Сердце Греет Холодная Сталь

Глава 15 Сироты Лунной Песни

— Значит КПВ и Марк теперь тоже с ними? — спросил Садовников из команды Яроврата.

— Со всеми потрохами. — вздохнул Себас, оглядываясь по сторонам.

Мужчины втроем укрылись за несколькими пальмами в сторонке от кораблей. Уже давно стемнело, но костры на пляже ещё горели вовсю.

— Я бы к вам перешел в команду, но боюсь меня не поймут. Яр раньше был немного… слишком серьезно воспринимал некоторые вещи. А сейчас он…

— Офеодалился. — взял слово Ментос. — Мы так это называли в Новгороде. А ты, Садовник, не рискуй. Нам главное дотянуть до конца экспедиции. Дальше я обращусь к бывшим коллегам из Особого.

Про бывших Марат Еганов по прозвищу Ментос приврал. Из ос он не увольнялся после драки, а был отправлен с целью присмотреть за экспедицией.

— Если мы дотянем живые и адекватные… — вздохнул Себас. — Те, кто приносят жертвы, как-то меняются. Они сами, может быть, не замечают, но я вижу как у них глаза блестят при виде крови. Мы с вами прошли войну. Многое повидали. Но сейчас люди окончательно идут вразнос. Братки Санитара с одного аборигена вчера заживо шкуру сдирали. А потом в солёную воду кинули. Это уже все… А Ньяль собирается часть эльфов бросить на острове.

— Чё? Серьезно? — возмутился Садовник. — Он вроде как их спасением и прикрывался. Псих ебанный.

— Прикрывался. — подтвердил Ментос. — А теперь… Самые слабые, те кто лишился конечностей, те кому ритуалы плохо выправили мозги — бывайте.

— Бля, их же тут сожрут. Сука как же все нахуй пошло в распиздос. — продолжал возмущаться Садовник. — Вы пробовали его обломать?

— Они типа сами хотят остаться. — пояснил Себас. — Ясно, что они безоговорочно верят Ньялю и Эолу. Скажут те им со скалы прыгать — прыгнут ведь.

— Какие у нас шансы добраться обратно без русалочек? — спросил Ментос. — Если после ухода Ньяля дадим по съебам.

— Думаю, что мало. Ньяль нас может выследить и найти, как зверолюдов. Утопить корабль для его русалок будет как раз плюнуть. Давайте пока не выдавать себя. Время покажет, как карта ляжет.

Ее звали Лафэйра, что на языке ее народа означало Лунная Песня. Ей было семнадцать лет, когда мир сдвинулся и перевернулся. Сначала на них остров прибыл народ богов. Высокое, сильные и странные. С ними на большой лодке приплыли два великих знахаря, поучавшие их и сулившие чудеса. Им сказали отдаться народу богов. Так они и поступили, потому что видели в них силу, которой не знали раньше.

Поступила так Лафэйра несмотря на страх и то, что у неё был муж, а сама она находилась в положении уже месяц. Однако большая часть пришельцев говорила другим языком. И, боясь их оскорбить, девушка уступила. В конце концов они, действительно, принадлежали к некой могучей и неведомой расе. Служили другим богам из далёких земель.

Все прошло не так уж и плохо.

Мир сотряс гром, когда был побежден бог Острова. Тот, кому они молились и кого страшились. Лафэйра узнала, что никто более не станет невестой или женихом бога. То была хорошая новость. Народ других богов уплыл на больших лодках, и должно было наступить благостное время. Но их всех ждала лишь гибель.

Чудовища пришли среди бела дня. Не таясь и не скрываясь. Народ Лафэйры встретил их радушно, но те…

С самого детства всем эльфам Острова внушали, что нельзя вызвать гнев у бога и кого-либо. Подчинись и останешься жив. Покорись, смирись и не копи злобу.

