Ему придают черты фантастического зверя; в изображении часто сочетаются признаки различных видов животных. И все же почти всегда можно распознать в стилизованном образе прототип реального зверя — барса (пантеры), медведя и волка, — т. е. хищников, распространенных в степных и предгорных районах территории расселения савроматов или их непосредственных соседей. Наиболее ранние образцы вещей, на которых изображены хищники, относятся к VI в. до н. э.

Свернувшиеся в кольцо барсы изображены на двух бронзовых круглых бляхах уздечного набора из кургана 25 группы «Три брата» под г. Элиста (рис. 5, 2б). Этот мотив был широко распространен в зверином стиле всей Евразии, однако наиболее выразительные аналогии мы находим только в архаическом скифском зверином стиле Прикубанья и Северного Причерноморья. Так, например, найденные П.Д. Либеровым в 1949 г. в архаических скифских курганах у с. Константиновка Мелитопольского р-на бронзовые бляшки украшены фигурами свернувшихся в кольцо барсов, которые трактованы в той же манере, что и элистинские барсы: у них крупные головы с круглыми ушами, пластически переданное тело с небольшими подогнутыми лапами и хвостом[985]. П.Д. Либеров справедливо датирует эти находки ранним VI в. до н. э. или рубежом VII–VI вв. до н. э. Из прикубанских находок следует упомянуть золотую келермесскую пластину с изображением пантеры, лапы и хвост которой украшены свернувшимися в кольцо хищниками идентичного стиля[986], а также бронзовое зеркало из второго келермесского кургана (раскопки Н.И. Веселовского в 1904 г.), ручка которого снабжена бляшкой того же сюжета[987]. В келермесских курганах найдены также круглые бляшки аналогичного зооморфного мотива и стиля. Принципиальных различий в стиле кубанских вещей и савроматских блях нет; но савроматские вещи сделаны грубее.

В Поволжье рубежа VI–V вв. до н. э. изображение свернувшегося в кольцо барса помещали на фигуре другого животного как знак особой силы какой-либо части тела этого животного. Оно вырезано на месте плеча или лопатки фантастического хищника, изображенного на большом кабаньем клыке-налобнике из Блюменфельдского кургана А 12 (рис. 78, 6). По трактовке свернувшийся зверь отличается от более архаического прикубанского прототипа. Поволжский хищник представлен в манере, более свойственной сибирскому звериному стилю, чем северопричерноморскому: барс изображен с вывернутым задом и повернутой назад головой; узкая лента спины образует полукольцо, как на известной сибирской золотой бляхе[988], в которое как бы вписаны задняя нога, шея и голова животного. Плечо хищника подчеркнуто головой грифона с большим ухом. Характерны лапы с большими когтями и тупая оскаленная пасть с торчащими зубами. Она напоминает морды хищных животных на других савроматских предметах, например, на широком конце этого же блюменфельдского клыка. Три шишечки между плечом и передней лапой, вероятно, отмечают пальцы второй передней ноги, как у зверей, изображенных на перекрестье одного из минусинских кинжалов[989]. Ягодицы подчеркнуты гравированным завитком, а бедро покрыто наколами. В целом изображение весьма оригинально и не имеет себе точных аналогий.

В Приуралье наиболее древней является бляха, найденная в случайно раскопанном кургане у с. Иркуль Северного р-на Оренбургской обл. (хранится в Бугурусланском музее, рис. 79, 1). На ней скупо и пластично переданное тело свернувшегося хищника с длинной волкообразной мордой не загромождено дополнительными деталями, что характерно для зооморфных изделий VI в. до н. э. Обычна для этого же времени и трактовка щеки в виде выпуклого кружка. Кольцевидные лапы и конец хвоста типичны для хищников Южной Сибири и Казахстана[990], в частности, как теперь стало известно, для архаических зооморфных сюжетов дельты Сыр-Дарьи (раскопки Хорезмской экспедиции в 1962 г. Уйгаракского могильника).

Бронзовая бляха из с. Пьяновка близ Бугуруслана передает аналогичный тип свернувшегося в кольцо хищника, у которого морда почти касается загнутого кончика длинного хвоста, а подогнутые лапы находятся в центре всего изображения (рис. 80, 2). В целом эта бляха очень близка бляхам подобного же сюжета из Северного Кавказа и Причерноморья, особенно известной бляхе из Золотого кургана близ Симферополя[991], бляхам уздечного набора из с. Макеевка (раскопки Н.Е. Бранденбурга, скифская экспозиция Эрмитажа) и Кумбулты[992]. Во всех этих случаях у хищников — длинные тупые морды и большие когтистые лапы. Плечи хищников бугурусланской и кумбултинской блях подчеркнуты головами орлов, а на плече хищника симферопольской бляхи изображена фигура лежащего козла с повернутой назад головой. Сходство композиции и отдельных деталей в изображении животных свидетельствует о том, что они относятся к одному времени. Но это вовсе не значит, что они происходят из одного центра. В основе мотива иркульской и бугурусланской блях лежал южный образец, измененный местными мастерами; морда хищника с оскаленными зубами более всего напоминает морду волка, а круглое ухо и большие когти на лапах второй бляхи — медвежьи. Изображения головы этих хищников и шеи с продольными глубокими бороздами имеют полные аналогии в сибирских и сырдарьинских вещах[993]. Безусловно, в Прикамье и на Урал, в мир ананьинских племен, мотив свернувшегося в кольцо хищника проник через посредство савроматов, которые видоизменили первоначальный образ хищника кошачьей породы (барса, пантеры, льва), придав ему волкообразные и медведеобразные черты, столь ярко проявляющиеся на некоторых ананьинских бляхах этого рода и на каменных пряслицах[994]. Здесь внешние контуры хищника образуют почти правильный круг, по краям которого идут поперечные или косые насечки, изображающие шерсть на шее, груди и животе животного. Последний прием известен в искусстве Скифии и, вероятно, оттуда был заимствован. Так, например, на уже упоминавшейся симферопольской бляхе, очень близкой по композиции ананьинским, шерсть на шее животного передана поперечными насечками. Ананьинские круглые бляхи в виде свернувшегося в кольцо хищника проникали и на северо-восточную окраину территории савроматов, о чем свидетельствует находка подобной бляхи в кургане 15 у пос. Исаковский под Челябинском (рис. 80, 10).

Вторая группа савроматских изображений хищников включает изображения, которые П.Д. Рау определил как мотив зверя «на корточках» или мотив «припавшего к земле», «скребущего» зверя. Название это весьма условно. Н.Л. Членова привела ряд убедительных доказательств в пользу гипотезы, что подобная поза, вероятно, возникла из геральдического расположения животного с поджатыми и обращенными друг к другу ногами[995]. Такие композиции хищников известны в архаическом зверином стиле Причерноморья[996] и восточнее, вплоть до Ордоса[997]. Е.О. Прушевская, а вслед за ней Н.Л. Членова указывают на ближневосточные прототипы этой композиции, встречающейся на Переднем Востоке, в частности в луристанских бронзах[998]. На савроматской территории лишь в одном случае обнаружена геральдическая композиция волкообразных хищников (изображение не вполне ясно), представленная на бабочковидном прорезном перекрестье акинака V в. до н. э. из дер. Измайлово Бугурусланского уезда[999]. Подобная композиция встречается чаще всего на перекрестьях сибирских акинаков, где изображены припавшие к земле или стоящие хищники, обращенные головой друг к другу[1000].

Наиболее ранними образцами изображений отдельных зверей, «припавших к земле», являются поволжские нашивные золотые бляшки из женских погребений в кургане 5 Сусловского могильника и в погребении у с. Золотушинское на р. Ахтуба (рис. 78, 1, 2). Они, вероятно, относятся еще к VI в. до н. э. На сусловском изображении у зверя с пластически переданным телом опущена вниз морда, подогнуты вперед ноги, и длинный хвост загнут на конце. Изображение очень компактно и подчинено прямоугольной форме бляшки. Морда, глаз и ухо находятся на одной вертикальной линии, что очень характерно для архаического звериного стиля Евразии в целом.

Изображения хищника в подобной позе имеются уже в луристанских бронзах[1001]. Непосредственным прототипом для этого мотива послужили изображения барсов из Курдистана (Саккызский клад)[1002] и очень близкие им изображения подобных хищников на вещах скифского архаического времени[1003] из Тамани, Прикубанья, центральных районов Северного Кавказа и из Северного Причерноморья[1004].

На золотой бляшке из с. Золотушинское (рис. 78, 2) в описанной позе изображен фантастический зверь, похожий больше всего на медведя: у него вытянутая курносая морда, острое ухо; сзади уха и глаза изображены не то грива, не то большой рог, на лапах — огромные когти, хвоста нет. Изображение весьма оригинально и не имеет точных аналогий в скифо-сибирском зверином стиле.

В такой же позе изображена малая фигура хищника на роговой пластине из группы Пятимары I (рис. 79, 6). Здесь яснее выявлены медвежьи черты: короткое круглое туловище, большие когтистые лапы, короткий хвост и небольшие уши. Несмотря на генетическую связь этой фигуры с изображениями барсов упомянутой группы скифского архаического стиля, перед нами вполне самобытный образ, который находит себе ближайшие аналогии не в скифском и кавказском мире, а в зооморфном искусстве ананьинских племен и Сибири[1005], где изображение медведя занимает одно из первых мест.

«Барсы», высеченные по борту каменного жертвенника из хут. Крыловский (рис. 80, 1), очень похожи на «барса» сусловской бляшки. Их головы с острыми ушами и оскаленными пастями, в которых торчат треугольные зубы, более напоминают головы волков, а не хищников кошачьей породы. Они образуют целую композицию: шесть целых фигур хищников занимают весь борт жертвенника. Мастер, изготовлявший жертвенник, не сумел разместить целиком фигуры зверей в одной плоскости, поэтому ноги зверей помещены или на ножках жертвенника, или на его нижней части. Два хищника припали к земле, остальные четыре изображены стоящими или идущими.

Мотив идущего или стоящего на полусогнутых ногах хищника представляет разновидность описываемой группы. Именно в этой позе изображены пантеры (барсы) на навершиях скифо-ольвийских зеркал VI в. до н. э. (рис. 72, 14, 15). Может быть, они-то и послужили образцами для фигур каменного жертвенника из хут. Крыловский.

Сама композиция, изображающая процессию зверей, — не единственная у савроматов; известна она и в скифском мире, и у саков Семиречья. Пара зверей, сидящих по одной линии с вытянутыми вперед лапами, изображена на ручке акинака из с. Новая Богдановка (рис. 77, 23). Это уже не барсы, которым приданы волкообразные черты, а настоящие волки, но только с непомерно длинными и острыми ушами. Аналогичное расположение сидящих зверей мы видим на рукоятке бронзового кинжала из Киевского исторического музея и особенно на золотой обкладке ручки акинака из «Частых» курганов, где изображены фигуры трех сидящих хищников (волков?) с длинными ушами[1006].

Композицию на жертвеннике из хут. Крыловский можно сравнить по смысловому значению с зооморфными скульптурными композициями, украшающими борта скифских медных котлов и жертвенных столов Семиречья. На котлах из Чертомлыцкого и Келермесского курганов — это фигуры стоящих козлов, заменяющие ручки[1007]. По краям известных семиреченских металлических жертвенных столов и курильниц представлены, как и на савроматском каменном жертвеннике, процессии идущих друг за другом барсов[1008]. Религиозно-сакральное значение всех этих композиций несомненно, ибо мы повсюду видим их на предметах, связанных с отправлением определенных культов.

