Сепультурум

Глава XXIII Спрятанное в теле

«Мул» двигался на север. Пассажиры хранили похоронное молчание, а повторяющееся дребезжание металла грузовика как будто оплакивало их горе. Здание участка превратилось в лишенную света высокую тень на заднем плане. Они были рады покинуть его проклятые стены. В нескольких милях впереди пролегала граница, от которой было еще несколько миль до ворот в верхний улей. Моргравия наблюдала, как Меагр вновь погружается в сон, словно все ужасы отошли зализать раны. Возможно, впрочем, те просто затихли и ждали. На краю обзора все еще бродили сгорбленные фигуры, слишком далеки и слишком медленные, чтобы о них волноваться. Меагр никогда не был богатым местом, но теперь он принадлежал бледным.

За рулем сидел Перегонщик. С момента выезда из участка он отмалчивался, что было для него нетипично. Барак, из–за ран получивший возможность передохнуть, урывками спал сзади, положив голову Яне на плечо. Рядом, с достоинством отстранившись, сидела Маклер, вглядывавшаяся в тени за окном, где проносились неровные силуэты костяков поселения. Она держалась за запястье своей изуродованной руки, как будто сам факт такого пожатия мог смягчить боль от сплавившихся пальцев.

— Этот кошмар… — проговорила Маклер. Ее голос сзади звучал чуть громче шепота.

Яна шевельнулась, но Барак продолжал спать.

— Он поглотит это место. Я чувствую в воздухе… страх. Он сведет нас всех с ума. Быть может, уже свел.

Яна наклонилась к Маклеру и успокаивающе положила ей руку на плечо.

— Имей надежду. Мы живы. Если сможем добраться до границы, то…

— Это неважно, — произнесла Маклер и повернулась к переднему ряду. — Вот она знает.

Моргравия подняла глаза, но не ответила. Ее кожу покалывало, словно в качестве реакции на сильный жар, однако в кабине было холодно. На лице проступили капли пота, и она смахнула их рукой в перчатке.

— Она знает, что будет дальше, — продолжила Маклер, — если это не прекратится. Они все сожгут. Такие, как она. Чтобы спасти тело, отсеки конечность. Разве не так? Очищающее пламя? Никто не пройдет через ворота живым. Они этого попросту не допустят.

Исходившая от нее горечь была так же физически ощутима, как и жар, пощипывавший горящую кожу Моргравии. Инквизитором начало овладевать ощущение вторжения, как будто в тело вгрызались насекомые. Она сдерживала себя лишь усилием воли. Сердце застучало в груди, ее накрыло приступом диспноэ. Горло сжалось, каждый нерв саднило и жгло. В глазу вспыхнула боль, словно в радужку вогнали горячую иголку. Ее воля не выдержала, будто дамба, капитулирующая перед яростью бушующего потока. Она сдалась вместе с ней.

— Выпусти меня… — прохрипела она. Голос так срывался, что его было едва слышно.

Перегонщик слегка повернулся на звук, но он ее толком не услышал.

Моргравия задыхалась, судорожно выталкивая наружу воздух и будучи едва в силах вдохнуть снова. Она вцепилась в переднюю панель грузовика, чем наконец–то привлекла внимание Перегонщика.

— С тобой все в порядке? — поинтересовался тот, искоса глядя на нее, но по большей части продолжая следить за дорогой.

Вдалеке вырисовался старый шахтерский район, заброшенный и весь пропитанный ощущением грядущей беды. Грузовик ехал по основной дороге, которая проходила насквозь. Обветшалые башни и склады приближались.

— Выпусти меня, — повторила Моргравия громче. По телу разливался огонь. Что бы ни спрятали внутри нее, оно пробивалось на волю.

Перегонщик нахмурился.

— В этой глуши? Тут ничего нет.

— Проклятье, сейчас же! — закричала Моргравия. Желудок сжался от бурного позыва к рвоте.

Грузовик свернул и остановился на клочке местности, поросшем кустарником.

Она вывалилась наружу, наполовину выпрыгнув, наполовину выпав, и ее стошнило на землю. Сплевывая остатки, Моргравия ожидала что–то увидеть в рвоте — некое жуткое свидетельство скрытой внутри нее болезни. Перед ней плескалась зловонная лужа извергнутой жидкости, но она в основном представляла собой скопление желчи. Та обжигала горло, горячая и едкая.

