Спрятав билет в карман, Таггарт Слоан вышел из конторы Баттерфилд и шагнул на тротуар. Он смертельно устал. От посещения Сан-Франциско Таггарт никогда не приходил в восторг, а последние две недели, проведенные там, вовсе выбили из колеи: допросы, полиция, репортеры и, в довершение, эта мрачная церемония похорон.
Поездка по железной дороге от Сан-Франциско до Денвера тоже оказалась не из приятных, благодаря двум назойливым репортерам, вскочившим за ним в поезд, в надежде взять интервью. В чем Таггарт, естественно, им отказал. Да, уж он о них позаботился. Губы Слоана тронула усталая улыбка. Интересно, нашелся ли на станции человек, который выпустил этих двух бедолаг из уборной?
Дорогу из Денвера во Флэгстрафф, в принципе, нельзя было назвать утомительной, если бы одна несносная вдова не пыталась навязать ему свою полногрудую, постоянно хихикающую дочь.
«Еще одна ветреная блондинка, сгорающая от желания!» — нахмурился он, выходя на улицу.
Постель в отеле, где он провел прошлую ночь, по мягкости могла сравниться разве что с гранитной плитой, не говоря уже о том, что она была слишком коротка для его роста, и всю ночь пришлось спать в позе зародыша. Но, слава Богу, он скоро будет дома.
«Первое, что я сделаю, — подумал Таггарт, — залягу в постель и как следует высплюсь. А когда проснусь, попрошу Марию приготовить ее знаменитое жаркое с сыром, луком и томатным соусом. И после этого пошлю за Консуэлой».
Он пересек улицу и направился к трактиру. Вспомнив жаркое Марии, подумал, что давно ничего не ел, а образ Консуэлы заставил шагать быстрее. Ох уж эта Консуэла! Хотя, конечно, она была всего лишь самкой, темнокожей и горячей, порой даже безумной: бывало, расшвыривала его вещи, кричала, и даже как-то бросилась на него с ножом, когда ей что-то там не понравилось. Но, по крайней мере она откровенна, чего о других своих женщинах Таггарт сказать не мог.
Да что там говорить! Если бы не ее странность, если бы не их жаркие ночи, он не питал бы к Консуэле никаких чувств. И уж, конечно, Таггарт не любил ее. Он любил всего одну женщину в своей жизни, по крайней мере, так ему тогда казалось. Но все закончилось для него печально: он получил незаживающую рану в сердце и стал обладателем ветвистых рогов.
Ему многое не нравилось в Консуэле. «Так же, наверное, думает обо мне и она, потому что любит не меня, а мои деньги», — невесело размышлял Слоан, открывая вращающиеся двери трактира и ступая на усыпанный опилками пол. Однако, ему нравилось заниматься с Консуэлой любовью. И еще, его забавляло, как сразу же после этого спешила она уйти домой, деловито забирая деньги. Но особенно привлекало в этой девушке то, что она была совершенно не похожа на Мэй.
— На покойную Мэй, — поправил он себя.
Не успел Таггарт войти, как к нему сразу же подошел Харв Бичер, хозяин трактира.
— Мистер Слоан! — воскликнул он с наигранным радушием и протянул гостю свою мягкую ухоженную руку. — Нечасто вы бываете у нас во Флэге. Я знаю из газет о вашем горе. Примите же от меня самые искренние соболезнования, мистер Слоан.
Мужчины пожали друг другу руки, и Таггарт сказал печально:
— Спасибо, Харв. — Повернувшись к дальней стене, на которой висела доска с написанным на ней мелом меню, спросил. — Чем вы сегодня кормите?
— Замечательными бифштексами, мистер Слоан. Из особой филейной вырезки высшего сорта, каждый весом шестнадцать унций и в два дюйма толщиной. А какое нежное мясо! Вы к нам надолго?
Таггарт покачал головой.
— Я просто хотел…
— Таг! Слоан! Неужели это ты?
Узнав окликнувший его голос, Таггарт с улыбкой обернулся.
На пороге трактира стоял, явно много повидавший на своем веку, сгорбленный и неряшливо одетый, старик.
— Диггер!
Радостно улыбаясь, вошедший поспешил навстречу.