Но в этот раз пощады не было. Чудовища, похожие на прямоходящих зверей, отнеслись к ним словно к добытой птице или пойманной рыбе. Лафэйра смотрела на то, как юношу, с которым их связала судьба, потрошат живьем у костра. Эти существа веселились, вспарывая ему, плачущему и молящему о пощаде, живот, вынимая внутренности и раскладывая их на камнях. В чудовищах не было злобы. Просто они смотрели на народ Лафэйры как на мясо.

Ее саму не убили сразу. Оставили, привязав к дереву, а ночью один из них пришел и овладел ей. Это длилось недолго, но никогда она не чувствовала боли столь ужасной и отвратительной.

До самого рассвета она лежала, чувствуя, как внутри кровоточит истерзанное лоно.

Странно, но Лафэйра выжила. Рука, за которую ее привязали к дереву, потемнела, опухла и потеряла чувствительность. Увидев это утром, чудовища отрезали ей руку, зажарили, накормили своих детенышей.

Странно, но Лафэйра пережила и это. Она сама не понимала почему её тело никак не хочет сдаться. Возможно, где-то глубоко внутри жила ещё безумная, бессмысленная надежда. Только вот на что? На месть? Их народ не знал тогда о такой вещи. С самого рождения их учили смирению.

Но месть пришла.

Народ далёких богов вернулся, истребляя врагов хотя и было уже поздно. Лафэйра знала, что умирает. Существовать дальше не было никакого смысла. Жизнь внутри нее угаса. Почти каждый день живот болел, а из лона сочилась кровь. Ее ребенок был мертв. До рождения уничтожен насилием.

Лафэйре было все равно, когда ее отвели в лес. Там народ богов убил многих чудовищ, готовя жертву. Жертва была принесена. И Лафэйра предстала перед могущественным богом Лесов. Он явился ей, сверкая взором грозным, и показал как устроен мир, а главное насколько он велик. Лафэйра тогда решила, что попробует выжить. И, хотя живот ещё болел, ей стало легче. Среди народа богов был один, что выделялся среди остальных своей добротой.

«Альбрехт».

Она решила, что пойдет за ним, пока у нее остаются силы. Только рядом с ним ужас и боль немного отступали.

Лафэйра страшно испугалась, когда узнала, что Альбрехт пойдет в черный дом на скале. От того места веяло злой силой. Девушка хотела молить его не заходить туда, но так и не решилась. Альбрехт спас ее и многих других. Она не смела перечить ему. Но из черного дома Альбрехт живым не вышел.

Его тело, почерневшее и скрюченное вынесли на плаще.

Тогда Лафэйра поняла, что ей снова незачем жить. Проклятый остров чудовищ забрал у нее все. И в ночь, когда все готовились уплыть, жрец Ньяль предложил ей остаться.

— Прости, но ты не переживешь плавание. — печально вздохнув, произнёс слепой знахарь. — Ты и сама это чувствуешь. У тебя больше нет сил бороться со смертью. Ты даже не видишь причин бороться. Твой ребенок мертв и он убивает тебя изнутри.

— Вы правы, вы мудры. — ответила девушка. — Но я хочу, все же, ещё раз выйти в море. Бросьте меня в воду, когда время придет. Я не хочу быть здесь съеденной.

— Ты ведь чувствуешь сейчас, то что раньше никогда не знала… То, что тебе запретили с самого рождения… — прошептал жрец, притягивая девушку к себе. — Безграничную ненависть…

— Да. — ответила она, сама дивясь своей смелости. Нарушить табу, заложенное с молоком матери.

Хотя чего ей оставалось бояться? Час назад опять шла кровь, имевшая дурной запах. Так пахла скорая смерть.

— Так отомсти им, Лафэйра… — прошептал жрец. — Сгинешь ли ты без следа или сможешь перед этим отомстить? Зависит от тебя.

— Я слаба. Я не смогу убить их, хотя и очень хочу.

— Ты можешь стать проклятьем для них… — улыбнулся жрец. — Для всего зла этого мира. Там…

Ньяль указал рукой в темноту.

— Там есть небольшой грот в получасе пути. Я собираю тех, кто готов остаться и отомстить. Пойдешь ли ты со мной, Лафэйра?