Несмотря на большую сухость в передаче фигур животных на каменном жертвеннике из хут. Крыловский, барсы-волки этой композиции выглядят менее застывшими, чем барсы иссыккульских жертвенников. В фигурах животных чувствуется напряжение, особенно у идущих хищников, вытянувших вперед длинные шеи и оскаливших морды. Припавшие к земле хищники, как на этой композиции, так и на других савроматских предметах, также находятся в беспокойном состоянии: кажется, они что-то вынюхивают, опустив вниз обычно оскаленные морды, и скребут землю.

Обычно в савроматском искусстве припавший к земле хищник изображается и в несколько иной позе: его голова вытянута вперед и образует одну линию с телом. Здесь хищник как бы подстерегает добычу, готовый к прыжку, или осторожно подкрадывается к своей жертве. Такая поза часто диктуется формой самой вещи, конец которой украшен фигурой животного. Лучший образец этого мотива представляет роговая рукоятка нагайки из кургана Черная гора у с. Абрамовка на р. Урал (рис. 80, 8). Рукоятка заканчивается резным изображением фигуры хищника. При всей стилизации животного в ней легко узнать волка с традиционно раскрытой пастью, в которой видны два острых клыка и по паре полукруглых коренных зубов на каждой челюсти, на голове — овальный глаз с острой слезницей и длинное острое ухо; на подогнутых лапах отмечены пальцы; на худом поджаром туловище неглубокими поперечными бороздами изображены ребра; сзади спускается вниз прямой хвост; щека, лопатка и бедро подчеркнуты кружка́ми и спиралями. Изображение двустороннее. В целом оно напоминает изображения волков в той же позе на рукоятке акинака из с. Новая Богдановка (рис. 77, 23).

В зооморфном искусстве Скифии и Северного Кавказа мы не знаем близких аналогий фигуре зверя, изображенного на рукоятке из с. Абрамовка. К западу от савроматской территории похожие изображения известны только на некоторых вещах из курганов Среднего Дона, например, на уже упомянутой золотой обкладке акинака из «Частых» курганов[1009], а также на рукоятке кинжала из-под с. Ядрино на р. Сура (в области Городецкой культуры)[1010]. Стилистические особенности ядринского «ползущего» волка и абрамовской фигуры очень близки. Подобную же позу придавали хищникам ананьинские резчики по кости[1011]. Они очень часто спиралями и кружка́ми подчеркивали плечи и бедра животных, изображаемых совершенно в той же манере, что и на абрамовской рукоятке.

Думаю, что описываемый сюжет не зависел от искусства скифов. Он либо был следствием конвергенции, либо был генетически связан с Востоком. Мы видим его уже на рукоятке бронзового ножа карасукского времени из Монголии[1012]. В той же позе изображали хищников и чудовищ на браслетах и гривнах Сибири, Средней Азии и ахеменидской Персии[1013]. Как и на рукоятке из с. Абрамовка, на предметах азиатско-сибирского круга на туловище зверей разными способами переданы ребра или полосатая расцветка шерсти.

Мотив стоящего или идущего хищника, уже знакомый нам по каменному блюду из хут. Крыловский (рис. 80, 1), встречается у савроматов в двух вариантах: зверя изображали то с вытянутой вперед, то с повернутой назад головой. Условность изображения чаще всего заметна в положении лап: кажется, что звери стоят на кончиках пальцев. В скифо-сибирском искусстве такая поза вообще характерна для стоящих копытных животных и хищников, особенно в ранний период звериного стиля.

В Поволжье этот мотив встречен на бронзовых бляшках уздечного набора, найденного В.П. Шиловым в 1961 г. в курганной группе у с. Старица. Бляшки изображают стоящих хищников с вытянутой вперед головой и оскаленной пастью, укороченным туловищем и массивными когтистыми лапами. Длинный, закрученный на конце хвост характерен для хищников кошачьей породы, но в целом звери напоминают медведей, в частности фигуру медведя на навершии бронзового зеркала из Краснодарского музея (случайная находка из Майкопского р-на, рис. 81, 4). Медвежьи лапы, окруженные валиком, одинаково трактованы и на старицких и на краснодарском экземплярах.

В Приуралье, кроме фигур барсов-волков на каменном блюде из хут. Крыловский, в такой же позе изображен медведь на костяной ложечке из урочища Биш-Оба (рис. 10, 1з). Вытянутая вперед оскаленная морда передана скульптурно, а тело и когтистые лапы выгравированы на выпуклой стороне ложки. В трактовке морды много общего между головой этого медведя и головой волка на рукоятке из с. Абрамовка: в обоих случаях совершенно одинаково переданы зубы в раскрытых пастях. Это — стандарт, прочно утвердившийся к концу VI в. до н. э. в савроматском искусстве при передаче оскаленной пасти хищников. Обычен и валик вокруг рта, изображающий губы у бишобинского медведя. Своеобразно сочетание скульптуры и гравировки. Складки кожи на шее медведя переданы в виде зигзага, а вместо того, чтобы подчеркнуть детали тела, как обычно, спиралями или отдельными частями животных, в фигуру медведя с помощью гравировки вписана полусогнутая фигура хищника кошачьей породы, также с оскаленной мордой, торчащим большим ухом и, кажется, копытами вместо когтистых лап. Поза этого животного определена формой туловища медведя, голова его очень похожа на голову свернувшегося в кольцо барса большого блюменфельдского клыка (рис. 78, 6). Заполнение тела одного хищника фигурой другого известно также на сарматском изделии из кости, найденном в кургане у с. Варна (рис. 36, 2в). На широкой части этого предмета, напоминающего по форме блюменфельдские кабаньи клыки (рис. 78, 6, 8), изображен хищник с тупой оскаленной мордой. Его поджарое тело с когтистыми медвежьими лапами образует в то же время фигуру другого, стоящего хищника с вытянутой и оскаленной мордой.

Изображения стоящих хищников с повернутой назад головой встречены у савроматов дважды. В Поволжье это бронзовые литые обоймы уздечного набора из кургана 43 Сусловского могильника (рис. 13, 5б), в Южном Приуралье — большая фигура хищника на уже упомянутой пластине из лосиного рога, найденной в Пятимарах I (рис. 79, 6).

Сусловские обоймы отлиты грубо, а фигуры животных переданы очень схематично. В такой позе обычно изображали копытных животных — козлов и оленей — как в скифском, так и в сибирском искусстве. Понять эти изображения позволяет новая находка из курганов группы Пятимары (рис. 79, 6). На ротовой пластине в высоком рельефе очень четко изображена фигура хищника-медведя, который повернул назад голову и кусает за нос копытное животное, расположенное на пластине перпендикулярно этому медведю. Раскрытая пасть медведя трактована в обычной для савроматского искусства манере. В отличие от перечисленных изображений стоящих хищников, которые как бы приподнялись на цыпочках, медведь из группы Пятимары прочно стоит на массивных лапах.

Все перечисленные савроматские изображения стоящих хищников своеобразны и почти не находят себе убедительных аналогий в других районах распространения скифо-сибирского звериного стиля. Особенно это касается образа медведя с повернутой назад головой. Лишь в ананьинском мире известна находка, почти тождественная обоймам Сусловского могильника. Это бронзовая литая обойма с изображением стоящего с повернутой назад головой животного, в котором, скорее всего, надо видеть медведя[1014]. Генетическая связь обеих находок несомненна.

Кроме савроматской территории, изображения хищников, близких по трактовке савроматским, известны в Прикубанье[1015] и в Сибири[1016]. Я имею в виду круглую прорезную прикубанскую бляху, контуры которой образуют фигуры двух хищников, кусающих друг друга за хвосты, а в центре стоит третий с повернутой назад головой, похожий более всего на барса (рис. 81, 1). Сибирские, т. е. восточные, образцы интересны тем, что они происходят из той области звериного стиля, где особенно часто изображаются животные и в спокойно стоящей позе и с повернутой назад головой. Травоядные и хищные, судя по богатой коллекции из горноалтайских курганов, изображены с повернутой назад головой чаще всего в тех случаях, когда на них нападают другие животные. Вероятно, у савроматов этот мотив развился из композиции борьбы животных, представленной, например, на роговой пластинке из группы Пятимары, где изображена сцена борьбы хищников с травоядным (рис. 33).

С савроматским погребальным комплексом связана еще одна находка с изображением стоящего медведя, но в иной позе — с опущенной вниз головой. Это бронзовый поясной или колчанный крючок из развеянного погребения у сел. Бажиган Ставропольской обл. (рис. 50, 1а). Фигура медведя занимает широкую пластину крючка. Несколько бронзовых крючков с изображением точно такого же сюжета и стиля известны в курганах Среднего Дона. Оттуда же происходят уздечные бляшки и золотая оковка сосуда с подобной фигурой медведя[1017].

В ананьинском искусстве, также тесно связанном с савроматским, как известно, образ медведя был весьма популярен. Ананьинские изображения медведя в описанной позе стилистически близки савроматским[1018]. Кроме того, этот сюжет встречается на навершиях и перекрестьях минусинских кинжалов[1019]. Он был известен также кочевникам Восточного Памира, где в Тамдинском могильнике А.Н. Бернштам обнаружил несколько бронзовых бляшек, изображающих стоящих медведей с опущенными мордами[1020].

На Северном Кавказе также известны находки, связанные с этим сюжетом: упомянутое выше зеркало с фигурой медведя на навершии из Майкопского р-на (рис. 81, 4) и бронзовый наконечник ножен, найденный у с. Советское в Кабардино-Балкарии (рис. 81, 10). Изображенный на этом наконечнике медведь с когтистой лапой и головами хищника и грифона на плече и бедре стилистически сближается с зооморфными изделиями савроматского мира.

Наиболее поздним образцом описываемого сюжета является зооморфный мотив на широкой рамке бронзового крючка из сарматского погребения прохоровской культуры у с. Старица (курган 4, погребение 6, раскопки В.П. Шилова в 1960 г.)[1021]. Думаю, что изображение на рамке этого крючка в виде пары опущенных вниз схематических морд хищников генетически восходит к изображению медведя на бажиганском крючке.

В искусстве савроматов особое место занимают поволжские клыки кабана с зооморфными изображениями, служившие подвесками-амулетами к оружию и уздечке.

Они открывают серию наиболее популярного в искусстве савроматов мотива изображения головы хищника. Известные экземпляры относятся к V в. до н. э. — ко времени расцвета савроматского звериного стиля.

Три клыка из Блюменфельдского кургана А 12 богато орнаментированы, причем изображение головы хищника играет в орнаменте главную роль (рис. 78, 6, 7, 8). Они едины по стилю, в котором особенно ярко выражено сочетание зооморфных и геометрических элементов. В технике нанесения орнамента сочетаются резьба и гравировка. На широкой части клыков изображены тупые морды с раскрытыми зубастыми пастями и острыми, прижатыми к голове ушами.

Морды настолько стилизованы, что по ним трудно определить вид хищников. Хотя на блюменфельдских клыках-амулетах хорошо воспринимаются только головы животных, однако савроматский художник во всех трех случаях стремился представить узкую часть клыков как тело одного или двух зверей.