— Бог ты мой, Таггарт! — воскликнул он, оглядывая Слоана с головы до ног. — Я и забыл какой ты красавчик на самом деле. А какой шикарный на тебе костюм! — Старик смахнул с лацкана невидимую пылинку. — Держу пари: ты хорошо за него заплатил!
Таг засмеялся, протянул руку приятелю и спросил:
— Что привело тебя во Флэгстрафф?
— Я вправе задать тебе тот же самый вопрос, — сказал Диггер и, сдвинув на затылок свою, видавшую виды, шляпу с мягкими полями, он приподнялся на цыпочки и посмотрел поверх плеча Таггарта. — Чего это ты на меня уставился, Харв Бичер? Не смотри на меня так, будто я принес с собою заразу в твою драгоценную забегаловку. Я не такой скользкий тип, как ты, и юлить не буду! Расскажи-ка лучше, какие яйца и каких омаров ты подаешь каждый четверг?! Да это ты был еще от горшка два вершка и бегал с голой задницей вместе с детьми индейцев, по соседству с которыми вы жили тогда с отцом. Так тебе ли считать себя пупом земли?!
Харв ничего не ответил, лишь вытер вспотевшие руки о свой шелковый жилет.
— Садитесь за любой столик, какой вам понравится, мистер Слоан, — сказал он коротко, не удостоив вниманием Диггера. — Я пришлю вам официанта.
Таг с трудом сдержал улыбку.
— Ты голоден, Диггер? Позволь мне угостить тебя.
— Большое спасибо, Таггарт, но… — произнес он и, глядя вслед удаляющейся фигуре Харва, прибавил уже громче. — Но я опасаюсь здесь обедать. Говорят, здешний повар частенько сплевывает в рагу.
Харв съежился, но продолжал идти, не оборачиваясь.
Таг больше не в силах был сдерживать смех.
— Черт побери, Диггер! С каждым годом ты становишься все более ядовитым.
Старый рудокоп глубокомысленно кивнул, отчего его шляпа съехала на худое, заросшее щетиной лицо.
— Я всегда говорил, что человек должен работать над собой!
Старик замолчал ненадолго, почесал шею и сказал:
— Сегодня самый настоящий день встреч. Я встретил тебя. Но это еще не все. Примерно с час назад я заходил на вокзал и, угадай, кого я там видел?
Таг на это только покачал головой.
— Ника Мэллори, вот кого! У него был вполне цветущий вид, и одет он почти так же хорошо, как и ты. Он разговаривал с какой-то рыжеволосой женщиной. Как ты думаешь, зачем ему понадобилось возвращаться сюда после всего, что произошло?
Взгляд Таггарта был устремлен куда-то мимо старика, желваки на его лице так и ходили.
Ник Мэллори! Он надеялся, что никогда больше не услышит это имя. Казалось, наконец-то, освободился от сетей, которыми опутывала его Мэй, и только-только начал дышать свободно… Настолько свободно, что смог бы танцевать на ее могиле! Но нет, судьба преподносит очередной сюрприз. Не успел вырвать из своего тела один шип, как вонзается другой!
Но с какой стати Нику возвращаться назад, в Потлак? Этого Слоан понять никак не мог. Мэллори никогда не владел никакой, мало-мальски приличной собственностью, не считая старого родительского дома, да и тот у него отняли за неуплату налогов несколько лет назад. Может быть, он здесь просто проездом? Может он едет в Сан-Франциско, чтобы положить цветы на могилу Мэй?
«Нет, — подумал Таг, — это на него не похоже. — В их отношениях не было места цветам. Скорее всего, он едет в Сан-Франциско, надеясь, что Мэй ему что-нибудь да оставила».
— Таггарт? С тобой все в порядке, мой мальчик?
Слоан улыбнулся. Ему тридцать три года, а Диггер по-прежнему называет его мальчиком. И наверное, будет называть так всегда.
Он опустил руку на худое плечо старика.
— Все в порядке. Думаю, Ник следует не на запад. Вряд ли мы встретимся с ним снова.
— Надеюсь, ты прав, — согласился Диггер и принялся энергично чесать под мышкой. — Что ж, мне пора. Думаю, что через пару дней мы с тобой встретимся снова, но уже дома. — Продолжая чесать бок, старик наклонился к Таггарту и прошептал: — Не думай, что меня замучили вши, Таг. Я просто хочу заставить Харна понервничать.
