Сердце Дракона. Тринадцатый Том. Часть 2

Глава 1178

Глава 1178

Через несколько секунд после крика, на поляне, где разбили лагерь, появился и сам Тополц. Один из самых видных парней в деревне. Говорят, что на глядках к нему каждый год подходило не меньше двух дюжин девушек, но ни у одной из них он не принял браслета.

Сам же он никогда не подходил ни к одной и никому не предлагал не то что браслета, а даже танца.

Поговаривали это было потому, что Тополц любил девочку Горшинку, которая два года тому назад ушла с браслетом подмастерья кузнеца в деревню Шмегн.

По законам старейшин, хранящих уклады жизни, нельзя было уходить с браслетом односелянина. Для этого и существовали глядки, чтобы молодые из окрестных деревень могли приглянуться друг другу.

И с тех пор, как Горшинка стала женой другому, Тополц целыми месяцами пропадал в лесах, охотясь один для себя, либо с группой для деревни.

За это время Тополц из худощавого сына пастуха, превратился в высокого, статного молодого мужчину. Сухого, как тростник, статного, как ель и крепкого, как дуб.

Пермовка не раз видела, как Тополц, для забавы детей, гнул им подковы в рогалики.

И вот этот человек, который для всех молодых Клануда служил олицетворением силы и молодой удали, бежал, стремглав, из леса. Окровавленный, в порезах, он тащил на одном плече Павца, а на другом — Суглана, своих друзей. Таких же умелых, опытных охотников.

Пермовка, выглядывая из-за спины Ругаха, прикрыла рот ладошкой. Слезы потекли у неё из глаз, а животе стало неприятно.

Её затошнило.

У Павца, вместо правой руки, дергался жуткого вида огрызок. Как если влажное бревно переломить на две части. Каждая останется с длинной щепой и зазубринами.

Белая кость, будто псом разгрызенная, торчала из плоти.

Суглан же… Пермовка сперва подумала, что с ним все в порядке, но затем, когда Тополц уложил их за костром, поняла, что нет… не все.

У Суглана, веселого смуглого, вечно что-то насвистывающего парня, не было ног. Из его живота тянулось что-то алое, вязкое и длинное. Оно уходило вглубь поляны и терялось в лесу. Похожее на жилы животного, только более… толстое.

Следом из леса побежали и другие охотники. Кто-то из них — на своих двое, других поддерживали, кому-то помогали.

Многие были ранены, кто-то истекал кровью, закрывая рукой страшны раны от когтей и клыков. У одного не было ступни, и он что-то кричал.

Жуткий запах окутал Пермовку и, не выдержав, освободила желудок от небогатого завтрака.

— Что случилось, Тополц? — серьезным, не дрогнувшим спросил Ругах.

Тополц, скинув с пояса колчан, воткнул перед собой в землю шесть стрел и, опустившись на одно колено, положив сразу две на лоно и натянул тетиву. Так сильно, что затрещал не только ростовой лук, но и его плечи.

Только теперь Пермвовка заметила, что кровь на Тополце, в основном, не его собственная, а других охотников.

— Люто-Медведь, — ответил Тополц.

Ругах нахмурился, а Пермовка почувствовала, как её сердце пропустило несколько ударов. Голова закружилась. Стало нечем дышать.

Простая головешка в руках потяжелела настолько, что её сложно было держать.

Люто-звери… им пугали детей и дозорных на вышках у частокола, если они вдруг засыпали или курили трубки, вместо того, чтобы следить за лесными тропами или дорогой.

Они были куда сильнее простых зверей. Больше. Опаснее. Разумнее и куда как кровожаднее. Поговаривали, что их коснулось дыхание подземных демонов и боги отвернулись от люто-зверей и потому те, порой, разоряют деревни, нападают на охотников и питаются детьми, которые плохо себя ведут.

