Меагр исчез, сгинув, словно залитый потопом город, погрузившийся в море. О нем забыли. Никто не придет. Старые структуры, которые должны были защищать порядок, разрушились. Человечество принялось пожирать само себя. В буквальном смысле.
У Кристо сводило живот от омерзительного предчувствия. Он пытался ему не верить, как дезертир пытается не верить в пулю расстрельной команды, однако если он не отыщет помощь, то они оба, вероятно, умрут. Он двигался второстепенными улочками, избегая скоплений людей. Беспорядки творились повсюду. Жилища были брошены, мануфактории опустели. Умолкла даже огромная колокольня в центре Меагра, видимая со всей округи и возвещавшая о времени работы, молитвы и заботы о себе. Из–за вспыхнувших пожаров, устроенных то ли намеренно, то ли нечаянно, в воздухе появился запах гари. С дымящихся кострищ производителей пергамента тянулся пепел. От запаха потрескивающего сала Кристо одновременно ощущал голод и подавленность. Он прошел мимо нескольких горожан, которые прятались по домам или бесцельно и потрясенно бродили вокруг, но никто не создавал ему сложностей. Несмотря на использование обходных путей и полузабытых туннелей, все еще был слышен ожесточенный гам беспорядков. В конце концов, он превратился в фоновый шум, трепавший Кристо нервы. Даже в редкие моменты затишья, когда он избавлялся от кошмара в ушах, память о том держалась так глубоко внутри, что он уже не мог их различить.
Это терзало его. Бремя казалось тяжелее, чем дочь у него на руках.
Он шел на север, рассудив, что запад и восток, скорее всего, уже пали или захвачены бандами, а идя на юг, он углубится в город и повстречается с пока что незаметными проблемами. В защиту надзирателей он не верил. Возможно, никаких надзирателей уже не было, по крайней мере, в каком–либо осмысленном понимании слова. Что бы ни обрушилось на Меагр, оно заражало население. А следовательно, шансы выжить были выше вдали от людей. Также Кристо избегал и магнитоплана, прикинув, что туда направятся большие группы обитателей окрестностей Нижнего Стока.
Даже пешком у него не ушло много времени, чтобы добраться до окраины города. Промышленные и жилые районы сменились более дикой и запущенной местностью. Старые агромельницы напоминали разрушенные памятники, покрытые массивными колониями грибных наростов, которые набухали на стыках феррокрита, словно перезрелые плоды. Дороги сужались и трескались из–за мощных корней, в воздухе висели парящие споры. Раньше предпринимались попытки обрезать или выжигать корни и грибы, однако природа отбивала каждую атаку и продолжала осаду.
Почва здесь была сырой от густого тумана цвета грязи, от которого несло глиной. Кристо оторвал полоски ткани, сперва замотав одной из них рот и нос Карине, а затем и самому себе, чтобы защититься от худших эффектов запаха. Тот был дурманящим и крепким, как зерновой алкоголь. К счастью, дорога прошла без происшествий, и вскоре они выбрались на простор, выйдя на неровное поле с невысокими насыпями металла и грудами старого щебня.
Земля поднималась вверх, образуя небольшой откос, нависавший над краем озерца, которое местные называли Железным Прудом из–за цвета и отложений, загрязнявших серые воды. Сквозь зубчатый разлом на гребне просматривалась полоска водоема. По мертвой глади еще курсировало несколько развалюх и буксиров, хотя там уже несколько десятков лет, а то и больше не водилось ничего живого. Это были добытчики, искавшие затонувшие останки судов. Те корабли, которые видел Кристо, выглядели тихими, брошенными. Это было странно. Баржи покачивались на воде, скрипя латаными корпусами. Пара из них столкнулась носами и терлась друг о друга. Он сбросил их со счета, равно как и Железный Пруд. Озерцо было замкнутым и выходило только краю улья. Там бы они спасения не нашли. Требовалось искать башню.
Орден госпитальеров возвел здесь на возвышенности свой приорат. Он назывался Скалой Спасителя и давал приют больным и раненым еще с тех пор, когда Кристо был мальчишкой. В помощи никому не отказывали, и потому приорат пользовался определенным уважением даже среди наименее благопристойных жителей нижнего улья, благодаря чему в целости перенес все перипетии времени. Только почуяв запах дыма и ощутив горький привкус ветра, Кристо подумал, что и его нерушимое бытие могло подойти к концу.
