Оставив послушных аборигенов собирать обломки, которые море продолжало выносить на берег, толстый пристав – он откликался на имя Ниссен – быстро двинулся вперед. Полуголые, истекающие кровью пленники едва поспевали за его конем. Они продвигались перебежками, порой их просто подтаскивали веревками, которыми пленники были привязаны к седлу.
Эдмунд, немного взбодрившись под струями внезапно налетевшего дождя, шел, то и дело спотыкаясь босыми ногами об острые камни. Несчастная Розамунда! Она заслуживала того, чтобы передвигаться с большими удобствами. Эдмунд почувствовал, что уже достаточно хорошо владеет собственным голосом, и громко заявил твердолобому захватчику, что в его жилах, как и в жилах его сестры, течет благородная кровь и что он не только рыцарь, но и граф. Эдмунд де Монтгомери намеревался и дальше протестовать против унизительного обращения с ним и с его сестрой, но всадник приказал одному из копьеносцев подтолкнуть разговорившегося молодого человека острием копья в голые ягодицы.
– Заткнись, лживая собака! – прикрикнул пристав на Эдмунда. – Вы оба больше похожи на рабов с затонувшей галеры.
По манере говорить Ниссен напоминал искателя приключений, не слишком давно покинувшего Нормандию.
Растянувшаяся колонна некоторое время двигалась по песчаной дороге, параллельной морскому берегу. Трава с острыми краями хлестала пленников по ногам, а порывы ветра швыряли песок им в глаза.
Вскоре Розамунда начала сильно прихрамывать. Отяжелевшая от воды туника снова сползла, оголив по пояс ее гибкое, прекрасное тело. Однако несмотря на все страдания, медноволосая девушка продолжала высоко держать свою гордую голову.
Улучив момент, Эдмунд вполголоса спросил ее:
– Сколько ты еще можешь идти?
– Немного, – с усилием ответила она. – Но в чьих владениях мы все-таки находимся? – И, не дожидаясь ответа, девушка вздохнула и ускорила шаг, чтобы хоть немного ослабить веревку, которая была привязана к ее рукам.
– Может, в Сицилии. Или где-то в Ломбардии, – сказал граф. – По крайней мере, думаю, мы не попали в руки неверных, хоть эти туземцы совсем темнокожие.
– Что еще ждет нас? – тихо пробормотала Розамунда.
– Один Бог знает. Мы в Его руках, – так же тихо ответил граф. – Впрочем, мы в Его воле с той минуты, когда обреченная галера налетела на скалы…
Прибрежная дорога, петлявшая среди высоких скал, вывела наконец на пустынное плато, совершенно голое, без единого дерева и вообще без всякой сколько-нибудь заметной растительности. Дальше дорога вела мимо обуглившихся остатков того, что когда-то было величественным храмом или дворцом… Только три из шести красивых беломраморных колонн все еще стояли перед его обвалившимся фасадом. Остальные давно упали и лежали в руинах, покрытые лишайниками, поросшие сорной травой.
О том, что почва здесь некогда была плодородной, свидетельствовало множество разрушенных жилищ. Они виднелись повсюду – группами и поодиночке. Однако с течением времени чрезмерное и неправильное возделывание и бессмысленное уничтожение лесов лишили эти места плодородия. И сейчас здесь остались только голые скалы, выходы пластов глины и заполненные гравием канавы. Нигде на этих пустынных берегах не было видно скота. Не зеленели посевы, не трудились на полях сельские жители.
Наконец приморская дорога сделала крутой поворот. Из груди Эдмунда вырвался вздох облегчения: они оказались на утесе, вздымавшемся прямо из морской пучины и увенчанном то ли маленьким замком, то ли большой сторожевой башней. Серо-коричневое сооружение состояло из высокой сторожевой вышки, окруженной стеной, за пределами которой находилась менее высокая квадратная башня.
Эдмунд не заметил, чтобы эти сооружения особенно отличались от сторожевых башен, которые люди Вильгельма Завоевателя воздвигали для охраны берегов Кента, Эссекса, Суссекса, Дорсета и Гэмпшира от набегов датчан, сарацинов и других морских разбойников.
