Серебряный ангел

ГЛАВА 18

Уже, наверное, в сотый раз Консуэла сменила положение в седле. Она ни на минуту не сомневалась в том, что, посмотрев в зеркало, обнаружила бы у себя на мягком месте ярко-красные потертости.

За день Ник сбивался с пути дважды. Однако, упрекать его она не решалась. Ему и без того было худо из-за солнца. Он без конца вытирал пот со лба своим белым носовым платком и еще до полудня, сняв с себя куртку, закатал рукава рубашки. Слишком долго Мэллори не был в Аризоне, решила Консуэла. Он прекрасно чувствовал себя в прохладе Вермиллион Хилла, а вот солнце явно недолюбливал.

«Но ведь еще совсем не жарко, — с неприязнью подумала она о Нике. — Всего каких-нибудь двадцать пять — тридцать градусов! Вот в августе здесь, действительно, самое настоящее пекло. А сейчас еще июнь и лето только начитается. ЕСЛИ ОН БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬ ТАК СИЛЬНО ПОТЕТЬ, ТО К ИЮЛЮ ОТ НЕГО ОСТАНЕТСЯ ЛИШЬ МОКРОЕ МЕСТО».

Представив себе Ника, превращающегося в лужу белого цвета, Консуэла забыла на время о том, как нестерпимо болит каждая частица нижней части ее тела. Она решила, что Мэллори скоро будет похож на растаявшее мороженое. Консуэла пробовала мороженое четыре года тому назад, когда Таггарт, возвращаясь из очередной своей поездки, привез из Флэгстаффа около тридцати галонов мороженого четырех разных сортов. Оно было упаковано в большие картонные коробки со льдом, хотя тогда стояла зима, причем, довольно холодная. Это было событием! Все жители города собрались в отеле на «Вечер с мороженым», как назвал его Таг.

Больше всего Консуэле понравилось лимонное мороженое. Она уничтожила два больших шарика, приглянувшегося ей лакомства, в результате чего, конечно же, заболела. Кроме лимонного мороженого, Слоан привез тогда клубничное, шоколадное и ванильное. Консуэла подумала, что если от Ника и в самом деле останется мокрое место, то оно будет белым, цвета ванильного мороженого. Этакая густая, пузырящаяся, белая лужа.

Позже Таггарт пытался убедить Консуэлу в том, что мороженое можно сделать самому, взбив сахар, сливки, лед и соль и поместив эту смесь в очень холодное место. Но Консуэла ему не поверила. В том лимонном мороженом, которое ей так понравилось, не ощущалось никакой соли. Она считала, что Таг специально рассказывал ей подобного рода небылицы, желая удивить или привести в смущение. Как и тогда, когда она случайно задевала его маленькие статуэтки, стоящие на каминной полке. Они разбивались, но Таггарт не ругался на нее за эту неловкость, а сразу, расстраиваясь, заметно грустнел и объяснял, что разбилась очень редкая, дорогая вещь.

Консуэла спросила как-то его, сколько стоит такая статуэтка, но, когда он ответил, не поверила ни единому слову. Какой идиот отдаст три тысячи долларов за кусочек резной кости, да еще такой старой?! Когда ее отец не пил, он вырезал вещицы получше тех, работая и с костью, и с деревом, и с камнем. А просил за плоды своего труда не больше доллара!

Но поразительнее всего было то, с какой неподдельной печалью на лице, Таггарт собирал кусочки своих разбившихся «сокровищ»!

Консуэла никогда раньше не видела, чтобы абсолютно трезвый человек был так близок к слезам из-за подобной чепухи. И когда она спрашивала его, жалко ли ему денег, которых он только что лишился, он отвечал:

— Я лишился не денег, Конни. Только что мир потерял частицу истории и красоты.

Завернув осколки в чистую ткань, он прятал их в ящик стола.

Консуэла гордилась, что была любовницей Слоана, самого красивого и самого богатого мужчины в городе. И, конечно же, она ценила деньги, которые получала от него все эти годы. Их было более, чем достаточно, чтобы не только ежедневно снабжать отца виски, но и открыть счет в банке, который теперь составлял уже более двух тысяч долларов.

Она и не хотела мечтать о чем-то лучшем, будучи любовницей Таггарта! Теперь же ее практически вышвырнули на улицу!

При одной только этой мысли Консуэла стиснула зубы.

