Сердце бездны

Пролог

Глубоки пропасти на дне Времен. Не счесть миров, упавших туда и затонувших в забвении. Не найти во Вселенной следа тех планет и людей. Выкрикни их имена к тебе не придет даже эхо.

И только в час, когда шевелится Мироздание, ты внезапно видишь непонятные тени, слышишь звуки, умершие миллионы лет назад. Всмотрись, вслушайся в них ибо это то, что лежит под всеми безднами Небытия…

Холод и багровый, анемичный свет звезды. Ее стариковский, неряшливый шар хозяйничал и на экране, и в полупрозрачных, фиолетовых стенах крошечной каюты. Внутри их темной глубины нескончаемо двигалось множество низких, ленивых протуберанцев.

В черном, словно стеклянном кресле застыл невысокий, хрупкий человек. Видимость жизни ему дарило только дрожание разреженного воздуха — побочный и несущественный эффект от работы генераторов защитного поля.

Впереди человека были звезда и провал Космоса; позади — пульт личного компьютера и крошечное пространство до маленькой, герметической двери.

Невесомость, гравитационные генераторы отключены. Металлопластик кресла и пола чуть заметно изъеден вездесущей здесь радиацией. Той самой, что очень давно выжгла пигмент из кожи и волос сидящего. Алн Озр, Командор Дальнего Десанта Галактической Координатории, была у себя дома — то есть на рейдере «Взгляд Тьмы». То, что звездолет находился далеко от цивилизованных (то есть освоенных Координаторией) планет, только увеличивало нормальность ситуации.

Тревога возникла неожиданно, немотивированно. Совершенно ясно, что ее причиной была не эта солнечная система, которую экипаж сейчас изучал по заранее запланированным верхам. И тем более не недавняя авария. Повышенный выброс излучений в главном энергореакторе корабля уже прекращен, все системы отрегулированы. Фон на борту постепенно уменьшается, радиация самостоятельно утекает в вакуум.

Но что-то происходило — Озр чуяла опасность очень ясно. Командора уже не интересовала даже недавняя авария — повышенный выброс излучений в главном энергореакторе. Корабль перестал быть накопительным резервуаром для радиации и т. п., никто не умер — значит, порядок. Фон постепенно стабилизируется, как бы плохо ни пропускал излучения корпус[1].

Командор была стара, очень стара — для Десантника. Она поставила абсолютный рекорд живучести, в четыре с половиной раза превысив лимитную пятерку[2] — тот рубеж, который не могли изменить уже в течение нескольких веков.

Озр верила своему нюху, а не внешней логике обстановки. И поэтому спешно пыталась разобраться в блеклых сигналах интуиции.

Внезапно пришло ощущение, похожее на прикосновение медленного, призрачного дыхания.

Командор по-кошачьи спрыгнула с низкого кресла, сразу же оказалась в углу каютки. Глаза ни на долю секунды не отрываются от двери. В руках — аннигилятор. Черный, полупрозрачный, землянину он показался бы изящным сувениром из стекла. Оружие было сорвано с предохранителя еще в самом начале прыжка, и сейчас искусственная ладонь, напичканная рецепторами осязания, ощущала, как нагрелась его рукоять — это энергия начала циркулировать по всем системам аннига.

Воздух внезапно как бы растекся по тысячам кривых, дергающихся лунок-зеркал. В каждом из них отражались крохотные киборг в черном и звезда в коростах пятен.

Жесткое, молодое лицо Озр оставалось неподвижным, равнодушным.

Рядом комкалось, кривилось само пространство. Правда, не смертельно сильно — но объем каюты менялся постоянно, стены то оказывались у самого носа, то отбегали.

Зеркала разом потускнели, выцвели. В каждом из них стремительно конденсировалось почти человеческое лицо.

Потом все изображения гостя начали сливаться в одно, дико искаженное и от этого вообще уж мало на что похожее. Каждый его участок — отдельное зеркало дрожал и дергался по своей прихоти.

Стабильными были только глаза, упорно ищущие взгляд Командора.