— Мне больше некуда идти.

Молча брели они сквозь ночную тьму за слепым жрецом и его соратниками. Пятнадцать девушек поруганных и умирающих. Пятнадцать потерянных душ. Некому было по ним плакать, ибо родных они сами закопали в песок чужого острова. То, что не доели враги.

Тяжёлая полная луна смотрела на процессию с темного неба.

— Задумывая черные дела, на небе ухмыляется луна… — тихо напел Марк Крысобой. Рядом с ним шли Грани и Эол, сопровождавшие Ньяля. Никто более не знал о их затее. Да и сам Марк точно не понимал, что именно они хотят совершить.

«Месть».

Ньяль немного объяснил какого результата они хотят добиться. Однако поверить в такое было очень сложно.

Слышался плеск воды. Две русалки следовали за ними.

— Это здесь. — произнёс Ньяль.

Они остановились на широком песчаном пляже у скал. Где-то там скрывался проход в небольшой грот, но в темноте разглядеть его было невозможно. Во время прилива пляж затапливало целиком и в грот попадало немного воды.

Вечером Марк, Эол и Грани с помощью нескольких эльфов перенесли туда запас пресной воды, немного пищи, а также оружие зверолюдов. Обсидиановые ножи, копья, луки.

Ньяль осторожно и почтительно извлек ритуальный кинжал с сапфиром. Оружие, посвященное Владыке Вод. Эол достал другое лезвие с изумрудом. Два ритуальных кинжала бледно мерцали во тьме.

— Я отдаю в дар сердце древнего чудовища! — произнёс Ньяль. — Я вырезал его после победы.

Жрец извлёк из сумки нечто размером с крупный плод. Замотанное в тряпку, оно сочилось кровью и вяло дергалось.

— В нем ещё осталась сила его злого повелителя. Да будет оно отдано волнам. Пусть море примет зло и навсегда похоронит его в глубинах своих священных.

Ньяль вручил свой дар русалке.

— То что мы собираемся сделать, вообще имеет хоть шанс на успех? — спросил Марк.

— Я чувствую волю Владыки. — ответил жрец. — Нашими руками он сотворит настоящее чудо. Сотни лет назад Владыка Глубин поднял из крови своей русалок и морских чудовищ. Он разделил владения Моргота. Он запер его. Ни один корабль не мог целым пройти через Серое Море. То было настоящее проклятье для темных. Но русалки не могли бороться со злом за пределами вод… Сегодня мы объявим новое проклятье и скрыться от него злу будет негде.

Ритуал начался. Долго Ньяль и Это что-то нашёптывали, обращаясь к своим покровителям. На берегу моря и у границы леса оба Валар могли слышать их. Владыка Глубин и Великий Охотник.

Мир замер, в ожидании чуда. Умолкли все звуки в тревожной ночи. Ни одна птица не подавала голоса, остановились волны, затих ветер. Лишь шепот и дыхание нарушали божественную тишину.

Марк посмотрел на небо и понял, что звезды пропали, а свет луны померк. Меж деревьев скользили странные тени.

Высшие Силы ответили на зов.

Ньяль сделал несколько шагов в сторону девушек, поднимая над головой сияющий клинок.

— Ваше горе дотянулось до самых глубин морей. — произнёс жрец.

— О ваших утратах и мести шепчут деревья. — добавил Эол.

— Услышь нас Владыка Вод, Властелин Глубин, Улмо…

— Я зову тебя, Великий Охотник, Тот Кто обходит Леса, Алдарон Оромэ!

— Детей погибших, потерянных до рождения, сгнивших в утробе… Верните их своей властью. Вдохните Тайный Огонь в мертвые семена. Пусть загубленное родиться вопреки злой судьбе!

Голоса обоих жрецов громом звучали в безмолвии колдовского действа. Казалось, что земля и море внимали их речи.