После опустошения желудка ощущение не прошло. Внутри чувствовалось шевеление, будто что–то нащупывали хирургическими инструментами.

— Дайте мне секунду… — произнесла она, задыхаясь от боли внутри, и нетвердым шагом пошла к полуразрушенному остову мануфактории, озаренному светом фар грузовика. Ей нужно было отойти, скрыться с глаз, подумать несколько минут, понять. От здания остался только первый этаж, но Моргравия заметила помывочный блок — старый, неиспользуемый, но еще целый. Она направилась туда.

— Инквизитор? — спросила Маклер, после чего открыла дверцу и вышла наружу.

— Какого хрена происходит? — спросил Перегонщик.

— Оставайся у грузовика, — велела ему Моргравия, более ничего не сказав.

Маклер двинулась следом за ней.

Перегонщик высунулся из окна.

— А ты–то куда идешь? Нет времени разбредаться.

— Не припоминаю тот пункт, где уплаченные мной деньги дают тебе право задавать мне вопросы, — отозвалась Маклер и зашагала прочь.

Перегонщик выругался и запалил очередную сигару, глядя ей вслед.

Узкий мостик пересекал рабочую траншею, уходившую ко входу в мануфакторию. Какие бы добытые из земли руды здесь ни перерабатывали, их запасы давным-давно иссякли. Здание было темным и холодным, словно задутая свеча зимой. В воздухе держался запах промышленности. С мануфактории вынесли все, имевшее хоть какую–то ценность, и она будто саваном покрылась пылью. На аспидно-серых стенах были намалеваны эмблемы банд. Пол устилали следы недавно горевших костров. С потолка свисали цепи, напомнившие ей петли. Они легонько раскачивались туда-сюда, позвякивая при столкновениях.

Помывочный блок был пристроен к основному зданию мануфактории и состоял из нескольких небольших ячеек. В каждой имелась раковина, зеркало и кран с водой. Стены были выложены грязными белесыми керамическими плитками. Войдя в одну из кабинок, Моргравия почувствовала, как сердце грохочет, словно тяжелая артиллерия. Вспыхнула боль, по телу бежало ощущение стремительного перерождения. Она сжала себя с боков, надеясь удержать внутри то, что как будто пыталось протолкнуться наружу. Глаз жгло, поэтому она зажмурила веко, включила старую натриевую лампу над раковиной и вцепилась в ту, как было в казарме.

Медленно и размеренно дыша, она стала повторять мантру.

— Разум, не имеющий цели, забредет в темные места…

Она напомнила себе, кто она такая, что она из себя представляет, несмотря на постоянное ощущение разобщения личности. Ее воля — все. Она видела бездну и не дрогнула. И понемногу, но уверенно Моргравия обрела спокойствие. Дыхание стало легче, сердце вернулось в более естественный ритм.

— В этом дело?.. — раздался голос позади нее.

Это была Маклер, шедшая за ней от грузовика.

— Рана, полученная в участке, только и всего, — произнесла Моргравия, но не обернулась и не стала смотреть на собственное отражение.

— Так себе ложь, — сказала Маклер. — Слыхала я и получше.

Моргравия ощутила, как в теле шевельнулся отголосок зуда, и сжала кулаки.

— Чего ты хочешь?

— Хочу знать твой секрет. Зачем ты здесь вышла?

— Я узнаю секреты, а не разглашаю их.

— Должна сказать, я была заинтригована, — продолжила Маклер, словно Моргравия ничего и не говорила. — Инквизитор, которому нужен несанкционированный псайкер. Сперва я решила, что это, наверное, ловушка. Вот почему я привела друга.

Моргравия облизнула губы, поразившись тому, как они пересохли. Она почувствовала привкус желчи и скривилась от едкости.

— Но ты говоришь не об Аруме Перегонщике.

Выражение лица Маклера стало кислым. Моргравия увидела это в зеркале, попутно с облегчением обнаружив, что на нее глядит ее собственное лицо, а не что–то другое.