На широкой грани большого клыка, связанного с третьей уздечкой, нанесена самая сложная композиция (рис. 78, 6). Во рту зверя изображен язык в виде спиральной ленты, украшенной точками. Нос украшен рядами выпуклых квадратиков. Щека подчеркнута спиралью, заполненной внутри такими же квадратиками. Глаз передан в виде кружка с точкой посредине. Гравированная спираль образует ушную раковину. Поверхность вокруг глаза и широкое острое ухо заполнены такими же точками, как и лента языка. Глаз и ухо вместе образуют сильно стилизованную голову птицы или грифона. На месте лопатки вырезана фигура свернувшегося в кольцо хищника, на месте бедра — сильно стилизованная голова грифона, украшенная наколами. Хвост хищника отделен поперечной полосой зигзага, обрамленной с обеих сторон гладкими лентами. Тело хищника, т. е. средняя часть клыка, от шеи до бедра покрыто продольными каннелюрами. На второй, менее широкой грани композиция значительно проще. Поперечными бороздками и спиралью нанесены морщины на носу. Глаз овальный с заостренной слезницей и точкой-зрачком. Щека отмечена полуовальной бороздкой. На щеке и ухе — точки-наколы. Все туловище от шеи до хвоста орнаментировано поперечными треугольными лентами, заполненными точками.

На клыке от второй уздечки (рис. 78, 8) изображены два хищника, один из которых заглатывает другого с хвоста. Этот клык сильно потерт и заполирован, отчего некоторые детали голов исчезли. Тела же хищников вовсе не детализированы. На одной стороне головы хищников переданы одинаково: ленты губ украшены точками, языки не отмечены, ушные углубления сделаны в виде треугольных углублений; следы глаза в виде кружка сохранились лишь у заглатывающего хищника. Как и на первом клыке, моделировка голов животных на противоположной стороне клыка-подвески отличается в деталях: у заглатывающего хищника шире раскрыта пасть и в ней торчит острый язык; на ленте губ также сделаны наколы; глаз гравирован в виде овала; под острым ухом, не детализированным, выгравирован кружок. Морда второго хищника, помещенная на широком конце клыка, сильно укорочена, имеет прямоугольную форму и острое ухо. В раскрытой пасти торчат два саблевидных клыка, а за ними — такой же формы язык. Еще заметен полустертый глаз в виде кружка.

Особенно интересна трактовка хищника на клыке-подвеске при мече (рис. 78, 7). Изображение одностороннее. Голова хищника на широком конце амулета вырезана в иной манере, чем головы на первых двух клыках. В целом это — тот же мотив головы с раскрытой зубастой пастью и острым, прижатым к затылку ухом, но детали ее переданы иначе. На первых двух предметах изображено по одному клыку в каждой челюсти, и острые концы их касаются противоположной челюсти, а впереди расположен то верхний, то нижний клык. Такая трактовка клыков обычна для всей серии оскаленных морд хищников в евразийском зверином стиле. Здесь же на каждой челюсти показано по два клыка, которые острыми концами касаются друг друга. На месте коренных зубов вырезаны сильно стилизованные головки ушастых грифонов, которые в данном случае, вероятно, передают обнаженные челюсти или коренные зубы; между ними вместо языка или коренных зубов идет ряд из семи выпуклых кружочков. Губы отмечены обычной лентой, которая наверху переходит в завиток ноздри. На переносице вырезаны в два ряда мелкие треугольники. На месте щеки и глаза помещены две почти одинаково стилизованные головки грифона, касающиеся друг друга закрученными в спираль носами. У верхней головки кружком отмечен глаз; он в то же время является глазом самого хищника. Острое ухо заполнено двумя рядами шишечек, а вдоль тела животного также расположены два ряда таких же округлых и почти квадратных выпуклостей. Оригинальна трактовка узкого конца описываемого предмета: там, где должен находиться хвост хищника, имеется утолщение с едва заметным круглым углублением в центре. За ним идут три ряда мелких вырезанных треугольников, как на переносице. Самый кончик клыка отделяется двумя лентами и напоминает полураскрывшийся бутон цветка или пальметку. Трудно сказать, какой смысл был вложен в эту деталь клыка: здесь то ли изображен птичий хвост, то ли птичья голова с глазом на месте утолщения.

Подвески в форме кабаньего клыка с зооморфным орнаментом характерны для савроматской области. Среди них блюменфельдские экземпляры отличаются наиболее сложной композицией. Ключ к их пониманию дал Б.Н. Граков в своей публикации Блюменфельдского кургана, где он подверг подробному анализу вещи в зверином стиле[1022]. Расположение свернувшегося в кольцо хищника и головы грифона на большом клыке становится понятным, если мы посмотрим на менее стилизованные фигуры животных, у которых плечо и бедро подчеркнуты частями других животных или спиралями. Б.Н. Граков объяснил смысл ленточки, идущей от головы грифона, расположенной на нижней челюсти третьего клыка (рис. 78, 8): это — рудимент передней лапы животного, превратившейся в орнамент челюсти в результате эволюции мотива лежащего хищника, у которого передняя лапа приближается к пасти и часто даже смыкается с ней. По сути дела, такой же прием стилизации мы наблюдаем на костяном изделии из с. Варна (рис. 36, 2в). На его узком конце изображена голова медведя; торс его с лапами выгравирован на щеке зверя. В целом же узкий конец изделия изображает стоящего медведя с вытянутой вперед, непомерно большой головой.

Нечто близкое мы видим и на некоторых зооморфных вещах ананьинской культуры. Например, на одной из костяных рукояток, кроме головы зверя, под самым глазом выгравирована только когтистая лапа животного; другие детали тела исчезли[1023]. Таким образом, в основе лежит тот же мотив, что и на рукоятке нагайки из с. Абрамовка (рис. 80, 8). Только прототипом хищников для блюменфельдских клыков послужил не волк, изображенный на абрамовской находке, а традиционный в скифском архаическом искусстве хищник кошачьей породы.

Уже с самого раннего времени в скифском искусстве часто губы хищника переданы в виде ленты, закрученной на концах в волюты, которые изображают ноздри, как, например, у барсов из Саккызского клада[1024]. В таком случае верхняя и нижняя части раскрытой пасти выглядят одинаково, что мы видим и на блюменфельдских клыках. У саккызских барсов на шеях и туловищах идут продольные бороздки и валики, иногда отмеченные поперечными зарубками, изображающими шерсть[1025]. У блюменфельдских зверей эта орнаментация превратилась в продольные каннелюры или ряды выпуклостей. Последний орнамент известен на северокавказских изображениях хищников. Так, например, ряды выпуклых кружочков украшают ногу медведя на бронзовом наконечнике ножен меча из с. Советское (рис. 81, 10) и шею свернувшегося в кольцо хищника на бляхе из Кумбулты[1026]. Это еще один из элементов, генетически связывающих зооморфное искусство савроматов и древнего населения центральных районов Северного Кавказа. Орнаментация фигур зверей рядами выпуклых шишечек и точками была заимствована и мастерами Среднего Дона, вероятно, у савроматов. В мастюгинских и «Частых» курганах такие ряды украшают шею, спину или туловище и хвост зверей, изображенных на поясных крючках[1027], которые моложе блюменфельдских вещей. Такими же шишечками передан ровный ряд зубов на голове кабана из с. Мастюгино[1028], что напоминает орнаментацию одного из блюменфельдских клыков (рис. 78, 7). Точки-наколы украшают ленту губ хищника на железном крючке, обтянутом золотым листом, из «Частых» курганов[1029].

Если я правильно трактую стилизованное изображение на узком конце блюменфельдского клыка, найденного при мече, как голову птицы (рис. 78, 7), то можно говорить о родстве самих зооморфных композиций этого клыка и некоторых воронежских и ананьинских крючков, на которых голова хищника с оскаленной пастью, расположенная на широкой части предмета, сочетается с птичьей головой, помещенной на его узкой части. Такое сочетание имеется на металлических подвесках-налобниках от конской сбруи, которые представляют по форме имитации кабаньих клыков. На этих крючках морды хищников с симметрично расположенными челюстями одинаковой формы[1030] повторяют, только с большей стилизацией, схему пасти блюменфельдских хищников.

Из Поволжья происходят еще два кабаньих клыка, широкие концы которых изображают головы хищников с раскрытой пастью. Первый из них представляет подвеску-амулет, найденный при мече в кургане 5 у с. Фриденберг (Мирное) (рис. 78, 4). Голова хищника выгравирована на одной стороне. Почти все детали головы стерты в результате длительного ношения вещи. Видны лишь небольшой овальный глаз с ресничками сверху и часть раскрытой пасти с полукруглыми зубами; почти совсем стерты контуры острых клыков.

Другой клык с прекрасно сохранившимся односторонним изображением головы хищника найден в ограбленном кургане 97 II Бережновского могильника (рис. 78, 5). Это одна из самых лучших поволжских вещей звериного стиля. Прекрасная моделировка головы зверя кошачьей породы, менее стилизованная по сравнению с хищниками блюменфельдского комплекса, выразительность образа свирепого животного — все это говорит о том, что данный предмет, вероятно, несколько древнее блюменфельдских вещей или во всяком случае сделан рукою другого художника. Все детали головы вырезаны очень четко и рельефно. В общих чертах трактовка оскаленной пасти похожа на трактовку пастей хищников на блюменфельдских клыках, но детали головы иные. За двумя саблевидными клыками идут ряды прямоугольных коренных зубов. Лента губ переходит в выразительную спираль, изображающую ноздрю и усы хищника. Овальный глаз имеет острую слезницу. Прижатое к затылку острое ухо снабжено глубоким вырезом. На щеке — рельефная трехлепестковая пальметка. Безусловно, мастер, вырезавший этот предмет, руководствовался иным образом зверя, чем мастер блюменфельдских изделий.

Среди вещего зооморфного стиля Южного Приуралья лишь костяное навершие из урочища Биш-Оба (рис. 80, 4) может быть сопоставлено с бережновским клыком по выразительности свирепой пасти изображенного на ней зверя с небольшими округлыми ушами и характерной львиной мордой с усами. Овальный глаз с острой слезницей, раскрытая пасть с саблевидными и полукруглыми зубами, валик губ — все эти детали уже хорошо известны по другим изображениям хищников в савроматском искусстве VI–V вв. до н. э. Сюжет львиной головы не местный. М.И. Ростовцев считал, что он был заимствован у южных образцов иранского мира[1031]. Действительно, ближайшие аналогии бишобинскому изображению львиной головы мы находим на Востоке среди изделий ахеменидского искусства[1032], в вещах Саккызского и Амударьинского кладов[1033] и особенно в костяных и деревянных предметах конской сбруи из алтайских курганов, откуда происходят наиболее близкие бишобинской находке наконечники с головками львов или вообще хищников кошачьей породы[1034].

Однако тип львиной головки на бишобинском наконечнике, генетически связанный с южными, передневосточными образцами, уже в VI в. до н. э. подвергся местной модификации и отнюдь не был прямым подражанием алтайским изделиям, более поздним, чем предметы из урочища Биш-Оба.

Изображение на бишобинском наконечнике и его аналогии позволяют понять особенности иконографии звериной морды бережновского клыка, стиль изображений которого отличается от единой в своей основе трактовки голов хищников на блюменфельдских клыках.

