Сердце бездны

Глава 6. Безумие углубляется

Нина сорвалась на крик. Но это не помогло. Озр только холодно напомнила о дисциплинарном взыскании за неподчинение капитану. Серж уловил иронию в словах Командора, но не понял, к чему она относится. Рагозина хотела схватить Артура за руку, насильно развернуть в нужном ей направлении — но получила полупарализующий заряд от Десантника. Внешне это выглядело так: Нина внезапно вздрогнула, обмякла, ее движения стали сонными, вялыми. Казалось, что она сейчас упадет.

Озр приказала Игорю и Сержу нести их начальницу (Командор не намеревалась показывать им свою истинную физическую силу). Те, мрачные и полуиспуганные, повиновались без энтузиазма или возражений.

Группа двинулась дальше. Со старпомом Озр решила разобраться чуть позже, а пока окутала ее тем же полем, что и Игоря.

Она не предусмотрела одного: ТОЙ силе было хлопотно и малополезно освобождать из «плена» пилота. Но Нина была много полезнее его, а главное, находилась на контакте гораздо дольше — то есть «выпутать» ее из полей-охранников было много проще.

Если в таких неясных обстоятельствах страховаться от всего — будет невозможно даже шагнуть. Но плата за неизбежно упущенное так же неизбежно серьезна.

Прозрачный полдень, лежащий на пыльных травах около кораллового леса, внезапно помутнел. В спины ударил исполинский невидимка — и земляне, не удержавшись на ногах, попадали на вдруг возникшие, выветрившиеся и горячие камни. Был пройден еще один туннель между пространствами.

Вокруг сомкнулись черные, шершавые стены ущелья — словно варварская оправа колодца со жгучим светом. Под руками встающих людей шелестели и чуть ли не ломались куски лишайника — бесцветного, очень похожего на земной.

Нина озиралась и дрожала. Ее зрачки расширились от бешенства и страха: «Игрушки, все мы им игрушки!!!» Озр еще раз мысленно просматривала всю информацию о конкретно этом переходе.

За миллисекунду до него нигде не было и следа присутствия структур межпространственной связки. То есть кто-то просто выдернул их из предыдущего мира. Хотя такое явление, по идее, должно иметь хотя бы приличный подготовительный период — если поблизости нет готового «отверстия» в метрике.

Командор встретила беспомощный взгляд Артура и спокойно улыбнулась. Пусть считает, что ситуация ей полностью понятна. Не дай Бездна, если еще и у него начнутся истерики.

Истомин, потирая зашибленную кисть, успокоенно кивнул. Этот обмен жестами заметила Нина — что совсем не улучшило ее настроения.

Никто ничего не сказал. Встали (кто падал), отряхнулись, пошли дальше. Двигались так же молча — только изредка хмыкал кибернетик. Он окончательно убедился в том, что все это — пакостный медтест и он, Серж, на самом деле находится где-то не дальше Луны. «Ох, попадись мне эти гениальные сценаристы и кто там еще!» Игорь был равнодушен абсолютно ко всему. Это полное опустошение появилось одновременно с прибытием Рагозиной, и пилот прекрасно понимал его противоестественность, подозрительность. Но не реагировал даже на это: пустота, пустота и безразличие…

Нина споткнулась, схватилась за скалу. Закричала — и ее голос слился с камнями и полднем, утонул в них:

— Стойте! Это бессмысленно! Мы или отказались от их помощи, или позволили им навязать себе условия игры! — Последняя фраза не подходила для крика, слова вырывались в одиночку, нелепые, искусственные.

— Можете оставаться. — Озр даже не обернулась.

Старпом, бело-зеленая от вопиющего нарушения субординации, пошла дальше. Она чуть шаталась, ее ободранные, пропыленные кулаки прижались к щекам. Ей было противно дышать воздухом этого мира — хотя и пахнущим чем-то живым, но таким чистым, какой бывает только в медотсеках. И противно ступать на эти камни, наверняка простерилизованные местным солнцем.

Артур не обратил на эту стычку никакого внимания. Он думал о привале — тот собрались устроить почти сразу после кораллов, и вот… «Хотя скалы лучше «леса». Они много больше похожи на наши, нормальные. А в том рифе планета словно опять издевалась, да, издевалась. Здесь все вроде бы смахивает на земное, но оно — совсем чужое, и значит, совсем не то, что у нас. И еще тот человек… и ТЕ, чужие мысли… Ладно, пусть думает Озр. Я буду думать после передышки. Но ущелье все же уютнее…»

Игорь что-то буркнул про усталость. Но Командору очень хотелось завернуть вот за те камни, у которых разрез в скалах то ли обрывался, то ли заворачивал под прямым углом. Странно, почему здесь не работает дистанционка?[75] Похоже, физику этого мира надо бы подлечить в психбольнице.

Нина что-то пробормотала про тупик впереди. Артур отреагировал очень вяло, думая о том, что в довершение всего ему еще сильно захотелось пить. Или хотя бы уйти в тень. Это киборгам все по фигу.

Наконец все оказались в густой, чуть ли не колодезной тени черных утесов. Тут разлом в горах развернулся более чем под прямым углом и одновременно резко сузился.

За поворотом оказалась не только тень — на огромном, полусъеденном временем камне стоял человек. Его освещал чуть ли не единственный луч, сумевший пробраться на дно ущелья. Незнакомец был худ, высок. Лицо по-земному загорелое, неподвижное. Белая одежда до пяток чуть шевелится под пальцами ветра и кажется сияющей, выкрашенной самосветящейся краской.