Ньяль достал из сумки тяжёлый железный кубок. С ним он пошел к морю и наполнил сосуд морской водой до половины. Эол же принял кубок вторым, добавив в него кашицу из перетертых листьев и трав.

— Все мы, кто собрались здесь перед этими женами… — произнес Ньяль. — Да будем новыми отцами их детей. Одарим отпрысков тем, чем сами сильны. Я поделюсь с ними своей верой и голосам Валар, что слышу.

Ньяль разрезал вену на руке ритуальным ножом, щедро выпуская кровь в кубок.

— Пусть направит их воля богов.

Затем кубок взял Эол. Он также выпустил себе немало крови и гордо объявил.

— Я дарю им свое искусство охоты и знания царств лесных, что открылись мне. Все секреты трав, плодов и древ. Следы лесного зверя, голос птицы, мастерство засады, выстрел тугого лука. Все придет к ним само, когда будет нужно.

Эол передал кубок и нож Марку. Человек выпустил свою кровь и с улыбкой объявил.

— А я дарю им свое искусство боя и убийства. Пусть с рождения знают они все оружие, что я держал в руках. Копьё, нож, дротик, булаву и топор. Пусть знают войну, как знал ее я сам и убивают как я убивал.

Человек передал кубок гному. Тот, выпустив кровь, сказал такую речь:

— Я дам им то, что у меня в большом достатке: злость, упрямство и бесстрашие. Пусть не знают ни ужаса, ни боли, ни покоя. Пусть мстят, хоть бы и не знали кому и за что! Родятся они такими и будут до последнего вздоха.

Такие четыре дара было объявлено той долгой темной ночью.

— Да будет так до конца времен! — объявил жрец и снова взял кубок. Он подошел к Лафэйре, стоявшей первой по счету. — Подними своё платье, девочка.

Она подчинилась воле жреца, хотя и испытывала стыд. Ньяль окунул нож в кубок. С меткостью, которой не ждёшь от слепца, он вонзил клинок ей в живот. Прямо туда, где в глубине ее тела она носила ребенка. Боль пришла лишь на мгновение, а затем наступило облегчение. Ньяль вынул нож и рана тут же затянулась.

— Хорошо. Сделай из кубка один глоток.

Девушка повиновалась.

Тут же процедуру Ньяль проделал со всеми эльфками на пляже.

— Дары приняты! — возвестил жрец и эхо подхватило его голос. Море зашумело. Огромные волны поднимались у горизонта. Поднялся ветер, подхвативший сотни и тысячи сорванных листьев. Мир бушевал.

Лафэйра ощутила, как теряет сознание. Она плыла среди темноты. Кружились вихрем опавшие листья и море шумело где-то рядом.

— Прекрасные дары получили твои дети, Лафэйра. — раздался голос, от которого дрожь пробрала до костей. Голос божества. — Но за каждый дар заплатят они. За возможность слышать наши голоса, я заберу их волю. Не будет у них желаний и страстей, кроме тех, что вложены в них от рождения.

— Чудесные дары получили дети твои, Лафэйра. — гремел другой голос и звук его напоминал трубный зов боевого рога. — Но за них возьмём мы плату. За искусство охоты беру их память. И будут они помнить сверх своих даров не более, чем помнит лесная птаха.

— За искусство боя я заберу у них все другие, что не связаны с боем и охотой. Ни в чем более они не достигнут мастерства. — снова зашелестел первый голос, словно ночной прибой.

— И за вечную их ярость, за бесстрашие и упорство я заберу их бессмертие. Мало кто из них будет жить дольше человеческого срока.

— Ритуал был довольно утомительным… — вздохнул Марк, присевший прямо на песок.

— Это пройдет. — ободрил его Ньяль.

— Но вообще… — Марк улыбнулся зловеще и мечтательно. — Если все сработает, как мы описали… Боги, какой же это будет пиздец… — полушепотом произнес человек. — Как же все с них охуеют. Мы тут практически ваховских орков заделали.