Когда он взобрался на западный край гребня, а проносящийся дым расступился, Кристо увидел их. Они бежали. Огонь пожирал приорат, в пламени плясали тени сестер. Вот только они не танцевали, они горели.
Корчились.
Гибли.
С высокого балкона выпрыгнула аббатиса. Ее одеяние полыхало, и она падала вниз, словно огонек свечи. Она еще не успела достичь земли, когда ее поглотил дым. Несколько сестер отбивались во дворе при помощи ножек от столов и канделябров. Одна орудовала церемониальным мечом с блестящим почерневшим клинком. Их окружала толпа беснующихся фигур. Кристо показалось, что он узнает символику Красной Руки и Королей Смерти, только сейчас бандиты выглядели изможденными и еще более похожими на трупы, чем раньше, как будто пронесшаяся по районам неведомая болезнь питалась жизненной силой своих носителей, выжигая их изнутри. Также он увидел жутко преобразившихся добытчиков, и внезапно понял, отчего затих Железный Пруд. Они опрокидывали сестер, чей героизм не имел для них абсолютно никакого значения, и рвали тех на части.
Его прежние страхи снова всплыли на поверхность, будто раздувшийся труп в реке — отчасти пережитый в овраге кошмар был еще свеж в памяти. Кристо хотелось спасаться, взять Карину и бежать что есть сил, не оглядываясь, но потом он увидел послушницу, которая пыталась выбраться, падая и отчаянно стремясь выжить, и осознал, что не может этого сделать. Она была одета проще, чем остальные ее сестры, и не носила клобука. Поверх грубой белой рясы на ней был надет каштановый стихарь без украшений. Оскальзываясь в своих сандалиях, она силилась оказаться подальше от стаи каннибалов. За плечом у нее была закинута простая кожаная котомка, доверху заполненная свитками и прочими незаменимыми предметами культа.
Как странно, за что мы в итоге цепляемся.
Ему было уже не спасти остальных, однако послушница оторвалась от орды. Сестры подарили ей шанс, но ей не светило выжить. Не в одиночку. Она была молода, так же молода, как его дочь до того, как они стали чужими друг другу.
Но потом он подумал о нынешней Карине и о том, что ей нужен медицинский уход. Этого здесь было не найти. Ему следовало просто уйти, отвернуться и искать помощь где–то еще. Он знал одно место, хотя они с его владельцем уже несколько лет не общались. Кристо подумал об убитых им людях — о тех, кто наверняка бы убил его. Стыд жег его, как вспомнившийся жар печи, куда он свалил тела. То было оправдано. И сбежать сейчас было бы оправдано. Никто бы его не осудил. Ему нужно думать о дочери.
Петля и так была достаточно тяжела, он даже не утруждался пересчитывать все грехи в ней. Ему не хотелось добавлять еще один.
Он нежно уложил Карину и взвесил в руках дробовик.
Галопом взлетев на гребень, Кристо принялся кричать.
— Сюда! — заорал он, пытаясь привлечь внимание послушницы.
Та заметила его. Из ее глаз струились слезы, волосы прилипли к лицу от крови, пота и копоти.
Так похожа на Карину раньше…
Какое бы решение она ни приняла, это произошло быстро. Подобрав одеяние, она побежала, придерживая котомку одной рукой и яростно размахивая другой.
Раскатился гром, и одного из каннибалов развернуло на месте, изодрав его тело картечью.
Она пригнулась и едва не упала, но выровнялась и продолжила двигаться.
— Давай, давай!
Кристо взревел, и дробовик взревел вместе с ним. Упал еще один каннибал, практически перерезанный пополам, из–под которого вылетели ноги.
Он перемещался, то торопясь навстречу послушнице, то широко упираясь ногами и выстреливая еще один заряд. Он целился по линии ствола, будто отстреливающий стадо охотник. Когда повалилась шестая плотоядная тварь, дробовик издал громкое «щелк!», израсходовав боезапас. Возможно, Кристо бы запаниковал, но им овладела ярость — старая злоба, которую он когда–то клялся позабыть. Он двинулся дальше, используя дробовик как дубину. Ударил первого. Тот успел обогнать послушницу, не обратив на нее внимания из–за стреляющего рассерженного здоровяка. Голова твари с хрустом откинулась назад, нос вошел внутрь черепа. Больше она уже не встала. Вторую Кристо зацепил взмахом, используя всю массу оружия. Он сломал ей шею и едва не оторвал голову. Сейчас он уже находился посреди бойни, с трудом пробиваясь сквозь орду, вкладывая в убийство свою силу и габариты. Грех за грехом добавлялись к его веревке и бремени, петля становилась все толще.