— Он наемник, как ты и сказала, — снова заговорила Маклер. — У Святого Тупичка имелась определенная репутация. Я посчитала, что может понадобиться дополнительная защита.

— А тот шифр, который ты ему дала?

— Бесполезен. Мне просто нужно было, чтобы ты поверила, будто у меня есть партнер, способный дать тебе то, что ты хочешь.

— Стало быть, ты собиралась меня предать.

— Разумеется.

— И его тоже.

— Ему уже заплачено. Он ничего не теряет.

— Так почему ты здесь на самом деле? Не чтобы узнать мой секрет. Чтобы поделиться своим, так ведь? — она обернулась с бесстрастным лицом. — Эмпат — это ты.

На миг между ними повисло молчание — промежуток нерешительности, которому предстояло навеки изменить их взаимоотношения.

В конце концов, Маклер предпочла сдаться.

— Как давно ты знаешь?

— Я не была уверена, пока не увидела клеймо. Это ведьмина метка. Старая. Насколько я понимаю, ты сбежала от преследователей. Кто это был — местные ополченцы, охотник за головами?

— Ни то, ни другое. Просто люди. Ослепленные страхом и ненавистью. Мелкие умишки, которым хотелось навредить тому, чего они не понимали, ведь так они ощущали себя в большей безопасности. Я их убила. После того, как они меня заклеймили. Выпотрошила их разумы, превратила в пустые оболочки. Потом я скрылась и обрела некоторый покой в Меагре. Занялась своим ремеслом и стала известна как Маклер. Справлялась неплохо. Я хорошо умею узнавать, чего хотят другие.

— И теперь за тобой опять охотятся.

Маклер горько улыбнулась.

— Я была… неосторожна. Следя за обстановкой, я услышала, что крючок уже заброшен. Я не лгала, когда сказала, что завела много врагов.

— А если это я? — безразлично поинтересовалась Моргравия. — Что, если ты и есть та причина, по которой я здесь?

Та снова криво улыбнулась.

— Ты здесь не из–за меня, и мы обе это знаем. Более вероятно, что это…

В тишине помывочного блока внезапно раздался выстрел.

Моргравия инстинктивно выхватила пистолет, но затем увидела красный цветок, раскрывающийся на одеянии Маклера. Или Эмпата. Это уже не играло роли. Та медленно припала на одно колено, а потом улеглась на бок, судорожно хватая ртом воздух.

— Как я тебе и говорил, — донесся из тени голос Арума Перегонщика, — не все обязательно те, кем кажутся.

Он медленно появился из сумрака, словно призрак. Обаяние оставалось при нем, но теперь оно сочеталось с чем–то жестоким и алчным.

— Будь добра, брось эту пушку, — произнес он, качнув оружием в ее направлении. — Ты мне нравишься, инквизитор, но не настолько. И в отличие от этой умирающей на полу ведьмы, я не из доверчивых.

Моргравия подчинилась, и ее тяжелый стаб-пистолет с глухим стуком упал наземь.

— Ты за ней охотился, — сказала она, вставая между Перегонщиком и его целью.

— Не лично я, но я взял контракт. Люблю подбираться поближе к добыче перед тем, как нажать на спуск.

— И она все это время была у тебя под носом.

Как и он был прямо передо мной, а я его прозевала.

— Признаюсь, это малость обидно, но я не знал Эмпата. Как она выглядит, где прячется. Никто не знал. Это–то меня и заинтересовало. Впрочем, я знал ее Маклера. Она показывается на виду. Полагаю, род занятий вынуждает. Я держал ухо востро, нашел того, кто вел поиски, — он кивнул в сторону Моргравии, — и предложил свои услуги наемника.

— Кто тебе вообще теперь заплатит?

— Найду участок, который выплатит гонорар. Если нет, отыщу ее запасы. Это не должно быть особо сложно. По моим прикидкам, там хватит все покрыть. Маклер была богатой женщиной.

— Она еще жива.

— Это ненадолго.

— Я не могу позволить тебе убить ее.

Лицо Перегонщика исказилось в притворном недоумении.