Человек молча и без улыбки поклонился, указал вперед и отступил в тени скал, сразу словно провалившись в них. Озр опять притворилась, что ей все понятно, и сделала вежливый местный жест кистью — то есть приняла приглашение.

Стена была неровной, как больная кожа, и смятой, как бумага. За ее очередным выступом начиналась чуть ли не вертикальная лестница, вырубленная в камне. Идущий вторым Артур включил нагрудный фонарик. Его свет оказался тускло-красным, то есть батарея могла окончательно выдохнуться в любую минуту.

Абориген выждал и пошел сзади, за спиной Игоря. Босые ноги легко, бесшумно ступали по скатившимся сверху, острым от свежих сколов камням. Для постороннего наблюдателя (способного хорошо видеть при таком освещении) процессия смахивала на конвой: впереди бесстрастная легкая Озр, сзади тоже бесстрастный и легкий незнакомец, а посередине четверо недовольных, усталых людей.

Короткие, узкие ступени были почти сплошь покрыты слоями колючего, чудом живущего здесь лишайника. Землянам, несмотря на их спецтренировки, приходилось помогать себе руками. Вначале все опирались за шершавый, пересушенный камень по бокам лестницы, но скоро обнаружилось, что удобнее держаться за верхние ступени.

Под перепачканными, уже немного разодранными пальцами постоянно чувствовались специфические углубления — лестница была истерта не только ногами, но и руками людей. Слабый фонарь почти не помогал, а сверху летела кое-как видимая, но хорошо осязаемая пыль. Ее вжимал в лица сухой, игольчатый ветер. И приходилось закрывать глаза, отворачиваться, двигаться ощупью.

Земляне, и без того уставшие, скоро начали задыхаться. Этот подъем был курортным только для Озр. На полигонах Десанта приходилось карабкаться по полностью отвесным, отполированным стенам — и все это время гравитация менялась скачками, нерегулярно обрушивались термические и прочие удары — или стену начинало выгибать, трясти, как от эпилептического припадка…

Незнакомец сзади просто шел, и все. Но, в отличие от Командора, тоже постоянно придерживался за ступени.

Из-за противоположного края ущелья вынырнуло слепящее солнце. Оно било в спины, но даже это было слишком ярко для глаз, отвыкших от него за время бесконечного подъема. Артур окончательно зажмурился — чтобы не видеть ни болезненно-желтых лишайников, ни черных камней, обманчиво (или действительно?) непрочно застывших на склонах.

Конец наступил неожиданно. Лестница рывком расширилась, а верхние ступени оказались кольцами двух базальтовых змей, поднимавших головы у края верхней площадки. Кольца были выпуклыми и поэтому предельно неудобными для ног. Все выбоины в них заделаны чем-то черным и твердым, видимо, некогда бывшим жидким. И вдобавок над самыми головами людей наклонились каменные пасти с еле-еле высунутыми растроенными языками.

Земляне немного отошли от края площадки, успокаивали дыхание и пытались вытереть пот рукавами — забыв, что наружный слой комбинезонов отталкивает жидкость. Озр быстро осматривалась, почти не поворачивая головы.

Пустые глазницы змей смотрели со слепым равнодушием тысячелетий. Солнце. Чистота, тишина и разреженный воздух. Маленькая треугольная площадка сжата выветрившимися стенами из базальта, сходящимися друг с другом. В высоте небо взрезает ослепительно белая вершина.

А сзади — ущелье. Пропасть.

Почти на месте стыка скал в камне была высечена небольшая дверь. Ее закрывала традиционная штора из белого шелка. Легчайшая ткань волной лежала на светло-желтом каменном «паркете», покрывавшем всю площадку. «Паркет» новый, не истертый шагами. Внешний «дизайн» обстановки был вполне во вкусе Командора. Впечатление от этого места портило лишь ощущение присутствия чего-то нехорошего, сильного. Оно пропитало горы, как вода — губку, и невольно хотелось, чтобы «губка» побыстрее «высохла».

— Я могу сесть и не встать? — Шутка Сержа прозвучала предельно плоско. Да и сам он поблек, словно вылинял от пота.

Проводник, до этого молча стоявший в тени одной из змей, неожиданно заговорил. Его голос был глубоким, опять же бесстрастным:

— Пойдемте к настоятелю.

Нина покраснела, сощурила глаза. Ее, потомственную материалистку, разозлила необходимость встречаться с монахом — пусть и впервые в жизни, пусть и с инопланетным. Частично оправившийся Артур заметил эту реакцию и нахмурился. Последние часы он абсолютно не узнавал старпома — ее словно подменили на даже черт не знает кого. Обо всем этом следовало поговорить с Командором, но сейчас не хватало времени: провожатый опять пошел вперед, и надо было двигаться за ним, стараясь не шататься от усталости.

За шторой шел невысокий, широкий коридор — он, похоже, был выжжен в базальте. На стенах поблескивали наплывы, напоминающие волны непрозрачного черного стекла. В медных подставках горели белые, бездымные факелы, под ногами шуршали циновки. В стороны отходили двери — проемы, завешанные тем же белым шелком. Из-за некоторых занавесей шел свет, местами на шелке двигались человеческие тени.

Артур прикинул, сколько энергии надо для создания таких скальных «хором». Даже по земным меркам, получалось многовато. «От кого все это осталось монахам?!»