Такие детали, как усы или складки кожи на носу, пальметка под ухом (шерсть, грива), позволяют считать, что прототипом данного мотива также была голова льва. Отмеченные детали в искусстве Переднего Востока всегда изображались на львиных головах[1035]. Мотив львиной головы часто использовали в Северном Причерноморье при изготовлении металлических бляшек. Эти бляшки известны и в области распространения ананьинской культуры, где их следует рассматривать как предметы скифского экспорта или как изделия местных литейщиков по скифским образцам[1036]. То же можно сказать и относительно Среднего Дона[1037]. Безусловно, савроматские мастера, искусство которых тесно перекликается с искусством обеих этих областей, также были знакомы с типом львиной головы.

На скифских бляшках у львов с оскаленными пастями отмечены усы или складки кожи над верхней губой, а прямо за щекой в виде гофрированного воротничка изображается шерсть или начало гривы[1038]. Подобный воротничок изображали в Скифии и Прикубанье и на головках грифонов и травоядных животных в виде пальметки[1039], как и на клыке из Бережновского могильника.

И все же тип головы льва на бережновском клыке не скифский, а своеобразный местный. Изображение более похоже на образцы из восточных провинций скифо-сибирского звериного стиля, в частности, на сибирско-алтайские головы хищников кошачьей породы, в том числе и тигров[1040].

Существует предположение, что орнаментальный мотив в виде пальметок в скифском зверином стиле возник под влиянием греческого искусства. Однако пальметка из трех лепестков, которая украшает голову хищника на бережновском клыке, вовсе не греческая. Ее часто использовали в искусстве населения Алтая скифского времени и как самостоятельный и как орнаментальный мотив при изображении зверей[1041].

Перейдем к бронзовым имитациям кабаньих клыков с изображением головы хищника. Одна из них найдена в Блюменфельдском кургане А 12. Эта подвеска-налобник от конской уздечки (рис. 11Б, 18) в настоящее время сильно окислена и поломана. Все же на широком конце видна оскаленная пасть с торчащими зубами, круглый глаз и за ним длинное острое ухо. За головой, в средней части подвески, можно различить контуры орлиной головы, которая, с одной стороны, как бы усиливает плечо хищника, с другой, составляет часть новой композиции — головы птицы с большим клювом, которым служила узкая загнутая часть налобника. Подобные композиции известны на предметах, соответствующих блюменфельдскому налобнику и по форме, и по назначению. Так, на широкой части кабаньего клыка из Роменского уезда выгравирован свернувшийся в кольцо хищник, а на узкой — голова птицы с круглыми зубами[1042]. На фотографии блюменфельдского налобника, сделанной еще для первой публикации Б.Н. Гракова[1043], когда этот предмет был в лучшей сохранности, чем теперь, видны зубы в виде округлых шишечек, торчащих во рту птицы. Изображение головы хищника с раскрытой пастью в сочетании с головой птицы имеется на бронзовых налобниках-подвесках из сел Макеевка и Пастырское в Приднепровье[1044] и из туяхтинского кургана на Алтае[1045]. Но по стилистическим особенностям блюменфельдский налобник стоит ближе к приднепровским, чем к алтайскому. Е.Ф. Покровская обратила внимание на большое сходство бронзовых изделий, особенно уздечных наборов, из курганов у с. Макеевка и из степного Поволжья[1046]. Это лишний раз свидетельствует о тесных культурных связях между Поволжьем и Приднепровьем, которые приводили, в частности, к сходству ряда изделий в зверином стиле Скифии и савроматского Поволжья.

Интересную группу бронзовых имитаций клыков кабана представляют единые по стилю литые налобники[1047] из богатых курганов группы Пятимары I. Они украшены лишь на широкой части односторонним изображением морды хищников, в которых легко узнать волков по характерной легкой горбинке на переносице (рис. 27, 7; 28, 4; 29, 4а, в; 32, 1з; 79, 3–5). Эти вещи умело отлиты по восковой модели, а детали морд, вероятно, еще усилены чеканкой. Глядя на эти изделия, вспоминаешь слова Г. Боровки о зависимости «скифского» звериного стиля от техники резьбы по кости[1048]. Для савроматского искусства изделия из кости и рога очень характерны. Судя по вещам из курганов группы Пятимары, их изготовляли искусные мастера, хорошо знакомые с техникой резьбы по кости и дереву. Отлитые из бронзы, они выглядят так, как будто были вырезаны из этих мягких материалов. Головы волков очень похожи в деталях на голову волка костяной рукоятки из с. Абрамовка (рис. 80, 8). Одинаково переданы уши с треугольным основанием ушной раковины и овальный глаз без точки-зрачка и с острой слезницей. В раскрытой пасти торчат по два одинаково расположенных саблевидных клыка и полуовальных резца. Только у абрамовского волка нет характерного валика губ вокруг пасти, но зато такой валик есть, как мы видели, у большинства хищников, вырезанных савроматами на роговых и костяных изделиях VI и V вв. до н. э. Вообще головы волков из группы Пятимары сделаны выразительнее, чем фигура волка из с. Абрамовка.

Этот тип волчьей головы был совершенно чужд зооморфному искусству Скифии. Самые близкие аналогии для него мы находим в Южной Сибири и на Алтае. Так, например, в той же манере изображены волчьи головы на рукоятках минусинских бронзовых ножен, на петлях зеркалец[1049] и на деревянных украшениях конской упряжи из Алтая[1050]. Бронзовые наконечники псалиев из конского захоронения кургана 6 и один из налобников при втором коне в кургане 8 группы Пятимары украшены головами волков с непомерно длинными и узкими горбатыми мордами (рис. 79, 4, 5; 80, 6). Подобная стилизация вызвана формой самого предмета и, вероятно, влиянием иного зооморфного образа — головы птицы с длинным клювом, — который использовали для украшения узкого конца костяных и бронзовых налобников. Ведь не случайно у хищника на налобнике из группы Пятимары (рис. 80, 6) в пасти торчит ряд ровных зубов, а клыков нет. Так изображали зубы у грифонов. Узкий конец костяной поделки из кургана 2 у с. Варна (рис. 36, 2в) трактован как голова медведя с длинной мордой, удивительно похожей на головы хищников, изображенных на бронзовых наконечниках псалиев из группы Пятимары. Удлинение пасти хищника, в частности, волка и медведя, наблюдается в искусстве саков Приаралья и сибиро-алтайских племен, на золотой обкладке меча из Тагискена, на деревянных частях уздечного набора с Алтая[1051], на минусинских кинжалах тагарской эпохи[1052]. Этот прием известен и в искусстве ананьинцев[1053], в котором мотив волчьей головы наряду с образом медведя был весьма популярен, причем в трактовке, близкой сибирско-савроматской. Часто лента губ волка закручивается в спирали, образующие ноздрю и конец нижней губы[1054], что характерно также для изображений раскрытой пасти хищника в Сибири и на Среднем Дону[1055]. На Дону известны и уздечные подвески-налобники, широкие концы которых трактованы в виде голов волка с раскрытой зубастой пастью и острым ухом (с. Мастюгино, раскопки П.Д. Либерова в 1960 г.). Вероятно, через савроматов близкий мотив зубастой пасти волка проникает в IV в. до н. э. в Прикубанье, судя по бляшкам от уздечки в Елизаветинских курганах[1056].

Мотив волчьей головы в искусстве савроматов Поволжья хорошо разработан на костяном футляре копья из Блюменфельдского кургана (рис. 78, 11). Изображение двустороннее. Трактовка пасти с широкой лентой губ, острыми клыками и полукруглыми резцами обычна для савроматского звериного стиля. Между зубами торчит широкий язык. Ноздри и глаза переданы кружка́ми. Складки щеки усилены схематической головкой ушастого грифона. Сзади глаза гравированный треугольник изображает ухо, над которым изображено нечто вроде рога. На сильно попорченном костяном цилиндрическом предмете из с. Ковыловка, датированном бронзовыми наконечниками стрел V в. до н. э., сохранилось скульптурное двустороннее изображение раскрытой зубастой пасти хищника (рис. 78, 3). Голова хищника сильно стилизована. Кроме пасти, можно различить только ухо. Обычный валик губ заменен схематической головой птицы. Шея этой птицы и голова с глазом-точкой образуют нижнюю челюсть и щеку хищника.

В целом оба поволжских предмета стилистически близки блюменфельдским клыкам. Мотив грифоньей головки на щеках хищника сближает их с причерноморской группой металлических бляшек и костяных изделий, изображающих хищников с раскрытой зубастой пастью[1057].

Кроме перечисленных предметов, изображения голов хищников известны на костяных рукоятках зеркал, ножей и на конце рогового псалия. Костяная ручка зеркала найдена в кургане Соболевской волости (рис. 14, 2б). Она с двух сторон украшена головами стилизованных животных, обращенных длинными мордами в разные стороны. Их щеки образованы волютами и схематическими головами грифонов; глаза переданы глубокими точками. На большом заостренном ухе хищника, обращенного мордой к диску зеркала, видны спираль и треугольный вырез ушного отверстия. Хищник как бы держит зеркало в своей раскрытой пасти. У хищника на конце ручки уши округлены, а в пасти с горбинкой видны острые зубы. Эта ручка зеркала весьма оригинальна и не имеет себе точных аналогий. По композиции близок ей костяной псалий из ананьинского городища Сорочьи Горы[1058]. Сами изображения голов хищников стилистически сближаются с некоторыми зооморфными образами ананьинского и сибирско-алтайского круга, особенно по применению спирального орнамента на ушах и щеках.

Роговой псалий происходит из кургана Черная гора у с. Абрамовка (рис. 9, 2г). На одном из его концов, как на роговом псалии из с. Большие Елбаны на Верхней Оби[1059] вырезана сильно стилизованная скульптурная голова хищника с закрытой на этот раз пастью, в которой торчат два треугольных зуба. У зверя круглые глаза, обведенные валиком, и небольшие, прижатые к голове уши. Возможно, так изображена голова медведя.

Савроматские костяные ручки ножей заканчиваются головами хищников, как и некоторые минусинские ножи[1060]. На рукоятке ножа из Блюменфельдского кургана голова хищника сохранилась лишь частично (рис. 78, 9). Виден овальный глаз и прижатое к голове ухо, какой-то орнамент на щеке, может быть, грифонья головка. На конце рукоятки из кургана у с. Клястицкое под г. Троицк схематично вырезана голова волка с длинной мордой (рис. 36, 1в). На голове намечены глаза и уши; в пасти спереди торчат два острых треугольных клыка.

Зверь с раскрытой пастью, мне кажется, изображен и на бронзовом поясном или колчанном крючке из с. Кише (Ремонтное) (рис. 50, 6). Стилизованный орнамент на его широкой части будет понятен, если мы обратимся к группе сибирских пряжек, ананьинских и воронежских бляшек и поясных крючков, на которых изображены головы хищников в оригинальной трактовке. Голова хищника дана в фас и профиль[1061]: сразу видны два глаза и два уха и раскрытая зубастая пасть, как бы сложенная из двух верхних челюстей одинаковой формы. Как я уже говорил, непосредственным прототипом этой оригинальной композиции могли послужить головы хищников, изображенных на блюменфельдских кабаньих клыках (рис. 78, 6, 7, 8). Если придерживаться этой схемы, то круглые отверстия в средней части крючка из с. Кише (Ремонтное), обведенные валиком, можно считать глазами, ниже которых торчат две раскрытые челюсти; два овальных отверстия в пасти разделяют зубы и язык.