Почти такая же крепость располагалась милях в шести от замка Арендел, охраняя устье реки Арен. Пленник вспомнил ее грубые очертания, видневшиеся при лунном свете, когда они с Розамундой и горсткой преданных соратников бежали вниз по реке, чтобы взойти затем на борт «Сан-Джорджо». А на дороге, параллельной Арену, раздавался цокот лошадиных копыт. Одетые в кольчуги [2]преследователи были посланы королем Вильгельмом Вторым для захвата бывшего графа Аренделского, наследника сэра Роджера де Монтгомери.
В памяти Эдмунда всплывало бурное развитие событий, которые довелось пережить ему с сестрой с того времени, как дородный констебль Руфуса Рыжего прибыл в замок Арендел с распоряжениями короля. Леди Розамунда возможно быстрее должна прибыть ко двору. А новому графу Аренделскому предписано поднять своих вассалов и присоединиться к походу для подавления бунта саксонцев в Сомерсетшире.
Намерения короля в отношении Розамунды были очевидны: слишком многих прекрасных леди раньше уже вызывали в Лондон. Там рано или поздно они становились королевскими наложницами. Ходили слухи, что король Руфус был совершенно неотесан и начисто лишен физической привлекательности. Поэтому нередко приходилось прибегать к силе, чтобы уложить этих несчастных дев в королевскую постель.
У Эдмунда не оставалось иного выбора, и он бросил вызов королю Вильгельму. И вот в кровавой схватке, которая произошла через несколько недель, молодой граф со своими немногими смелыми соратниками поднял оружие против сына Завоевателя. Отряду, направленному этим взбешенным норманном, было нанесено поражение.
Стычка закончилась победой графа. Но что дальше? Ведь замок Арендел не мог надеяться устоять против мощной экспедиции, которая незамедлительно будет направлена королевским поручением. Рыжеволосому графу и его сестре не оставалось иного пути, кроме немедленного бегства. Они были вынуждены незамедлительно покинуть величественную крепость, выстроенную их отцом…
Каменистая дорога, взбиравшаяся к воротам замка, вела дальше к маленькой гавани, увешанной по берегу гирляндами коричневых рыболовецких сетей.
Возле гавани приютилась жалкая деревушка с соломенными крышами. Сквозь завесу дождя все же можно было рассмотреть согбенного старика, пытавшегося пахать с помощью маленького ослика, но немыслимо грубая деревянная соха лишь царапала землю.
Колонна пристава Ниссена прошла через деревню, но ни одно любопытное лицо не выглянуло из окон без стекол. Лишь множество голодных на вид, злобно скалившихся собак выбежало на дорогу…
Ниссен оглянулся через плечо и насупился, заметив, что его пленники ступают с гордо поднятыми головами, несмотря на связанные за спиной руки.
– Погодите, сэр Вольмар согнет ваши упрямые шеи, – со злостью бросил он и, придержав лошадь, поравнялся с пленниками и плюнул в мужественное лицо Эдмунда.
– А вот за это я когда-нибудь тебя убью, – пообещал англо-норманн, и произнес он эту угрозу спокойным, холодным, монотонным голосом.
Пристав в ответ расхохотался, а затем пришпорил коня, вынудив пленников бежать за ним, изо всех сил хватаясь за веревки. Очень скоро Розамунда споткнулась и упала. Сообразив, что некрупная лошадка пристава не в силах тащить по земле их обоих, Эдмунд немедленно растянулся рядом с сестрой. Последовавшей за этим заминки в движении каравана было достаточно, чтобы пленники успели встать на ноги. Боже, как страшно выглядели запястья Розамунды, натертые веревками! А ведь руки девушки были закалены годами верховой езды и соколиной охоты.
– Мои силы иссякли, – шептала брату Розамунда с отчаянием в зеленовато-голубых глазах.
Превозмогая боль в голове, граф подбадривал ее:
– Осталось совсем немного. Потерпи. Неприглядная крепость, к которой направлялся
караван, торчала на утесе, с трех сторон окруженном бурлящей водой. Попасть туда можно было лишь по узкой дороге, проходившей по гребню утеса.
К счастью, пристав был достаточно грузен, и потому его неухоженный тощий конь взбирался со своей ношей вверх очень медленно, дыша тяжело и низко опустив голову.