Направляясь к выходу, Диггер добавил уже громче:
— Что ж, до встречи, Таг. И не вздумай заказывать здесь фасоль. Я слышал, что попробовав ее на прошлой неделе, трое постоянных посетителей этой дыры чуть не отдали Богу души.
Диггер вышел из трактира, и Слоан занял место за одним из столиков у окна. Он сидел, посмеиваясь и вдыхая запахи говядины, жаркого и опилок. Когда подошел официант, Таг заказал бифштекс, жареный картофель с луком, овощной гарнир (оказавшийся впоследствии горохом) и пиво.
Шумная критика Диггера относительно кухни этого трактира была лишена всякого основания. Таггарт почти уже расправился со своим бифштексом, когда взгляд его упал за окно.
Там стояла тележка, на которую грузили вещи из багажного вагона. Само по себе зрелище было заурядным: на тележку грузили чемоданы, саквояжи и сумки. Ничего из ряда вон выходящего здесь не было. Странным было лишь то, что весь этот багаж был в единой цветовой гамме: и саквояжи, и чемоданы, и коробки, и картонки со шляпками были одного и того же темно-синего цвета. На всех этих вещах поблескивали маленькие латунные замочки. Загрузив одну тележку, грузчик отогнал ее в сторону и, поставив следующую, продолжил погрузку.
— Если бы я не знал наверняка, где сейчас Мэй, — растерянно произнес Таггарт, — то мог бы поклясться, что это она прибыла сюда со своим багажом. Правда, ее чемоданы были бы белыми или розовыми…
— Сэр?
Слоан вздрогнул от неожиданности. Он и не заметил, как к его столику подошел официант.
— Нет, ничего, — сказал Таг, но, подумав, подвинул на край стола свою пустую кружку. — А впрочем, принесите мне еще пива. — Посмотрев в меню, он перевел взгляд на часы, висевшие над стойкой. — И кусок яблочного пирога. С чеддером [7].
Подумав о Мэй, Таггарт невольно вспомнил о Нике Мэллори, думать о котором ему вовсе не хотелось. О чем и о ком угодно, только не об этом человеке. И, отвлекаясь от назойливых мыслей, снова посмотрел в окно.
Парни из Баттерфилдского багажного отделения сегодня получали зарплату. А четверо из них двигались от тележек к багажному вагону, перенося синие чемоданы и в три погибели сгибаясь под тяжестью увесистых синих коробок.
Официант принес десерт. Положив локти на стол, Слоан закурил. Покурить перед десертом совсем не лишнее, тем более, что до отправления дилижанса оставался целый час.
Ник Мэллори с улыбкой смотрел на Брайди. Шляпа на его голове была залихватски заломлена набок, а из-под нее выбивались, падая на лицо, светлые непослушные волосы.
— Мы, жители Запада, может быть покажемся вам слишком бесцеремонными, мисс Кэллоуэй, но мне будет очень приятно, если вы станете звать меня просто Ником.
— Мне непросто привыкнуть к этой неофициальности, мистер Мэллори. Но я попытаюсь.
— Это все, о чем я мог вас просить, — улыбаясь сказал он.
В ночь, когда девушка впервые увидела за окном своей спальни незнакомца, она хотела было позвать Уилли и велеть ему разобраться с этим нахалом. Но не сделала этого и в следующие ночи снова наблюдала за таинственным гостем. Он больше не оборачивался в ее сторону, и Брайди, не таясь, с непонятным волнением смотрела, как этот красивый мужчина стоит, опершись о поручни, и курит.
Была ночь, когда она никого не увидела за своим окном, и невольно пришла в уныние, решив, что незнакомец закончил свое путешествие, и они никогда больше не увидятся. Однако, следующей ночью он опять объявился на своем обычном месте.
Девушке нравилось подглядывать за таинственным незнакомцем; это приятно возбуждало ее и заставляло придумывать разные истории о том, кто он такой, чем зарабатывает на жизнь, куда направляется.
Словно глупая школьница, Брайди выдумывала об этом человеке все невероятное. Грустно или смешно, но она как будто пыталась возродить из пепла прежнюю себя.
«С какой стати, — думала Брайди, — я так заинтересовалась этим типом? Может быть потому, что он хорош собой? Или потому что улыбался мне той ночью? Или потому что так долго не позволяла себе смотреть на мужчин, не позволяла себе быть женщиной даже в душе?»
