Пока лодка медленно двигалась, огибая поворот, приводимая в движение течением и опытной рукой Сент-Хеленса, Келвин думал о том, что он все это уже видел глазами Хелн. Но разве духи имеют глаза? Или, скорее, разве одно сознание без тела имеет глаза? Если сознание может быть отделено от тела, чем оно может отличаться от духа?
Что ж, может быть, такое разделение не было существенным. Он видел, и это оставалось странным образом знакомым. Но в этот раз он был уже в своем физическом теле и не сможет свободно улететь от любой опасности, как могло бы сделать его астральное «я».
Он смотрел на мягко светящиеся стены и продолжал размышлять так, как это было совершенно непохоже на него.
— Гу-кошки понимают ваш язык? — спросил Сент-Хеленс.
— Что-то вроде этого. — Этот человек использовал те же земные выражения, как и его отец. Всю свою жизнь Келвин был знаком с гу-кошками, но он никогда не видел ни одну из них, понимающей какой-нибудь язык. Он сделал заключение, что это выражение было высказано как образец юмора чужого измерения, так что, естественно, оно здесь мало что значило.
— Ты думаешь о том, что я тебе говорил? О том, что нам нужно сделать в Аратексе?
Келвину пришлось перестроить свои мысли. Он в основном только наблюдал за поворотом в боковой проход и за камерой, позволяя себе размышлять по поводу Хелн и об их путешествиях без тела.
— Ты имеешь в виду это дело с Аратексом? Об их юном короле-мальчике, колдунье Мельбе и о войсках, которые ты хочешь набрать.
— Я имею в виду революцию в Аратексе! Ты что, разве не слушал меня? Ты что не хочешь сменить там юного диктатора, избавиться от колдуньи и объединить их с Радом? Ты хоть чуточку можешь проявить энтузиазм?
— Боюсь, что мне это не нравится, Сент-Хеленс.
— А почему нет? Ты будешь всем управлять. С помощью своего папаши и с моей помощью тоже.
— Я не люблю войны. Слава от убийства людей не для меня. Я не чувствую, когда сражаюсь, что это честно. Я не прирожденный боец, но пока у меня есть перчатки, во всех Семи Королевствах не найдется никого, равного мне.
— А это плохо? — Сент-Хеленс смотрел на него недоверчиво. — Мне кажется, что ты должен радоваться тому, что такие перчатки существуют.
— Иногда я чувствую себя так, словно бы все это просто какой-то несчастный случай. Я никогда не хотел, чтобы было это пророчество, и конечно мне не хочется, и никогда не хотелось, чтобы у меня были круглые уши. Моя сестра Джон всегда была более боевого склада, чем я.
— Она просто как маленький викинг, не так ли?
— У нее всегда хватало на это духа, — согласился с ним Келвин. Он слышал о викингах от своего отца: какие-то воины, которые когда-то жили на Земле. Он подумал, не был ли случайно Сент-Хеленс таким викингом.
— Она и Мор Крамб казались настроенными с энтузиазмом. Лестер вроде согласился в этом участвовать. Но это твой выбор. Не мне убеждать пойти на что-нибудь Круглоухого из пророчества.
Тогда что же собирается сейчас сделать этот человек? Отговорить его от этого? Ха!
— Я никогда не чувствовал себя уютно, нося этот титул.
— Это ты. Ты убивал драконов и избавил свою страну от язвы. Теперь, когда королева не притесняет Рад, наступило время перейти к следующей строчке этого пророчества. Следующая строчка. «Начнет он с двумя». Только три слова, но все достаточно ясно.
— Моя мать обычно говорила: «Верно, как пророчество».
— Да, так и есть, паренек. Верно, как пророчество. Это твоя судьба, нравится она тебе или нет. Я бы сказал, это перст судьбы.
Что-то все время беспокоило Келвина, кроме самого этого человека и их отношений. Неожиданно он понял, в чем дело.
— Я думал, что ты похож на моего отца.
— Очень похож на него, паренек, в том, что имеет значение для дела, — согласился Сент-Хеленс. — И отличаюсь от него в том, что такого значения не имеет.
— Он никогда не верил в магию.
— И он был совершенно прав! Это просто ловкость рук, дым, зеркала и иллюзия, но доверчивые люди верят этому, что и придает фокусам их силу.
— Но пророчество — это же магия. Тогда почему ты принимаешь его?
— Я не принимаю его, парень. Только в той степени, в какой оно влияет на людей. Тогда это то, что называется самовыполняющимся пророчеством.
— Тогда как же у меня может быть какой-нибудь перст судьбы?
