МАРИЯ СТЮАРТ, ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Уже при жизни Марии Стюарт имя ее служило оружием в сложной политической игре, где переплетались конфликт протестантизма и католической контрреформации, столкновение Англии и Испании. Правительство Елизаветы не раз пыталось временно смягчить остроту этой борьбы. Английская королева не хотела подрывать престиж монархической власти обличением помазанницы божией, а также учитывала, что безмерные нападки на Марию Стюарт, и в частности отрицание ее прав на британский трон — даже только в качестве преемницы Елизаветы, — подрывали и права сына Марии Якова, которого протестантская Англия считала наиболее подходящим наследником престола. Поэтому во второй половине XVI века в Западной Европе выходили и многочисленные сочинения, восхваляющие «католическую мученицу», и суровые пуританские обличения «распутной убийцы», и книги со сдержанными, уклончивыми оценками и умолчаниями, которых долгое время требовала елизаветинская цензура. Полемика не утихла и после того, как все действующие лица знаменитой трагедии сошли с исторической сцены. В 1773 году один шотландский историк высказал мысль, что споры вокруг Марии Стюарт стали слишком яростными и породили слишком большое число объемистых томов. А через столетие, в 1881 году, известный немецкий историк В. Онкен писал: «Доныне обвинители и защитники Марии Стюарт сильно различаются по религиозной принадлежности. Первые являются протестантами, вторые — католиками».

…Когда в августе 1561 года Мария Стюарт вступила на шотландскую землю, ей минуло 18 лет, 13 из которых прошли во Франции. Фактически она была иностранкой у себя на родине, которую покинула пятилетней девочкой. После пышного великолепия французского двора, блеска и роскоши Лувра, утонченной культуры Возрождения Шотландия казалась убогим захолустьем, далекой окраиной, отставшей на целые столетия. По сравнению с Парижем шотландские города выглядели неказистыми, нищими деревнями (даже в Эдинбурге вряд ли было более 15 тыс. жителей), а шотландские дворяне — толпой варваров, мало чем отличавшихся по своему облику от разбойников с большой дороги.

За год с небольшим, между смертью Марии Гиз и возвращением ее дочери, прежняя расстановка сил заметно изменилась, и наметились новые группировки, среди которых королеве следовало сделать выбор. Главой восстания против правительства Марии Гиз был герцог Шатлеро. Правда, этот нерешительный и малоспособный человек был лишь номинальным главой своего лагеря, но он мог опираться на поддержку могущественного клана Гамильтонов. Его сводный брат Джон Гамильтон, епископ Сен-Эндрюсский, умелый политик, возглавил умеренно консервативную группировку. Напротив, сын герцога «молодой Эрран» связал себя с крайними протестантами. Он строил расчеты на брак с Марией Стюарт и на переход королевы на сторону протестантской партии.

Несомненно, наиболее ловким из шотландских политиков был сводный брат Марии — Джеймс Стюарт, граф Мерей. Он был протестантом по вере и был убежден в политической полезности реформации для Шотландии. Мерей давал разумные советы своей сестре в начале ее правления. Впоследствии в самые драматические моменты Мерей будет неизменно отсутствовать. Его нельзя будет найти в числе заговорщиков и убийц. У Мерея всегда найдется железное алиби — настолько безукоризненное, что оно одно способно породить подозрения. Но это случится позднее. А в первые годы правления Марии ее брат — самый доверенный советник. Возникает только вопрос, не стремился ли Мерей, хорошо разобравшись в характере Марии, своими внешне столь безупречными рекомендациями побудить ее собственными руками нагромоздить для себя трудности. Мерей действовал в союзе с государственным секретарем Уильямом Мейтлендом, прозванным «Митчел Уили» — шотландское искажение имени Макиавелли. Оба они были сторонниками союза с Англией. Существовала и группа католических лордов. Признанным их лидером был граф Хентли, обладавший решающим влиянием на северо-востоке и отчасти севере страны.

Молодой католической королеве предстояло управлять протестантской страной. Мария «была проницательна, но довольно неосторожна, одарена большим умом и, однако же, не способна к последовательности и постоянству, — писал один из великих французских историков прошлого столетия М. Минье в своей «Истории Марии Стюарт». — Приветливая в обращении, порывистая, грациозная и страстная, безгранично доверяясь тем лицам, которые ей нравились, с пылкостью увлекаясь господствующими идеями, она обладала всеми прелестями женщины, не обладая в достаточной степени твердостью, необходимой для королевы». Наделенной недюжинной силой характера и храбростью, Марии не доставало ясного политического мышления, терпения, осторожности и особенно навыков ведения тайной войны. Потом Мария будет усердно изучать это искусство, без которого невозможно было удерживать в повиновении свору непокорных лордов, жадных до денег, почестей и власти.