«БУДЬ ПРОКЛЯТА ЭТА ТОЩАЯ, БЕЛАЯ ВОРОНА, — подумала она. — Что она хочет от Таггарта?! Денег? Они ей не нужны. Она и без того богата. ЕЙ ПРИНАДЛЕЖИТ ЦЕЛЫЙ ОТЕЛЬ!»

Что ж, Ник непременно позаботится о Слоане. Он так прямо и сказал. Консуэле до смерти хотелось узнать подробности его плана. Но какой бы ни оказалась месть Ника, она обязательно будет при этом присутствовать.

Таг принадлежал ей безгранично, как вдруг, без какой бы то ни было причины, поставил на их отношениях крест. Это не могло не злить Консуэлу. Он был для нее, как красавец-конь, хозяину которого все завидовали, и который, ни с того ни с сего, ночью сбежал от своего хозяина, чтобы найти себе приют в чужой конюшне.

«Жаль только, что Таггарт не конь, — подумала Консуэла. — И я не могу его хорошенько поколотить, чтобы заставить вернуться домой».

Снова подумав о мороженом, она посмотрела на взмокшую от пота рубашку Ника, и спросила себя, не тает ли тот на самом деле? Вот уже час, как они ехали вдоль реки Белого Волка. Эта река была не очень-то и большой, за исключением февраля, когда в нее впадали многочисленные ручьи. Сейчас она достигала в ширину лишь несколько ярдов, а к июлю, должно быть, и вовсе пересохнет.

Консуэле так было больно сидеть в седле, что хотелось кричать. С тех пор, как они покинули Потлак, она сумела всего три раза убедить Ника остановиться: первый раз они занимались любовью, второй — обедали, а третий — поили лошадей. И только она собралась было просить об очередной остановке, как увидела вдали какую-то глинобитную постройку.

Может быть, эта хижина и была целью их путешествия, но Консуэла решила, на всякий случай, промолчать. В принципе, она могла вытерпеть в седле еще несколько минут. К тому же, начинало темнеть. А путешествовать ночью в этих местах даже Ник не решится.

Приблизительно в ста ярдах от хижины, он остановил свою лошадь. Последовала его примеру и Консуэла.

Вытащив из карманов небольшую подзорную трубу, Мэллори разложил ее и направил в сторону строения.

— Мы приехали, Ники? — спросила, наконец, девушка. — Переночуем здесь?

— Возможно, — ответил он и снова уставился в подзорную трубу.

Консуэла покорно вздохнула, надеясь, что хоть сейчас-то они не сбились с пути.

Подъехав к постройке поближе, путники убедились, что пребывала она в довольно-таки плачевном состоянии. Рядом с грязной хижиной без крыши стоял небольшой, покосившийся сарай, который раньше, должно быть, служил конюшней. Сейчас лошадей там явно не было. И когда Ник несколько раз прокричал «Эй! Эй!», ему никто не ответил.

Мэллори спешился. Спрыгнув на землю следом за ним, Консуэла тотчас же принялась разминать затекшие ноги и растирать нижнюю часть тела.

— Итак? — спросила она уже более уверенным тоном, радуясь, что отделалась-таки от жесткого и неудобного седла. — Мы здесь остаемся ночевать?

Раздвигая заросли бурьяна, Ник пробрался к хижине и, сорвав пучок травы, стал им отчищать какой-то рисунок, вырезанный над покосившимся дверным проемом.

Консуэла прищурилась и разглядела, наконец, два квадрата, в каждом из которых зияло в центре по отверстию.

— Змеиные глаза, — прошептал Ник торжествующе. — Змеиные глаза!

Когда он повернулся к своей спутнице, лицо его сияло, как медный котелок.

— Да, mi corazуn, — ответил Ник. — Сегодня мы ночуем здесь. Напои лошадей, а я пока разведу костер.

Сложив карту и наброски с медальона, Ник спрятал их в карман рубашки. Опершись спиной о камень, он с задумчивым видом посмотрел на небо.

Змеиные глаза. Они были на том брелоке, изображающем собой игральные кости. Почему, ну почему он не сделал слепков со всего браслета?! Потому что был слишком самоуверен, решив, будто вся необходимая информация спрятана на обратной стороне медальона, где в странном порядке располагались осколки драгоценных камней.