— Не пойму, с чего бы это у тебя был выбор, учитывая, что пушка в руке у меня, а твоей убийцы с черепом вместо лица в округе не видать. К слову, она — это что–то. Никогда не встречал никого, кто бы вот так убивал. Где ты ее нашла? А, ну да, — он укоризненно погрозил самому себе пальцем, — ты ведь не помнишь, верно? Не представляю, на что это должно быть похоже. Ты мне симпатична, правда, но мне нужно выполнить контракт, и я бы хотел это сделать, пока отсюда еще можно выбраться. Так что… если не возражаешь.

— Не могу.

Перегонщик коротко вздохнул и раздраженно прикусил губу.

— А как насчет такого. Я позволю тебе получить от нее все, что надо, а потом ты пойдешь своей дорогой. Я получаю гонорар, ты получаешь свою память. Никаких минусов.

— Не. Могу.

Он выругался.

— Да она уже наполовину мертва. Упираясь, ничего не добьешься. А теперь отойди, чтобы я мог ее прикончить. Тебе нет причин умирать.

Моргравия не сходила с места. Она чувствовала зуд, сильный и неотступный. Внутри нее что–то медленно разворачивалось — нечто пробуждалось, реагируя на угрозу.

— Я служитель святого ордоса, — с трудом выговорила она, пытаясь унять зуд, но тот нарастал, распространялся шире и усугублялся: красный сон вдруг снова обрел реальность.

режут разъединяют кости переделаны заменены металлом поршневыми клинками шестернями красными как кровь кабели и провода словно вены

— И у меня нет желания таких убивать, — сказал Перегонщик. — Но я убью.

— Ты навлечешь на себя гнев Инквизиции… — задыхаясь, выдавила она. Кончики пальцев жгло, она чувствовала, как сквозь них проталкивается что–то острое.

— Сомневаюсь. Не будь им на тебя насрать, они уже были бы здесь, — произнес Перегонщик, который, похоже, не замечал проблем Моргравии.

Она пошатнулась.

Это последствие расколотого разума?

Он продолжал говорить.

— Этот город катится в пекло. Решат, что ты погибла вместе с ним.

Она моргнула, и поверх зрения наложилась зернистая красная дымка. По радужке побежали потоки данных, фокусировочные кольца расширялись и сжимались. Оценивали, измеряли.

— Я могу привести к тебе Хел… — проговорила она, пытаясь не упасть и балансируя на грани.

— Ты так ее называешь?

— Только в лицо, — произнесла Моргравия, бросив взгляд в тень у него за спиной. Испугавшись, что позади него стоит воплощение смерти, Перегонщик развернулся вполоборота и отвел руку. Ровно насколько требовалось.

Моргравия бросилась на него, ее мономолекулярный клинок рассек воздух, превратившись в размытое серебристое пятно. Она услышала пистолетный выстрел и почувствовала, как что–то сжалось в боку. Броня поглотила большую часть удара, но пуля достала до плоти. За первым выстрелом последовал второй, но еще до того, как дуло успело полыхнуть, Моргравия рукой оттолкнула ствол в сторону. От попадания разлетелась плитка. Вторая рука полоснула ножом, пропоров на пыльнике Перегонщика неровную красную полосу.

Он выругался.

— Поверить не могу, что повелся на это, — прорычал он, все еще силясь прицелиться в инквизитора. — Должно быть, ты мне действительно нравишься.

Он дал очередь, но та прошлась по стене. Снова посыпались осколки разбитой керамики.

Моргравия вбила колено ему в живот. Охнув, Перегонщик выронил пистолет и выхватил второй. Обливаясь кровью, он выстрелил, и Моргравия вскрикнула — пуля зацепила ее плечо. У нее в руках уже не было оружия, и когда автопистолет выпал из онемевших пальцев Перегонщика, тот осознал, в чем причина. Мономолекулярный клинок был воткнут ему в грудь по самую рукоятку.

Нет, это был не нож. Тот лежал на полу, забрызганный кровью. Она его уронила. Клинок вырос из тела Моргравии. Ее пальцы разошлись и соединились в длинную металлическую пику.