Ни в чем она не была уверена, но сумела убедить себя, что эти маленькие фантазии вполне безобидны, что никогда больше не увидит незнакомца. Во Флэгстаффе получит свой билет и, хочет того или нет, отправится в отель под названием «Шмель», навстречу тому, что уготовила ей судьба. А этот сероглазый красавец продолжит свое путешествие и забудет ту ночь, когда он улыбался какой-то рыжеволосой женщине, ехавшей в пульмановском вагоне.
Но Брайди ошиблась.
Отослав Уилли распорядиться относительно разгрузки багажа в Флэгстаффе, она стояла на передней площадке своего вагона, когда ее окликнули:
— Разрешите помочь вам, мисс?
Указывая рукой на ее чемодан, перед девушкой стоял он, сероглазый любитель подглядывать. При свете дня он выглядел еще красивее. Брайди была слишком ошеломлена и растеряна, чтобы сразу ответить. «Неужели он узнал меня?» — подумала она и неуверенно произнесла:
— Вы очень добры.
Багаж разгружали. Уилли, получив щедрые чаевые, попрощался со своей пассажиркой. А Ник Мэллори по-прежнему не отходил от Брайди. Правда, она уже успела взять себя в руки.
— Не могу поверить в свою удачу, — говорил Ник. — Я уже думал, что дорога в Потлак будет такой же скучной, как всегда. Но мне неожиданно повезло, и я буду наслаждаться вашим приятным обществом, мисс Кэллоуэй.
— А я не могу поверить, что кому-то могло понадобиться ехать в это место, мистер Мэллори.
— Ник, — напомнил он.
— Да, Ник.
Несмотря на возбуждение, охватившее Брайди в тот момент, когда этот человек заговорил с ней, она еще ни разу ему не улыбнулась. И не потому, что ей этого не хотелось, просто слишком строгое воспитание наложило свой отпечаток на все поведение.
«К тому же, — пыталась она убедить себя, — это неразумно. Разве можно угадать, что на уме у мужчин?!»
Придерживая за локоть, Ник увел ее от вокзала и едкого запаха раскаленного железа.
Девушке понравился чудесный горный воздух, такой чистый, бодрящий, напоенный ароматом сосен и такой прозрачный, что, казалось, отливал серебром. Было непривычно ощущать под ногами твердую почву, а не трясущийся и шаткий пол вагона.
А еще ей было непривычно ощущать на себе прикосновения мужских рук. Хотя они и были безобидными, но Брайди успела забыть, какими вообще могут быть эти прикосновения.
«Ты позволяла Джонни дотрагиваться до себя, — думала она, ощущая, как свежий горный ветерок обдувает ее пылающее лицо. — Ты отдалась Джонни, ты согрешила. Этот твой грех — самый страшный из всех, поэтому Бог и заставил тебя так сильно страдать, поэтому отправил на тот свет и Джонни, и твоих родителей».
Брайди понимала, что во всем этом не было никакой логики. Бог не стал бы посылать на морское дно весь экипаж корабля, на котором был ее Джонни, и сжигать дотла родительский дом только для того, чтобы проучить наивную шестнадцатилетнюю девчонку, единственным грехом которой было то, что она доверилась любимому человеку и тем самым закрыла дорогу к своему сердцу всем другим мужчинам. Нет, у Господа Бога есть дела поважнее, чем наказывать за грехи какую-то глупую девчонку.
Так говорил ее разум. Но сердце по-прежнему было переполнено горем, стыдом и разочарованием, как в то далекое лето. С тех пор Брайди стала замечать, что когда сердце и разум начинали спор, побеждало всегда сердце.
Она вздохнула. Ник, казалось, был занят своими мыслями и не замечал, что творилось с ней. Прикусив нижнюю губу, глядя прямо перед собой, девушка шла и злилась на себя. С чего вдруг сравнила она эту нежную, но чужую руку, с ласками Джонни?!
— Я родился в Потлаке, — продолжил разговор Ник. — Там похоронены мои родители. И, конечно, там ждет меня старый родительский дом.
Он перевел девушку через пыльную дорогу, направляясь в сторону маленьких лавчонок.
— Дом не слишком большой и пребывает сейчас, наверное, в плачевном состоянии. Тому виной я сам. Последние годы я провел в Калифорнии. Вот уже несколько месяцев, как у меня там свое дело, и я решил, что смогу съездить теперь на родину, в Потлак. Ага, вот мы и пришли.
