Сеча за Бел Свет [СИ]

Глава двадцать седьмая. Лесные духи

Наутро примкнувшие к рати Борилы мужи и вьюноши друдов из поселений Журушка, Зельное и Угорье направили свову поступь к болотным землям. Жинки, старики и дитки друдские провожаючи воинов ни проронили ни водной слёзинки, а были насупротив вельми радостными. Сице словно отряжали сродников ни у дальний поход на кроваву сечу, а на праздник у соседне поселение. То було, як пояснил Волх Бореньке, таковой традицией у друдов проваживать ратоборцев торжествующе и лучезарно, абы вони уходили ободренные верой у победу. Липку и таких же як и он отроков на войну, к удивлению Борюши взяли, судя по сему, друды порядили, чё ежели рать возглавляет мальчик так и им неможно прятать своих. Ратмир— брат Гордыни, под неусыпным воркованием Лепея, совершенно поправилси и днесь, аки и иные беросы да Гуша, воссевши на полканов трюхал у первых рядьях. Достигнувши края друдских лесов, каковой невысоким пологим бугром отделял их от няши, узрели стоявшего, будто замершего на месте духа Кострубоньку, того самого, чё кадый-то пробил для беросов скрозь трясину болот торенку и подарил ванова червячка. Обаче на ентов раз он туто-ва был не овый. На кулиге, топорщившейся покатой маковкой лучам красна солнышка, поросшей зекрыми низкими травами перьмешанными с мхами находились и иные Кострубоньки. Оченно могутные, почитай с Валу и Волха ростом, те духи имели долгую, похожую на колпак столбун голову, покрытую як и усё тело, руки, ноги длинной, раскосмаченной, желтовато-бурой, серой, серо-чёрной, бело-серой, жёлто-серой и даже жёлто-чёрной козлиной шерстью. Плюсны ног тех духов напоминали мощные медвежьи лапы, а на плотно укрытом шерстью лице были заметны лишь два круглых, боляхных глаза горящих ярко-желтым али тёмно-карим светом, да коловидная дырка заместо рта, с краёв коей свисали униз, васнь огибаючи её черноватые али седоватые долгие вусы. Кострубонек було десятка полтора во руках они сжимали широки ремни, являющееся пращёй. Один конец которой, с петлёй, был вдет на мохнату кисть руки духов, а другой, гладкий удерживалси толстыми с загнутыми когтьми перстами, точно Кострубоньки вжесь сбирались у брань, поелику и зрились приоружие.

Пращи те были длинными може маховой сажени, а може и чуток длиньше.

На боку у духов поместились корзины, оные крепились на широких снурках, огибаючи шеи духов, и не ярко пыхающие желтоватым светом. Лишь тока Рам вошёл на полянку, аки усе духи поднялись с присядок и встали, а тот которого допрежь видывал мальчик, широко ступаючи меж своих соратников двинулси навстречу к Борилке. Малец торопливо спешилси с темника, и шагнувши поперёдь, приклонил пред духами голову и звонко прокалякал:

— Здравы будьте Кострубоньки!

— Здравым быть и тебе Борил, приведший великую рать за своими детскими плечьми, — ответствовали разом гулкими голосами духи, и вкупе усе поклонились. А тот Кострубонька, кый пробивал тады-ка торенку, добавил:

— Мы прибыли Борил в твою рать. Кострубоньки разных поселений, деревень и градов, штоб ноне, по велению Бога Ярилы, пробить твоему воинству путь у болотных землях, а посем привести к вам иных… лесных и полевых духов. Примешь ли ты нас и наших подручников, коих мы наберём у бероских землях, в воинство?

— Вестимо прыму, Кострубонька— старчий середи духов мово Бога Ярилы, — довольно вулыбаясь и немедля ни сига воскликнул Боренька. — С великой радостью я приму тобе и иных духов у мою рать, оно як вельми нам надобна ваша помочь. Мальчишечка ступил уперёдь и протянул навстречу духу праву сомкнуту у кулак руку, идеже тихонько так стрекотал дарёный кадый-то ванов червячок. Старшина Кострубонек, судя по сему, скумекавши чавось жёлаеть отрок, маненько склонилси пред ним, таким образом подставляючи к его протянутой ручонке корзинку полно-полнущую маненьких желтовато-горящих вановых червячков. Мальчуган приставши на носки сапогов вытянул шею увысь и заглянул унутрь той корзины, а посем протянул тудыличи руку и раскрывши длань бережно скинул со неё, к иным вановым червячкам, свово да произнёс:

— Аття тобе червячок за помочь. Ты нам добре служил, а тяперича будь сообща со своим народцем.

