Серебряное яблоко

Глава 11

В Айронвуде стояла прекрасная солнечная погода, небо светились ярко-голубыми переливами. А одна маленькая жительница серого дома каждый день видела в небе ещё и радугу. Хотя дом, где жили люди с изъянами, уже никак нельзя было назвать серым. Его покрасили в жёлтый цвет, крышу – в розовый, а высокий забор и вовсе снесли. Маленький садик вокруг дома увеличился, там появились новые цветы и деревья, фонтан из белоснежного мрамора. “Люди зелёной воды” часто собирались на пикники, лакомясь вкусными пирогами приготовленными мамой Ланой. Хотя и “людьми зеленой воды” жителей жёлтого дома назвать уже было нельзя. О том, что “зелёная вода” вообще когда-то была в Айронвуде остались лишь воспоминания, нужные лишь для того, чтобы ценить все то, что есть сейчас в этом идеальном мире.

Тристан убирал в своей комнате, готовясь к приезду мамы и сестры. За прошедшие месяцы они приезжали к нему в гости аж шесть раз. И сегодня наступит седьмой. Тристан чувствовал себя счастливым и спокойным. Он свободно гулял в Великих Садах, посещал новый храм Матери Природы, ходил к морю. Сейчас на берегу стало очень людно, детишки из деревни купаются и резвятся на мелкоте, чуть дальше море кишит рыбацкими лодочками. Рыбаки постоянно оживлённо перекрикиваются друг с другом, хвастаясь уловом. Порой, Бруно даёт Тристану лиловых крабов, и парень приносит их к своей семье в жёлтый дом. Удивительно, что хоть раньше этот пузатый рыбак и был богаче из-за того, что один ловил рыбу, но, кажется, сейчас он был гораздо счастливее. У него появилась настоящая компания мужчин, с которыми они веселились и ходили после работы играть в крокет. А купающиеся дети добавляли всему антуражу радости и веселья. Теперь вообще повсюду были люди. Дорога от Великих Садов до пляжа была вся усажена кустарниками с чудесными розовыми цветами. От них исходил пленительный аромат, который ближе к морю сливался с запахом солёной воды, образуя комбинацию благоуханий, склонную навсегда отложиться в памяти Тристана как запах перемен.

Большинство жителей Великих Садов и окрестных деревень уже не сторонились Тристана, поддерживали с ним беседу. Хотя его ноги по-прежнему оставались козлиными. Феликс вылечил его руки, которые сам же и создал, но ноги Тристан не захотел изменить. Ещё с появлением Джейн он осознал, что на самом деле не стесняется их, он жил с ними всю жизнь, он принял себя таким. И, в конце концов, благодаря своим копытам он смог бороться с тварями из другого мира, спасти жизнь людям из своей семьи. Он даже спас жизнь леди Кассандры – невесты короля. Поэтому он не хотел менять свои ноги. Он и танцует уже очень хорошо именно с такими ногами, так говорит сама леди Кассандра. Она порой приходит в их обновленный яркий дом, приносит лимонные пирожные с дворца, а иногда остаётся посмотреть их домашние представления. На них всегда танцует Тристан. Леди Кассандра обычно хлопает громче всех. И хоть она ведёт себя очень сдержанно, общается очень осторожно, все равно приходит. К ним, к людям, так долго отвергнутыми всеми жителями Айронвуда. Тристан знает, почему она здесь. Леди Кассандра благодарна ему за спасение своей жизни, и хоть она не говорила ему об этом, он знал это без слов. В ее аплодисментах таилось такое громкое "спасибо". Члены его семьи вначале настороженно восприняли ее в своем доме, но очень быстро привыкли к этим необъяснимым для всех визитам. Однажды Тристан вызвался проводить её до дворца, и хоть леди Кассандра немного оцепенела от такого предложения, но все же согласилась.

— Вам так немного времени понадобилось, чтобы стать доброй, — сказал Тристан.