Десантник не допустит проявления чувств, свидетельствующих о слабости поэтому облегчение не проскользнуло даже в зрачках Озр. И тем более не отразилось на прицеле аннига. Раньше подобные визиты обходились без последствий, но…

Командор, казалось, смотрела мимо гостя. Пространство чуть-чуть успокоилось, и лицо стало дергаться поменьше. Зато возник какой-то оптический эффект, и на его «кожу» легла шевелящаяся смесь красно-серых лучей. Показалось, что визитер освежеван и успел подгнить.

Пустой, хрустящий голос прошептал — и слова были странно отчетливы в смертельном для нормального человека воздухе рейдера[3]:

— Ты опять за свое… Не дерись с богами. Командор, не надо…

Озр, люто жалея о бесполезности оружия, нагловато усмехнулась. Голос продолжал:

— Ты ничего не понимаешь… Скажи, что ты понимаешь о том, куда лезешь… — хрустело в ушах.

Командор стояла все так же молча, с той же улыбочкой, не сместив прицел даже на долю микрона.

— Все равно все ваши поступки бесполезны… Поступки всех людей, а ты даже не человек. Кривые зеркала внезапно, дико дернулись, сливаясь в одно. Лицо на долю секунды стало невероятно отчетливым, словно полностью прорвалось в каюту. Но тут же превратилось в бело-зеленый, склизкий на взгляд ком. Тот исчез внутри последней судороги успокаивающегося пространства. Синхронно с этим по нервам резануло — и сразу же пропало ощущение смертельной опасности.

Озр выждала полсекунды. Пожала плечом — атавистический жест. Поставила анниг на предохранитель. Ее психика успокоилась одновременно с концом визита.

Если не научишься отсекать то, что уже ушло в прошлое, — свихнешься.

Завыл сигнал вызова. Озр коснулась массивного кольцевого кристалла браслета связи — на правом запястье. Выслушала рутиннейший рапорт о составах литосфер немногих безжизненных планет системы.

ОН всегда появляется внезапно. ОН не связан с какой-либо из известных структур Космоса — типом звезд, интенсивностью полей и т. д. ЕГО посещения, как правило, не переживает ни один звездолет. Но Командор видела ЕГО около десятка раз.

Что-то мешало ЕМУ вломиться к ней по-настоящему. Озр одно время чуть не сошла с ума от усилий понять причины этого. Но не смогла и послала к чертям все подобные вопросы.

Бездна[4] не рассчитана на человеческие мозги.

В сад сестры осень еще не пришла. Через тяжелую, готовящуюся умирать зелень виднелся красно-синий полицейский атомокар. Артур Истомин, мгновенно отключив автоводителя, на недозволенной скорости проскочил через еле-еле успевшие раскрыться перед его машиной ажурные ворота, чуть не врезался в клумбу с неестественно голубыми георгинами.

Из дверей виллы выскочил пожилой сержант в коричневом комбинезоне, что-то заорал. Артур откинул колпак, перепрыгнул через бортик своего «форда». Полез в карман и, путаясь в гладкой шуршащей ткани, достал удостоверение капитана космофлота:

— Я брат хозяйки. Пропустите.

Полицейский хмыкнул, как-то странно посмотрел на Артура — словно не мог понять, сочувствовать этому человеку или издеваться над ним. Но только молча махнул начинающей усыхать загорелой рукой, отошел к кустам роз.

Пустой кремовый коридор. Гостиная. Сегодня здесь не было обычного полумрака, и поэтому коричнево-золотой, «плюшевый» интерьер казался театральным. Хмурый майор глядел на выключенный пейзажный экран — сейчас тот был просто окном, в котором качались ветви, плыли серо-лиловые облака, виднелись туманные, кажущиеся нереальными небоскребы городского центра.

Сестра сидела в кресле, равномерно постукивая ногой по пластмассовой мозаике пола. Ей не было дела до полуобнаженного сына, жмущегося в противоположном углу, посверкивающего оттуда лихорадочными коричневыми глазенками. Врач в снежно-белом комбинезоне только-только кончил снимать с него липкие серебристые ленты датчиков и аккуратно, спокойно укладывал их в сумочку с приборами.

Все, кроме сестры, обернулись на шаги.