Коридор раздвоился. Тот ход, в который они свернули, очень быстро закончился поворотом, за которым висела неизменная занавеска. Проводник отдернул искрящуюся в неровном свете ткань и, придерживая ее волны, отступил в сторону.

Это была маленькая, очень чистая комнатка, освещенная сразу двумя факелами. После полутьмы коридора она казалась светлой. Мебели, по местному обычаю, совсем не было — Артур даже не смог определить, в каком углу спал хозяин. Если тот, конечно, спал здесь.

У стены, напротив двери, спокойно стоял невысокий, стройный человек без возраста. Загорелая кожа, тот же неизменный белый шелк одежды. Озр, в отличие от своих компаньонов, определила, что он, как и проводник, принадлежит не к той расе, с которой они общались до появления в ущелье. Только земляне способны не замечать слишком узкие лица с непропорционально широкими скулами, почти круглый разрез глаз, таких же черно-зеленых, как и у всех жителей этого конгломерата планет.

Человек улыбнулся и указал рукой на пол. Жест был непринужден, элегантен, и его повторили две слабые тени на черных стенах.

— Меня предупредили, что вы придете. Добро пожаловать.

Голос мягкий, немного печальный. Гости по примеру хозяина сели на циновки, вобравшие в себя холод камня. Наступило молчание и разглядывание. Первой — и очень скоро — не выдержала Нина:

— Кто вас предупредил?!

— Они просили не говорить вам, так как вы все равно не примете объяснение и только станете еще более недоверчивы и испуганны. — Настоятель доброжелательно, спокойно улыбался.

Старпом напирала все агрессивнее:

— И вы, конечно, не скажете, зачем вас просили быть вежливым с нами, не объясните, зачем мы здесь, да?! Заманили сюда…

На лице хозяина отразилось недоумение — по мнению искушенных землян, слишком уж искреннее для истины. Только Озр прикинула, не может ли это поведение быть естественным.

— Вас никто не заманивал. И вежливы мы со всеми, об этом нас никто не просил. А зачем вы здесь… Мне этого не открыли. Когда я спрашивал у Старших, они сказали, что вы зададите этот вопрос, и не смогу скрыть от вас правду, если буду ее знать. Старшие говорят, что сейчас вы откажетесь от правды и этот поступок очень сильно вам повредит.

Озр спросила с церемонной улыбкой:

— Но кто эти Старшие? И всегда ли они говорят вам истину? К тому же место вашего храма плохо…

Настоятель улыбнулся Командору с неожиданной теплотой:

— Старшие — это Старшие. Те, кто взрослее нас. Больше я не могу сказать, так как вы неверно истолкуете их сущность. И из-за этого непонимания вы можете сознательно разорвать свою связь с ними. А о месте храма… вы умеете видеть без глаз, гостья.

— У нас нет никакой связи! — очухавшаяся от неожиданности Нина зло глянула на Сержа, толкнувшего ее под бок. А кибернетику очень хотелось знать, что еще напридумывали авторы этого медтеста.

— Есть, но слабая. И любое конкретно направленное недоверие порвет ее окончательно, лишив вас необходимой защиты. Старшие сообщат мне о вас все, что будет этичным рассказать, — но когда вы уйдете. Они так обещали, и они всегда выполняют обещанное.

Пока Нина кипела, Озр решила оставить безнадежную тему:

— Но почему вы не оставляете этих пещер?

— Врач необходим там, где болезнь, а не где здоровье. Но он тоже может заразиться… — Боль, по-детски глубокая, мелькнула в глазах настоятеля.

Артур постарался уточнить самую необходимую, на его взгляд, вещь:

— Значит, мы беспрепятственно можем уйти отсюда? — От окружающей обстановки Истомина тянуло на книжные или устаревшие фразы.

— Разумеется, но это не будет мудро. Вас привела сюда судьба. Если она хороша — бежать от нее глупо. Если плоха — с ней надо встретиться в поединке. Тех, кто хочет скрыться от него, рок догоняет очень быстро и бьет очень страшно. От зла не спрятаться, его можно только победить.

Нина очень громко фыркнула. Артур, не считаясь с этикетом, сильно ткнул ей в спину, но старпом не отреагировала. Настоятель наклонился и с печально-обеспокоенной улыбкой попытался заглянуть в глаза землянки — но та отдернула взгляд, как руку от раскаленного металла. И уставилась в пластиковую пряжку на своем ремне.

— Мы сами выбираем свою жизнь и отвечаем за этот выбор. Особенно сильно мы платим за то, что позволяем себе путать вершины и болота…

Нина оборвала настоятеля:

— Мы не философы, а ваши рассуждения далеки от необходимого нам. Мы хотим только уйти от вас. Мы можем уйти? — Она чувствовала, что эти слова ставят всех их в унизительное, зависимое положение. Но не могла сдержаться. Нина чувствовала свой пот — словно под комбинезон налили ледяной, липкой жидкости. И самое главное, она ощущала, как где-то в глубинах сознания ворочается мертвенно-осклизлая Власть. Та Власть, присутствие которой раньше она никогда не могла осознать из-за блоков в восприятии (в нормальном состоянии она не помнила ничего из своих падений к ТОМУ). Но сейчас эти барьеры были сняты, и… Нет, не описать. Такое можно понять, только испытав самому, — но лучше никогда не испытывать его. Больше всего сейчас Нина хотела вышвырнуть из себя эту Власть. Но… Та слишком срослась с ее душой.