— Он сказал, что поэтому, никогда меня не любил, — Тристан сразу понял, о ком она говорит. — Потому что я не была доброй. Не думала, что нужно было просто дружить с ”людьми зеленой воды”, чтобы он имел ко мне чувства.

— Феликс полюбил Джейн не за то, что она была к нам добра, а за то, что он сам рядом с ней стал добр к людям. Люди всегда любят тех, рядом с кем они становятся лучше.

— Ты тоже стал лучше рядом с ней? — леди Кассандра пристально смотрела ему в глаза. Тристану стало неловко от этого взгляда.

— Конечно, но думаю я и сейчас продолжаю становиться лучше.

Ее взгляд скользнул по свадебному шатру развивающемуся вдали. От него уже почти ничего не осталось, больше это походило на груду грязных тряпок, нежели на свадебное убранство праздника. Наверное, их ещё не убрали только потому, что у жителей деревень было и без того много более важных дел. А может быть, оно просто служило жутким фоном и напоминанием о том, как ещё не так давно они всё потеряли и теперь с появлением Феликса обрели.

— Этот свадебный шатер яркая демонстрация того, что стало с нами как с парой. Да и вообще, что стало с ним и со мной в отдельности, — она вздохнула. — Я его уже совсем не узнаю, он так плохо выглядит, почти не разговаривает. Даже на беседы у него не осталось сил.

Кассандра замолчала, а Тристан и сам загрустил. Действительно, Айронвуд стал самым прекрасным миром из всех возможных миров, но состояние Феликса печалило всех окружающих. Уже самый несмышленый житель понимал, что очередное благо, которое подарит всем их король, может стать последним, что он сделает в своей жизни. Тристан и сам видел короля не так часто, после того, как он исцелял кого-то или восстанавливал землю, он пропадал на несколько дней. А когда появлялся, все вокруг удивлялись, насколько он был слаб, бледное лицо, синяки под глазами, походка, потерявшая прежнюю уверенность.

— Я поговорю с ним. Ему следует остановиться. У нас всех уже все есть.

— Верно, — согласилась леди Кассандра. — У нас теперь всё есть.

Тот взгляд, который она послала Тристану после этих слов, он вспоминает каждый день перед сном. Взгляд, который греет душу и сердце.

Тристан посмотрел на часы: примерно через час его мать и сестра должны быть в Великих Садах. Он пообещал ждать их в новом храме. Они ещё не видели этого великолепного места, и Тристан хотел быть первым, кто все им там покажет.

В дом зашла Таяна, она улыбалась и вертела в руках какую-то очередную поделку.

— Идёшь в храм? Если подождёшь меня, то пойдем вместе, — сказала девочка.

— Хорошо, подожду. А что это у тебя в руках?

— А, это — я хочу заменить свою фигурку в наших часах.

Самодельные часы желтого дома были непростыми: Лана придумала, чтобы каждый член семьи слепил фигурку, из чего захочет, и какую захочет и ее приклеили напротив одного часа. Но статуэтка Таяны не имела особой формы. Хоть девочка и задумала изобразить там цветок, но из-за отсутствия зрения он все равно не получился.

Тристан помог Таяне снять со стены часы и смотрел с упоением, как она с трепетной любовью меняет фигурки, бережно пряча старую к себе в карман. Девочка подала Тристану часы, чтобы он вернул их на стену. Парень глянул на новое изображение их общих семейных часов: теперь напротив цифры 12 красовалась фигурка девочки, которая держит в ладонях мужчину в длинном пиджаке.

— Таяна, это король Феликс?

— Да, я так рада, что ты узнал. Значит, у меня неплохо получилось, — она просияла. — Я хочу, чтобы король Феликс тоже был на наших часах, ведь он тоже наша семья. Он вылечил всех нас.

— Это верно. Ты молодец, — он погладил ее по плечу, — Но почему ты держишь его в ладонях, а не он тебя?

— Потому что нам уже не нужна его помощь. Мы здоровы и счастливы. Но ему нужна наша помощь. Мы должны его вылечить, защитить.