С территории расселения савроматов происходит несколько бляшек с изображением в качестве самостоятельного мотива головы хищника в фас.

К ним относятся золотые нашивные бляшки из второго покровского кургана (рис. 16, 2к, л). Они в какой-то степени сближаются с костяными и бронзовыми головками уздечных наборов Приднепровья и Кубани[1062] и особенно с золотыми головками из Чигиринских курганов[1063], но и здесь далеко до полного тождества. Этот же тип головы хищника известен на Алтае[1064] и в ананьинской культуре[1065]. М.И. Ростовцев считал, что на покровских бляшках изображены головы львов, которые якобы «находят себе ближайшие и исчерпывающие аналогии в вещах восточных»[1066]. Однако очень сомнительно, что на всех перечисленных предметах изображены головы львов. Думаю, права А.В. Збруева, которая полагает, что на Чигиринских, ананьинских и покровских бляшках изображен медведь «в жертвенной позе»[1067] или в известной позе припавшего к земле хищника с вытянутыми вперед лапами и головой, положенной между ними.

В Блюменфельдском кургане, в составе уздечного набора, имеется бронзовая бляшка с головой животного в фас (рис. 11Б, 22). Она выполнена схематично, но по общим контурам и округлым ушам находит соответствие в золотых бляшках из второго покровского кургана. Здесь изображен хищник кошачьей породы, а не лошадь, как полагал Б.Н. Граков[1068].

Другая головка хищника в фас найдена В.П. Шиловым среди бронзовых бляшек уздечного набора из кургана 51 у с. Старица Астраханской обл. Морда хищника представлена в виде прямого стержня, по бокам которого видны два круглых глаза и выступы на конце, изображающие когтистые лапы. Аналогичные бронзовые бляшки происходят из Прикубанья (рис. 81, 3)[1069].

В том же комплексе из с. Старица найдена бронзовая бляшка в виде медвежьей лапы с пятью большими когтями. В скифском зверином стиле конечности животного нередко заменяют целое его изображение. У савроматов, как и в Скифии, мотив лапы хищника и птицы или копыта травоядного чаще всего служит для украшения предметов конского снаряжения и оружия. Среди уздечных наборов Скифии имеются очень близкие по форме бляшки с изображением пятипалой лапы хищника в фас[1070].

Наконец, остановимся на зооморфных украшениях савроматских каменных жертвенных столиков на трех круглых ножках. Форма столиков заимствована с Ближнего Востока, но декорировка совершенно своеобразная, свойственная только савроматскому звериному стилю. Все они, за исключением одного, происходят из Южного Приуралья и, конечно, изготовлены местными мастерами по камню.

Ножки этих жертвенников представляют тупые, опущенные вниз и обращенные в фас головы животных (рис. 74, 7-11). Их фронтальное положение давало возможность не изображать пасть. Она отмечена только на ножках жертвенника из хут. Краснодворский в манере, характерной для многих изображений хищников в савроматском искусстве, — в виде открытой пасти с треугольными зубами (рис. 74, 8).

Среди более точно датированных жертвенников древнейшим является каменный столик из кургана VI в. до н. э. у пос. Черниговский. На морде животного в высоком рельефе изображены острые уши с треугольным вырезом у основания, выпуклый лоб и круглые, обведенные валиком глаза (рис. 74, 9). Несмотря на условность изображения, мы можем узнать савроматский тип головы хищника. На остальных жертвенниках представлен тот же тип головы, но с более короткими округлыми ушами и с широким валиком вдоль всей морды. Последняя деталь неизвестна на других предметах с изображением звериных голов. Морды на этих жертвенниках похожи на медвежьи, особенно на ножках разбитого жертвенника из урочища Маячная гора в Оренбурге, где изображены характерные для медведя круглые уши (рис. 74, 11). Думается, что при оформлении этих жертвенников значительную роль сыграл образ стоящего медведя с опущенной до земли длинной мордой. Металлические бляшки уздечного набора из мастюгинских курганов, выполненные в виде тупорылых головок хищников в фас, чрезвычайно близки по форме ножкам приуральских жертвенников, несмотря на большую разницу в величине тех и других предметов. На звериных головах совершенно одинаково изображены уши, лоб и глаза, не говоря уже о полном сходстве фронтальных контуров морд. Вдоль морд мастюгинских головок идет борозда, которая соответствует продольным валикам на головах, высеченных в камне. Мастюгинские головки более детализированы. На тупом носу изображены углубленными спиралями ноздри. Щеки также подчеркнуты спиралями. В профиле нет нижней челюсти, но в верхней торчит ряд ровных зубов. Этот зооморфный мотив, связанный, вероятно, с образом медведя, по-видимому, появился у будинов Среднего Дона под влиянием савроматского искусства.

Копытные, как и хищные животные, представлены и целыми фигурами, и частями в виде головы или ноги (копыта). Из домашних животных известны изображения лошади, барана и верблюда, из диких — оленя, лося, горного козла, сайги и кабана.

Изображения целых фигур лошади в савроматском искусстве не встречены. Мотив головы и копыта лошади использовали для украшения конской сбруи. Лошадиная голова в профиль помещена на уздечной бляшке из кургана 5 V в. до н. э. у пос. Матвеевский на р. Орь (рис. 34, 4д). Оттуда же происходят бронзовые псалии, концы которых украшены скульптурными конскими головками (рис. 34, 4б). Совершенно аналогичные бронзовые псалии найдены в кургане 3 урочища Алебастровая гора у пос. Нежинский (рис. 40, 1в), относящегося к рубежу V и IV вв. до н. э. На всех этих предметах головы лошади трактованы одинаково: небольшие выступающие уши, между которыми торчит холка; глаза в виде кружка, обрамленного кольцевидным валиком.

Бронзовая бляшка в виде головы лошади из матвеевского кургана относится к уже известной нам серии бляшек с профильным изображением голов животных, встречающихся на всей территории Евразии. Из них наиболее близки уздечные бляшки из курганов Роменского уезда[1071]. Они также изображают головки лошадей, но только без холки между ушами. Такая деталь характерна для изображения лошадей и верблюдов в искусстве Казахстана и Южной Сибири[1072].

Зооморфные псалии, концы которых завершались одинаковыми головами животных, обращенными в одну сторону, были известны на Северном Кавказе еще в предскифское или раннескифское время, судя по находке бронзовых удил, отлитых вместе с псалиями, в Верхнекобанском могильнике (собрание А.С. Уварова, ГИМ)[1073]. К этому же типу псалиев относится обломок бронзового псалия с головой лошади из Саккыза[1074]. Псалии такой же схемы с головами лошадей или грифонов найдены в Ордосе и Южной Сибири[1075]. У савроматов псалии с головками лошадей встречены только в Южном Приуралье.

По-иному изображена голова лошади на конце железного псалия V в. до н. э. из кургана 8 Бис-Оба (рис. 15, 5г). У нее круглый глаз, морда с округлыми губами, острое, прижатое к шее длинное ухо. Другой конец псалия заканчивается лошадиным копытом. Моделировка головы лошади с длинными ушами на этом псалии чрезвычайно похожа на моделировку лошадиных голов на концах бронзового псалия из Минусинской котловины[1076]. Изображение копыт имеется и на S-видных псалиях из Блюменфельдского (рис. 11Б, 16) и сусловского курганов. Их концы раскованы в широкие пластины, похожие по своим контурам на копыта. Это, вероятно, упрощенная форма бронзовых псалиев с копытами лошади, известная в Скифии и в Прикубанье в конце VI–V в. до н. э.[1077] Во всех случаях копыта изображены плоскостно, в профиль.

Скульптурное изображение лошадиных копыт мы видим на концах железных псалиев из кургана у с. Ак-Булак (рис. 38, 5). Совершенно так же показаны лошадиные копыта на выступающих кнопках для закрепления ремня на литых бронзовых кольцах сбруи у лошадей в кургане 8 группы Пятимары I (рис. 80, 9).

Мотив ноги копытного животного как самостоятельный мотив использовался и для украшения деревянных кубков или чаш, найденных в богатых курганах группы Пятимары (рис. 80, 12). Оковки сосудов сделаны из листа золота и снабжены по бокам тонкими золотыми гвоздиками. Их контур вырезан в форме ноги животного с длинным острым копытом и пучком шерсти под ним. Изображение настолько стилизовано, что, конечно, нельзя с полной уверенностью считать его ногой лошади. Совершенно идентично трактованы копыта у животного на роговой пластине из кургана 4 той же группы Пятимары (рис. 33). Но на ней изображен козел.

Этот мотив в савроматском прикладном искусстве не является оригинальным. Бляшки с изображением одной или пары задних ног копытного животного, особенно лошади, известны на территории от Ордоса до Приднепровья[1078]. В Приднепровье изображением ноги или копыта лошади украшали бронзовые налобники[1079]. Оттуда происходит золотая треугольная оковка, вероятно также деревянной чаши, на которой вытиснено изображение ноги лошади[1080]. В основе этого мотива, как думает Н.Л. Членова[1081], лежала идея, связанная с жертвоприношениями животных. Он был известен уже давно на Переднем Востоке, судя по изображениям ног копытных животных на ближневосточных печатях[1082]. Вероятно, та же идея лежала в основе мотива ноги копытного животного у савроматов бассейна р. Илек, так как это изображение использовали для украшения чаш или кубков, применявшихся и как атрибуты жертвоприношений.

С культом барана или с той же идеей жертвы связаны изображения бараньих голов на каменных жертвенных блюдах, которые известны в Приднепровье[1083] и особенно в Зауралье и Западной Сибири[1084]. Такое же блюдо недавно найдено на р. Ток у с. Камардиновка Оренбургской обл. (рис. 75, 4). Это пока единственный предмет с изображением головы барана на савроматской территории. Жертвенные камни Зауралья и Сибири похожи друг на друга, но отличаются по стилю и передаче головы барана. Среди них лишь один, как по форме, так и по весьма выразительной трактовке головы барана с реалистически изображенной мордой и смелой передачей спирально закрученных рогов, совершенно идентичен жертвеннику из с. Камардиновка[1085].

Из Южного Приуралья происходят пять бронзовых блях с изображением двугорбых верблюдов-бактрианов. На бляшке из Актюбинской обл. представлен спокойно стоящий верблюд (рис. 80, 18). Челябинская бляха передает сцену борьбы хищника (тигра, барса?) и верблюда (рис. 80, 19)[1086]. На бляхе довольно схематично изображена лишь передняя часть верблюда с опущенной вниз головой и шеей. Он как бы хватает своего врага за заднюю лапу, в то время как хищник схватил его зубами за горб, а передней лапой прижал шею своей жертвы вниз.