Ник указал на здание с вывеской: кафе «Сосновое».
Когда он открыл дверь и придержал ее, пропуская Брайди вперед, раздался мелодичный звон колокольчика.
— Прежде чем заночевать на одной из станций, нам, наверное, придется где-нибудь перекусить, но, боюсь, что в тех местах прескверно кормят. Как правило, там продают фасоль и кофе. А если повезет, то можно получить еще и хлеб с засохшим беконом.
Услышанное не очень-то понравилось Брайди и заметив:
— Какой вы предусмотрительный, — она прибавила. — Вы сказали, что мы будем останавливаться где-то на ночлег? Уверена, что вы заблуждаетесь.
— О нет. От Флэга до Потлака четыре дня пути.
Брайди почувствовала странное головокружение, которое, однако, вряд ли было связано с тем, что они находились в высокогорной местности.
— Но… но это не может быть так далеко! — запинаясь, произнесла она. — Ведь на карте между этими городами расстояние всего в один дюйм. А на поезде мы преодолевали в день расстояние, которое на карте равнялось двум или трем дюймам!
В улыбке Ника не было и тени снисходительности.
— Возможно, это и так, — сказал он. Но этот «дюйм» проходит, главным образом, через горы и по плохим дорогам. Если их вообще можно назвать дорогами. Первую пару дней мы будем преодолевать всего пять или, может быть, семь миль в день. А уже потом поедем быстрее.
— Но…
— Давайте сядем за этот столик. — Ник выдвинул для девушки стул.
Кафе «Сосновое» оказалось небольшой закусочной с несколькими столиками, аккуратно застеленными чистыми скатертями в бело-синюю клетку. В помещении кафе витали аппетитные запахи жареного цыпленка и какой-то сдобы.
Брайди отчаянно пыталась отодвинуть на задний план мысли о предстоящем испытании и поэтому сосредоточила все внимание на своем спутнике.
Вскоре к их столику, улыбаясь, подошла молоденькая официантка в таком же клетчатом, как и скатерти на столах, фартухе. Она вручила меню и Брайди, и Нику, но улыбалась исключительно мужчине, не обращая на девушку никакого внимания. Решив расплатиться тою же монетой, Брайди вернула официантке меню, даже не заглянув в него.
— Принесите мне сандвич с цыпленком и помидорами. И стакан пахты. Если, конечно, она свежая. И холодная. В противном случае, лучше чай. Английский.
Официантка удивленно вскинула бровь и посмотрела на Ника. Он, казалось, тоже был изумлен. Брайди знала, что опять нарушила этикет, заказав себе сама, вместо того, чтобы предоставить все заботы мужчине. Но ее это мало беспокоило. Ведь она без пяти минут старая дева и привыкла платить за себя, выбирая блюда по своему вкусу.
Девушка хотела было уже сложить руки на груди и смерить уничтожающим взглядом парочку, уставившуюся на ее, как Ник обезоруживающе улыбнулся и так же, не читая, вернул официантке свое меню.
— Мне принесите то же самое.
Почувствовав, что этот маленький инцидент исчерпан, Брайди успокоилась и сняла перчатки. После того, как она спрятала их в свою сумочку, Ник Мэллори заметил:
— Какой у вас красивый браслет. Вы не обидитесь, если я скажу, что он несколько необычный?
— Нисколько.
Ник снял шляпу, и Брайди, уже в который раз, подумала, что копна светлых волос, спадающих на лоб этого взрослого мужчины, делает его похожим на мальчишку.
— Позвольте взглянуть на него поближе. Мой дядя был ювелиром, да и я сам интересуюсь этим ремеслом.
Девушка протянула руку и только потом поняла, что он просто ищет предлог, чтобы дотронуться до ее руки. Но уже было поздно. Ник осторожно вложил руку Брайди в свою ладонь и наклонился.
— В высшей степени необычная вещь, — повторил он, рассматривая серебряные и золотые брелоки на браслете.
Ладонь, в которой лежала рука Брайди, казалась такой большой и надежной, а пальцы другой руки Ника, перебиравшие холодные тяжелые брелоки, были такими же чуткими, такими нежными.
Девушка почувствовала легкое покалывание кожи под рукавами платья.
— Думаю, что моя… Моя тетушка сама придумала все эти брелоки.