— Потому что люди верят этому, — сказал серьезно Сент-Хеленс. — Потому что они принимают его. Поэтому мы должны сделать так, чтобы пророчество сбылось. Они думают, что ты — это тот, кто выполнит его, потому они последуют за тобой. Если это не произойдет просто так, само собой — тебе придется заставить это произойти. Иначе ты подорвешь их веру в пророчества, и все твое дело вылетит в трубу, и наш самый лучший шанс осуществить его будет упущен. Вот почему тебе необходимо сделать это.
Келвин был встревожен. Ему казалось, что он поймал Сент-Хеленса в его непоследовательности, а вместо этого Сент-Хеленс еще больше укрепил свои позиции. Он опустил руку в воду и смотрел, как на кончиках его пальцев образуются серебряные пузырьки. Воздух здесь пропах сыростью и зеленью, вероятно от лишайника. Все такое же сырое и унылое, как и его мечты о короткой передышке и об отдыхе!
— Ты знаешь ведь, что ты должен это сделать! — не унимался Сент-Хеленс. — Ты должен это сделать. Это наша, гм, твоя судьба, твой перст судьбы, как я и говорил.
— Возможно. — Келвин чувствовал, что выбит из колеи еще сильнее, чем обычно. — Но послушай, давай делать по одному шагу за раз. Когда отец и Кайан снова вернутся в это измерение, тогда… — Он сделал паузу, глубоко вздохнул, не очень желая оказаться там, куда его тесть заводил его.
— Да, сынок, да? — каким же нетерпеливым он казался!
— Тогда я подумаю об этом.
— Ты подумаешь об этом? И это то, что ты собираешься сказать? Ты что, не можешь хотя бы сказать, что я прав?
Келвин покачал головой.
— Нет, не могу, пока не подумаю.
Сент-Хеленс выпустил весла. Его лицо сильно покраснело, когда он вглядывался в Келвина. Гнев его пульсировал где-то совсем близко к поверхности.
— Я должен это понимать так, Хэклберри, что ты можешь не отправиться вместе со мной в Аратекс?
— Да, могу не отправиться, — согласился Келвин. Сейчас в нем говорила только честность, но не здравый смысл.
Глаза Сент-Хеленса стали жесткими, а выражение его лица суровым. Он заговорил угрожающим тихим голосом. — Как тебе понравится, сынок, если я решусь сейчас бросить тебя? Я мог бы отправиться на этой лодке назад и предоставить тебе одному отправляться в другое измерение. Предоставить тебе заниматься поиском своих родственников одному-одинешеньку. Как насчет этого?
Сердце Келвина подскочило. О, боги, спасибо вам! Наконец хоть что-то идет правильно!
— Сент-Хеленс, это было бы чудесно! Именно то, на что я и надеялся. Так ты вернешься назад?
Сент-Хеленс взорвался. Он ругался страшными земными ругательствами, которые иногда употреблял Джон Найт, и теми, которые ему никогда не доводилось использовать. Он постоянно потрясал кулаком в воздухе, очевидно пытаясь прибить несуществующий там гвоздь. Он все бранился и бранился в течение очень долгого времени, и Келвин чувствовал себя весьма неуютно. Неудивительно, что он получил свое прозвище в честь вулкана.
К несчастью, он не стал грести обратно туда, откуда они пришли. Видимо, вся эта угроза была просто блефом.
— Вот она Трещина! Провал! — воскликнул Келвин. Он показался перед ними как раз вовремя. — Держи левее, Сент-Хеленс! Нам нужно держаться от него подальше. Вот наш переход туда. — Он показал на то место, где поток воды ответвлялся от основного туннеля. Это место ни с чем нельзя было спутать.
Сент-Хеленс сидел на веслах. Его губы были поджаты. Он сложил руки на груди и расправил бороду.
Этот человек упрям и опасен, подумал Келвин. Сент-Хеленс может попытаться даже силой вырвать у него обещание, выжидая здесь, пока ужасные ревущие водопады надвигаются на них все ближе и ближе. Он мог различить звезды, светящиеся в вышине как чрезвычайно холодные жестокие глаза: случайные яркие искры вспыхивали в том мраке, в той черноте, которая ждала их, чтобы проглотить.
— Греби же, Сент-Хеленс!
Сент-Хеленс не обратил на это внимания. На его лице было выражение статуи, высеченной изо льда.
Опасность была вполне реальной. Перчатки, приведенные в действие, начали работать. С быстротой, которая привела в изумление как Сент-Хеленса, так и самого Келвина, его руки схватили весла. Конечно, это было неудобно и неуклюже, грести так, с носа лодки, но перчатки знали свое дело.