— Вы родственник? — Вопрос майора был сух, почти злобен. Артур опять протянул удостоверение. Полицейский смазал документ взглядом, пробурчал, полуобернувшись к врачу:

— Готовьте представление в детдом. Этот, хоть и дядюшка, все время будет шляться…

— И на каких основаниях вы собираетесь производить подобные действия? Голос, как ни странно, вполне слушался Артура, и даже интонации оказались почти вежливыми.

— Ваша сестра Анна Сергеевна Захарович попадает под статью 3-46/5-2 Уголовного законодательства России. Преступление против личности ребенка. А точнее, — профессиональная маска равнодушия чуть-чуть не исчезла с лица майора, — она вколола своему сыну ДОНР. Это вещество необратимо разрушает мозг, так что парень всю жизнь будет полудебилом. И хорошо, если «полу».

Артур смолчал, только бешено глянул на полицейского. В голове все путалось, было совершенно неясно, что надо делать и говорить. Врач, снимая белую, паутинную перчатку, махнул ею в воздухе:

— Да не мы… Она сама объяснила мальчишке все про ДОНР — как только сделала ему укол.

Слава, и так слишком маленький для своих одиннадцати лет, сейчас вообще казался дошкольником-верзилой. Он даже не плакал — а просто жался к своему компьютеру. Бывший отличник, бывшая гордость секции юных программистов…

— Анна… Зачем…

Она повернулась. Как всегда, аккуратно накрашенная, одетая в тяжелое и длинное, чуть ли не средневековое платье, очень шедшее к ее густым волосам, таким же коричневым, как комната или одежда. Улыбнулась:

— Так было надо, Арт. Я поняла, что так надо. Зрачки женщины походили на два куска пыльной черной пластмассы.

— Они не понимают. Но ты должен осознать…

В комнату без стука вошли два широких, высоченных человека в белых врачебных комбинезонах. На рукавах — красные «П». Психиатры, младший персонал.

Им не пришлось применять силу — Анна была спокойна и равнодушна. Ее можно было есть заживо — она и тут, наверное, не отреагировала бы. Только сейчас Артур понял, что его пальцы дрожат — быстро, холодно; что он зря, глупо сердится на полицию, а крутящееся в голове слово «Сумасшедшая!» истинно не как ругательство…

Захотелось то ли проснуться, то ли напиться.

Из секретной документации Интерпола:

«…за пять месяцев на Земле отмечен 2041 случай, связанный с необратимыми разрушениями ЦНС и мозга несовершеннолетних. Виновниками неизменно являются родители, впрыскивающие своим детям нейролептические препараты, чаще всего ДОНР, ГР-5, ГР-3. 315 пострадавших умерли в нейробольницах, не перенеся либо завышенной дозы препарата, либо его самого как полностью несовместимого с биохимией их организмов (270 человек погибли от нейролептических ядов, 45 — от наркотиков). 89 % жертв — дети с одаренностью выше средней. 100 % родителей имеют ярко выраженный восприимчивый тип нервной системы и повышенную гипнабельность; 52 % — деятели искусства, 48 % — деятели науки; 23 % составляют люди, достаточно известные в своих кругах, в этот же процент входит 9 % имеющих широкую планетную популярность (все проценты даны в округлении).

Основные эпицентры данной преступности (регионы, где за рассматриваемый период имело место меньше десяти случаев, в нижеследующее рассмотрение не включены, и данные по ним не влияют на нижеприведенные проценты — таким образом, из рассмотрения выпадает 29 фактов): США — 39 %, Европа — 36 %, Республика Россия — 15 %, Япония — 7 %, Южная Америка — 3 %. В данном контексте несколько неожиданно, что за государствами, являющимися зонами концентрации «выкачанных умов» (США и Европа), следует Россия, страна среднего развития. Для Японии, учитывая ее небольшое население, 7 % от общего числа преступлений составляют очень значительный показатель. Удивительно, что бурно развивающийся в области промышленности и прикладной науки Южно-Американский материк дает такой низкий суммарный процент. Но в основном можно принять следующую рабочую гипотезу: существует зависимость преступлений от технико-культурного уровня развития региона (в Китае и Индии, несмотря на их густозаселенность, наблюдаются соответственно 5 и 2 случая).