Наиболее выразительны три идентичные бронзовые литые бляхи с изображением борющихся верблюдов-самцов, найденные по бокам одной из пяти погребенных лошадей в кургане 8 группы Пятимары I (рис. 80, 13). Все три бляхи одинакового размера и композиции, отлиты по восковой модели одним мастером. Стоящий верблюд схватил зубами другого верблюда за передний горб, а тот, опустив длинную шею и припав на колени, схватил своего противника за ляжку правой задней ноги. Следует отметить большое единство в трактовке верблюдов на актюбинской бляхе и на бляхах из группы Пятимары. Одинаково переданы головы верблюдов с большими круглыми глазами, такими же ушами, округлой выпуклостью на щеках и торчащими кверху хохлами над глазом; под шеей спускаются вниз клочья шерсти. Верблюдам на пятимаровских бляхах придано особое хищное выражение тем, что их морды сделаны в форме клювов хищной птицы или грифона.

Изображения верблюдов неизвестны в Скифии и вообще в районах к западу от Оренбуржья. Они появились там лишь со II в. до н. э., судя по находкам в сарматских погребениях Поволжья и бассейна р. Маныч. Только в Южной Сибири и Казахстане мы находим стилистически близкие или тождественные изображения верблюда. Бляха с изображением верблюда и человека, сидящего между горбами, происходит из минусинских степей[1087]. Она относится к тагарской культуре. Фигура верблюда, укрепленная на бронзовой курильнице семиреченского типа, найденной у с. Буконь близ Зайсана[1088], поразительно сходна с изображениями верблюдов на бляхах из группы Пятимары: на голове торчит заостренный хохол; за ушами спускается грива; отмечены круглый обведенный валиком глаз и округлая выпуклость, подчеркивающая щеку, а также шерсть на шее. Клювообразная морда с торчащими в полураскрытом рте зубами придает верблюду свирепое выражение. На золотых бляхах из сибирской коллекции Петра I двугорбые верблюды такого же облика борются с тигром[1089]. Мы видим здесь уже знакомую нам композицию и позу верблюда: он нагнул шею и схватил тигра зубами за переднюю ногу, а тигр впился зубами в передний горб верблюда. В трактовке головы верблюдов на всех перечисленных предметах, исключая минусинскую бляху, проявилась единая стилизация, характерная для алтайского прикладного искусства. В алтайских курганах найдено много изображений грифонов или фантастических животных, головы и шеи которых так же, как и у верблюдов из группы Пятимары, снабжены острыми хохлами и гривами[1090]. Грифонообразные морды борющихся верблюдов на бляхах из курганов группы Пятимары придают им более свирепый вид. В сибирском зверином стиле морды травоядных животных иногда изображены в виде грифоньих клювов, как, например, у оленя на круглой золотой бляхе из сибирской коллекции Петра I[1091] или у животных с туловищем и ногами лошади из пазырыкских курганов[1092]. Наделение травоядных животных признаками, характерными для хищников, хорошо известно в скифо-сибирском зверином стиле. Это же явление мы наблюдаем и у савроматов.

Не только по стилю, но и по самой композиции, бляхи из группы Пятимары и из кургана у Челябинска входят в круг предметов сибирского звериного стиля, в котором сцены борьбы животных, в частности, хищников и травоядных, занимают заметное место. Причем травоядные отнюдь не всегда изображаются в пассивном состоянии. Известны и сцены, изображающие борьбу травоядных одного вида, например, коней[1093]. Интересно, что эти сцены по композиции очень близки изображениям на бляхах с верблюдами из группы Пятимары: одно из животных кусает своего противника за ноги, опустив голову, а тот хватает врага за загривок. В сибирском искусстве известны и композиции из пар травоядных животных, в том числе и верблюдов, стоящих как будто бы мирно друг против друга, часто с опущенными головами[1094]. Однако можно полагать, что и здесь изображены животные, готовые вступить в сражение.

Среди изображений диких копытных животных в прикладном искусстве савроматов следует, прежде всего, отметить изображения оленя. На золотой бляшке из кургана 6 группы Пятимары I олень представлен в обычной позе лежащего или «галопирующего» оленя, характерной для всего скифо-сибирского звериного стиля (рис. 80, 15). Несмотря на грубый оттиск фигуры этого оленя, можно рассмотреть, что форма его ветвистых рогов, расположенных традиционно, параллельно спине, более всего похожа на форму рогов у оленей, изображенных на самых ранних бляшках этого рода из Минусинской котловины (V в. до н. э.)[1095]. Рога состоят из ряда примыкающих друг к другу изогнутых звеньев-отростков.

У оленя, выгравированного на кабаньем клыке из Калиновского могильника, отростки рогов имеют такую же форму (рис. 78, 12). Здесь фигура оленя изображена не полностью, и ее расположение зависит от формы самого предмета. Особенно подчеркнуты рога и голова на длинной шее, на которой отмечена поперечными бороздками шерсть; далее изображены лишь одна согнутая нога и еще какая-то неясная деталь тела, возможно, хвост или другая нога[1096].

Наиболее интересна фигурка лежащего оленя, вырезанная из кости, в Блюменфельдском кургане (рис. 78, 10). Форма рогов оленя, прижатых к шее, хорошо нам известна по описанным образцам савроматской иконографии оленя. Плечо животного украшено головкой грифона с просверленным глазом. От головы сохранился лишь лоб с небольшим ухом и глаз в виде отверстия. Изображение двустороннее. Особенно необычна поза этого оленя, на что обратил внимание Б.Н. Граков[1097]. Обычно лежащих травоядных животных изображали в скифском искусстве с подогнутыми передними и задними ногами. Позу блюменфельдского оленя всегда придавали хищникам. Горноалтайские мастера прикладного искусства в этой позе воспроизвели и копытных. На Алтае так изображали кабана и лошадь[1098].

Стремление придать травоядному животному некоторые черты хищника особенно ярко прослеживается на костяной пластине из савроматского кургана 3 у пос. Матвеевский. На ней выгравировано полиморфное животное с согнутой и выставленной вперед ногой и опущенной вниз мордой (рис. 48, 2б). Голова с длинным ухом характерна для травоядных и очень похожа на голову лошади, украшавшую конец железного псалия из урочища Бис-Оба (рис. 15, 5г), но нога заканчивается не копытом, а лапой хищника с выделенными пальцами или когтями. Борозды, идущие поперек тела зверя, передают складки или полосатую расцветку шерсти, как у тигров, изображаемых в горноалтайском искусстве.

Для собственно скифского искусства смешение травоядного и хищника в одном образе не характерно, но на территории, граничащей с областями расселения савроматов, — на Дону и на Северном Кавказе, — изображения подобных полиморфных существ известны. К ним относятся изображения лежащих животных (оленей с лапами хищников) на бронзовых крючках из с. Мастюгино[1099] и станицы Старо-Минской (Ейский музей, рис. 81, 5), оленя с пастью хищника на золотой пластине из станицы Елизаветовской[1100] и барса с мордой травоядного и копытом на передней ноге, вырезанного на костяной рукоятке, из г. Малгобек на Северном Кавказе (рис. 81, 9).

На савроматской территории нам не известны изображения оленей в спокойно стоящей позе; она характерна для южносибирского зооморфного искусства. Однако к кругу савроматских изделий этого рода можно отнести бронзовую литую бляху в виде стоящего оленя с большими ветвистыми рогами. Бляха найдена у пос. Булычева на р. Уфимка в Башкирии (рис. 80, 14), т. е. в южной пограничной зоне ананьинской культуры, в искусстве которой этот образ не был популярен[1101]. По стилистическим особенностям уфимскую бляху можно сравнить с савроматскими бляхами, изображающими верблюдов, или с золотой бляшкой того же сюжета из коллекции Н. Витзена[1102]. Во всех случаях мы видим стоящие фигуры травоядных с одинаковой трактовкой шерсти на шее и груди. На уфимской бляхе и на бляхах из группы Пятимары одинаково переданы круглые выпуклые глаза без ободков, клочья шерсти на шее и груди.

Фигуры лежащих травоядных с подогнутыми ногами и поднятой кверху головой изображены на костяном навершии из Блюменфельдского кургана (рис. 78, 14) и на бронзовом котелке из с. Рахинка (рис. 70Б, 11). На обоих предметах представлены безрогие животные. В первом случае, возможно, изображена лосиха, как думает Б.Н. Граков[1103], во втором — самка оленя или кулан.

Блюменфельдское костяное навершие выполнено местным резчиком по кости. Он изобразил животное схематично, но довольно живо, снабдив его длинными острыми копытами и головкой грифона на лопатке. Бронзовый котелок из с. Рахинка с рельефным изображением животного, как я отметил выше, вероятно, семиреченского происхождения.

В покровских курганах на р. Илек найдены бляшки с изображением горных козлов. Головка этого животного с большими рогами и клочьями шерсти на горле отлита из бронзы (рис. 16, 1г). Две золотые бляшки представляют композиции из двух головок (рис. 16, 2з). Это — разновидность сюжета в виде пары противопоставленных голов горных козлов, известного на бронзовых и золотых бляшках и пряжках Казахстана, Приаралья[1104] и Ордоса[1105] и на ряде предметов из Причерноморья[1106]. Трактовка покровских голов близка восточным образцам, но предметы, тождественные этим золотым бляшкам, мне не известны.

Голова горного козла украшает широкий конец бронзового налобника из кургана 2 Мечетсайского могильника (рис. 80, 7). Оригинально расположение этой головы, обращенной в сторону узкой части подвески. Может быть, такая схема возникла под влиянием известного в европейском искусстве мотива копытных животных, стоящих или лежащих с повернутой назад головой.

Совершенно в сибирском стиле выполнена фигурка стоящего на кончиках копыт горного козла на золотой серьге из кургана у с. Сара (рис. 35Б, 9). На бронзовых предметах из Казахстана, Восточного Памира, Южной Сибири и Ордоса аналогичные фигурки животных обычно украшают оружие, различные навершия, зеркала, колокольчики, бляшки и пр. В Северном Причерноморье этот тип горного козла совершенно неизвестен.

Наконец, горный козел изображен в сцене борьбы животных, показанной на роговой пластине из группы Пятимары I (рис. 33). Он представлен крупным планом, лежащим с подогнутыми ногами. Два хищника-медведя, о которых было сказано выше, занимают угол этой пластины. Несмотря на статичность всей композиции и большую несоразмерность между отдельными животными, они связаны друг с другом. Стоящий медведь, повернув голову назад, кусает морду копытного, а малый хищник как бы вцепился в колено передней ноги этого животного. Далеко не вся фигура животного сохранилась, но мы можем признать в ней козла по следующим деталям: по изображению бороды под нижней челюстью в виде завитка и по длинной шерсти на шее. Эти детали обычны в изображениях горных козлов в восточных областях Евразии. Губы животного, как всегда, представлены в виде широкой рельефной ленты, а контуры морды с легкой горбинкой на носу повторяют контуры морд горных козлов и баранов, изображенных на горноалтайских предметах, особенно на крышке саркофага из второго башадарского кургана[1107]. Да и в композиции зверей на крышке этого саркофага есть нечто общее с композицией южноуральской пластины. На ней тигры идут как будто бы спокойно, но в действительности они попирают лапами с распущенными когтями лежащих с подогнутыми ногами горных козлов и лосей, а раскрытые пасти хищников готовы ухватить свои жертвы за головы. В таком же состоянии показаны животные и на других сибирских и алтайских изделиях со сценами терзания. На них иногда хищники изображены мельче, чем травоядные животные[1108]. Например, на бляхе из коллекции C.T. Loo сцена терзания медведем горного козла показана в иной композиции: крупный горный козел стоит, опустив голову с огромными рогами, а небольшой медведь вцепился в бедро и как бы повис на ноге козла[1109].