Он потратил почти весь сегодняшний день на то, чтобы выудить хоть что-то важное из карты и набросков, сделанных им с медальона. Но за весь день удача улыбнулась ему только раз, когда, счистив грязь и мусор с дверного косяка глинобитной хижины, он увидел там изображения таких же игральных костей, что и на брелоке браслета.

Повернув голову в сторону полуразвалившейся хижины, зловещим пятном выделяющейся на фоне залитого лунным светом ночного неба, Ник думал о Сэме Кламе, носившем прозвище Змеиный Глаз. Этот ненормальный почти сразу же после окончания гражданской войны стал старателем, и участок земли, отведенный под разработку недр, на котором они с Консуэлой сейчас находились, был, в свое время, одним из самых известных. Из всего этого можно было сделать вывод, что о его существовании знала и Мойра. В те времена частенько садилась она на осла или мула и объезжала эти обширные участки земли.

Как же называли Мойру старатели? Ах, да, Серебряным Ангелом. Но еще они называли ее своим Добрым Ангелом. Не раз и не два, она, совершая свои регулярные объезды, находила либо одинокого отбойщика, сломавшего ногу, либо рабочего, провалившегося в шахту. Ник начинал припоминать историю о том, как Мойра спасла жизнь какому-то старику, в буквальном смысле слова, выкопав его из-под земли.

Она должна была знать об участке Сэма Змеиного Глаза.

В том, что они были на верном пути, Ник даже не сомневался. Совпадение изображений на дверном косяке хижины с одним из брелоков браслета не могло быть простой случайностью. Но тогда выходит, что и другие брелоки должны служить подсказками. Если бы только он запомнил в каком порядке они располагались!

Устремив взгляд на звезды и сощурившись, Ник попытался сосредоточиться. Он хорошо помнил, что на одном из брелоков были изображены игральные кости, но вот что находилось рядом с ним, в памяти не отложилось. Кажется, в том месте располагался брелок из золота круглой формы. Но он находился сразу же возле застежки и, значит, они с Консуэлой уже миновали то место, которое этот брелок собой символизировал.

Ник вспомнил, что среди брелоков была еще и золотая собачка. Но что было сначала — собачка или чашки? А на каком брелоке изображена лошадь: на золотом или серебряном? Впрочем, этот вопрос вряд ли так уж важен. Да, еще среди брелоков было сердечко, оно располагалось как раз рядом с медальоном. Это ему запомнилось хорошо. Что же там было навешано еще? Кажется, какой-то круглый предмет. А, глобус!

Консуэла что-то пробормотала во сне, и Ник резко повернул голову в ее сторону. Она заворочалась было под тонким одеялом, но, не проснувшись, снова затихла. Догорающий костер отбрасывал красноватые блики на ее темные волосы, а оранжевые светотени осторожно блуждали по ее смуглому красивому лицу.

Зачем только он взял ее с собой? Правда, она, то и дело, предлагала ему свои услуги. К тому же, может пригодиться ее помощь, когда потребуется копать и отодвигать камни, после того, как будет найден рудник. Тем более, что Консуэла силой не обижена. Он должен, во что бы то ни стало, разыскать этот чертов рудник и взять из него несколько проб. Потом останется только вернуться в Потлак или, может быть, во Флэгстафф и оформить эти земли на свое имя, прежде чем эта дурочка Брайди успеет опомниться.

Ближе других к медальону располагался брелок с сердечком. Значит, место, символом которого является этот брелок, находится совсем рядом с Серебряным Ангелом, в радиусе десяти, пятнадцати миль. Но что это такое? Хижина, подобная той, рядом с которой они сейчас расположились на ночлег, и которая раньше также принадлежала какому-нибудь старателю? Может, имя того старателя было созвучно со словом «сердце»? Сердце. Сколько Ник ни ломал голову, так и не смог припомнить ни одного человека, имя которого хоть чем-то напоминало бы это слово. А какие еще слова могут перекликаться со словом сердце? Стук. Биение. Любовь. Купидон [18]. Страсть. Красный. Кровь.

Ник резко выпрямился. Не может быть, чтобы это оказалось настолько простым?!

Он выхватил из кармана карту с такой поспешностью, что вместе с ней выпали и его зарисовки.