Имеется и показатель, полностью совпадающий с приведенной выше процентной лестницей, но сам по себе являющийся достаточно сомнительным, — речь идет о пресловутом уровне духовно-интеллектуальной активности (см. материалы XVI пленума идеалистически-философской конфессии «Возрождение»). На деятелей самой конфессии, проживающих в разных странах, падает 49 % от общего числа фактов, что может быть весьма симптоматично. Но я не в состоянии связать расплывчатые и нелепые идеи «Возрождения» и его логическо-мировоззренческий аппарат с происходящим. Отмечаю только, что, ввиду недостатка информации, не следует слишком поспешно заявлять об ответственности этой организации за эпидемию принудительной дебилизации. Надо уточнить, что в семьях по-настоящему выдающихся представителей науки и культуры (для их выявления и среди популярных, и среди известных только специалистам людей были привлечены квалифицированные независимые эксперты) вышеозначенных преступлений не совершалось; основная масса прецедентов (70,8 % от общего числа) падает на не особо выдающихся, но стоящих выше среднего уровня работников науки и искусства (соответственно 47,6 % и 52,4 % из числа, вошедшего в 70,8 %). Очень мало захвачены (суммарно 0,6 % от общего количества преступлений) средняя, а также ценящаяся только по паблисити прослойки интеллигенции. На специалистов нижнего уровня приходится 28,6 % случаев (70,3 % — наука, 29,7 % — искусство, процент взят от 28,6 %).

Учитывая, что на Земле за адекватный срок, предшествующий анализируемым пяти месяцам, было отмечено только 203 случая аналогичных преступлений (процентный расклад по тому периоду см. доклад A-VII/5427-5), считаю необходимым очень серьезно исследовать выявленные закономерности. Сам я, напоминаю еще раз, не обладаю знаниями, необходимыми для достоверного психологически-социального анализа причин.

Данных по орбитальным поселениям и по Лунным колониям не имею и настоятельно прошу открыть доступ к ним либо мне, либо кому-то другому.

Аналитик Ромашка-47».

Виза на докладе (отпечатана на карманном принтере, нет ни ручной, ни компьютерной подписи):

«А-1 Только для служебного пользования.

Замеченную Ромашкой-47 корреляцию с конфессией считать случайной, так же как и прочие отмеченные корреляции. Все это противоречит теории разумного материализма, след. — совпадения».

Кода «А-1» вполне хватило для того, чтобы машины качественно похоронили доклад в спецархиве Интерпола. Вдобавок буквально через день после появления процитированной визы начался очередной скандал, связанный с коррупцией среди высших чинов Международной Полиции. Скандал оказался необычайно громким, а в самый его разгар случился непонятнейший, невозможный пожар в спецархиве этого ведомства[5].

Доклад превратился в не идентифицируемый пепел. Ромашка-47 еще до этого при вполне невинных обстоятельствах попал в аварию атомокара и стал ало-белой, чуточку радиоактивной лепешкой. Еще два человека, знавшие о материале (но не читавшие его), заболели неизвестно как подхваченным в-энцефалитом[6] и в результате получили неизлечимую и тотальную амнезию.

В правительство США данные о «деле детей» поступили от некоего предприимчивого репортера голографвидения, умудрившегося добраться до высших чинов ФБР и передать собранную информацию именно им. Этот «герой» охотно подставил свой рот под большую пачку денег, а также занял предложенную ему неофициальную должность в Бюро.

Новости о потерях потенциального «ментального капитала» страны сильно обеспокоили президента — человека, выросшего в весьма суеверной семье. Поэтому, не волнуясь по поводу соответствия мнений науки и картины преступлений, он додумался до «гениального» хода и немедленно связался с Кремлем. Там втихомолку похихикали над Белым домом — вначале. Потом какой-то придворный ученый в полупьяном виде, на пари, сумел втиснуть под эти факты научную базу.

Раз было доказано, что эти факты имеют право на существование — отношение к ним тут же изменилось. Вашингтон получил согласие Москвы через три дня после той исторической вечеринки с «девочками» и пари.

Президент США был доволен — он не посылал своих сограждан в лапы Дьявола, получая информацию за правительственные деньги. Значит, скорее всего на следующих выборах можно будет козырнуть не только интуицией, но и гуманностью.

И его русский коллега был удовлетворен: страна получала приоритет!

Таким образом действие с Земли перенеслось в Космос.