Последнее, скорее всего, было неправдой, но…

— А где Светлица? — Пермовка заозиралась по сторонам. Молодые мужчины и женщины, в крови и ранах, изорванная одежда и сломанные рогатины, и копья.

Кто-то лежал на траве и тихо стонал. Другие кричали от боли. Лишь редкие единицы из группы в три дюжины, как и их предводитель, смогли поднять свое оружие и направить взоры на чащобу.

— Светлица?! — закричала девочка, но в ответ ей только тишина.

Ругах переглянулся с Тополцем и последний скорбно покачал головой.

У девочки по щекам потекли слезы. Силы оставили её и она упала на колени.

Её сестра.

Старшая сестра, которая заплетала ей косы, шутливо называла рыжей лисицей, которая заменила ей слишком рано ушедшую мать.

Она осталась где-то в том лесу.

Пала жертвой зверя, которого многие считали лишь детской страшилкой. Пусть реальной, но существующей лишь где-то далеко, а если и близко — то в пересудах стариков и как страшилки у костра на глядках.

Мгновения тишины, когда замерли не только охотники, а, казалось весь мир вокруг них, сменились громом.

Так сперва показалось стоящей на коленях Пермовке. А затем она увидела, как ломая деревья, круша их в мелкую щепь, из чащобы выходит медведь.

Размером с небольшую избу, цвета мокрой ржавчины, он поднялся на задние лапы и зарычал, заслонив собой солнце. Обнажив длинные, с ладонь, клыки, он обрушился на костер и разметал его в пыль.

Звери боятся огня — это первое правило, которому учит отец своего ребенка.

Спрячься за огнем, и зверь не тронет тебя.

Но только не люто-зверь.

От них не спасало ни пламя, ни острая сталь. От них не убежать, не спрятаться, не скрыть. Люто-звери это сама смерть, которая идет за тобой до тех пор, пока не утолит твоей плотью свой бесконечный голод.

— Нет! — выкрикнул раненный охотник, но не успел даже копья вскинуть, как две мощные лапы вскрыли его живот быстрее ножа мясника, взрезающего брюхо барану.

Кровь и плоть полетели в разные стороны. Сломанные белые ребра хрустнула ветками под лапами монстра.

Его передние, мощные лапы светились белым узором в виде языком пламени, поднимающихся до самой груди монстра. Как полосы на котах, только более… осмысленные.

— Ругах ты…

— Этот зверь стадии Вожака, — произнес непонятные слова старик; что он имел в виду, под “стадией” и “вожаком”. — Я же лишь на Телесных Реках восьми меридиан. Может смогу его задержать на пару секунд, но не более того.

Телесные Реки… меридианы… что это такое? Пермовка не знала. Но она сейчас была не способна нормально мыслить. Ужас от присутствия огромного зверя сковывал её разум. А мысль о утрате старшей сестры — душу.

— Я попытаюсь развернуть его к тебе, — Ругах шагнул вперед. Пермовка попыталась было схватить его за край плаща. Попросить не уходить. Не оставлять её одну и в ледяных оковах первобытного ужаса, но не смогла ни руки поднять, ни рта открыть. — Всего один шанс, Тополц, что сможешь попасть ему в глаз. Используй стрелу, которую мы с тобой сделали прошлой луной.

Юноша кивнул и вытащил из земли самую длинную и красивую стрелу. На ней, отчего-то, светились, несколько незнакомых Пермовке символов.

Медведь вновь поднялся на задние лапы и, нависнув над бесстрашным Ругахом, взревел.

Его лапы, вдруг, вспыхнули белым пламенем.

— Ругах! — закричал Тополц. — Беги!

Но было поздно.

Люто-медведь обрушился на старика всей своей огромной массой.

Пермовка зажмурилась.

Она чувствовала — вот-вот и старик закричит, но… тишина.

Тишина и какой-то странный ропот.

Пермовка открыла глаза и первым, что она увидела, была женщина такой красоты, что позавидовали бы феи из материнских сказок.