Повелителю старпома было неприятно присутствие данного монаха — и это чужое ощущение передавалось Нине. К тому же многие нынешние проблемы старпома проявились в присутствии настоятеля; а раз так… Гораздо лучше думать, что ощущение контакта с Властью — галлюцинация, насланная этим проклятым, треклятым человеком, нет, не человеком, а выродком, инопланетным выродком!

— Уходите хоть сейчас.

От бешенства Рагозина рискнула взглянуть в глаза настоятеля. И ее нервы переполнила разрывающая боль, такая сильная, что не давала пройти по ним ничему, кроме себя. Только из-за этого Нина не закричала, не скорчилась от этой муки. Даже не могла отвести взгляд.

Настоятель сразу заметил ее состояние. Помрачнев, поспешно начал глядеть в пол:

— Но, наверное, вам лучше поужинать и выспаться. Скоро ночь, а в наших горах она пробуждает много недоброго.

— Мы с удовольствием воспользуемся вашим гостеприимством. Благодарим. Озр, не вставая, вежливо поклонилась, коснувшись лбом циновки.

Нина охнула, вздернула голову и закричала, вложив в крик всю свою боль:

— Почему здесь решает не капитан?! Капитан, почему ты не командуешь?!

— Мы остаемся здесь. — Артур для большей убедительности чуть ударил кулаком по полу.

— Ты… слушаешь ее… ее… — Если бы не стресс Нины, эта сцена стала бы много длиннее и безобразнее. Но сейчас на нее у Рагозиной просто не осталось сил.

Озр и Артур поднялись на ноги, за ними встали остальные. Старпом двигалась отупело, чисто механически, и чуть шаталась.

— Вас проводят в ваши кельи, друзья. Спокойной ночи. — Настоятель прошел с гостями несколько шагов, как бы случайно догнал Командора и почти неслышно шепнул: — Эта женщина очень плоха. Жалейте ее и остерегайтесь. Она под властью Того. — Настоятель сплел пальцы в охранном жесте. — Тот имеет много силы в этом месте. Но не бойтесь.

— С нами Старшие!

— Спасибо, я о многом знаю.

Командор благодарно улыбнулась. Ей нравился этот человек — несмотря на его мистические бредни, за которыми, возможно, скрывается что-то реальное — и скорее всего истинные хозяева Планеты Врат. (Кстати, может быть, у нее, как и у Земли, несколько групп хозяев?) Так что если Старшие действительно помогают ей и ее людям, то это очень неплохо.

Но если Старшие лгут? И чего они хотят? А от этого зависит еще один вопрос: как они поведут себя дальше? В любой запутанной ситуации полезнее всего полагаться только на себя и избегать сомнительных помощников.

Командору помешало разорвать связь со Старшими только одно: она уверилась в том, что без необходимой информации сделать это невозможно. (Впрочем, если бы этот контакт нес в себе чувство близкой опасности, Озр приложила бы к его уничтожению гораздо больше усилий. А так… Гипотетические хозяева планеты пока — просто еще один вероятный член бесконечного множества тревожных возможностей.)

Настоятель поверил Старшим, Озр поверила настоятелю. Все идет так, как рассчитано. Командору сейчас будет хотя бы немного легче — ведь в уравнении этой ситуации появилось неизвестное, разбивающее фатальность происходящего. Если неизвестное смертельно — это уже ничего не ухудшит. А если спасительно?!

И Озр действительно перестала готовиться к неминуемой смерти, осознав одну странную вещь: в этой ситуации нет даже единственной действующей в Бездне гарантии — гарантии смерти.

Но нет и гарантии жизни.

Утро было неотличимо от вечера — тот же свет факела, спокойно горящего на стене. Тишина. Правда, факел явно успели поменять — он был гораздо длиннее, чем вчера. Артур зло, символически сплюнул на пол. Только этого не хватало проспать весь приход постороннего! Он поднялся с циновки, ежась от холода, быстро натянул комбинезон. И почему здесь не изобрели одеяла?!

По каменному «косяку» двери вежливо постучали.

— Да.

В келью вошла невозмутимая Озр. Ее правая рука висела на перевязи из какой-то желтоватой местной материи.

Артур свистнул, рефлекторно поискал несуществующий бластер.

— Кто?!

Киборг беспечно махнула здоровой:

— Потом.

Дверная штора взметнулась чуть ли не до потолка, и ворвался взлохмаченный, еще не до конца протерший глаза Серж. Он был, как всегда, очень активен.

— В монастыре два трупа! Со свернутыми шеями! Пока кибернетик продолжал усваивать только что выпаленную им самим новость и тер глаза, Артур быстро шепнул Командору:

— Кто нападал?

— Не знаю. Никого и ничего не было. Вдруг мой организм разрегулировался. Меня… как вы говорите, выворачивало. Пока я брала контроль над функциями тела, в предплечье вышли из строя местные энергонакопители, и их выброс повредил управление моторикой, внешний дизайн руки. Регенерирую быстро.

Пришла Нина.

Артур кивнул. Паршивое утро. Сейчас еще будет разборка со старпомом.

Рагозина появилась бесшумно. Свет факела отсверкивал в ее тщательно вымытом, не успевшем высохнуть комбинезоне. Вместо приветствия сказала тоном приказа:

— Мы немедленно уходим отсюда. Инга, кто на вас напал?

