Счастье 17.06.2009

Читано 9 июня 1927 года

БЛИНОВ Е. Е. — Что же, перевод-то на русский язык есть или нет? С неизвестного языка? С немецкого, французского переводят, а с этим чо делать? Куда его? На ура писал.

ТУБОЛЬЦЕВ И. И. — Ни черта я не понял! Ни слова не скажу.

ТИТОВ П. И. — Как худой музыкант — не глядит, настроена музыка или нет, а все дует. По пьяной лавочке всегда так бывает.

СТЕКАЧОВ Т. В. — Хочь чепуху, видно, Есенин напишет, все берут печатать: «А, Есенин! Давай!»

ТИТОВА Л. Е. — Хотел он старинным языком написать, а вышло у него по-своему, худо.

БОЧАРОВ Ф. 3. — Сложения у него в речи тут нетути. Как колесо разбитое, шебарчит. Иное сочинение, хоть старинное, но в нем сложенье есть: хоть ты как его перевороти, в нем сомышленье понятное, а тут горох рассыпанный. У татар лучше поймешь.

ШИТИКОВ Д. С. — Вот есть стих «Бородино». Там все по-человечьи обрисовано, понять можно, как и что было. Рассказ тебе там дается правдишный. Да там и без истории все видать. Еще лучше исторического описания, а тут шурум-бурум. Как-то «воззвахом» написано, по-апостольски. Он и про татар этаким манером катает. Не так бы надо про татар.

НОСОВ М. А. — Хотел-то он написать по-былинному, да духу не хватило про него. Вышло как-то по-кобылиному.

ГЛАДКИХ А. И. — Таких языков, как в стиху, нет на свете. Все тут языки смешаны, перекручены по-есенинскому.

Примечание:

«Песнь о Евпатии Коловрате» прочитана мной была после продолжительной «отставки» есенинских вещей. Тем не менее, как только я прочел одну строфу этого стихотворения, аудитория как-то дурно захохотала, заволновалась:

— Он!

— Колоброд!

— Чуем, что он!

— Есенин!

— Да ну его к чорту!

Не могу не упомянуть здесь о маленьком курьезе, характеризующем отношение коммунаров к Есенину. В настоящее время они установили за мной любопытную слежку. Происходит вот что. Я усаживаюсь за стол для очередного чтения. Они пристально устремляют ищейские взоры на книжку, которую я держу в руках. Это — попытка узнать, не собираюсь ли я опять читать Есенина, который набил им оскомину дурными стихами и мало радовал хорошими.

Если же крестьяне безошибочно угадывают в моих руках белую, маленькую по формату, но толстую книжку с березкой на обложке, они корчат физиономии и тоскливо роняют:

— Опять, поди, про рязанскую кобылу?

— Али про то, как луну обос!...

— И когда только конец будет этому Есенину?