Клинок скользнул назад, металлический язык втянулся, словно обладал разумом. Перегонщик отшатнулся и выплюнул немного крови. Врезавшись в раковину, он осел на пол, раскинув согнутые ноги и уронив руки по бокам. Он хрипло дышал через рот, на коленях собралась кровавая лужа. Его изумленные глаза расширились, и лицо исказилось в чистом, бездумном ужасе. Он потянулся к отсутствующему пистолету, а затем рухнул и больше уже не шевелился.

Моргравия застонала и схватилась за руку, в ужасе глядя на окровавленную металлическую шпору, которая необъяснимым образом составляла одно целое с ее телом. Ей овладело ощущение неустойчивости, похожее на миг дезориентирующей невесомости перед падением. У нее закружилась голова, и она повалилась на четвереньки. В животе что–то раскручивалось. Издавая тонкий, бессловесный крик, она пыталась ползти, а в ее сознании проступал калейдоскоп образов, которые врезались друг в друга, будто разрозненные волны. Красный сон… каждое нарушение, каждая пытка и каждое посягательство на ее плоть сталкивались и перестраивались…

Сливались.

В воздухе резко пахнет химической дезинфекцией и железом, мясом и холодом. Проступает лаборатория. Вокруг стола, на котором она лежит, собрались фигуры в рясах. Они увешаны клинками: скальпели, пилы, дрели и горячие красные лучи. На вид они чужеродны, механистичны. Она — живой объект вскрытия, распяленный для эксперимента. Ее кожа оттянута, обнажены органы. Быстро и аритмично пульсирует сердце. Оно блестит в прохладном воздухе, словно мясистое яблоко, к которому добавили артерии. Только через несколько мгновений она понимает, что оно принадлежит ей. Пара легких тяжело и сбивчиво расширяется и сдувается, они тоже ее. Расколотые и разведенные ребра впускают захватчиков внутрь. Они явились рассекать, резать, вырывать и отделять. Безликие хирурги, существа из металла с мельчайшей толикой плоти, пощелкивают и жужжат. Они вынимают кости и части ее внутренностей. Из нескольких чаш рядом поднимается пар и исходит зловоние бойни. Общаясь между собой, хирурги издают серию отрывистых скрипов и взвизгов, перемежаемых шипением помех. Разобрать их язык невозможно, он оставляет лишь ощущение крика: неблагозвучного, хриплого, лишенного эмоций крика. И она понимает, что тоже кричит — от ужаса, пока на нее опускается красная пелена агонии, а внутри, будто холодный лед, укореняется ощущение совершаемого ими над ней надругательства. Пока ее переделывают. А хирурги режут и переговариваются, глухие к ее смятению; холодные и безразличные, словно пустота. И в сумраке над ней нависают два красных солнца, а затем наплывает чернота, и все остальное теряется.

Она почувствовала вкус грязи и осознала, что ее лицо прижато к полу. Моргравия поднялась: медленно, пробуя силы. Страшась того, что увидит, она посмотрела на свою руку, однако там снова была плоть, хотя вокруг предплечья и в промежутках между пальцами тянулись тонкие полоски засохшей крови. Словно застежка-молния, или лепестки цветка, сомкнувшиеся на закате. От неопровержимой реальности произошедшего ее как будто ударили кулаком, и она с трудом подавила малопонятное чувство, будто разваливается на части.

Моргравия стиснула свое плечо, прикусив губу от боли, вызванной пулевым отверстием. Это придало ей сосредоточенности, появился якорь, за который можно было зацепиться. Он отогнал смутное ощущение ужаса, которое поднималось в горле, словно желчь. Травма вызвала реакцию. Тень, окутывавшая ее память, чуть-чуть разошлась, пропустив толику откровения, однако ответы так и не пришли.

Она увидела Эмпата, лежавшую в луже крови, и подползла к ней. Моргравии хватило одного взгляда на рану в груди, чтобы понять, что Эмпат при смерти. Псайкер протянула к инквизитору руку с дрожащими пальцами. Она открывала рот, распахивая и закрывая его в тщетной попытке заговорить. Моргравия взяла ее за руку, но Эмпат отдернула кисть и с трудом попыталась коснуться лба инквизитора.

Теперь уже тоже дрожа, Моргравия наклонилась вперед и закрыла глаза. Она почувствовала ледяное касание изморози и спазм электрического разряда, и запертые кладовые ее памяти раскрылись и получили свободу.