Эдмунд заставил себя внимательно присмотреться к окружающей местности. Крепость выглядела строением грубым, неинтересным, лишенным величественных очертаний или каких-либо украшений. Главное ее здание – высокая квадратная башня – стояло без крыши. Стены были без каменных упоров и без облицовки, а единственным входом в башню служили большие ворота, пробитые во внешней стене. Сам портал был сложен из массивных дубовых бревен, скрепленных веревками и железными скобами.
Над головой Эдмунда низко пролетела небольшая крачка. Занесенная на сушу шквальным морским ветром, она жалобно кричала, словно от боли. Плененному графу тревожный крик птицы показался дурным предзнаменованием.
В крепости наблюдали за движением колонны. И стоило ей приблизиться к воротам, как тотчас же послышался глухой звук отодвигаемых засовов. Два рослых воина, одетых в ржавые кольчуги и конические шлемы без орнамента, широко распахнули ворота.
К немалому удивлению пленников, эти вояки, с трудом удерживая под ударами ветра створки ворот открытыми, ругались на самом настоящем нормано-французском языке.
Промерзших до костей пленников провели внутрь под низкой аркой. Грубо сложенная стена в этом месте была не менее пяти футов толщиной. И тут же Ниссен вытолкнул пленников в центр грязного, заваленного навозом и всяким мусором двора. Дышать стало трудно: во двор из печной трубы, проходившей по стене башни, клубами валил удушливый дым. Половину дальней территории двора занимали мрачные серо-коричневые казармы. Рядом с ними под красным черепичным навесом были сложены дрова и корм для скота. Здесь же понуро стояли три тощие коровы, топтались гуси, утки и куры. Вход в сторожевую башню охраняла свора поджарых цепных собак, от лая которых звенело в ушах.
Ниссен тяжело сполз с лошади и, вытирая пот с лица, приказал своим подчиненным привести пленников под навес.
Пленные англо-норманны наконец перевели дух и принялись, несмотря на боль в руках, рассматривать окружающее. Граф Аренделский заметил, что большая часть камней крепостной стены, должно быть, уже использовалась ранее. Так, крышу навеса, под который их затащили, поддерживали две красивые, разные по высоте мраморные колонны. Это несоответствие в размере было устранено при сооружении фундамента.
У основания высокой башни тоже лежала плита прекрасно отполированного белоснежного мрамора с высеченной надписью на латинском языке. Затем Эдмунд увидел другую плиту с частью этой же надписи, вставленную в арку ворот. Присмотревшись повнимательнее, местами можно было различить и римские капители. Здесь были даже целые секции колонн розового или зеленого мрамора. И все это использовалось для укрепления уродливых и мрачных строений замка Агрополи!
Желая ободрить сестру, молодой рыцарь изобразил подобие улыбки.
– Нельзя расставаться с надеждой, – сказал граф Розамунде. – Этот сэр Вольмар определенно должен быть норманном. И если он действительно носит рыцарские шпоры, то по законам рыцарства должен оберегать нас и выпустить на свободу, – добавил он. – Я ведь не был побежден в сражении и не потерпел поражения в суде чести.
Молодая женщина только кивнула в ответ. Закусив губы, она сдерживала стоны, ее раны невыносимо болели, хотя и перестали кровоточить. Горькая усмешка исказила ее лицо, когда она представила себе свой нынешний вид. Она ничем не напоминала ту, что совсем недавно украшала замок Арендел. При своем овдовевшем отце девушка была полной хозяйкой замка. С необычайным изяществом и скромностью главенствовала она в своем владении и славилась необыкновенной красотой.
Не лучше ли было бы не цепляться за бочонок, который сохранил ей жизнь? Она утонула бы скоро и безболезненно. Ни она, ни Эдмунд не умели плавать. Немногие норманны были способны на это. По существу, единственными хорошими пловцами на берегах Суссекса и Кента были саксонцы вроде молодого Герта Ордуэя. Его отец Пенда властвовал над Аренделом до того, как Вильгельм Завоеватель выиграл битву под Сенлаком и приговорил его к казни. Смог бы вассал ее брата Герт пережить такое кораблекрушение? Вероятно, нет. Даже если бы саксонцу удалось преодолеть прибой, он разбился бы об острые скалы у этого дикого берега…
Эдмунд оторвал сестру от невеселых мыслей и вернул к действительности. Он глазами указал ей на стог соломы. Стороживший их низкорослый копьеносец, казалось, не стал бы мешать пленникам укрыться там от холодного ветра, который, врываясь во двор, выплескивал грязные лужи и норовил сорвать крыши.