— Верно глаголишь, Борюша, — довольно прокалякал Кострубонька и зекнул своими, будто звериными очами у лицо отрока. Опосля того обращаясь ужотко ко усем скоробранцем, стоящим за спиной Борилки дополнил, — а тяперича… раз мы все вкупе, во едином строю и под единым стягом Правды и Света, тогда двинемся вперёд! И будем ступать смело сквозь болота, как шагал когды-то простой бероский мальчик Борил, своей смелостью и отвагой собравший нас всех в эту обчую рать! И Кострубонька немедля развернулси да издав едва слышимое фу…фу, вроде подзываючи своих соратников, направилси униз с бугра во болотные земли покрытые мхами да плюхающей водыкой, а за ним следом потопали и прочие духи. Кострубоньки востанавились ноли на самом краю няши, вставши у рядья, в кажном из коих було по пять духов. Вони выставили уперёдь корзинки, полные вановых червячков, и нежданно, зараз, ими тряхнув, словно по указу, просеяваючи скрезь неплотно дно ту светящуюся невидаль, абие шагнули на дрягву. Из дна корзин меже тем к долу на мох и водицу посыпались желтоваты крохи огоньков с просо не больче.

Они впали на болотну поверхность, коснувшись ейных зелёно-жёлтых подух мхов и глади водыки, да спервоначалу вроде як нырнули углубь них, опосля ж выскочив наружу заполнили то полотно оземи и воды ярко-желтоватым, почитай смаглым светом, растекшись у разны стороны, очерчивая рубежи широкой ездовитой полосы. Духи, без задержу, прыгнули на ту стёжку да резво перьйдя на машистый шаг, ужось чрез морг, побегли упредь разгонисто перьставляючи свои напоминающие медвежьи стопы.

— Да, — обращаясь к мальцу отметил подошедший Рам и прынялси помогать ему взобратьси на свой лошадиный стан, — дух верно сказал, под стягом. А у нас княже, что ж выходит и стяга то нет?

— Стяга?! — протянул мальчуган и вусаживаясь на спине темника, нерешительно пожал плечьми. — А нешто он нам надобен… ентов стяг.

Ты, чаво ж Рам кумекаешь у эвонтих панывичей будять стяг?

— Я не думкаю о панывичах, — изрёк темник, неспешно спускаясь с бугра униз к трясине, — но у нашей рати стяг должен быть. Мы с собой в поход полканский стяг взяли.

— Обаче и у нас… у беросов имеитси свой стяг… кумачовый да с живописным ликом Бога Перуна, Асура битв и войны, — впрял у те бачинья поравнявшийся с ними на саврасом полкане Былята. — Вон у Гарках хранитси, у нашего ваяводы Мстибога.

— Оно можеть и у друдов свой стяг исть, — толи утверждаючи, толи поспрашая молвил мальчик. — Так як же нам быть? И чё усе под разными стягами подуть… тако не должно быть.

— Эт ты прав княже, — согласно загутарил Рам и медленно, васнь пужаясь вутопнуть поставил одно копыто на езжалую полосу, проложенную убежавшими впредь духами. — Крепкая, непровалимся, — скузал темник, наблюдаючи як евойна нога на маненько, попытавшись уйти углубь водицы, усё ж выскочила из той приглублости, оставшись на плотном полотне тропки. Рам ступил на полосу да также, аки Кострубоньки, резво перьшёл с шага на скороходь, а засим и вовсе поскакал во главе воинства сквозе болота. Боренька по первому дюже тревожилси за друдов, страшась чё те могуть не поспеть за бегущей ратью, но як воказалось энтов народ ни чуть, ни вуступал у ретивости иным скоробранцам и двигалси не мнее бойкой нарысью. А посему шли по дрягвам, як их кликали друды, шустро, востанавливаясь токмо на ночлег. И к концу третьего дня смогли покинуть те невыносимые земли, оставленные нежитью, но не утратившие тягостности воздуха. Кострубоньки ночами перьдыхали сообща с ратью, а по утру, лишь на небе казались алые лучи от возу Асура Ра, нанова продолжали свой бег, сеючи меже того сквозе днища корзин езжалу полосу. Ра выходя на небушко, сугревал няши, сымаючи с оземи усю морозь осевшу за ночь, а сынки СтриБога Провей и Догода, летали промаж тех земель, изгоняючи донемавшу ратников мошкару и выдворяючи взашей со небосвода каку затаившуюся тама осенню тучку. Кады напоследях выбрались из трясины и достигли лесов растущих по краю тех земель, то большуще воинство Борилы направилось ко граду Люпель, идеже у ваяводы Чернявы воставили беросы своих коней.