Первые шаги королевы, несомненно, внушенные ее советниками, были, впрочем, достаточно осторожными. Она отвергла предложение послать с ней французские войска. Оставаясь католичкой, Мария остерегалась оказывать предпочтение своим католическим подданным. Протестанты, отмечал живший в XVIII веке шотландский историк У. Робертсон в своей знаменитой «Истории Шотландии», «добились декларации, чрезвычайно благоприятной для их религии. Протестантская доктрина, хотя и утвердившаяся по всей стране, никогда еще не получала поощрения или санкции королевской власти. В декларации королева объявила любую попытку изменения или подрыва протестантства самым тяжким преступлением. Королева передала дела управления страной целиком в руки протестантов. Ее тайный совет был заполнен наиболее известными лицами, принадлежащими к протестантам, ни один католик не был удостоен какой-либо степени доверия».

Мария признала протестантизм в качестве государственной религии. Две трети конфискованной церковной собственности остались в руках новых владельцев, а треть была обращена на нужды протестантского духовенства и короны. Это не мешало Марии Стюарт тайно уверять католические державы и римского папу в своем намерении реставрировать католицизм.

Несмотря на осторожный курс внутренней политики, Марии Стюарт не удалось избежать осложнений с Елизаветой. Новый брак, в который собиралась вступать Мария, имел большое политическое значение и для Англии. Претендентами на руку шотландской королевы выступали многие принцы, включая дона Карлоса, сына и наследника испанского короля Филиппа II. Елизавета предложила кандидатуру собственного фаворита — Роберта Дадли, графа Лейстера. С этой целью в апреле 1565 года в Шотландию в дополнение к послу-разведчику Рэндолфу прибыл сэр Николас Трокмортон.

Оскорбительное предложение Елизаветы было отвергнуто. В июне 1565 года Мария неожиданно вышла замуж за своего кузена Генри Стюарта, лорда Дарнлея, сына графа Леннокса. По словам одного придворного, сэра Джеймса Мелвила, Дарнлей «более напоминал женщину, чем мужчину. Он был хорошеньким, безбородым и лицом походил на даму». С династической точки зрения выбор Марии был не столь плох. Как и Мария, ее муж имел права на английский престол. Тем самым укреплялись и права любого их наследника. И все же этот выбор оказался тяжелой политической ошибкой. Супруг королевы был спесивым ничтожеством, сразу вступившим в распрю с влиятельными лордами, включая и Мерея.

Елизавета была разгневана браком Марии. Соперничество с мужем королевы объединило Мерея и Гамильтонов — старых врагов Ленноксов. Однако поднятое ими восстание было без особого труда подавлено. Мерей бежал в Англию, Елизавета публично осуждала Мерея, а втайне оказывала ему поддержку. Одержав победу над частью протестантских лордов, Мария Стюарт сочла возможным более откровенно опираться на помощь католиков и в самой стране и за ее пределами. Главным агентом католической контрреформации в Шотландии считали — без особого основания — итальянца Давида Риччио, музыканта по профессии, ставшего секретарем королевы. Влияние, которое этот выходец из Савойи приобрел на Марию, вызывало негодование лордов, видевших в возвышении выскочки-итальянца умаление своей власти. Они объясняли карьеру Риччио тем, что он будто бы являлся любовником королевы и отцом ребенка, которого она ожидала. Этот вымысел поддерживал даже Дарнлей. Он мстил Марии за нескрываемое пренебрежение, с которым она стала относиться к нему, как только раскусила, чего он стоил. Дарнлей вступил в тайный сговор с мятежными лордами, согласно которому они соглашались поддержать его притязания на власть, а он обязался не допустить конфискации имений Мерея и его союзников.

Ночью 9 марта 1566 г. заговорщики ворвались в королевский дворец и на глазах Марии зарезали Риччио, умолявшего свою повелительницу о защите. Очень вероятно, что в расчеты лордов входило устранение и самой королевы. Они предполагали, что молодая женщина, которая должна была скоро родить, просто не выдержит леденящего ужаса этой мрачной ночи, направленных на нее мечей в покрытых кровью руках убийц.

Однако Мария уцелела, ей удалось искусным притворством привлечь на свою сторону Дарнлея и таким путем освободиться от подчинения заговорщикам, которые должны были вскоре бежать в Англию. 19 июня Мария родила сына — будущего короля Якова, что, казалось, еще более способствовало примирению супругов. Оно было только внешним. Мария не простила Дарнлею его предательства, и теперь, когда она с его помощью избавилась от опеки мятежников, не было больше нужды скрывать свои истинные чувства. Уже в августе и особенно в сентябре 1566 года все знали о разрыве между супругами. Прибывший на крестины принца Якова английский посол граф Бедфорд писал: «Невозможно из чувства приличия и ради чести королевы передать, что она говорила о нем». Дарнлей почуял опасность и поспешил уехать в Глазго, где было сильно влияние его отца.

Загрузка...