Розамунда заплакала. Но беззвучно, как пристало дочери несгибаемого старого сэра Роджера де Монтгомери. Когда же она в последний раз принимала горячую пищу? По крайней мере три дня назад…
В ожидании решения своей участи в замке Агрополи измученная Розамунда постепенно погружалась в полузабытье. Задремал и Эдмунд, обессиленный охватившей его яростью от понимания постыдной ситуации, в которой они оказались. Он начинал подозревать, что владелец этой мрачной крепости мог оказаться обыкновенным пиратом. Тогда их будущее представлялось весьма зловещим. Ведь в качестве выкупа граф теперь не смог бы предложить ни одного слитка золота. Бейлифы короля Руфуса Рыжего завладели замком Арендел, а небольшая часть фамильных сокровищ, которые Эдмунду удалось унести, пошла ко дну вместе с «Сан-Джорджо»…
Гул голосов во дворе усилился, и Эдмунд решил, что прибыл отряд, организовавший кораблекрушение, а с отрядом – пара телег, тяжело груженных выловленными обломками. Повозки тащили быки. Огромные деревянные колеса невыносимо скрипели на несмазанных дегтем осях. Словно стонали души мучеников… Из узкой двери в основании высокой башни появилась дородная фигура, закутанная в темно-голубую шелковую мантию, отороченную потертым мехом. Это несомненно и был сэр Вольмар, владелец Агрополи.
Между тем дождь прекратился. Бледно-желтое солнце разбросало яркие блики по усеянному грязными лужами двору. Мускулистые, угрюмые воины высыпали из казарм. Опираясь на пики, они с интересом наблюдали, как толпа скотоподобных крепостных разгружала телеги. Широко расставив ноги и покручивая висячие светлые усы, владелец замка указывал подданным, как разложить привезенный груз для осмотра.
Приоткрыв глаза, сэр Эдмунд заметил, что разгружалось мало стоящих вещей. Он не увидел своего обтянутого кожей сундучка с набором серебряных чашек, браслетами, кольцами, заколками для волос и золотыми цепочками. Все это старый сэр Роджер отобрал у каких-то несчастных саксонских дворян еще в 1068 году…
Итак, добыча сэра Вольмара оказалась ничтожной. Пристав Ниссен съежился перед хмурым взором своего владыки. Этот полный, но мускулистый мужчина с русыми волосами, ниспадавшими на плечи из-под кожаной шапки, даже несколько раз ткнул Ниссена кулаком. И тогда тот указал на навес. Владелец замка увидел пленников, скорчившихся на соломе. Он выкрикнул несколько приказаний, потом выхватил из-за пояса короткую плеть и принялся в бессильной ярости полосовать каждого, кто попадался ему под руку. Выразив таким способом негодование по поводу скудности добычи, хозяин крепости, повернувшись на каблуках тупоносых сапог, исчез в недрах донжона [3].
Вскоре четверо норманнских воинов в грубых кольчугах, натянутых поверх кожаных рубашек, несмотря на протесты сэра Эдмунда, потащили пленников к сторожевой башне.
Возмущенный до глубины души Эдмунд вступил с норманнскими воинами в неравную борьбу: он все еще был очень слаб. Через несколько мгновений голова его поникла, и он упал на подогнувшиеся колени. Сэр Эдмунд так и не понял, что силы оставили его совсем не из-за долгого голодания. Просто граф еще не избавился от изнурительной морской болезни.
Сторожевая башня оказалась весьма мрачным помещением. Даже бойницы для лучников едва пропускали свет и воздух на ее второй этаж. В душном помещении стоял смешанный запах пота, чеснока, дубленой кожи и грязной одежды.
Вокруг небольшого очага сидели на корточках десять или двенадцать неопрятных воинов, которые ели из общего котла руками. С железных костылей, вбитых в стены, свисали щиты, дротики, топоры и другое оружие. В дальнем углу комнаты были грудой навалены связанные в пучки дротики и стрелы.