То место, которое Ник искал, на карте обозначено не было, но он примерно знал, где оно находилось. И при желании мог найти его. Когда они доберутся до того крутого холма, называемого местными жителями Блади [19] Бьют, придется еще пару дней хорошенько поискать какой-нибудь опознавательный знак. Ведь не могла же эта старая ведьма Мойра забыть приметить рудник?! Конечно, она его как-нибудь приметила. Скорее всего, она сама наведывалась в район Блади Бьюта во время своих благотворительных поездок по рудникам и оставила там свою примету. Наверное, она сидела в своем руднике и смеялась над чертовым городом, жителям которого никогда, даже одним глазком, не взглянуть, не полюбоваться ее богатством. Но почему она им так и не воспользовалась? Видимо, Мойра и без того была достаточно богата.

Ник невольно подумал о том, что если бы они с Порки Уимсом в ту ночь, много лет назад, получше отделали старика Эда Макбрайда, то не пришлось бы сейчас ломать голову над хитроумными загадками Мойры. Черт бы побрал этого Порки!

«Все равно Макбрайд отправился на тот свет, — сердито думал Ник. — Если бы Порки не оказался таким трусом, Я ЗАСТАВИЛ БЫ ГОВОРИТЬ ЭТОГО СТАРИКА! Но Порки слишком быстро выдохся. Он, видите ли, не мог долго выносить крики старика. Зачем он остановил меня в ту ночь? Зачем оттащил он тело Макбрайда в такое место, где его, наверняка, должны были найти? Если бы Порки в ту ночь не покинул город… — Сжав руку в кулак, Ник раздраженно ударил себя по ноге. — Я УБИЛ БЫ ЕГО!» — подумал он.

Однако, что сделано, то сделано. И оставалось только утешаться надеждой, что Порки уже успел пострадать, если не от его, так от чьей-нибудь еще руки. Как говорится: все, что ни делается — к лучшему.

Ник был уверен, что ему судьбой уготовано стать владельцем Серебряного Ангела. Чем, если не перстом судьбы, можно было назвать его неожиданную встречу в Виргинии с дядюшкой Шеймусом, которого он много лет не видел? И зачем понадобилось Шеймусу, напившись, поведать ему историю о браслете, сделанном им для Мойры?

Все очень просто: это судьба. Именно по ее воле он, спустя четыре года после разговора с Шеймусом, решился, наконец, поехать в Бостон, чтобы выкрасть этот браслет. Не было чистой случайностью и то, что буквально перед его приездом старая Мойра Кэллоуэй скончалась, завещав свой браслет племяннице, Брайди.

Скорее всего, и смерть Мэй была предопределена судьбой.

С тех пор, как она стала женой Слоана, Ник получал от сестры деньги, и неплохие деньги. Жил он все те годы, припеваючи, и если бы не его неуемная страсть к игре в карты, мог бы даже завести счет в банке и располагать на сегодняшний день неплохими сбережениями. Но, как и у всех, у него случались крупные проигрыши. И тем не менее, он не был отягощен заботами доставания денег. Тогда как до замужества сестры Нику приходилось часто рисковать, чтобы добыть деньги для уплаты карточных долгов. Иногда он взламывал сейфы, но чаще охотился за богатыми женщинами, очаровывая их, а затем, любыми средствами, освобождая их от кругленьких сумм. Но, благодаря щедрости Мэй, рискованные источники дохода отошли в прошлое.

Все испортил проклятый Слоан!

Ник, в бешенстве, снова стукнул себя по ноге.

Слоан сломал его жизнь в тот самый день, когда столкнул Мэй с балкона. Не стало Мэй, не стало и денег. Ник остался гол, как сокол. Во всем виноват Слоан. Если бы он продолжал оставаться все тем же послушным и заботливым супругом, посылающим жене бесконечные чеки на кругленькие суммы, Ник не был бы сейчас здесь. Зачем бы ему было надо таскаться теперь по пустыне, жарясь под солнцем и ломая голову над загадками старой ведьмы!

Ник снова припомнил все события, произошедшие за последнее время, и, успокаивая себя тем, что все, не иначе, как судьба, обратился мыслями к своим теперешним проблемам.

Завтра они с Консуэлой найдут Блади Бьют. А что потом?

Он должен решить что-то относительно Консуэлы. Даже если ей не придет в голову потребовать своей доли, она все равно будет путаться у него под ногами. И неизвестно, как долго еще ему будет приятно ее общество.

Сложив карту и зарисовки с медальона, Ник встал и, сонно потянувшись, поздравил себя с тем, что оказался таким догадливым. Завтра. Завтра решится его судьба.

Он подошел к костру и прилег рядом с Консуэлой, которая спала, лежа на боку.