— Ну нет… — возразил Ньяль. — Очень грубое сравнение. По мне так лучше назвать их фалмерами. Но это позже, когда мы вернёмся, чтобы посмотреть на результаты своего труда. Когда-то Моргот сделал из таких же низших эльфов первых орков. Силой наших покровителей мы нанесем ответный удар.

Когда большие лодки ушли Лафэйра и другие девушки остались в гроте. С ними также было двое юношей их народа, оба из которых лишились ног.

Жрецы оставили им еду, ещё больше еды принесли на берег русалки. Из воды также выполз огромный змей с зелёными глазами. Жрец сказал, что бояться его не стоит и он защитит их, если придут чудовища.

Уже утром Лафэйра ощутила как живот ее увеличился. Плохая кровь больше не шла из лона. Ее дети жили. Немного беспокоило, что еды едва ли хватит на все месяцы беременности. Придется покидать грот, а это очень опасно. Но пока можно было питаться рыбой, крабами и черепахами, что принесли русалки. Как только эта еда испортилась бы, то оставались бы орехи, мед и соленое мясо. Немного, но надо было растянуть это на подольше. А пока они жарили рыбу на небольшом костре и радовались случившемуся.

Лафэйра благодарила богов за новый шанс. Ее дети жили. Она чувствовала это всей своей душой.

С удивлением эльфки обнаружили как много они способны съесть. Почти весь первый день они посвятили готовке и приему пищи. Наевшись, девушки устроились в углу грота на одеялах. Было прохладно, но хорошо. Они тихо запели без слов, пытаясь выразить тем надежду на лучшее.

Ночью Лафэйре приснилось, что она родит двойню. Мальчика и девочку. Казалось, что она даже видит их лица. Ее сын крался с копьём по лесу. Жрецы оставили им оружие для их будущих детей.

Утром Лафэйра проснулся от боли и тяжести в животе, который за ночь подрос ещё больше. Некоторых девушек такие перемену напугали, а другие наоборот видели в этом волю богов.

— Жрец говорил, что наши дети получат дары. Они родятся не простыми и будут мстить злодеям за наше племя. — сказала самая старшая из беременных. — Не страшитесь. Все мы и так умирали. И если мы умрем, то ничего. Главное, что наши дети будут жить.

Эти слова успокоили многих и Лафэйру в том числе. Они снова принялись за еду, утоляя разгоревшийся голод.

— Это правда необычные дети. — сказала Лафэйра. — Я никогда в жизни столько не ела.

Все время они уделяли готовке, сборке дров и справлению естественных нужд. А ночью приходили сны. Лафэйра видела своих детей взрослыми. Прекрасными и сильными. Они охотились, сражались, любили себе подобных.

Следующим утром эльфка с трудом поднялась на ноги. Живот снова вырос. Было ощущение, что она беременна уже много месяцев.

«Боги, дайте мне силы вытерпеть эту боль».

Все заняло тринадцать дней. На четырнадцатый никто из девушек уже не имел сил, чтобы встать. Они лежали, тихо стонали и шептали друг другу слова поддержки. Всем уже было ясно, что едва ли кто-то из них переживет роды. Оставалось только надеяться, что боги позаботятся об их детях.

Когда пришло время родов, то четырнадцать криков раздались и отразились о стены грота. То были вопли рожениц. Но ни один из младенцев не издал ни звука. Почти все матери после родов потеряли сознание.

Двое эльфов, оставшихся в гроте, пытались сделать все, что было в их силах. Они перерезали пуповины, отнесли странных младенцев на одеяла, омыли их матерей от крови.

Затем новоявленные акушеры думали приложить младенцев к грудям матерей, но этого не требовалось. Дети сами расползались по пещере. Каким-то чудом у них хватало сил, чтобы сразу после рождения встать на четвереньках. Но самое удивительное, что дети тянулись не к молоку. Они ели рыбу, мясо, насекомых, все, что только могли отыскать на полу. Один сжевал собственную пуповину.

Лафэйра спала долго и спокойно. Изредка ей практически удавалось проснуться. Она слышала как в углах пещеры копошатся дети. Она видел туманным взором, как носят их и моют их двое калек. Дети росли очень быстро.

