Сердце Дракона. Тринадцатый Том. Часть 2

Глава 1198

Из темного угла вышел Хельмер. Хаджар достаточно хорошо знал демона, чтобы определить по его небогатой мимике и лишь одному алому глазу, что тот был обеспокоен.

— Присмотрись, Хаджар, — костлявый, увенчанный ногтем-когтем, палец Хельмера указал на ледяной саркофаг. — Присмотрись внимательнее.

Хаджар, тяжело дыша, постепенно, по чуть-чуть, опустил меч. И, как бы это не было больно внутри груди, где лезвиями кинжалом плоть терзало рассеченное сердце, он еще раз посмотрел на ледяную темницу.

Только на этот раз его взгляд не застилала кровавая пелена.

И теперь, вместо ледяного саркофага, он увидел… все тот же саркофаг. Но тот не лежал на земле, а был приподнят над ней почти на метр. Держался же он за счет тончайшего, сравнимого по толщине с шелковой нитью, стебля. От него, прозрачного и почти невидимого, отходили лепестки, которые и свивались в бутон саркофага.

Листья служили его подножием, а короной — прекрасный узор. Столь же прекрасный, как само происходящее являлось олицетворением животного ужаса.

— Что… это? — слова давались Хаджару тяжело.

Ему хотелось рычать.

Рвать.

Впиться в глотку тому, кто это совершил.

Зверь, спящий внутри, которого удалось задушить годами в Седенте и месяцами в этой глухой деревни, начал просыпаться и разворачивать свои кольца.

— Очень редкий цветок, — Хельмер подошел ближе и встал вплотную к Хаджару. — настолько редкий, что сам я его видел лишь дважды в своей жизни.

Цветок… простой цветок, который смог сковать жизнь, энергию, волю и даже душу Аркемейи? Да будь он хоть простым Небесным Солдатом, то для этого потребовалось просто невероятное количество силы.

— Он называется — Ледяной Скорбью, — продолжил демон. — он выращен в пепле мертвых воинов, вспоен слезами матерей, не дождавшихся детей и обвеян скорбью отцов, переживших своих чад.

Мысли закружились в голове Хаджара. Он понимал, куда клонит Хельмер, но не хотел этого признавать.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил, вместо этого, он.

Просто потому, что в сердце еще теплилась надежда. Надежда на то, что все обернется иначе. Что его глупая авантюра, в итоге, не обернется ценой, которую он не будет в силах заплатить.

— Ты все хорошо продумал, Хаджар, — Хельмер провел ладонью по “крышке” саркофага. — ты спрятался в Седенте, ожидая, что тот, кто сидит в тенях покажет себя… он не показал. И тогда ты решил сам себя проявить. Согласился отправиться в поход с Аркемейей. Почему нет… напомнить о себе той силе, что дергает тебя за ниточки.

— Это не может быть он… просто не может…

— Не может почему? Потому что — он бог? Ты ведь полагал, что я тебя дергаю, так? Или, может, сам Князь. На худой конец — фейри. Но точно — не боги.

Хаджар промолчал.

Не было смысла говорить.

Хельмер был прав.

— Помнишь старину Моргана? — Хельмер убрал ладонь обратно под свой хищный плащ. — он заплатил за свои интриги всем, что у него было… ты же решил, что тебе будет нечем платить и поэтому чувствовал себя свободным, но… Безымянный Мир зиждется на тонком равновесии. Ты ведь не думал, что именно Аркемейя, та, кто несколько раз пыталась тебя убить, окажется твоей второй половиной. Тем, что дополняет тебя. Делает целостным. Закрывает те дыры в душе, которые ты успел открыть. И, точно так же, ты — закрывал её. Но там, в Седенте, ты не бездействовал. И потому сила закрывала на тебя глаза — ты все еще действовал в её интересах. Опасность пришла тогда, когда ты решил, что освободился из-под её влияния. Когда выполнил то, что для тебя было уготовлено. Увы, ты ошибался.

Хаджар опустился над саркофагом. Он вглядывался в зеленые глаза, ставшие темными из-за льда, закрывавшего их.