— Отпусти немедленно! — проревел Сент-Хеленс, хватая весла. Он ухватился за них чуть ниже перчаток, но его усилия ничего не значили; перчатки продолжали тянуть и толкать, двигая руки, плечи и торс Келвина так, как это требовалось для гребли. Сент-Хеленс, навалившись на весла, пытался отвести их назад, но был отброшен далеко вперед. Он заметно побледнел, будто вся кровь застыла в его жилах.
Управляемые перчатками весла прорезали воду, разворачивая лодку кругом, так что теперь Келвин смог эффективно управлять ею. Что он и делал.
— Ты меня удивляешь! — задыхаясь прошептал Сент-Хеленс. Он боролся еще какое-то время, его лицо снова покраснело, а потом снова стало белым. — Я…я теперь вижу, что ты действительно тот самый, настоящий, единственный Круглоухий из Пророчества. Ты, а не я.
— Ты, Сент-Хеленс? — спросил Келвин, удивляя самого себя собственным спокойным голосом. — Учитывая, что ты не веришь в магию?
Лодка вползала в проход. Прямо перед ними у небольшого выступа была привязана лодка Кайана. Перчатки подтащили их лодку поближе к ней и привязали ее к имеющемуся там кольцу.
Сент-Хеленс, кажется, все-таки пришел в себя после своего удивления.
— Послушай, парень, тебе не к чему ходить вокруг да около насчет…
Совершенно независимо от Келвина и того, что он мог бы сделать, если бы сам принимал решения в данной ситуации, правая перчатка широко размахнулась и нанесла его тестю пощечину, заставив таким образом того прервать свои разглагольствования.
— Ой! — воскликнул Сент-Хеленс. Он держался за щеку, и казался не столько страдающим от боли, сколько озадаченным. Затем на его лице появилось облако возобновившегося гнева. — Ну, ты, юный сопляк!
Когда Сент-Хеленс поднимался со своего сиденья, перчатка нанесла ему удар по затылку, сминая его шапочку, и заставила плюхнуться обратно на сиденье. Лодка закачалась, вода начала переливаться через борта.
— Оставайся здесь, Сент-Хеленс, — сказал Келвин. Теперь он полностью мог оценить преимущества, которые ему давали перчатки. Они делали из него мужчину — человека из пророчества, который не мог существовать без них. — Я отправлюсь дальше один. Ты вернешься и расскажешь остальным о том, что случилось.
— Нет, сынок, нет! — задохнулся Сент-Хеленс. — Я был достаточно глуп, чтобы усомниться в тебе. Я был сбит с толку твоим внешним видом. Ты вел себя как мальчишка.
Перчатки Келвина уже прилагали то небольшое усилие, которое требовалось, чтобы сдвинуть с места рычаг, открывающий круглую дверь. Без какого-либо скрежета металлическая дверь повернулась, открывая взору точно так же, как и в видении, внутреннюю обстановку — интерьер металлической сферы. Огни иноземной магии освещали камеру также ярко, как и дневной свет. В центре стола в ожидании их лежал пергамент. Рядом с ним был пояс левитации, который Кайан решил не брать с собой. В непосредственной близости от них находился шкаф-кабина с тем, что для Келвина выглядело как циферблаты часов.
Келвин обнаружил, что он и впрямь ощущает себя героем. Это объяснялось тем, что ему удалось одержать верх над своим тестем.
Он начал читать пергамент, быстро пробежал по тем разделам, где объяснялось устройство камеры и того, что еще содержалось в ней, так же как и записку, которую он уже прочел раньше глазами Хелн. То, что ему хотелось узнать сейчас и как можно быстрее, это как можно переправляться в другие миры.
— Подожди, сынок! — крикнул откуда-то сзади него Сент-Хеленс. — Мы же родственники — ты помнишь это?
Келвин, раздраженный, оторвался от своего чтения. — Мы не…
— По крайней мере, я — отец Хелн. Если ты не хочешь, чтобы я шел с тобой, это твое право. Но позволь мне, пожалуйста, зайти внутрь.
— Ты можешь оставаться там, где находишься.
— Нет, я хочу увидеть камеру. Я ведь с Земли, разве ты не помнишь об этом? Я может быть смогу объяснить тебе то, чего ты не поймешь.
Какой будет от этого вред? Сент-Хеленс был не хуже, чем многие люди, которыми Келвин командовал во время сражений за королевство Рад. И Сент-Хеленс был родителем его жены. Ему, может быть, ненавистна сама эта мысль, но он не мог этого отрицать.
— Ну хорошо. Входи сюда. — Он снял с плеча свой лазер, может быть без особой нужды и положил его на стол рядом с пергаментом. Теперь пусть Сент-Хеленс только попробует предпринять какую-нибудь глупость, как он попытался сделать это в лодке! Одно бранное слово из этого резко очерченного грубого рта — и он наставит на него лазер и прикажет ему отправляться домой.