Лафэйра спала и к ней приходили видения. Девушка знала, что скоро умрет. Слишком ослабло ее тело после таких родов. Но смерть уже не страшила эльфийку. Ее манили священные рощи и морские глубины. Она слышала прекрасную, чарующую мелодию. Лафэйра надеялась, что после смерти она сможет встретиться с Альбрехтом и поблагодарить его.

Но прежде, чем окончательно уйти в иной мир, Лафэйра нашла в себе силы, чтобы проснуться. Губы ее пересохли, а глаза ослабли. С огромным трудом она приподнялась, оглядываясь по сторонам. В тенях пещеры копошились безмолвные тени. Они если свежую рыбу и крабов, но остановились, когда заметили проснувшуюся эльфийку.

— Подойти ко мне. — ласково позвала Лафэйра. — Не бойтесь меня, милые мои. Я люблю вас.

И один вышел из тени. Наверное, это мог быть любой из детей, но почему-то Лафэйра была уверена, что перед ней именно ее сын.

— Какой же ты красивый…

Он стоял перед ней обнаженный и выросший до уровня развития молодого мужчины, словно она спала пятнадцать или семнадцать лет. Статный, жилистый, с длинными пальцами и правильными чертами лица. Однако странно то, что кожа его была бледна, как песок в лунном свете, а глаза краснее свежей крови.

— Малар. — прошептала она, теряя последние силы. — Вот твое имя.

То на языке народа Лафэйры означало «воитель».

— Малар, мальчик мой… — сумела только произнести мать, вдруг осознав, что следующие ее слова станут последними. — Убей их всех. Отомсти за нас.

И она умерла, очистив свою душу от ненависти и передав ее сыну.

— Ма-лар. — задумчиво произнес юноша.

Ему вдруг послышался голос, зовущий его прочь из пещеры. Малар посмотрел на своих сородичей, столпившихся вокруг умершей матери. Затем он посмотрел в угол пещеры. Там было множество предметов, назначения которых он не знал. Но вдруг силуэт одного показался Малару знакомым.

— Копьё! — радостно объявил он на чистом русском.

— Копьё! — согласились другие и принялись разбирать оружие.

— Нож!

— Дубина!

— Лук! Стрелы!

Вооружившись, они вышли прочь, впервые увидев небо и звезды. Двое калек хотели удержат их что-то лопоча, но дети не послушали. Какой-то странный зов влек прямо в зелёную чащу.

— Лес! — узнал Малар и направился туда, а остальные шли за ним.

Ночь была темной, но красные глаза хорошо видели в темноте. Малар и сородичи узнавали запахи, крики птиц, очертания растений. Они смотрели и друг на друга. Юноши на девушек, девушки на юношей. Странные желания пробудились в них, но пока зов вел их на другое дело. Отряд из тридцати одного бледного эльфа направился дальше в лес.

Среди ветвей нашли они скопление хижин. Оттуда шли манящие запахи пищи и другой запах. От него Малар впервые за короткую жизнь ощутил жажду крови и убийства. Зов подтвердил, что выводы юноши верны. С копьём наперевес он направился на свой первый бой.

Зверолюды знали, что новые враги ушли. Они начали возвращаться в свои жилища, не подозревая о страшной угрозе, которая уже обрела силу.

Малар и сородичи вырезали первую деревню за одиннадцать минут. Лишь некоторые враги успевали оказать сопротивление, но дети из грота неплохо были одарены искусством боя.

Покончив со всеми в деревне, Малар и сородичи устроили себе пир, а затем начали эксперименты с той интересной разницей в устройстве своих тел. Это оказалось довольно приятно. Затем они покинули деревню, забрав еды и оружия сколько смогли.

Через семь недель после этого последние оставшиеся в живых зверолюды бежали с острова на лодках. Все бывшие владения фуррей перешли под власть Малара, его сородичей и их детей. К тому времени общая численность новых эльфов достигла почти двух сотен.