– Это самый плохой ваш улов, – проорал, обращаясь к Ниссену, упитанный красноносый парень. – Неужели ничего лучшего не нашлось на такой прекрасной галере? Жалкая шлюха вряд ли придется по вкусу нашему господину.
– Ну и хорошо, – ухмыльнулся другой. – Ставлю два к одному, что через час мы ее заполучим. И разыграем в кости. Готовься, Хьюберт.
Охваченный слепым приступом ярости, сэр Эдмунд бросился на говорившего и тут же получил сильный удар под ложечку.
– Мерзкие чужеземные свиньи! – заорал Ниссен. – Марш наверх! Быстро! – Подталкивая наконечником копья своих пленников, он погнал их вверх по крутым деревянным ступеням лестницы, больше напоминавшей приставную.
Третий этаж башни представлял собой помещение размером двадцать на двадцать пять футов. Оно тоже освещалось лишь пылающим очагом. Однако стены здесь были увешаны совершенно другими предметами. Среди них были куски некогда прекрасных ковров, накидки, дамские платья и другая одежда, в основном подпорченная пребыванием в морской воде.
На богато инкрустированных походных креслах восседали сэр Вольмар и его леди – если можно было так назвать остроносую и угловатую женщину, лишенную всякой привлекательности. Она откинулась на спинку кресла, грозно выпятив вперед круглый раздутый живот, распиравший грязное зелено-желтое парчовое платье. Мышиного цвета волосы этой женщины, заплетенные в две косы, с тяжелыми серебряными кольцами на концах, извивались по плечам, словно выцветшие змеи.
Увидев пленников, Вольмар из Агрополи резко наклонился вперед и приказал:
– На колени, наглый пес!
И тут пленный граф не сдержался. Голосом, ставшим снова глубоким и сильным, он произнес:
– Я ни перед кем не стоял на коленях, кроме моего законного владыки и Бога на небесах! А ты – грубая деревенщина, хоть и напялил блестящие рыцарские шпоры. Если бы передо мной был благородный человек, я бы потребовал подобающего отношения к попавшему в беду собрату-рыцарю и к его сестре, леди Розамунде де Монтгомери.
Желто-зеленые злые глаза сеньора Агрополи сузились.
– И кто же твой законный властелин? – резко спросил он.
– Король Англии, – гордо ответил пленник. – Я – граф его королевства. Или был им…
– Не ври, – оборвал его хозяин башни. – Ты бесстыдный урод! Мошенник и плут – вот что написано у тебя на лбу!
Сэр Эдмунд рванулся вперед, но воины со свирепой готовностью кинулись на него и отбросили назад. Однако оскорбленного Эдмунда ничто уже не могло удержать.
– Как ты смеешь называть де Монтгомери лжецом? Ты, грязный коварный грабитель невинных путешественников?
– Молчи, собака! – прорычал сэр Вольмар. – Еще одно слово — и я прикажу отрезать твой непотребный язык и скормить его псам!
Но рыжеволосый гигант не собирался сдаваться.
– Будь ты проклят, рыцарь-отступник! – бросил он в лицо сэру Вольмару. – Ни один норманнский дворянин не подверг бы сомнению слово другого дворянина. И уж конечно не допустил бы непристойности по отношению к леди благородного происхождения.
На этот раз слова Эдмунда произвели на владельца Агрополи некоторое впечатление. Он молча размышлял.
– Вы достойно себя ведете, – наконец спокойно сказал он. – Если я вас освобожу, что вы сможете предложить мне в виде выкупа?
С высоко поднятой головой Эдмунд изучал грубые черты южного норманна.
– Ничего, – наконец ответил граф. – Мы с сестрой были вынуждены бежать из Англии. И то немногое, что мы успели захватить с собой, лежит теперь благодаря вам на дне моря.
– О-го-го! – удивился Вольмар. – Вынуждены были бежать? Несомненно, вы преступник. Убили своего отца? Изнасиловали монахиню или обокрали церковь? – со злорадным любопытством допрашивал он.
Огромным усилием воли Эдмунду удалось сдержаться и не бросить в ответ слова, которые могли бы привести к катастрофе. Необходимость объяснять свое нынешнее жалкое состояние этому рыцарю-разбойнику уязвляла его гордость. Однако делать было нечего.