Послушно, даже кротко, Сент-Хеленс выбрался из лодки и присоединился к нему в камере. Возможно, всего лишь возможно, он все же кое-что усвоил. По крайней мере камера не возражала на то, чтобы он входил сюда: он был настоящий, законный круглоухий. Иногда Келвин все же сомневался в этом; в конце концов, хирургическая операция, проведенная на заостренных ушах, вполне могла заставить их выглядеть по-другому.
— У тебя есть выдержка, Сент-Хеленс.
Сент-Хеленс осмотрелся по сторонам, широко раскрыв глаза на скудную обстановку внутри камеры.
— Она у меня была всегда, сынок. Из-за нее-то я и нахожусь здесь. Твой старик хорошо это знал.
Келвин решил не обращать на него внимания. Перчатки теперь беспокоили его, став горячими. Поскольку ему нечего было больше опасаться своего тестя, он снял перчатки и бросил своих спасителей рядом с поясом для левитации.
Он снова приступил к изучению пергамента. Инструкции, содержавшиеся в нем, были чрезвычайно просты: «Настрой циферблаты, затем заходи внутрь траспортирующего устройства. Живая сущность внутри транспортирующего устройства приведет его в действие».
— Гмм, может быть, так и есть, — сказал Келвин, глядя на кабину. Как много прошло времени с тех пор, как передвинулись стрелки на циферблате снаружи кабины? Он сделал шаг от стола, решив осмотреть их.
Неожиданное движение Сент-Хеленса испугало его. Он начал поворачиваться, но в этот момент Сент-Хеленс стал действовать. Его здоровенный, похожий на окорок кулак ударил Келвина по лицу. Перед его глазами взорвались звезды. Он сделал неверное движение, зашатался и рухнул вперед. Падая, частью сознания он понял, что оказался внутри ждущего наготове транспортирующего устройства.
Внутри него…
В кабине полыхнула багрово-алая вспышка. Она была глубокая и яркая, и все же оставалась почти черной. Сент-Хеленс заморгал, когда свет исчез, а вместе с ним исчез и Келвин.
— Боги! — сказал Сент-Хеленс, гораздо более благоговейно, чем делал это когда-либо в жизни. — Боги!
Он дрожал с головы до ног. — Мне не следовало делать этого! Не следовало бы! Но, проклятье, пареньку было необходимо преподать урок. Лучше он, чем я. Надо убираться отсюда.
Он посмотрел на пергамент, написанный этими нацарапанными, как курица лапой каракулями, которые он так и не удосужился выучить. Затем наклонился за поясом левитации и за перчатками.
— По крайней мере, я могу взять лазер. По крайней мере, хоть его! — сказал он.
Его рука тряслась, когда он забирал знакомое оружие, проверял его настройку и сохранность. Сойдет. Сойдет для старой Мельбы и, если необходимо, для этого королевского отродья и всей его армии.
Теперь он чувствовал себя немного лучше. Оружие снова привело его в чувство.
Он бы хотел взять с собой и пояс левитации. Он был уверен, что смог бы сообразить, как им пользоваться. Взять его с собой в Аратекс, пролевитировать над Камнем Фокусника и подпалить перышки старой карге. Это быстро покончит со многими проблемами!
Перчатки лежали на поясе словно отрубленные кисти рук. Если ему нужно взять пояс, то с тем же успехом он может забрать и их.
Наклонившись вниз, не позволяя себе об этом думать, он подобрал перчатки и быстро натянул их на себя. Он стоял несколько минут, пытаясь почувствовать что-то, хоть что-нибудь, но его руки были все теми же и ощущения были самыми обыкновенными. Интересно, однако, было то, что перчатки растянулись по его рукам, так, чтобы наилучшим образом подойти ему, а его руки были в два раза больше, чем руки Хэклберри.
— Проклятье, — сказал он. — Проклятье! — Он сгибал и разгибал пальцы, чувствуя себя с каждой секундой сильнее. Они будут работать на него, эти чудесные перчатки; он знал, что они будут работать на него! Теперь он одержит победу; он просто обязан это сделать. С помощью пояса левитации, лазера и перчаток он должен стать почти неуязвимым. Поместив лазер под рубашку и засунув туда же и пояс левитации, он решил, что экипирован так хорошо, как только можно вообразить. Если только старая ведьма не припрятала где-нибудь ракету с атомной боеголовкой, с ней будет все кончено.
Пребывая в хорошем расположении духа по причине своих неожиданно улучшившихся перспектив, Сент-Хеленс вышел из камеры, закрыл дверь и забрался обратно в лодку.