Кострубоньки вже покинули скоробранцев, обещаючи привесть лесных духов к озерцу под водами кыего покоилси град летаглов. И абие духи махом закинули за спину корзинки, оные превратились у искрасно-черноватые, жёстки крылья, единожды уменьшившись, обернулись манюсенькими жучками. Кострубоньки взметнули крылышками, подались выспрь, и молниеносно разлетелись у разны стороны. А воинство Борилы вдругорядь продолжило свой ходь. По густому чернолесью иде берёзы, осины перьмешивались деревами липы, граба, лещины, бружмеля, зимолиста итить було труднее, особлива таковым мощным витязам як Валу и мамаи, посему шли неспешно. Овражистая местность со низкими буграми меж коими скапливалась водыка с перьплетениями корневищ трав да мхов закончилась лишь к вячеру, внегда подошли ко озеру летаглов.

Тадыкась она унезапно испрямилась и явила не токмо тёмно-жёлту водну гладь озерца, но и сам вылезший из ейных приглублых нутрей град ворогов. Огненный Волх вопустившись на брег озера со небесными волками, дожидалси спешивающегося Борилу. Медленно подступивши к Асуру отрок встал осторонь него, вуставилси на возвышающийся над водицей град обнесённый высокой, белой, каменной стеной, которая завершалась схожими с зубьями, толстыми и широкими остриями. Не мнее могутные каменны ворота ноне были отворёнными и скрозь тот проём оченно ладно проглядывались затейливого вида чертоги с высокими, округлыми крышами. Право молвить, ей-же-ей, ужотко опосля виденного мальцом не казались ему те чертоги таковыми величественным, а та сама серебриста лунна тропка и вовсе не имелась. Поелику у град, в котором кадый-то повелевал сын Осеннего Бога Провея— Шаркун, неможно було попасть. Стоя на песьяне, выдающего трепетну рябь, озерка, мальчуган припомнил поведанную ему байку Гушей про летаглов и будто сызнова вуслыхал его ащё не чёткий бероский говорок: «Эт…дливний глад… када-та у ним жили луди… Но вони зяли и пилишли на столону Чилнобожи… и тволили зло…. убивали луди и духов… А кады Клысня побидил Чилнобожи… вон наказал житил энтого глада вичным сном… И говолят у плиданиах, шо будуть вони спать до тих самых пол пока не всколыхнится на Бил Свити зло… Тако зло како можить вубить Богов… Высню… Клысню… Ла… И як тока тако зло появитси… энти людишки плоснутси и начнут тволить свои чёлны дела, злы дела… на ладость Чилнобожи… И налоды, и духи, и уси житили Бил Свита вузнають, шо начилась кутильма.» «Кутерьма…хаос… война…конец Бел Света…так калякал Гуша», — домыслил мальчишечка и перьдёрнул прерывчато плечьми, ощутив пробежащие по коже спины здоровущи мурашки, кумекая, чё он и стал самовидцем этого самого конца Бел Света.

— Я облетел град сверху, — прервал тяжелы думки мальца Огненный Волх, также як и Борила не сводя очей с поселения летаглов. — Мои волки опустились в него и обошли все чертоги… там никого нет! Никого!

— Огненный Волх, — обратилси к Богу отрок и голосок его нежданно-нечаянно дрогнул, — а право молвють чё летаглы были наказаны и заточены в эвонтом граде Крышней… И кадыличи они пробудяться…

Крышня, Вышня и Ра помруть? Погибнеть добро, духи и люди? И настанеть кутерьма, конец Бел Света?