Озр проигнорировала старпома. Та, все еще частично обессиленная после вчерашнего кошмара, резко глянула на капитана:

— Что все это значит?

— То, что вы под арестом. За недопустимое поведение. — Это был не просто отличный отказ от объяснений и выход из всей ситуации. Артур был обязан сделать это с любым человеком, попытавшимся перехватить власть капитана.

Старпом ошалела. Первая гауптвахта за безукоризненную карьеру!!!

Сержа больше занимали убийства.

— Ну скажи, кто тебе руку сломал, а?

— Никто. Я услышала от монахов о смертях, кинулась к капитану, оступилась и неудачно упала. — Командор говорила совсем серьезно, но в конце позволила проскользнуть легкой иронии.

— И сломала? — Голос кибернетика был разочарованным, даже обиженным.

— Просто сильно зашибла.

— Артур, ты ведешь себя как накачанный наркотиками! Еще, еще немного, и… и я возьму командование, возьму на себя! Немедленно, немедленно уходим отсюда! — Рагозина опять сорвалась на крик.

— Будете командовать с гауптвахты? — Озр даже не смотрела в ее сторону.

Серж начал задумчиво притоптывать ногой: как надо вести себя, чтобы удовлетворить психологов? Наверняка и старпом, и Инга — ненастоящие, фантомы, уж слишком ненормально они себя ведут. Значит, и капитан тоже.

— Выйди и успокойся. — Артур смотрел в пол. Он понимал только то, что ничего не понимает и вполне может пропустить ухудшение ситуации. Так что остается надеяться на Командора.

Озр, в отличие от него, четко знала, что происходит с Рагозиной: это очередной захват.[76]

Второй в их крошечной группе.

Нина в бешенстве вынеслась в коридор. Возвратилась в отведенную ей келью. Почти с размаха упала на циновку, сильно ударилась локтями и лбом, но даже не заметила боли. И разрешила себе разреветься — впервые за все это дурацкое время. Она ревела молча, отчаянно, как когда-то в детстве. Тогда она заблудилась в городском лесопарке, села под сосной и, глотая слезы пополам с конфетами, представляла, как ее раздирают волки или тигры. А сейчас в роли этих призраков оказались вполне реальные монахи. И их настоятель, несомненно, поработил психику капитана!

Тут старпом ультрасовременного планетолета, материалистка, по давней человеческой непоследовательности послала истовую молитву — пусть кто угодно, любые высшие силы помогут, выведут ее из этого страшного монастыря!

И тотчас впала в оцепенение. Перед ее глазами появился квадрат абсолютной тьмы, на фоне которой начали возникать какие-то очень нехорошо знакомые контуры…

Это был первый сеанс контакта, начавшийся по инициативе Нины. А такая инициатива жертвы ломает последние, хлипкие барьеры между человеческой психикой и Некто…

Обряд похорон был прост: монахи прочли что-то вроде нескольких коротких мантр, на кучу ломких и свежих веток осторожно положили два небольших, закутанных в белое трупа. Настоятель обмазал их освященным прозрачным маслом какого-то растения. Затем и тела, и ветви полили нефтью, принесенной в больших бронзовых кувшинах. Под протяжные, спокойные голоса хора к костру поднесли семь факелов.

Моментально ринувшееся вверх пламя не особенно впечатлило землян: голографвизор приучил их к более масштабным и страшным зрелищам. Треск сучьев, кусочки копоти, кружащейся над землей, словно черные снежинки. Неподвижные люди в белом стоят, сложив ладони перед собой. Молчание.

Костер прогорел неправдоподобно быстро и эффективно. Под возобновившееся тихое пение пепел и сажу смыли водой из огромных кожаных мешков — причем работали все, кроме гостей. По лестнице текли в пропасть вначале мутные, а потом чистые струйки. Настоятель провозгласил:

— Ваши тела, оскверненные силой Зла, исчезли. Счастливой жизни в Мирах Душ и хорошего рождения на нашей земле!

И все. Удивительно спокойные люди разошлись. Нина шепнула Сержу:

— Дикари. Даже не понимают, что такое смерть.

Серж пожал плечами. Ему становилось скучновато. Настоятель подошел к Озр. Та стояла около базальтовой змеи и казалась такой же древней, нерушимой, как эта статуя.

— С вашей женщиной очень плохо. Она все опаснее и опаснее, поэтому мы попытаемся сделать так, чтобы она оставила вас. Это единственное, чем мы можем помочь вам.

Командор кивнула. Захваченных Десантников нередко приходилось уничтожать, а предложение собеседника было не менее эффективно, но избавляло от убийства.

Озр посмотрела на настоятеля ясными, безмятежными глазами:

— Спасибо. Только я ничего не боюсь, в том числе и этой женщины.

— Я восхищаюсь вами, каменный человек. — Он склонился в церемониальном поклоне. — Но вам лучше провести следующую ночь у нас же. Даже здесь для вас она будет опасной, а в горах — гибельной. Не стоит самому себе перерезать горло.

— Мы последуем вашему совету.

Настоятель отошел. Озр подумала: к чему он применил эпитет «каменный» — к характеру или искусственному телу?

Следующую ночь в недрах горы ползали нехорошие, беспокойные сны. Они мучили и землян, и монахов. Командор зачем-то, по наитию, погасила факел и сидела в углу кельи, заполненной подземной тьмой. Рука уже регенерировала, и повязка, аккуратно свернутая, лежала рядом.

