Четыре века прошло со времени «заговора Ридольфи». Как персонажи в комедии масок, все герои этого неясного эпизода в истории тайной войны застыли с раз навсегда закрепленной за ними ролью. Историки в зависимости от их политических симпатий искали различные краски для характеристики поступков основных героев, находили слова осуждения или похвалы. Однако, как бы ни рисовалось поведение участников знаменитого заговора, это не меняло ролей, которые традиция отводила им в этой исторической драме. Традиция же целиком основана на официальной правительственной версии. И, оказывается, достаточно усомниться в некоторых из почитаемых за факты деталях, чтобы тот или иной из персонажей предстал в совершенно новом свете, а это неизбежно повлечет смещение представлений о роли и всех остальных действующих лиц трагедии — и Марии Стюарт, и Норфолка, и Ридольфи, и увертливого епископа Росса, и первого министра лорда Берли.
За такое переосмысливание взялись ученые отцы-иезуиты. Взялись исподволь, с характерными для них двусмысленностью предпринимаемых действий и утаиванием истинных намерений, прикрытием подлинных целей благовидными мотивами. Апологетическая работа началась почти столетие назад, а позднее к ней подключились и светские историки. В числе поднявших еще в конце XIX века вопрос о подлинности некоторых из католических заговоров времен Елизаветы был историк Д. Г. Пол-лен, изложивший свои сомнения в журнале «Мане». В этом его отчасти поддержал известный исследователь елизаветинской эпохи М. Юм в книге «Измена и заговоры. Борьба за католическое преобладание в последние годы королевы Елизаветы» (Лондон, 1901). Еще одним из сомневающихся стал Л. Хикс, опубликовавший в дублинском журнале «Стадиз» в 1948 году статью «Странное дело д-ра Уильяма Парри».
Конечно, историки «Общества Иисуса» отлично понимали, что их с самого начала будут подозревать в двусмысленности и в сознательном искажении истины. Поэтому они заранее парировали это недоверие ссылками на то, что речь идет об очень давнем прошлом, переставшем возбуждать враждебные страсти, особенно в нашу эпоху, когда господствует равнодушие к религии и различные христианские церкви научились терпимо относиться друг к другу. И здесь же лукавые отцы как бы мимоходом подкидывают мысль, будто успехи протестантской Англии породили два с лишним столетия религиозных раздоров, о предотвращении которых, оказывается, только и думали просвещенные умы католицизма, истинные гуманисты… вроде нашего знакомца Джона Лесли, епископа Росса! Ученые-иезуиты стремятся представить, что их работы продиктованы полным беспристрастием и бескорыстным стремлением к истине, к научной оценке традиционных исторических догм. Один из них даже сослался при этом на известное замечание философа Френсиса Бекона: «Кто начинает с уверенности, кончает сомнениями, но если он готов начать сомнением, то кончит уверенностью». Ученые ордена отлично учитывают, что ныне уже мало кто заинтересован в отстаивании традиционной версии. Иезуиты попытались провести свое освещение известных событий под флагом характерной для современной буржуазной науки тяги к перетолкованию («реинтерпретации») истории, как правило, в реакционном духе, сыграть даже на страсти к сенсации. Эта школа историков явно стремится использовать неверие, возникшее во многих общественных кругах на Западе, в реальность преступлений, которые инкриминировались обвиняемым в государственной измене. В эпоху империализма слишком часто такие процессы были лишь более или менее ловко подготовленными судебными инсценировками, при которых вымышленные обвинения в подготовке заговоров и в связи с вражескими государствами являлись предлогом для расправы с политическими противниками и сокрытия действительных преступлений самих реакционных правителей против интересов народа и страны. Вот родившееся в результате этого скептическое отношение к официальному истолкованию процессов о государственной измене и задумали использовать с присущей им изворотливостью историки-иезуиты для протаскивания своей контрабанды. «Стало своего рода модой, — отметил профессор Эдинбургского университета Г. Доналдсон, — утверждать, что все католические заговоры… были сфабрикованы английским правительством». Несомненно, что этот тезис не выдерживает критики. Изображение римского престола как жертвы таких махинаций просто противоречит здравому смыслу, особенно если учесть массу бесспорных данных о политике папства, о его ставке на перевороты и убийства, производившиеся к вящей славе божьей по всей Европе.
Тем не менее, если отбросить апологетику, иезуитские попытки возвеличивания святой церкви, основанные на привлечении материалов многочисленных архивов ряда западноевропейских стран, достигают неожиданно действительно полезного научного результата. Этими стараниями приоткрывается кое-что из истории английской разведки, являвшейся в елизаветинское время орудием тех сил, которые выступали против католической контрреформации.
При изучении истории английской секретной службы важно установить, в какой мере ее агентам удавалось проникнуть в тайное воинство контрреформации, использовать промахи и некомпетентность, тщеславие и неоправданный оптимизм его эмиссаров, чтобы не только разоблачать чужие планы, но и направить вражеские заговоры в русло интересов британского правительства.
Одним из способов достижения этих целей была засылка провокаторов и превращение в шпионов-двойников некоторых из пойманных вражеских лазутчиков. На эти мысли наводят исследования иезуита Френсиса Эдвардса, относящиеся к «заговору Ридольфи», «Опасная королева» (Лондон, 1964) и «Чудесная случайность. Томас Говард, герцог Норфолк и заговор Ридольфи, 1570–1572 гг.» (Лондон, 1968). Эдвардс делает одно правильное замечание: имея дело с источниками, освещающими историю английской разведки и тайной дипломатии XVI века, надо помнить, что авторы писем постоянно учитывали возможность перехвата их корреспонденции. Во множестве случаев эти письма сопровождаются одной и той же, хоть и по-разному редактируемой фразой, что одновременно с вручением депеши адресату привезший ее честный и верный человек сообщит то, что нельзя доверить бумаге. Кроме того, на письмах оставлялось специальное место — в нижнем правом углу, куда заносилась особо важная или опасная информация. Потом этот треугольник справа отрывался и уничтожался, даже когда остальная часть письма сохранялась. Иными словами, историку приходится в лучшем случае иметь дело с документами, из которых изъята наиболее важная часть информации. Нечего говорить о том, что угроза перехвата почты и вероятность того, что бумаги попадут в чужие руки, заведомо заставляла сообщать в оставшейся части донесений ложные, сбивающие с толку известия.