В савроматском искусстве фигуры зверей, объединенные в композиции, даже в сценах борьбы выглядят весьма статично. Им чужда та выразительная экспрессия и напряжение, которую мы видим в сценах борьбы зверей на некоторых сибирско-алтайских и более поздних сарматских изделиях.

На Дону и в Поволжье в савроматском искусстве известен мотив головы кабана. Костяной наконечник в виде головы этого животного найден в Блюменфельдском кургане (рис. 78, 13). Бронзовая литая голова кабана украшает железную ручку неопределенного предмета из кургана 43 у хут. Карнауховский на Дону (рис. 50, 7г). Изображения кабана, то всей фигуры, то одной головы, встречаются в различных областях европейского звериного стиля. Самые близкие аналогии савроматским изображениям мы находим в памятниках искусства Среднего Дона из «Частых» и мастюгинских курганов[1110]. В воронежских курганах на некоторых золотых полых изделиях детали головы кабана выполнены в той же манере, что и на костяном наконечнике из Блюменфельдского кургана: клык представлен в виде широкого треугольника, обрамленного лентой, изображающей приподнятую клыком верхнюю губу; овальный глаз окружен валиком с выступающей слезницей[1111]. Блюменфельдская головка кабана, вероятно, служила образцом для этих изделий. Головка кабана из хут. Карнауховский напоминает такую же головку, украшающую пряжку из воронежского кургана[1112].

В 1901 г. где-то в Тургайской области найдена золотая головка сайги (рис. 80, 17), связанная, вероятно, с восточными савроматскими комплексами, так как среди вещей этого погребения был найден каменный жертвенник[1113]. Совершенно такой же полый золотой предмет входит в коллекцию Н. Витзена (рис. 80, 16)[1114], которая состоит из вещей, найденных в курганах «близ Тобольска, Тюмени, Верхотурья… и в других местах на ровной степи»[1115], вероятно, и в степях Казахстана. Мотив сайги неизвестен западнее казахстанских степей. Далее, к востоку, стилистически близкие изображения головы этого животного встречаются в Минусинской котловине и на Алтае[1116].

Наконец, следует упомянуть три бронзовые пластины, вырезанные в форме рыб (рис. 38, 12), из кургана у хут. Веселый I близ с. Ак-Булак на р. Илек. Они найдены около бронзовых наконечников стрел и, вероятно, украшали колчан. Подобно золотым пятимаровским оковкам, вырезанным в форме головы птицы и ног копытных животных, пластины в форме рыб не гравированы, детали тела никак не выделены. Только на месте глаза проделаны отверстия. В одном из них сохранилась бронзовая заклепка, при помощи которой бляха прикреплялась к плоскости кожаного или деревянного колчана. Это своего рода металлические аппликации, напоминающие горноалтайские аппликации из кожи и золотых листов. Например, во втором туяхтинском кургане были найдены листки в виде рыбок, выполненные в той же технике силуэтных изображений[1117]. Они покрывали вырезанные из дерева подвески к конской упряжи.

В целом схематические изображения рыб савроматов бассейна р. Илек менее всего похожи на известные изображения рыб Скифии. Они сближаются с теми, что найдены в пазырыкских, башадарских и туяхтинских курганах Горного Алтая[1118] и в одном из курганов Чиликтинской долины Восточного Казахстана (южнее озера Зайсан)[1119].

Рассмотренными выше предметами исчерпывается весь фонд зооморфных изображений из памятников савроматов VI–IV вв. до н. э. Изделия савроматского звериного стиля, выполненные местными художниками, относятся ко времени не ранее VI в. до н. э.

Область расселения савроматов не была центром формирования этого стиля. В период сложения савроматской культуры здесь в прикладном искусстве номадов еще господствовал геометрический стиль, нашедший отражение в орнаментике керамики и изделий из кости и ведущий свое происхождение от эпохи бронзы. Искусству носителей срубной и андроновской культур были чужды зооморфные образы, но в их идеологии, особенно в религиозных представлениях, эти образы, вероятно, имели глубокие корни. Пережитки тотемических представлений в родоплеменных культах савроматов, будучи наследием далекой первобытной эпохи, и являлись основой, благодаря которой зооморфные образы приобрели господствующее положение в прикладном искусстве этих племен.

Нет необходимости здесь подробно останавливаться на основных истоках оригинального евразийского звериного стиля. Этому вопросу посвящена большая литература. Почти все исследователи, как отечественные, так и зарубежные, отмечали большую роль передневосточных зооморфных образов и даже некоторых особенностей их трактовки в сложении скифо-сибирского звериного стиля. Действительно, в наиболее ранних его образцах из Скифии и Северного Кавказа ярко сказываются урартийские и ассирийские, а также ирано-ахеменидские мотивы. Признавая большую роль искусства Переднего Востока в целом в формировании скифо-сибирского стиля в период скифских походов в страны Ближнего Востока, т. е. в VII в. до н. э., я все же не могу утверждать, что скифы принесли на свою родину и широко распространили звериный стиль в степи и лесостепи всей Евразии уже в совершенно законченном виде, во всех деталях и локальных вариантах, якобы окончательно разработанных где-то на Ближнем Востоке.

Находка Саккызского клада в Курдистане еще не доказывает, что «скифский» звериный стиль сложился в готовом виде на Ближнем Востоке. Эта находка, причем одна из самых ранних, выглядит оригинально и чуждо на общем фоне искусства автохтонных народов Ближнего Востока в VII–VI вв. до н. э. Территория окончательного сложения «скифского» звериного стиля — это южные районы Евразии — от степей Украины до Средней Азии и Южной Сибири, включая и Алтай. Ведущую роль в формировании этого стиля играли не только северочерноморские скифы, но и другие народы, особенно сакские племена Средней Азии. Постоянные общения евразийских племен, одним из посредников между которыми были савроматы, определили большое сходство зооморфных мотивов и самого стиля на всей территории его распространения.

Савроматский звериный стиль, заимствованный извне, имеет ряд особенностей, развивавшихся в течение VI–IV вв. до н. э. и позволяющих считать савроматскую территорию одной из провинций зооморфного стиля Евразии. Савроматы, занимая серединное положение между племенами Северного Кавказа и Скифии, с одной стороны, и племенами Сибири и Средней Азии, — с другой, и находясь с ними в постоянных тесных культурных взаимоотношениях, естественно включили в свое искусство элементы звериного стиля запада и востока. Это было не механическое восприятие, а творческая переработка заимствованных элементов, часто органически сливавшихся в одном и том же образе. Разбирая отдельные мотивы и сюжеты савроматского звериного стиля, я привел много примеров, иллюстрирующих большое воздействие звериного стиля соседних областей на сложение и развитие прикладного искусства савроматов.

Имеющийся в нашем распоряжении материал позволяет утверждать, что уже в VI в. до н. э. звериный стиль савроматов Поволжья несколько отличался от звериного стиля Южного Приуралья, а в V в. до н. э., которым датируется подавляющее большинство зооморфных предметов, эти различия были еще заметнее. Наиболее ранние образцы звериного стиля Поволжья, такие, как псалии с головками грифоно-баранов (рис. 77, 1, 2), свернувшийся в кольцо барс (рис. 5, 2б), хищник «на корточках» (рис. 78, 1), заимствованы савроматами из Скифии и Прикубанья. И вообще, значительная часть поволжских изделий, выполненных в зверином стиле, носит следы большого влияния звериного стиля Причерноморья и Северного Кавказа. Однако уже в VI в. до н. э. и особенно к началу V в. до н. э. савроматы Поволжья разрабатывают свои образы и стилистические приемы, существенно изменяя заимствованные мотивы. Барсы «на корточках» превращаются в фантастических или полиморфных зверей, похожих на волка или медведя, с распущенными огромными когтями, рогом и свирепым выражением оскаленных пастей (рис. 78, 1, 2). Оленю придают позу лежащего или припавшего к земле хищника, готового к прыжку (рис. 78, 10). Голова грифона или орла с раскрытой зубастой пастью становится похожей на голову хищника (рис. 12, 2а; 13, 6в, г). Особой оригинальностью отличаются кабаньи клыки-амулеты с фантастическими драконообразными существами, оскаленные пасти которых похожи на пасти волка, барса и льва (рис. 78, 4–8). В их орнаментике зооморфные мотивы органически сочетаются с геометрическими узорами, в которых улавливаются элементы, характерные для костяных поделок срубной культуры и известные на костяном цилиндрике-пронизке из погребения переходного типа у станции Лебяжья (рис. 2, 2б). Те же мотивы геометрического орнамента в виде ряда мелких треугольников или выпуклых кружков и квадратиков мы видим на костяных псалиях и пронизках срубной и андроновской культур Поволжья и Приуралья[1120]. Савроматские резчики по кости сохранили в своем искусстве эти элементы орнамента предков и использовали их для разработки деталей тела изображаемых зверей. То же сочетание элементов мы видим и на некоторых костяных зооморфных изделиях из Приуралья (рис. 10, 1з).

Савроматский звериный стиль оказал определенное влияние на подобное искусство населения Северного Кавказа и особенно Среднего Дона. Большое родство искусства савроматов и племен Подонья прослеживается в сюжетах и особенностях трактовки ряда зооморфных образов.

Звериный стиль Самаро-Уральской области при большом его сходстве с поволжским отличается своеобразием в выборе самих сюжетов и в некоторых приемах стилизации. В нем ярко выступают особенности, связывающие местные зооморфные изделия с подобными же изделиями Казахстана, Средней Азии, Минусинской котловины и Алтая. Однако его нельзя полностью отождествить со звериным стилем той или иной из названных областей Азии.

Мотив фигуры или головы хищника, обычно представленного в виде зубастого и ушастого зверя, особенно характерного для искусства савроматских и южносибирских (в том числе и алтайских) племен, приобретает здесь, как и в Поволжье, черты, свойственные образам волка или медведя с когтистыми лапами. Это заметно даже на наиболее ранних образах, прототипом которых являлись заимствованные извне изображения хищников кошачьей породы (рис. 79, 1; 80, 1, 2, 8). Таким образом, мотив волка и медведя, как и в ананьинском мире, занимает ведущее место в савроматском зверином стиле. С этим мотивом может соперничать только мотив головы хищной птицы, образ которой далек от фантастического грифона Скифии и Переднего Востока. Силуэтно-контурная трактовка птичьей головы, появившаяся в Приуралье уже в VI в. до н. э. и особенно ярко представленная в уздечных наборах, свойственна только Приуралью. Изделия с подобными изображениями, найденные в памятниках ананьинской культуры, явно южного, савроматского, происхождения.

Образ оленя занимает довольно скромное место в савроматском искусстве. В Приуралье на первое место среди копытных выдвигается двугорбый верблюд. Мотивы верблюда и горного козла, вовсе не известные савроматам Поволжья, также связывают искусство савроматов Приуралья с восточной областью звериного стиля. С ней его роднит и ранняя разработка композиций борьбы зверей или сцен терзания хищником травоядного животного.