Базальт и тьма. Чрево мира, чужого и тяжелого.

Шаги по коридору были не по-человечески точны и равномерны — вернее, эта точность и равномерность оставались только где-то в их основе, замаскированной хаосом, — но и тот был уж слишком рассчитан… Короче, земляне не услышали бы в них ничего странного.

— Командор, можно?

Рука Озр, приготовленная к выбросу гравитационного удара, упала на колени.

— Наставник Раэн?! Жив?!

— И да, и нет. Сложно объяснить, Озр. — Раэн прошел в центр кельи, бесшумно сел на циновку и застыл — как все киборги, не делая ни одного из тысяч дрожаний и колебаний сидящего человека. Озр с наслаждением вспоминала только что виденные движения Десантника — их красота была отточена самой Бездной, которая не давала времени на хаотическое и несовершенное, то есть на негармоническое. По сравнению с киборгами люди — неуклюже, роботоподобные существа.

Гость чуть поправил волосы — светлые, как освещенный белой луной снег. На его безукоризненной металлопластиковой форме были все знаки различия Командора Дальнего Десанта.

В последний раз Озр видела его именно таким. Тогда она летала первым помощником Раэна — ее капитана, ее Наставника. Их рейдер, чуть не размытый бурей метрики, спешно «вынырнул» в нормальное пространство — словно подводная лодка, плывущая в сумасшедшем, бурлящем внутри океане, выскочила на сумасшедшую, спокойную поверхность. На ходовых экранах бешено крутился вокруг себя темноватый, светлеющий у полюсов шар — нейтронная звезда, оказавшаяся поблизости. Раэн стоял в ледяном, мертвенном сумраке рубки. Тонкие пальцы чуть касались пульта из темного алмаза. Наставник печально смотрел на Озр — это был первый и последний раз, когда он допустил чувства на свое лицо.

— Мне не надо лететь туда. Но потребность сильнее разума.

— Наставник! Он отвернулся к экрану.

— Я был на «Алой молнии», в том ее полете… Когда мы вышли из Черного Сектора, один из наших превратился в монстра. Он сохранил сознание, молил не убивать его, говоря, что боится не за себя, а за нас, что его смерть откроет ворота каким-то силам… Капитан Лэр согласился — он даже пожал руку Ангу, так звали того Десантника. То есть не руку, а вялое щупальце в потрескавшейся, больной чешуе… Представь: все конечности превратились в щупальца, гнутся, еле держат бесформенный мешок тела, а на шее голова как слизняк; череп мягкий, и она все время меняет форму, в ней словно переливается ртуть… А лицо — лицо человечье… Этот Анг не раз говорил, что если будет изуродован Бездной, то немедленно убьет себя и никогда не будет жить даже тайным уродом, как некоторые… Это слышал весь экипаж — так же как и его последние мольбы… Всех просто передергивало от отвращения. Я только потом начал сомневаться в том, что он говорил это из трусости, представил, какая смелость нужна для такой публичной переориентации… Экипаж сильно злился на капитана, но соблюдал правила и молчал. А тот все жал щупальце… Я тогда в первый и последний раз увидел, что глаза нашего капитана — это как два зеркала Бездны…

Тогда я сильно испугался — ты же знаешь все наши суеверия. И нарушил приказ — уничтожил монстра, чтобы тот не убил нас… Я выстрелил ему в спину, в коридоре, когда рядом никого не было.[77] Думал прикончить и капитана — как зараженного, и знаю, что экипаж понял бы меня… О Бездна! Не прошло даже часа, никто еще не успел узнать о моем поступке, а звездолет внезапно разодрало изнутри. Капитан и Анг умерли очень хорошо, сразу — словно от одного прикосновения к вакууму. Быстрее недесантников![78]

На лице капитана была даже улыбка, представляешь? А другие… Не дай Бездна еще раз увидеть подобное! В кого превращались Десантники, делились, сливались, хуже любых амеб… Не понимаю, как я остался живым. Успел прыгнуть в шлюпку, а там, как и на рейдере, вакуум. Скафандра нет, воздух в кабину не поступает, уже стали окостеневать пальцы, глаза видят плохо… Страшно… Ты первая, кому я рассказываю правду. Все то, что ты до этого знала о гибели «Алой молнии», — моя ложь…

Озр стояла онемев. Она была еще молода — и не верила ушам, слыша, как Командор признается и в трусости, и в том, что нарушил Кодекс!!![79] Не говоря уж о неповиновении капитану…

Раэн обернулся к Озр. В зрачках, обычно непроницаемых, как броня корабля, теперь были безнадежность и страх. Но черты лица сохраняли гримасу бесстрастности.

— Что-то тянет меня туда. Я чую, что это смерть, но остановиться не могу. Прощай. Я не вернусь. Через два часа после моего отлета, бери рейдер под командование. Он твой.

Озр, забыв даже о подобии приличий, расширенными глазами смотрела на своего кумира. Даже попыталась загородить ему дорогу, проклиная то, что на десантных кораблях невозможно заблокировать ни один замок. Раэн, взяв за плечи, осторожно отодвинул ее в сторону:

— Спасибо, девочка. Но это рок.

— Нет рока, нет!