Тристан вздохнул. Вряд ли в Айронвуде был кто-то, кто мог бы вылечить Феликса или хотя бы остановить его, что бы он сохранил хоть какие-то силы. Но вслух он сказал другое.

— Ты очень добрая, Таяна. И я тебя очень люблю.

Они обнялись, Тристан вернул часы на место, и они поспешили отправиться в храм. Таяна восторженно рассматривала облака и щурилась от яркого солнца. Девочка постоянно одергивала Тристана за рукав, показывая ему пролетающих в небе ярких разноцветных птичек. Парень поднимал голову к небу, но не видел там ни одной птицы. Вся их семья уже привыкла к тому, что Таяна видела красивые и веселые вещи, которых на самом деле не было. Но никто не говорил ей об этом. Ведь так здорово, что она это видит. А раз она видит, разве можно утверждать, что все ее видения ненастоящие. И кто знает, может быть на самом деле, сейчас над ними пролетают чудные птицы, но это они все не могут их увидеть.

— Смотри, король Феликс, — девочка показывала в сторону озера, на скамье у самой кромки воды действительно сидел король, — а вон и Эдмунд. Кажется, они общаются, давай подойдем!

Не успел Тристан сказать и слова, как Таяна уже бежала к озеру. Насколько же безропотная и искренняя детская любовь. Козлоногий и сам приблизился к озеру.

— Здравствуй, — поприветствовал он Феликса.

— Привет, — король едва подвёл глаза, приветствуя Тристана. Вблизи он выглядел ещё хуже, чем издали. У него было отсутствующее выражение лица, кажется, он лишь на секунду отвлекся на приветствие и снова ушел в свои мысли.

Таяна и Эдмунд со звонким хохотом гонялись друг за другом вокруг озера и после нескольких кругов убежали в сторону храма. Тристан, молча, смотрел на двух уток плавающих в озере, они что-то не поделили и махали друг на друга крыльями. Тристан почему-то не мог уйти, как не мог и первым начать разговор, не зная, уместен ли он здесь вообще.

— Я неважно выгляжу, верно?— обратился к нему вдруг король.

Тристан даже вздрогнул от неожиданности, но при этом почувствовал такое облегчение. Теперь он понял, как сильно хочет поговорить с Феликсом.

— Тебе пора остановиться. Ты и так много сделал, ты вылечил всех, восстановил большинство земли. Этого достаточно. Но зачем доводить себя до смерти?

— Я ещё не всё сделал: ты ещё не исцелен, нужно закрыть дыру в наш мир.

— Я же говорил тебе, что останусь со своими копытами. И ты засадил достаточно полей для всеобщего пропитания, хотя бы отдохни какое-то время.

— Я не могу отдыхать, Тристан.

— Ты столько лет не делал этих глобальных вещей. Почему сейчас ты хочешь сделать все за считанные месяцы? Тебе нужна передышка!

— В том-то и дело, я потратил слишком много времени зря, теперь мне нужно успеть. Сейчас я как никогда понимаю, что уже нет времени на отступление,— он пронзительно посмотрел на Тристана, — хоть бы только успеть.

В этот момент Тристан осознал, что смотрит сейчас в глаза поистине великого человека. И дело тут вовсе не в сверхсилах, а именно в его силе духа, внутренней силе. Как мало людей вообще видят в нем именно человека? Тристан не раз замечал обеспокоенные взгляды жителей деревни вслед Феликсу. Они недоумевали, считали, что для него всегда и все возможно, тогда почему он так плох?

— Что ты сейчас чувствуешь?— такой вопрос Феликсу, наверное, никогда не задавали.

— Я чувствую бессилие.

— Я имел ввиду, не физически, а морально, что ты чувствуешь.

— А я и отвечаю тебе о том, что у меня в душе. Бессилие от того, что я не в силах изменить то, что хотел бы изменить.