«А ОНА НЕПЛОХО СОХРАНИЛАСЬ», — подумал Ник.

Стянув с девушки одеяло, он приподнял ей юбку и просунул руку между ее полных, смуглых ног. Даже не просыпаясь, она повернулась на спину и слегка их раздвинула.

«Да, она, конечно, хорошенькая, — подумал Ник, расстегивая брюки. — НО ПРОСТИТУТКА ЕСТЬ ПРОСТИТУТКА».

Брайди беспокойно расхаживала по своей комнате, куда только что вернулась после ужина.

В столовой не было ни души, но вдова составила ей компанию и за ужином рассказывала о том, как продвигаются дела с ремонтом отеля; объясняла, какую мебель они перенесли с третьего этажа и мансарды; а также пыталась заглянуть в будущее «Шмеля» и Потлака, в целом. Вдова щебетала на самые разные темы, обходя лишь одну, в которую, Брайди была уверена, ей до смерти хотелось засунуть свой нос. Тема эта касалась отношений Брайди и Таггарта Слоана.

«Могу себе представить, — размышляла девушка, — что думают теперь обо мне в городе. НЕ ИНАЧЕ, МЕНЯ УЖЕ СЧИТАЮТ ОЧЕРЕДНОЙ ЛЮБОВНИЦЕЙ СЛОАНА».

Взгляд Брайди упал на часы. Половина двенадцатого, а в четыре ей уже надо вставать. Для того, чтобы провести весь день в седле, да еще в пустыне, надо хорошенько выспаться. Если, конечно, Таггарт заедет за ней утром. Если он вообще за ней заедет!

Как могло случиться, что она теряет голову из-за человека, с которым знакома всего-то неделю, из-за человека, который вполне способен обвести ее вокруг пальца?! Ведь он, несмотря на все свое обаяние и внешний блеск, мог оказаться ничуть не лучше Ника.

Порой ей начинало мерещиться, что она нравится Таггарту. И чем больше Брайди думала об этом, тем больше верила своим смутным догадкам. Во-первых, нельзя же совсем не брать в расчет его поцелуи! А во-вторых, еще были взгляды. Он, действительно, смотрел на нее по-особенному, так, словно в мире никого не существовало, кроме нее, одной-единственной.

Брайди вспомнила нежные частые ресницы Тага, придававшие его лучистым голубым глазам с зеркальночерными зрачками, что-то теплое, ласковое. Вспомнила его загадочную полуулыбку…

Но нельзя забывать о том, что когда-то Таггарту нравилась и Консуэла, как вдруг он порвал с ней. Ему нравилась и Мэй. Он даже женился на ней, но потом жил вдали от жены столько лет. Может, даже и убил ее?!

— Нет! — воскликнула Брайди, злясь на себя за то, что в голову ее, пусть на секунду, закралась подобная мысль. Ведь это Ник сказал, что Мэй была убита, а, как выяснилось позже, ни одному его слову верить нельзя. Таггарт Слоан не способен убить человека, и уж, тем более, женщину.

Он такой нежный и ласковый! У нее пронзительно защемило в груди от нахлынувшего трепетного чувства. Брайди набрала побольше воздуха и замерла, слушая, как бьется сердце. Как она могла прожить столько лет, не зная Таггарта, не зная его поцелуев, его нежных и надежных объятий?!

Ей нужен Таггарт Слоан. Она его любит.

Любит! Что это на нее нашло? Просто он станет на какое-то время рабочим, которого она наняла. Или, нет. Скорее, он для нее партнер. Ведь, как-никак, она пообещала ему десять процентов от прибыли. Таггарт гораздо богаче ее самой. И в настоящий момент она не могла мериться с ним могуществом.

Брайди понимала, что не должна любить этого человека. Она просто не позволит себе это.

Но он целовал ее. Причем, дважды. И в обоих случаях Брайди чувствовала, что он желал гораздо большего. Как и она сама.

Однако, действительно ли Таггарт заинтересован именно ею, или просто хочет прибрать к рукам ее рудник?

— Хватит, хватит, хватит! — прошипела девушка сквозь сжатые зубы. — Таггарт богат! Ему принадлежит практически все в этом проклятом городишке! Не может быть, чтобы его интересовал мой рудник! Он влюбился в меня!

«ПРОШУ ТЕБЯ, ГОСПОДИ, ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ТАК!»