Крик был очень слаб — из-за разреженности воздуха. К тому же необходимость орать не учитывалась при проектировании тел Десантников. Для дальних расстояний существовало вмонтированное в горло радио, но воспользоваться им сейчас не дали вроде бы прочно забытые человеческие рефлексы. Озр впервые почувствовала, как тяжелы сорок два «g».[80] Они словно прижали ее к полу… Раэн неумело, тоскливо улыбнулся и, неожиданно взъерошив ее волосы, быстро вышел. Озр сделала шаг, но остановилась. Кодекс гласил: «Каждый желающий имеет право умереть». И этот фамильярный, до неприличия ласковый жест Наставника… лишь покойник мог так распустить себя.

Раэн взял катер и полетел на нейтронную звезду. Такие высадки — не особо редкое дело, только на этот раз оно было сделано неизвестно зачем. Он прикрепил к скафандру переносной антигравитор — надежный, очень редко отказывающий аппарат, вышел из катера, висящего в паре сантиметров над звездой. Ступил на ее поверхность, колышущуюся под ногами, несмотря на фантастическую плотность своего вещества и рождающую в ответ на каждый шаг всплески тусклого света, который в основном притягивается к полюсам и уже оттуда вырывается в космос. Поэтому за идущим здесь тянется не цепь следов, а слабое переплетение лучей, летящих к двум концам близкого горизонта, за которым горят мощнейшие, невидимые рентгеновские зарева полюсов.

Антигравитор Раэна отказал внезапно (кое-кто предполагал, что Командор сам отключил его). Ноги киборга тотчас слишком плотно прижались к поверхности. И начали впитываться в нее.

Раэн на протяжении нескольких часов медленно, мучительно срастался со звездой. Сознание, как всегда в этих случаях, могло исчезнуть только тогда, когда череп коснется нейтронного вещества и, в свою очередь, начнет растворяться. Боли нет — если мутации не наградили Десантника болевыми рецепторами. Но есть неотвратимость и паралич, от которого не шевельнешь даже веком. Раньше в таких случаях пытались спасать — окружив транспортным полем, обрезали ноги аннигиляционным лучом и поднимали на корабль. Но даже самое мизерное время прямого контакта с нейтронной материей приводило к инфильтрации организма чужими полевыми структурами — и киборг разлагался прямо в лазарете.

А убить Десантника, растворяющегося в Звезде, запрещал все тот же Кодекс.[81] Член экипажа мог идти на смерть, убивать себя — это его право, но никто не смеет сократить чужую агонию, отнять последние — пусть и мучительные — секунды жизни.

Озр нарушила Кодекс. Она слишком явственно представляла, как Раэн мучается там, внизу. Остальным было объявлено, что Командор имел плохие предчувствия и приказал уничтожить себя в случае любых осложнений. Десантники, хмурясь, признали, что эта дилемма не имеет удовлетворительного решения: либо нарушение приказа, либо убийство. Так что ворчание на рейдере ограничилось парой часов, а в Метрополии этим делом, естественно, вообще не заинтересовались. В Бездну идут добровольно, прекрасно зная, что там ежегодно гибнет около миллиона киборгов. (И вообще, Десант — огромное общественное благо, резервация для всяких смутьянов, авантюристов и кого там еще.)

В Координатории не существовало даже родителей, способных возмутиться смертью детей. Мужчины и женщины сдают свой генетический материал в Демографические центры; компьютеры подбирают пары клеток; за два месяца зародыш выращивается в автоклаве — и ребенок отправляется в школу-интернат. Никто не знает, из чьих клеток выращен. В многомиллиардной цивилизации наверняка были нередки случаи инцеста — но за этим никто не следил. Такое тоже никого не волновало.

Примерно через год после гибели Раэна Озр стала Командором.

И вот сейчас убитый печально глядел на убийцу.

— Где ты был? Все эти миллионы лет? Что тогда произошло с тобой, Наставник?

— Я не знаю. — Раэн качнул головой. — Воспоминания обрываются тем, что в меня попал выстрел с катера. Это была ты? — Озр кивнула. — Немногие способны плюнуть на Кодекс, и из таких на рейдере была одна ты. Я очень благодарен тебе за тот луч… А потом я помню, как только что шел по коридору, а также то, что мне надо тебе сказать.

У Озр появилось специфическое ощущение — аналог человеческих «мурашек по коже». Раэн глядел мимо нее и говорил тихо, очень убедительно:

— Ты пожалела меня тогда, а мне жаль тебя сейчас. Не знаю, сколько лет прошло для тебя, но ты выглядишь усталой. — Поднятая ладонь погасила попытку возразить. — Но ты имеешь шанс благополучно покончить с этими проблемами. Через меня говорит некто очень могущественный и хорошо относящийся к тебе. Вспомни, что ты ушла в Бездну почти ребенком, насмотревшись фильмов о подвигах. Но героизм — вещь, выгодная всем, кроме героев. И твоя мечта стать суперменом привела к тому, что ты превратилась в монстра — одного из тех, от которых втихаря шарахалось все население Координатории. Но сейчас не будем говорить на эти сомнительные для тебя темы. Вспомни о другом — в Бездне ты всегда касаешься смерти. Ты ни на секунду не можешь оторваться от этого призрака по-настоящему. А умирать ведь страшно. Я прошел через это и знаю, что говорю. И чувствую: ты отлично понимаешь, как это страшно.

— Я ничего не боюсь, — сказала Озр второй раз за эти сутки.

— Не надо. Здесь ты одна — меня, покойника, можно не считать. Здесь не перед кем выглядеть, пойми.

— Здесь есть я.