Савроматский звериный стиль, как и весь звериный стиль Евразии в целом, является, прежде всего, стилем декоративным. Однако его цель заключалась не только в стремлении художественно украсить отдельные предметы. Нельзя отрицать его смыслового значения. Он тесно связан с идеологией номадов, с их эпосом и религиозными представлениями. Как и у скифов, вещи звериного стиля найдены главным образом в богатых погребениях — в могилах воинов и жриц. Они украшают оружие и сбрую боевого коня, одежду и культовые предметы савроматских женщин, наделенных жреческими функциями. Из могил родо-племенной и жреческой аристократии происходят лучшие образцы звериного стиля. В его мотивах и отдельных сюжетах скрывается определенный смысл, может быть, далеко не всегда понятный тем, кто изготовлял или пользовался вещами с зооморфными украшениями, ибо тотемические образы на этой стадии развития общества были уже пережитками и символами иного значения.

Многие исследователи придают большое значение магическому характеру изображенных зверей или частей их на предметах оружия[1121], что действительно находит яркое и многократное подтверждение в этнографии. Стрелы и другое оружие, снабженные изображением тотема, в представлении многих первобытных, особенно охотничьих, народов приобретают качества изображенного животного и наделяются особой смертоносностью. У воинственных скотоводов-савроматов зооморфизм, дополненный в связи с развитием скотоводческого хозяйства мотивами домашних животных, уже заключался не столько в почитании зверя-тотема, сколько в использовании его определенной магической силы, особенно в военном деле. Мотивы хищных животных и птиц или таких их частей, как раскрытая зубастая пасть, когти, глаза, лапа, служили не просто орнаментальными украшениями оружия и конской сбруи, но также и амулетами, усиливающими боевые качества оружия и коня, как бы придающими особую силу, смелость, быстроту и прочие достоинства воинам и их коням.

Такая оценка значения зооморфных образов на предметах вооружения помогает понять, почему наиболее воинственные племена Евразии, находившиеся на стадии уже далеко зашедшего разложения родо-племенного строя, особенно скифы и саки, были создателями скифо-сибирского звериного стиля. В среде скифо-сакских воинов, точнее, в их военно-родовой и племенной верхушке, должен был возникнуть особый интерес к образам смелых хищников, фантастических грифонов, львов и других хищников кошачьей породы, издавна изображавшихся на Ближнем Востоке.

У савроматов мотивы хищников, в том числе полиморфных и фантастических, в той или иной степени связаны с местной фауной и особенно с волком и медведем, орлом или иной степной хищной птицей.

Местный художник при изготовлении вещей в зверином стиле почти всегда брал свои образы из числа известных ему диких и домашних животных.

Популярность мотива орла или другой хищной птицы у савроматов, вероятно, объяснялась не только магическими свойствами орлиного глаза, крыла, лапы и когтя как символов зоркости, меткости, силы, быстроты и прочих необходимых качеств для воина. Можно думать, что у савроматов существовал культ хищной птицы, как и у многих других древних народов нашей страны, причем образ орла и орлиноголового грифона часто соединялся с древними космогоническими представлениями, особенно с культом солнца[1122]. Так было и у древних индоиранских племен. В индийских ведах божества солнца и огня Сурия и Агни изображались в виде птицы, орла[1123]. Вероятно, и глаз орла, особо выделенный на голове хищной птицы или представленный в виде отдельной круглой бляшки с рубчатым ободком, украшавший вооружение и конскую уздечку у скифов и савроматов (рис. 11Б, 23; 13, 6а), служил символом солнца, оком одного из главных божеств древних иранских народов.

Популярность орлиной головы, изображаемой савроматами Приуралья на бляшках уздечного набора, объясняется не только тотемическими представлениями или почти всеобщим почитанием орла как солярного символа. Орел выступал, как грифон у скифов, покровителем конных воинов. Для усиления боевых качеств ему придавались черты других хищников — звериное ухо и зубы.

Сакрально-магическое значение головы хищной птицы у савроматов подтверждается также тем, что этот мотив был использован в украшениях одежды савроматской жрицы, погребенной в Ново-Кумакском могильнике (рис. 77, 25). Золотые бляшки в виде зубастых грифоньих голов, золотые бляшки в виде припавших к земле хищников (рис. 78, 1, 2) или костяная бляшка, изображающая лежащего оленя (рис. 78, 10), в богатых женских погребениях, вероятно, символизировали покровителей-животных отдельных семей или родовых групп савроматского общества, сохранившего пережитки тотемических представлений.

Известный нам в савроматском прикладном искусстве подбор диких зверей, особенно волк и медведь, ярко свидетельствует о сильных пережитках тотемизма в идеологии савроматов.

Сохранение тотемических представлений у народов, находящихся на стадии разложения родо-племенного строя, нельзя отрицать, ибо пережитки тотемизма были очень стойки у многих народов нашей страны[1124]. У скотоводческих, в недавнем прошлом кочевых племен, какими были туркмены, долго сохранялись тотемические названия, среди которых одно из первых мест занимает волк, а также иные дикие и домашние животные, в том числе верблюд, лошадь, овца[1125]. Вероятно, многие савроматские роды считали, что ведут свое происхождение от волка и медведя, мотивы которых широко внедрялись в их прикладное искусство и уже потеряли первоначальную связь с отдельными родами. То же можно сказать и про верблюда, но только относительно южноуральской группы савроматов.

Полиморфные образы животных, известные у савроматов, могут восходить, подобно полиморфным божествам Ближнего Востока, к древним тотемам, соединявшим в себе признаки нескольких животных, например, змея, коня и льва или иного хищника.

У савроматов, как и у других народов скифского времени, вступивших в период более или менее развитой военной демократии, «слияние животных образов, — по справедливому выражению А.В. Збруевой, — символизирует слияние тотемов, слияние родов и является следствием, идеологическим отражением этого процесса»[1126].

Первоначально представления о тотемных животных в сочетании с культом солнца могли дать в прикладном искусстве такие мотивы, как свернувшийся в кольцо хищник, посвященный солнечному божеству[1127].

Образ медведя, выступающий в савроматском искусстве наравне с образом волка, вероятно был тесно связан с культом огня, как у древних племен Прикамья и Урала он олицетворял солнце[1128]. Не потому ли головы медведей изображали на ножках савроматских каменных алтарей?

Для выяснения роли зооморфных композиций в савроматском искусстве большое значение имеет интересная попытка М.П. Грязнова связать ряд изображений Южной Сибири, среди которых имеются и родственные южноуральским, с героическим эпосом древних народов[1129]. Подобную работу проделал также Б.Н. Граков на основании анализа скифской мифологии и ряда предметов, связанных с религией скифов[1130]. Савроматские композиции беднее скифских и южносибирских и отражают, вероятно, более древний пласт мифологии, где персонажами являются животные, а сюжетом — борьба зверей или сцены терзания.

Если центральным сюжетом древних южносибирских поэм, по мнению М.П. Грязнова, была «борьба-поединок богатырей и поединок коней богатырей»[1131], то в савроматском эпосе Южного Урала, как можно судить по дошедшим до нас изображениям, всегда выступают только животные, вероятно, символизирующие отдельные роды и фратриальные подразделения племен, или во всяком случае отражающие дуальную организацию савроматского общества.

Проникнуть, хотя бы приблизительно, в смысл борьбы животных в савроматском искусстве позволяют древние сказания ираноязычных народов, сохранившиеся в Авесте и в древних легендах народов Средней Азии.

Остановимся на сцене борьбы двух двугорбых верблюдов на бронзовых бляхах из кургана 8 группы Пятимары I (рис. 80, 13). Верблюд, игравший большую хозяйственную роль в жизни ираноязычных племен Азии, почитался у них с глубокой древности и очень часто упоминался в Авесте. Само имя Заратуштры, основателя зороастрийской религии, обозначает «владеющий позолоченным верблюдом». Свирепый вид верблюдов, изображенных как на приуральских бляхах, так и на упомянутой выше металлической курильнице из с. Буконь, соответствует их эпитетам в Авесте: «яростный», «сильный», «обладающий наибольшей силой и мощью среди самцов» (Авеста, из гимна Вертрагне, Бехрам Яшт)[1132]. В облике верблюда здесь выступает авестийское божество победы Вертрагна, который также перевоплощается и в белого копя, и в кабана, и в хищную птицу Варган. Другое божество Авесты — блестящий, сверкающий Тиштрия (звезда Сириус, податель дождя) — в образе белого коня вступает в бой с дэвом Апаоша в образе черного коня (Авеста, Тиштр Яшт, 26–29)[1133].

Все эти животные и хищная птица являются персонажами сцен борьбы зверей, изображенных на восточноевразийских бляхах. Надо думать, что мифология древних племен Южной Сибири, связанная с зооморфными образами, была близка авестийской. И это еще в большей степени касается савроматов Приуралья, находившихся в тесном контакте с народами Средней Азии.

В сценах борьбы животных одного вида, в том числе и верблюдов, отразилось дуалистическое мировоззрение, борьба двух героев, выступающих здесь в образе своего древнего тотема, борьба двух братьев (часто в мифологии — близнецов), родов или фратрий.

В авестийской мифологии мы также найдем мотив, созвучный мотиву терзания травоядного животного, известному южноуральским савроматам, судя по бляхам из Ново-Кумакского могильника (рис. 77, 28, 29). Это — легендарная птица Варган, быстрейшая и проворно летающая, хватающая добычу когтями и клюющая ее сверху (Авеста, Бехрам Яшт). «Она одна среди всех живых существ догоняет стрелу на лету, даже когда она хорошо пущена». Она является предвестником восхода солнца, ибо «вылетает она, встряхивая перья, на первой утренней заре»[1134]. Образ подобной хищной птицы мы находим в прикладном искусстве савроматов среди украшений боевого коня. Это уточняет наше представление о культе птицы, символизирующей солнце, военные подвиги и победу.

В сценах терзания хищниками травоядных, которые представлены на сибирских и южноуральских зооморфных изделиях из металла и кости, вероятно, также надо видеть отзвуки борьбы двух или нескольких родов или племен, точнее — их древних тотемов. В среднеазиатском фольклоре и обычаях мы находим сведения об этой борьбе, которые помогают объяснить содержание композиции роговой пластины из группы Пятимары I. С.П. Толстов сообщает об одном свадебном игрище, недавно широко распространенном в Средней Азии, в частности, у туркмен и казахов[1135]. Оно заключалось в том, что «невеста в свадебном наряде садится на коня, берет через седло овцу или козла и скачет, спасаясь от жениха и его товарищей, стремящихся вырвать у нее этого козла»[1136]. Это игрище козлодрания, по мнению С.П. Толстова, восходит своими корнями к тотемно-свадебному архаическому ритуалу «борьбы мужского тотема — волка, resp. собаки — и женского тотема — козла, составляющей основное содержание свадебного ритуала»[1137].

Медведь и козел, изображенные на роговой пластине из группы Пятимары, два верблюда на бронзовых бляхах оттуда же, верблюд и тигр на бронзовой бляхе из-под Челябинска, вероятно, в основе своей были тотемическими образами, а связанные с ними композиции, основным содержанием которых является борьба, были навеяны древними генеалогическими мифами, где животные выступают как предки отдельных родо-племенных подразделений. Подобная мифология у номадов в эпоху сложения союзов племен, когда происходила особенно упорная борьба между племенами, когда одни роды насильственно подчинялись другими, более богатыми и сильными, должна была стать весьма популярной и найти свое отражение в прикладном искусстве савроматов.