– Король нашей страны схватил бы мою сестру и превратил ее в наложницу, – смирив гордыню, начал он свой рассказ. – Когда он послал своего констебля с приказом привезти Розамунду к нему, я поднял моих вассалов. Мы отогнали людей короля Вильгельма, перебив многих из них. Тогда король объявил меня восставшим. Против Арендела он направил целое войско, и у меня не оставалось никакой надежды на успешную оборону.
Высокий пленник гордо выпрямился.
– У меня не было иного выхода, – сказал он, пожав плечами, – как нанять судно и бежать. В любое место, за исключением Нормандии – или, как теперь стало ясно, этого берега. – Сэр Эдмунд замолчал. Он колебался. Ему не хотелось, чтобы ему оказывали снисхождение. Ведь это означало быть в долгу. Но ему нужно узнать судьбу своего эсквайра. Как господин саксонца, он обязан был выяснить это. И Эдмунд решился. – Сэр рыцарь, – обратился он к хозяину замка, – во время поисков на берегу не видели ли ваши люди светловолосого юношу, моего оруженосца?
Сэр Вольмар нахмурился, оставив графа без ответа. Затем сплюнул в полость, устроенную в дымоходе, который обслуживал и сторожевую комнату внизу. Резонанс получился громкий. Не разобравшись в природе странного звука, Вольмар вопрошающе посмотрел на супругу. Лицо ее, багровое от непогоды, морщинистое и в белесых пятнах вокруг глаз и у рта, исказил испуг. Леди Альдебара неуклюже приподнялась на стуле, однако довольно проворно шлепнула одного из курчавых ребятишек, вертевшихся на полу. Орущего мальчишку отправили в угол.
Покручивая усы, Вольмар Агропольский переключил свое внимание на растрепанную пленницу. С явным отвращением он несколько минут рассматривал ее, а затем отвернулся.
– Я уверен, что ты мне лгал, – заявил он Эдмунду, – поэтому я задержу тебя, а потом продам неверным. Они хорошо платят за попавших в рабство солдат-франков. А эта шлюха, Ниссен, твоя, – добавил он. – Когда устанешь, отправь ее в комнату охраны.
Терпение Эдмунда лопнуло. Освободившись от пут, он размахнулся и нанес удар своему мучителю. Но Вольмар Агропольский отпрянул в сторону, и кулак пленника лишь скользнул по его скуле. Спустя мгновение из глаз сэра Эдмунда посыпались искры от ударов охраны…
Когда бывший граф Аренделский немного пришел в себя, то обнаружил, что лежит на грязных камнях сторожевой башни, а несколько воинов, навалившись, прижимают его к полу…
Будто сквозь пелену тумана Эдмунд увидел, что Альдебара стоит перед Розамундой. Его сестру подвели к очагу, где ее прекрасная стройная фигура хорошо была видна в отсветах пламени.
– Моя служанка-няня умерла на прошлой неделе, и мне нужно, чтобы ты присматривала за моими детьми, – объявила жена хозяина башни Розамунде. – Этот грязный кабан получает любую девку за то, что мне приходится пороситься. – И она бросила вызывающий взгляд на своего супруга.
Розамунда отпрянула, гордо вскинув голову.
– Чтобы я пеленала ваших сопливых детенышей? Никогда! Я не стану… – Удар по лицу прервал ее слова. Тучная хозяйка Агрополи, сотрясая воздух отвратительными ругательствами, начала избивать пленницу.
– Ах, ты слишком горда, чтобы заботиться о моих детях? – вопила она. – Клянусь распятием, я справлюсь даже с самой гордой ослицей, которая когда-либо ступала по этой земле!
Под градом ударов, которые приходились по ее раненой спине, Розамунда упала, словно охапка мокрой одежды. Она потеряла сознание и осталась лежать, вытянувшись, с обнаженными ногами. Белая кожа девушки перламутром мерцала при свете огня.
Сэр Вольмар вдруг оттолкнул в сторону свою жену.
– Посмотри-ка! У шлюхи на редкость хорошая фигура…
– Заткнись, похотливая обезьяна! – огрызнулась Альдебара.
В приступе ревности леди принялась тузить мужа кулаками. В ответ сэр Вольмар так сильно толкнул супругу, что она пулей выскочила из комнаты под восторженный визг неухоженного потомства.