— Обманывать себя — это недостойно.

— Я не обманываю.

— Ты не хочешь умирать. Очень не хочешь. — Раэн опять жестом остановил возражения. Озр безразлично, равнодушно усмехнулась. — А у тебя есть шанс жить. Жить без убийственных психических перегрузок. Минимум две трети трупов в Десанте — их результат, ведь в Бездне достаточно дрогнуть не то что руке векам… И ты уже, сейчас — умираешь. Твой мозг — по-прежнему органическая структура, а он вынужден работать, как будто бы тоже стал кристаллическим. Его биология не выдерживает — несмотря на все ухищрения, наступает истощение. И оно одно способно убить через несколько лет полетов…

(Озр с удивлением отметила, что Раэн четко разделил биологические и психические процессы. В Координатории это твердо считалось одним и тем же.)

— Ты исчерпала свой лимит удачи. Ты перенапряжена сверх всяких норм. Пойми. И ты дерешься с тем, кто больше тебя настолько же, насколько галактика огромнее вируса.

— Я проверю эти утверждения на практике.

— Здесь есть не только те, с кем ты испортила отношения, но и те, кто хочет тебя спасти. Они просят только об одном: выйди из этой ситуации. Ты будешь еще десятилетия — подумай, десятилетия! — жить на этой планете, быть для ее людей не монстром, а богом. Или, если хочешь, сможешь уйти в Бездну и когда-нибудь умереть там, в твоем родном мире. Здесь ты погибнешь очень нехорошо, Командор Озр. И рядом не будет никого из Десантников, которые бы восхитились твоим дебильно-мужественным концом.

Через Раэна все время шло что-то отупляющее, обволакивающее, соблазнительное. О Бездна, здесь что, не могут даже чихнуть без психогеники?!

— Ты кончил, Командор Раэн? Теперь говорю я. Я делаю все для себя, а не ради мнения Десанта или кабинщиков. Если я струшу, то буду мерзка себе. А те, кто тебя послал… Как говорят земляне, пусть эти самые Старшие подавятся своей добротой. Командор, почему ты дал им использовать себя?! Как они смели это сделать?

Раэн улыбнулся криво, но вроде бы даже с облегчением:

— Откровенно говоря, я рад провалу своей миссии. Если бы ты согласилась… все было бы исполнено, но, как я чую… Ты сама не понимаешь, до какой степени для тебя хорошо, что ты не согласилась, что я был таким никчемным послом, или ты — таким твердолобым фанатиком. Да, с подобными тебе Он вынужден выполнять условия сделки, но… — Раэн кривил губы, словно человек. Казалось, что из металлопластиковых, дьявольски неотличимых от натуральных глаз вот-вот побегут слезы. — Ты умрешь, но умрешь хорошо, как тот капитан, на «Алой молнии»…

Смех. Тихий, похожий на шорох пластмассовых гранул. Раэн сжался, словно зверек перед ударом. И начал таять, как кусок сахара в чае. Озр поймала его отчаянный, больной взгляд — в нем были мука и зависть, зависть к ней, Озр. Знакомый шелестящий голос, все тот же, что миллионы лет назад, прошептал без интонаций:

— Командор, ты получила предупреждение. Это первая и последняя попытка вытянуть тебя из плохой ситуации. Не хочешь — получишь все сполна. Тебе будет много, много хуже, чем этому дебилу Раэну…

Она с застывшим, словно затекшим лицом искала анниг. Но его и не могло быть. «Что он сделал с Наставником, и что Наставник дал сделать с собой…»

В таком бешенстве Озр не бывала никогда раньше.

Ночь. Почти во всех кельях затушены факелы. Первозданная тьма камня захватила, сжала людей.

Некто продолжает свои игры — но уже не напяливая маску Старших.

Сны. Или не просто сны?

Монах лежит неподвижно, как мертвец. В его мозге хозяйничает спокойный, властный голос: «Ты хочешь власти над миром? Тысяч наложниц? Шелка, расшитые алмазами? Кушанья, рабов? У тебя вполне может быть все это. Если ты запомнишь то, что тебе сейчас говорится, и будешь делать все нужное, у тебя появится желаемое. Ты станешь царем, слуги языками будут очищать грязь с твоих сапог, а это так приятно, приятно…»

Другая келья. Другой монах свернулся клубочком в углу. Тот же самый голос, но кажущийся неподдельно-дружеским, шепчет: «Помнишь, тебя еще ребенком привели в этот монастырь? Как плакала мать, прикрывая лицо широким рваным рукавом такая привычка появилась у нее еще тогда, когда она была служанкой? А отец грязно ругался вполголоса и грозился избить ее за то, что она позорит семью? А через час ты впервые в жизни сытно поел и поэтому на время перестал огорчаться?.. Хочешь маленький чистый дом, маму, братьев? Если ты будешь делать то, о чем я тебя сейчас попрошу, ты очень поможешь мне, и я в благодарность помогу тебе получить и красивую, полную жену, и десяток веселых, никогда не голодающих детишек. Все они будут очень, очень любить тебя…»

В голосе проскальзывали странные, чуть обволакивающие интонации. Человек не смог бы воспроизвести их при всем своем желании — не позволил бы голосовой аппарат. И еще: временами в словах слышался шорох, похожий на шорох пластиковых гранул.

Пока Нина тут, проникать сюда гораздо легче. И Некто пользовался этим. Время для Озр придет позже, позже…