— То, что они были заточены Крышней, — немедля прынялси пояснять Волх и перьведши взгляд с града вуставилси у жалистое, подёрнутое болью лицо мальчугана, — это правда…Но то, что летаглы и Зло сильнее Добра, что Кривда завсегда могутней Правды то не правда… то ложь, Борюша… Погляди, погляди Борюша какое ты привёл за собой воинство… погляди, — и Асур обернувшись, обвёл рукой песьян иде располагались на ночлег воины. — Такая рать пришла за тобой… за мальчиком, чтобы биться за Свет, за Богов своих, а потому исход той сечи не ясен. И не зачем пугать себя теми байками. Богиня Макошь, — немного опосля добавил Асур, и тряхнул головой, отчавось засверкали у его рыжих кудерьках волос, в усах и браде искорки огонька, точно желаючи вспыхнуть ярким пламенем, — каковая плетёт косички судеб людей и Богов… даже она не ведает, чем закончится моя али твоя жизнь, потому как, — Волх ласковенько вулыбнулси мальцу. — Потому как выбор он завсегда останется в наших руках! Боренька выслушал Асура и также аки и тот обернулси, да посотрел на тех кыих своей отвагой и волей к победе, кыих своим выбором привёл у бероские чернолесья и облегчённо вздохнул, оно як тяперича оставалась усех беросов, живущих тама упереди у Люпеле, Гарках и иных градах да деревеньках чё притаились на излучинах рек и речённые таковыми ладными имячками: Красно, Раменье, Журавка, Озёры, Броды, Берёзы, али Купяны…оставалась у них надежда на спасение… оставалась надежда чё и сам Бел Свет, и Боги Ра, Вышня, Крышня непременно продолжать свои жизти. Вмале западающие лучи красна солнышка иссякли и гай погрузилси у мрак. Месяц, наполовину выросший, коснулси своими, будто льдяными, лучами крыш чертогов, оные чичас же полыхнули беловато-серебристым светом, холодным али таящим у собе злобну стужу. Вяло накатывающие на стены града махие волны неслышно ударялись о каменну стену, и чавой-то горестно шептали, обидчиво и причитавающе, точно то нешибко надуваючи щёки выпускал из собе воздух ктой-то из ветров. И Бориле, которому плохо кочумалось у энту ночь, чудилось чё те причитания калякает он— Бог Осеннего ветра Провей, вжесь увитый бурыми волосами ей-ей жидкими, свёрху припорошенными пожухлой листвой. С висевшими, на его почитай коричных вусах и бородушке, мелкой мгой и тёмно-карими очами, глазеющими засегда по-доброму и как-то до зела печально. Он — Провей, сын какового Шаркун, изменил свому отцу и ушёл служить ЧерноБоже. Ужось под утро, кады наглядевшись на холодный да тяперича явственно почивший град, Борила сомкнул очи, его унезапно разбудили тихие шорохи да вельми необычные звуки. Мальчуган васнь услыхал сторонь свово уха дребезжащее жужжание бчёлки и резво вскочивши с охабня уселси, потряс головой прогоняючи токо чё нахлынувший сон и у то сиповатый гул, да огляделси. И у тьме ночи узрел подходящих со стороны леса усяких разных духов, поперёдь каковых вышагивали Кострубоньки. Боренька сей морг поднялси на ноги и вызарилси в едва озаряемые уходящим на покой светом месяца образы духов, которые неспешно обходя почивающих ратников и, по-видимому, ими не узренные подступали к мальчугану. Овых из духов отрок ужось созерцал, но иных видал по первому и лишь по толикам описаний каковые хранились у бероских преданиях докумекивал кто из них кто. Были тама дедушки Лесовики, весьма высокие точно деревце дубочка.

На главе дедушек находились ветвистые оленьи рога, знак правителя над лесной братью. Тела их, руки и ноги, плотно покрытые корой дубовой, были дюже изогнутыми, будто сучковатые ветви дуба.

Бородушка и волосья Лесовиков, зелёно-бурого цвета, косматыми лишайниками, спадали на грудь, да глазелись вельми большущие карие, с еле заметной жёлтизной, очи. Лешие, духи те чё помладче дедушек и попроще, росту в них було не паче маховой сажени, а заместо ступней зрились копыта оленей. На главах же их них просматривались короткие, словно у младого козлика, рожки. У Леших, напоминающих старичишек, со двумя ярыми смурными глазками и крючковатым носком, обвислая кожа на коловидном лице вукрывалась густыми лишайниковыми волосьми, обаче коротюсенькими были и до зела жиденькими бородёнка да усы. Руки и ноги Леших также аки и само тело укутывались древовидной корой токась светлого цвета. Одетые у рдяные киндяки, долгополые и подранные понизу, духи были подвязаны толстыми бурыми кореньями.