Они смердели. Смердели как покойники, ведь покойниками они и были.
Последние из сестер пали как раз когда послушница пробежала мимо Кристо. Тот заорал, веля ей не останавливаться. Бежать, бежать, бежать. Возможно, он вел себя эгоистично. Возможно, надеялся, что сестра-послушница найдет его дочь и позаботится о ней. И тогда с его бременем будет покончено. Из него не вышло отца, но быть может, это–то ему удастся сделать. Возможно, он и заслужил гибель от рук мертвецов. «Не кара ли это?» — подумалось ему. Но имело ли что–либо из этого реальное значение? Лишь теперь, увязнув в гуще мертвых, Кристо осознал, что же натворил. Мертвецов множество, а он всего один. Это была жертва, чтобы они смогли убраться прочь.
Нет, это было самоубийство и трусость. Но играло ли это роль, коль скоро итог оказался один и тот же?
Кристо заревел, стиснув дробовик в руках, словно окровавленную палицу, и размахивая им по сторонам. Это была его предсмертная песнь.
А затем все кончилось.
Он был жив, и его окружала настоящая гекатомба.
— Я должен быть мертв, — прошептал он и повалился на колени в кровавое болото.
— Но ты жив, — прозвучал позади него тихий голос. Он почувствовал, как его слегка тронули за руку — так погонщик скота осторожно приближается к разъяренному животному.
— Ты жив, — произнесла послушница, почти девочка по возрасту, — и мы тоже. Благодаря тебе.
Несмотря на кровь, ее волосы с выбритой тонзурой блестели, а лицо явно выдавало юность. Простое, миловидное. Какое было у Карины до того, как мир причинил ей боль, подверг испытаниям связь между отцом и дочерью, истирая ту, пока она, наконец, не разорвалась.
Он обхватил ее руки своими. Пятнать ее кровью с бойни представлялось едва ли правильным, но он устал и уже перестал быть настолько заботлив.
— С ней все в порядке?.. — указал он на Карину.
— Она без сознания. Ранена, мне кажется.
— Были беспорядки. Ее зацепили.
— Понимаю, — девушка выглядела задумчивой, настороженной.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал Кристо.
— Если и причинишь, уже неважно, — проговорила она, переведя взгляд туда, где продолжал гореть приорат, а вместе с ним сгорали и ее сестры. Огонь распространился во двор, подползая ближе, пожирая, очищая. Возможно, это было и к лучшему.
— Мне жаль, — произнес Кристо, поднимаясь с помощью девушки. Адреналин отступил, и на него навалилась боль. Хотелось спать, но он не осмеливался закрыть глаза, опасаясь, что уже не откроет их снова.
Девушка подошла к пожару, и на мгновение Кристо показалось, что она может прыгнуть в огонь, совершив самосожжение. Он чуть было не вскрикнул, но остановился, когда она обмотала руку тряпкой и потянулась вниз за церемониальным мечом.
Тот все еще был покрыт кровью, однако она вытащила пробку из фляжки, которую достала из сумки, и стала чистить, пока он снова не засиял.
— Это был клинок сестры Вериды. Она называла его Победа, — девушка обернулась и засунула Победу себе за пояс. — Теперь я страж реликвий, хранительница знаний. Я — это все, что осталось.
Кристо подумалось, что это самый чертовски отважный ребенок, какого ему доводилось видеть. Она не плакала, не колебалась. Никакой слабости. Только сила.
Она отошла от пламени и посмотрела на Карину.
— Она твоя дочь?
— Да. Ее зовут Карина, — он приложил руку к груди. — Я Кристо.
Девушка склонила голову.
— Селестия.
— Ты можешь ей помочь? Ты медикус?
— Я послушница и мало умею во врачебных искусствах, но меня кое-чему учили.
— Если я смогу довести нас в безопасное укрытие, где можно будет залечь, пока это все не уляжется — ты поможешь ей?
Селестия кивнула.
— Тогда я знаю одно место, но чтобы туда попасть, нам придется вернуться в город. Надеюсь только, что оно еще стоит, — произнес Кристо и двинулся поднять свою дочь. Они направились на запад, к Святому Тупичку.