— Простите?
Ник, казалось, был целиком поглощен своим занятием и ничего вокруг не видел и не слышал. Его пальцы трогали то застежку браслета, то брелоки.
Почему ее рука кажется в его ладони такой маленькой? Так ли смотрелись ее руки в ладонях Джонни?
— Сердце, собака, набор игральных костей, маленькая лошадка… — Ник приподнял медальон. — Изумительная работа! — сказал он, склонившись над рукой Брайди так низко, что она испугалась как бы он не поцеловал ее. Но внимание его было обращено только на медальон. — И на обратной стороне тоже довольно интересный рисунок.
— Да, — согласилась Брайди, вежливо высвобождая свою руку. — Прелестная вещица, не правда ли?
Официантка в клетчатом фартуке без особого энтузиазма обслужила их. Когда она удалилась, зажав под мышкой поднос, Ник сказал:
— Я хотел задать вам один вопрос. Прежде я жил в Потлаке и знал одну женщину, которую тоже звали Кэллоуэй. Конечно, это было много лет назад. Я был тогда ребенком.
Ник принялся за свой сандвич, откусив такой большой кусок, что Брайди, привыкшей к женскому обществу и более изящным манерам, это показалось в диковинку. Она, не спеша, воткнула вилку в ломтик помидора.
— Это была моя тетушка, Мойра Кэллоуэй. Ей принадлежал отель под названием «Шмель». Я слышала, что рудокопы называли тетушку Серебряным Ангелом. И, наверное, этот браслет, — девушка показала на медальон с изображением ангела, — был чем-то вроде ее талисмана.
— Ну конечно! Мисс Мойра. Замечательная женщина. Но вы сказали, что отель ей принадлежал? Она что, продала его?
Расправившись со своим сандвичем, Ник сделал знак официантке принести ему еще один.
— Боюсь, что ее… — Брайди судорожно вздохнула. А думала, что не сможет больше выдавить из себя ни одной слезинки! Она откашлялась. — К сожалению, ее больше нет в живых. Я жила вместе с нею в Бостоне. А отелем управлял в это время кто-то другой. Теперь же это предстоит делать мне.
Ник снова заключил руку девушки в свои ладони.
— Простите. Я должен был понять по вашему черному платью, что вы в трауре. Пожалуйста, примите мои соболезнования.
В этот момент официантка принесла Нику второй сандвич, и он выпустил руку Брайди.
— У меня тоже траур. По моей единственной сестре. — На какой-то миг он потупил взор, но потом снова поднял глаза. — Ей бы очень понравился ваш браслет. Она любила красивые вещи. Мне так ее сейчас не хватает.
— Мне очень жаль, — принесла свои соболезнования Брайди.
Ник кивнул.
«Бедняга, — подумала девушка. — Он был со мной таким вежливым, таким внимательным. Он ни разу не напомнил о той первой ночи, когда я ему улыбнулась. И к тому же он недавно потерял свою сестру».
— Ник?
Он оторвал взгляд от своего сандвича. Какой все-таки он обаятельный мужчина!
— Да, мисс Кэллоуэй?
— Думаю, будет лучше, если, отбросив официальность, вы станете называть меня просто Брайди.
Ник благодарно улыбнулся.
— Спасибо, Брайди. Я сочту это за честь.
Попросив практически незнакомого человека называть себя по имени, Брайди вдруг почувствовала некоторую неловкость. Она начала сожалеть о своем поступке и, немного нервничая, спросила:
— Как долго вы планируете пробыть в Потлаке, мистер Мэллори? Ник.
— Не так долго, как мне того хотелось бы, — ответил он со вздохом. — Особенно теперь, когда я знаю, что в Потлаке появится столь очаровательная жительница. Я должен буду утрясти кое-какие свои дела, после чего вернусь домой. Есть вещи, которые требуют там моего присутствия. Моя сестра… — Лицо Ника, застыв, стало похоже на маску. — Черт бы побрал эту полицию из Сан-Франциско! Ни один из них и гроша ломаного не стоит, как полицейский! — Он покачал головой, нахмурился и сказал уже потише. — Простите. Я не хотел повышать голос. Но все это имеет отношение к моей сестре. Несчастный случай: вот чем полицейские объясняют ее смерть. Но, Брайди, это не так. Я уверен, что Мэй была убита.