Посторонь тех старчих духов поместились и иные не мнее важные, но паче помлачше своим предуготовлением. Страшилы боровые присматривающие за светлым бором, схожие с большущими ведмедями, токась покрытые не шерстью, а хвойными иголками. Старичины пущевики живущие у непроходимых чащобах и оберегающие леса от пожаров, сувсем невысокие, горбатенькие духи, со костлявыми ручонками и крывинькими тонкими ножками, их лица увитые бараньей шерстью, с под каковой казались токась вельми долгие носы. Обвитые каким-нить отрепьем и непременно со высокой шапкой из овчины на главе. И усяки разные их помочники: Колотки, Кущаники, Деревяники, Листовики, Травяники, Корневики, Ореховичи, Стебловичи, Ягодники и Грибники. Те самы духи следящие и ухаживающие за бором али гаем да похожие на свои величания: сучковатые кусты; плоские, вогромные листы; тонкие стебли трав; кедровые шишки; лесные орехи аль грибы-боровики с дюжими шляпками на голове, усе таки росту як Борюша. Обаче были там духи и вовсе махунечкие, напоминающие ежей— Лесавки. Листины, точно плоды каштана, свёрху покрытые листвой, со плетёными лапатками на коротюсеньких сучках ножках, со черёмушкой заместо головы и двух крошек белых глазков на ней— одни из самых старейших духов любого леса, а также Подкустовники да Боли-Бошки. Моховики— духи мшистых лесных болот, сотревшиеся масенькими округлыми камушками, ужесь завороченные во мхи, без головёшки, ручек и ножек, со парой зелёных глазьков притулившихся посередь тельца. Ну и само собой разумеетси духи— русалки, которых кличуть Дубравницами, Сенявами, Русявами, Зеленицами, тела их тонки да прозрачны. Дубравницы аки дивные млады дубочки со тёмно-зелёными, ровненькими, долгими волосьями у каковых висели с ноготок, полноваты, круглы жёлудочки и дубовые листочки.

Русявы с белокожими, во тёмну пестринку, телами и кудырявыми волосами, перьвитыми листками да зекрыми серёжаньками, так напоминающие берёзоньку. Сенявы, русалки сберегающие усе хвойны дерева, оттогось их тела и походили на лесну красавицу ёлочку, а волосья были покрыты маханьками зелёными хвоинками. Да Зеленицы, почитая аки деревца ивы або ракиты, с волосами усыпанными серебристо— удлинёнными листаньками, припорошенными нежным белёсым пушком. Духи обступили мальчика со усех сторон и абие склонились пред ним.

И нежданно на груди Борилки вспыхнул ярым зелёно-голубым светом знак Велеса, и те лучи словно пробили холст рубахи, да полыхнув ярчайшим светом, на малеша покрыли усех стоящих духов голубоватой пеленой— одеяльцем. У то свечение длилось токмо какой-то сиг, а посем погасло, вроде як войдя у самих духов, и немедля на груди мальчугана перьстал теплитьси знак. От той лучезарной вспышки света проснулись усе скоробранцы и те чё лежмя лежали осторонь, и тё чё располагались далече, допрежь сего полканы и волки. Вони удивлённо возрились попервоначалу на мальчика, а посем уставились на стоящих окрестъ него духов, свет от знака Велеса который содеял их видимыми для тех у чью рать вони вошли. Кострубонька кивнул на духов и довольно громко так, чё днесь пробудились и мамаи, кые покуда почевали по рубежу рати, молвил:

— Мы привели лесных духов, Борил! Полевые прибудут к нам подле земель шишуг и отяп, оных мы тоже призовём в твою рать, оно как ворог наш вельми силён. Обаче должны вы усе ведать, что лучи знака Велеса, тлеющие на груди Борила, коснувшись тел духов содеяли нас зримыми токмо для наших ратиборцев, для ворогов же мы дотоль останимся незримы! С земли поднялись Волх и Валу. Они подступили к отроку и обозреваючи лесных духов широкось просияли, так чё озарилось плечо Бореньки с того краю идеже стоял сын Ра, и он будто ясно солнышко оченно по-доброму прокалякал:

— Что ж Борюша тяперича к такому могутному воинству осталось примкнуть токмо беросам… и тогды…

— И тогды мы конча победим, — докончил реченьку Асура Борилка и сам расплылси улыбкой. — И неважно ноне какого цвету будять наш стяг.