Они вошли в туннели через старый слив, бредя по мерзкого вида воде, полной трупов грызунов. Громадная сеть, словно артерии в теле, пронизывала грязное подулье Нижнего Стока и уходила за его пределы. Здесь воняло, воздух имел приторный запах от канализационной жары и выхлопа колоссальных подземных генераторов. Это были древние механизмы размером с приземлившийся звездолет, и их гул напоминал голос некого первобытного духа из глубин земли.
Моргравия не верила в подобную чушь. Ей не требовались дикие истории, чтобы убедить себя в наличии сверхъестественного. Она знала, что оно существует, вот только ее собственный опыт не выглядел какой–то романтичной сказкой. Там были кровь, ужас, гибель миров. Это она знала. Навсегда. Цена профессии. Знать секреты, хранить секреты, учиться жить с ними. Тех, кто не справлялся, ждали безумие, смерть или проклятие.
Она задумалась, жертвой чего из этого станет сначала. Возможно, это уже произошло.
По крайней мере, зуд в теле поутих, хотя и не исчез полностью, словно существо дремало — спало, пока его опять не разбудят. Когда она вошла вслед за Хел в зев слива, внутри забурлили старые воспоминания о бедолаге Ошанти, умиравшем сидя у стены, и о двух пулях в его пистолете. Моргравия скривилась при этой мысли, подумав о судьбе, на которую она его обрекла.
Ее натриевый фонарь рассекал темноту, и она поняла, что это не те же самые туннели, но почти наверняка часть более обширной сети, ответвление. Культ действовал здесь? Она не помнила, но проходы казались знакомыми.
— Хел, почему мы здесь? — спросила Моргравия.
Хел шла впереди по щиколотку в илистых стоках, однако скользила во мгле, издавая мало шума. В вязкой воде покачивались бледные трупы, похожие на коряги. Они вздувались от разложения, от сгнивших зубов остались черные пеньки, а на месте глаз зияли провалы. Многие были слишком крупными и человекоподобными для грызунов.
— Когда чума усилилась, они расслабились, — произнесла она, не оборачиваясь и не сбавляя шага. — Я ждала, как грач на жердочке. Бледные меня здесь не беспокоили. Я умею быть неподвижной, когда захочу — неподвижной, будто мертвые. Я наблюдала, и в конце концов они показались, открыто ведя свои поиски в темноте и сырости. В забытых местах.
Моргравия не стала задумываться о том, как жутковато это прозвучало.
— В этом… подземелье?
— Да. Холодные, красные глаза, — продолжила Хел. — Клинки вместо конечностей и металлические тела. Охотники. Машины-убийцы. Как я. Их послали отыскать это. Я нашла его первой.
Моргравии в зловещих техноцветах вспомнилась стычка перед тем, как они добрались до здания участка. Звяк, скрип. Звяк, скрип. Песня мясника. Красная ненависть.
Моргравия крепко зажмурилась, прогоняя картину.
— Ты не машина, Хел.
Убийца остановилась, слегка наклонив голову вбок.
— Но разве я не инструмент, Мама? Созданный для конкретной задачи. Иными словами, машина?
Моргравия вспомнила, что говорила эти слова в точности так, как их произнесла Хел. Приступ раскаяния оказался тяжелым.
— Ты служитель Императора, — приободрившись, сказала она.
— И я хорошая?
— В Его и моих глазах ты праведна.
Похоже, Хел задумалась.
— Прости, что так долго искала тебя, Мама, — произнесла она, двинувшись дальше. — Мир внизу больше, чем я думала, и у него острые зубы.
Моргравия бросила взгляд в тени, гадая, что там прячется, и что все это предвещает. Равновесие возвращалось к ней медленно, тяжело. Не имея всей своей памяти, она чувствовала себя голой, незащищенной.
— Сейчас все это не имеет значения, — пробормотала она, и мысли ее опять вернулись к ворочающемуся внутри паразиту, а также к вопросу, придется или нет Хел убить ее, пока тот не вырвался на свободу. — Отведи меня к тому, что нашла.
Она подняла глаза на искривленный потолок. Низкие своды поблескивали от конденсата, напоминая влажные кости грудной клетки. Путь уходил в темноту, в шепчущую пещеру, где слышались голоса и шевеления в сумраке. Ботинка что–то коснулось, и Моргравия глянула вниз. Это была челюстная кость, плывущая в пене из черного пепла. Вместе с ней двигались и другие кости: палец, кусок черепа, фрагмент таза. Жуткий мусор, плавучее свидетельство массового убийства.
Хел тоже это заметила и обнажила меч, скрежетнув сталью по коже.
— Уже почти пришли… — произнесла она.
Без спроса пришло воспоминание — о маленькой девочке, стоящей перед храмом, отдав свое имя во имя долга; о запахе дождя; о том, как за ней закрылась дверь, и о слезах, что были потом.