— Это чувство глубже любви, Хаджар. Любовь — лишь способ жизни продолжать себя. Хитрость природы. Не более того. Реакции в твоем мозгу — механизмы тела. То, что было между вами с Аркемейей, то, что происходит между адептами — глубже, древнее, могущественнее. Это не любовь.

Хаджар повернулся к демону. Алый глаз все так ж светил из-под прорези широкополой, серой шляпы.

— Ты был здесь… — вдруг понял Хаджар. Увидел это так же четко, как и самого демона. — ты все видел… — меч сам собой лег ему в руку. — почему… почему ты ей не помог?!

Хаджар не помнил, как он оказался на ногах. Не помнил, как Синий Клинок лег не плечо Хельмеру так, что лезвие прикоснулось к серой, словно мертвой, коже на шее эмиссара самого Князя.

— Потому, что, Хаджар, я не мог вмешаться, — ответил, все тем же скорбным, искренне сожалеющим тоном, демон. — Это даже не Законы Неба и Земли. Как эмиссар одной из четырех сил, определяющих существование Безымянного Мира, я не имею права вмешиваться в жизни смертных.

— Но…

— Напрямую, — перебил Хельмер, уже зная, что Хаджар припомнит все те случаи, когда Хельмер оказывал влияние на происходящее. — и за редкими исключениями, как в случае с тем Лидусским генералом, который отринул свою человеческую суть.

И действительно. Хельмер уничтожил генерала Лаврийского лишь после того, как тот, как и его сын — Колин, поглотил демонический осколок.

Проклятье.

Это было так давно…

Хаджар опустил меч. Он не хотел верить, но знал, что Повелитель Ночных Кошмаров говорит ему правду. В конце концов, Хельмер никогда не врал. Это делало его, в чем-то, похожим на фейри.

— Ледяная Скорбь растет лишь в саду Дергера, — произнес, наконец, Хельмер.

Слова, прозвучавшие страшным вердиктом. Эпитафией на надгробии, поставленном на той жизни, которую Хаджар уже почти держал в своих руках. Но те оказалось слишком мокрыми от крови врагов и друзей, чтобы удержать её и та выскользнула… утекла…

— Но зачем, — Хаджар все смотрел на лицо Аркемейи. Спокойное. Прекрасное. Она будто спала… — зачем богу толкать меня вперед. Зачем ему давать мне силу, которую я направлю против него же самого.

— “Что ты будешь делать, Хаджар, когда придет тот, кто захочет все у тебя отнять?” — звучало эхом в голове.

— Вспомни, Хаджар, чем была наполнена твоя жизнь? — Хельмер отошел обратно во тьму. Будто дневной свет причинял ему неудобства. — что было в ней, кроме бесконечных сражений и войны. И даже здесь, в глуши, тебе все равно пришлось…

Те бандиты…

Хаджар отпустил их, но лишь затем, чтобы не вершить самосуда. Потому что он не имел на него права. Потому что были те, кто был за это ответственен. Кто имел права.

Верстовые…

— Все равно — зачем ему это. Зачем ему растить себе смертельного врага?

— А кто сказал, что себе, Хаджар. Позволь открыть тебе маленький секрет. Тот Яшмовый Император, что сидит сейчас на троне Безымянного Мира, он — девятый по счету. И, по совместительству, самое древнее существо из всех живущих. Но и он, в свое время, получил право на власть благодаря своей силе. Когда еще не было Черного Генерала, в эпоху до того, как зажглась Миристаль и воспылал Ирмарил, Древние сражались между собой. Древние Духи. Дети Первых Богов. Хотя, слово “битва” этому вряд ли подходит. Скорее бойня. Что-то вроде детской игры в “Царя Горы”, только больших, намного больших масштабов.

— Я все еще не понимаю, куда ты клонишь.

— А ты подумай, Хаджар, — тихо прошептал демон. Будто ронял слова не в разум, а внутрь самой души собеседника. — Яшмовый Император получил свой трон не по праву рождения, не потому, что он самый мудрый, а просто из-за того, что оказался сильнейшим в свою эпоху. Но остается ли он таким по сей день?