— Но ты так много сделал для Айронвуда. Многие и не подозревали, что твои силы так огромны.

— А я говорю и не об Айронвуде. Знаешь, наверное, я так рьяно бросился здесь все усовершенствовать, не из-за чувства вины за своего отца и не потому что это мой родной мир. Нет. Потому что здесь я Могу всё исправить. Но существуют миры, где не могу. Где я бессилен.

— Ты говоришь о мире Джейн?

— Не только о нем. В Канзанополисе все люди имели силы, все были сыты и имели все, что хотели, но, тем не менее, они ссорились, не могли что-то поделить. Ведь мой отец оттуда даже сбежал. А мир Джейн... — он вздохнул.— Там действительно существует много ужасных и диких вещей. Они так привыкли жить среди всего этого. И, наверное, это самое страшное, то, что они считают это нормальным.

— Вряд ли они считают это нормальным. Просто они знают, что многое не в силах изменить. И этот закон действует во всех мирах. Мы все знаем это с самого рождения. Это у тебя есть великие силы и для тебя всегда все было возможным, ты просто только сейчас пришёл к мыслям, о которых мы знаем уже давно. Если бы здесь рядом с нами не было тебя, мы бы тоже не смогли ничего изменить.

— Если бы здесь не было меня, моего Отца, вам бы и не нужно было что-то менять.

— Это не так. Пусть у нас была бы зелень, пусть у меня, могли быть человеческие ноги, но все мы по-прежнему не понимали бы друг друга, не ценили то, что имеем, да, в конце концов, нашли, в чем найти изъяны. Наверное, так устроены люди. Но ты помог нам увидеть, что мы можем быть другими. Идти на уступки для чужого блага, понимать чужие мысли. Ты не бессилен.

— Ты спрашивал, вернусь ли я к Джейн... Да, пожалуй, это невозможно с учётом того, сколько сил я потратил и сколько всего мне ещё нужно сделать. Но знаешь, даже если бы это было возможно... я не знаю смог ли бы я там жить. Да, эти полгода, что я пробыл там, были неплохи, я отдыхал, я жил жизнью обычного человека, не имеющего сил. Но каждый день, слыша о каких-то страшных событиях, я просто знал, что я там временно и они меня не касаются, но что бы было, если бы это было постоянным... У моего друга Рассела заболела дочь, у нее была высокая температура. Да, ты не понимаешь о чем я, но это выглядело ужасно, ей было плохо, ее родители метались по дому, в итоге приехал лекарь, который ввел ей лекарство какой-то иглой в тело. И на следующее утро Рассел, видя мой ужас, успокоил меня, что это вполне обычная и нестрашная болезнь. Он думал, что успокоил, но когда он говорил, мое сердце сжалось от боли. Значит – это нестрашная, обычная? А как тогда выглядит страшная?

Тристан замер, его сердце в этот миг заледенело от услышанного. Феликс продолжал:

— В семье моего друга уже на следующий день все улыбались, завтракали и позже врач приезжал ещё, но, кажется, никто кроме меня, не заметил, какой это был ужас. Ребенок плакал, не спал, с ним что-то делали. Но все улыбались. Как они это делают? Все считают меня героем, но я сам не знаю, кто я. Порой, мне кажется, что я просто хочу всё исправить, хочу, чтобы этот мир был идеальным. А порой я думаю, что мне просто проще умереть здесь хорошим королем, нежели жить в мире Джейн, в страхе от своего бессилия. А будь я полон сил, я бы непременно туда отправился, я знаю, ведь я люблю ее, но я не смог бы там жить. Мне страшно Тристан.

Тристан в этот миг думал лишь о том, что когда самый сильный человек, которого ты знаешь, говорит, что он чего-то боится, вот это действительно страшно.

— Но ты и здесь пережил столько всего, в шесть лет потерял всю свою семью.

— Это верно, но здесь я всегда знал, что никогда не потеряю своих детей.

— Я ведь тоже житель Айронвуда, Феликс, и для меня болезни детей такая же дикость, как и для тебя. Но ты не должен бояться. Все детство мне было страшно. Я не понимал, что я вообще такое. Но я стал счастливым человеком, несмотря ни на что. И что бы ты ни говорил, я верю, что ты вернёшься к Джейн, и ты будешь счастлив. Да, порой, ты будешь бояться за своих детей, когда они будут болеть, также как у твоего друга, но на следующий день за завтраком ты будешь улыбаться.

Феликс действительно устало улыбнулся. Тристан не видел, чтобы Феликс улыбался с тех самым детских лет, когда они были друзьями. Король даже совершенно не походил на себя.

— Надо же, я только хотел добавить, что ты не умеешь, но обязательно научишься. Как выяснилось, ты умеешь.

— Я улыбнулся с твоей наивности. Забавно, что ты веришь, будто я вернусь к Джейн.

— Да, выглядишь ты плохо, но это временно. Ты все равно ее увидишь снова. Передавай от меня привет.

Тристану пора было идти к храму. Он совершенно потерял счёт времени, скорее всего, мать и сестра уже искали его. И, оставив Феликса в одиночестве, он побежал по лужайке к новому храму.

Минув ворота храма, он сразу заметил маму, которая оглядывалась по сторонам, в поисках своего сына.

— Мама, привет, — они крепко обнялись.

Тристан до сих пор не мог поверить в то, что он может так часто видеть своих близких, стоять посреди храма Матери Природы. Все происходящее в Айронвуде – истинное чудо. Феликс совершенно не осознает, как много он сделал для всех них. Сердце Тристана вновь сжалось от мысли, что посреди всеобщего счастья, человек, который всё это создал, постепенно умирает. Да, Тристан сам только что убеждал короля, что он вернётся к Джейн и все у него будет хорошо. Но скорее всего, сам в это не очень верил. Просто он привык, что Феликс самый сильный человек, тот, кому все по плечу. И ему трудно было осознать, что и у него есть свой предел.

— Ну что ты покажешь нам храм?— прервала мама его мысли.

— Конечно.

Тристан водил маму и сестричку по новеньким дорожкам храма. Они были усыпаны мелкими кусочками разноцветных стекол и мрамора. Всюду были выложены картины из песка всевозможных цветов. Храм располагался под открытым небом, но за счет плетущихся растений в виде купола, некое подобие здания тоже существовало. Вдоль дорожек стояли стеклянные столбы, которые, поднимаясь к небу, переплетались тонким кружевом друг с другом, каждый из которых заканчивался маленькими листочками. Здесь все было посвящено природе, их любви к главной Матери. С этого поднебесного кружева свисали стеклянные шары с изображениями цветов, животных и птиц. Повсюду сверкали маленькие хрустальные колокольчики, которые нежно звенели, когда кто-то проходил мимо.

— Мама, смотри какие красивые бабочки, — сестра с восторгом трогала мраморных насекомых, показывая их маме.

Вдали, у большой серебряной яблони стояла леди Кассандра, она разговаривала с каким-то вельможей из дворца. Тристан засмотрелся на неё, не замечая, как сестра дергает его за рукав, снова на что-то показывая.

Он дождался, когда леди Кассандра на мгновение окинула взглядом сад, и встретилась с Тристаном глазами.

Он уверенно помахал ей рукой. Он знал, что имеет не очень красивую улыбку, но сегодня он был в таком чудесном настроении, что улыбался до самых ушей, несмотря ни на что. Она неуверенно посмотрела на своего собеседника, но потом, все же помахала в ответ, слегка улыбнувшись.

Он верил, что может нравиться такой прекрасной леди. Той, которая всю жизнь прожила в презрении к людям с изъянами. Он может ей нравится. Тристан — человек, с козлиными копытами. Он единственный такой человек, уникальный. Ему не нужно искать свое место, свой вид. Он — Козлоногий. Человек, который верит в себя и верит в лучшее. Человек, которого могут любить.