Серебряный леопард

Глава 18 ВЗЯТИЕ ИЕРУСАЛИМА

Перед самым рассветом летописец устало отложил перо, перевязал шнурком свой теперь уже обширный манускрипт и уложил его в крепкий ящичек. Надев кольчугу и шлем, он встал на колени перед мечом, воткнутым в землю, и произнес покаянную молитву, умоляя Господа дать ему силы для предстоящего дела. Сняв щит с плеча, он укрепил его ремень, подтянул пояс для меча и вышел из палатки, чтобы присоединиться к толпе рыцарей, собирающейся за осадными машинами. Они снова готовились действовать.

В нетерпеливом ожидании сжимались сердца, когда в предрассветной мгле перед ними выросли темные громады башен и массивные стены, которые им предстояло штурмовать.

Ночью знатные рыцари под водительством барона Дрого из Четраро обошли крепостные стены вплоть до северо-восточного угла и узнали, что провансальцы взломали первую внешнюю стену и засыпали ров между нею и главной стеной, обеспечив таким образом проход для своей осадной башни к самому верху стены. Но и неверные под покровом ночи установили там баллисты. Теперь они поджидали атакующих, приготовив для встречи связки хвороста, вымоченные в нефти, кучи стрел и дротиков. Не ведающие ничего крестоносцы дремали у штурмовых лестниц, достаточно высоких, чтобы достичь вершины сорокафутовых стен Иерусалима.

К огорчению бывшего графа Аренделского, герцог Нормандский и граф Танкред были направлены для руководства неожиданной атакой на слабо укрепленные ворота Святого Стефана, и командование главным штурмом с помощью осадной башни принял на себя герцог Готфрид Бульонский.

– Мой господин из Тулузы, – докладывал Дрого, – начнет атаку по первому звуку ваших труб.

Мрачный взгляд его черных глаз был прикован к красивому лицу герцога Готфрида. Он избегал смотреть на Эдмунда де Монтгомери и его рыцарей.

Сэр Эдмунд и сэр Герт с горечью в душе смотрели на темнобрового посланца, но сумели сдержать свой гнев. Не время было сводить личные счеты. А не был ли ломбардец виновен в похищении Аликс? Конечно, косвенно виновен. Если бы его силы остались для подкрепления арьергардных действий отряда, сокрушительное нападение эмира Мусы Хабиба не могло бы состояться.

Освещенные первыми лучами солнца темные силуэты подымавшихся над воинством укреплений дышали угрозой, ратники преклонили в молитве колени, а священники начали пение, которое закончилось громкими криками: «Dieu lo vult! Так угодно Богу!»

Со стены долетали громкие призывы к Аллаху, но из полутьмы, от огромной осадной башни, тысячекратно повторенный, вздымался боевой клич крестоносцев.

Герцог Готфрид, надвинув пониже украшенный золотой насечкой шлем, дал сигнал – и десятки труб огласили воздух душераздирающим ревом, гулко разнесшимся в утреннем воздухе.

Баллисты принялись обстреливать атакующих. Когда воины Креста подошли ближе, бревна и камни полетели на тех, кто пытался преодолеть заваленный булыжниками ров. Горящие связки хвороста, пакли, палок вновь посыпались на осадную башню, которая начала продвигаться вперед, скрипя всеми деревянными перекрытиями.

Под первыми яркими лучами солнца Эдмунд увидел русую голову сэра Этельма, сверкнувшую, как золотой шлем, когда тот пытался вместе с Гертом и десятком других норманнов приставить штурмовую лестницу. Сэр Изгнанник присоединился к сэру Рюрику и византийскому сержанту, которые в составе группы вновь завербованных воинов возились с приставной лестницей. Этим же были заняты Железная Рука, Торауг и другие ратники.

Шум стоял поистине адский: франки криками подбадривали друг друга, лестницы громыхали, улюлюкали сарацины и турки, со стен с грохотом валились камни, пронзительно скрипели осадные машины.

С парапета взлетели языки пламени. Обороняющиеся по непонятной пока причине подтащили к амбразурам мешки с соломой. Возможно, хотели скрыть размеры повреждений, нанесенных стенам накануне.

А франкские лучники, которые занимали верхнюю площадку осадной башни, воспользовавшись этим, начали пускать горящие стрелы в эти мешки, и солома загорелась. Клубы густого дыма окутали стену, в дыму начали задыхаться как нападающие, так и защитники города. Крестоносцы поднесли новые штурмовые лестницы и с криками полезли на стены.

Уголком глаза Эдмунд увидел, что осадная башня придвинулась почти вплотную к стене, и с ее второго этажа на парапет был закинут мост.

– Вперед! За святого Михаила и Монтгомери! – прокричал англо-норманн, едва штурмовая лестница зацепилась за парапет. Он первым сделал рывок вверх по ее раскачивающимся ступенькам.

И сразу же Эдмунд почувствовал, как дротики впиваются в щит, который он держал для прикрытия над головой. Боже мой, как же длинна эта лестница! Дышать становилось все труднее и труднее, едкий дым от горящей соломы забивал легкие. Вопли и стоны, раздающиеся из крепостного рва, были свидетельством того, что метательные снаряды мусульман верно находили цели.

Аликс! Она должна находиться где-то за этой стеной. Но что сделал с ней Муса? Если ее действительно захватил он, то девушка могла и погибнуть… или ее отослали в Сазор к Мертвому морю.

Справа и чуть сзади за Эдмундом по шатким перекладинам взбирался знаменитый лотарингский воин Летольд. За ним карабкались другие воины. Безумная энергия двигала этими людьми, одержимо стремящимися наверх — к заполненным врагам бойницам. Там их ждала смерть. Но мечта о победе толкала их дальше и дальше.

– Так угодно Богу! – ревели они. – Так угодно Богу!

Достигнув вершины лестницы, Эдмунд отбил несколько ударов, но тотчас снова подвергся яростным атакам врагов, вынырнувших из дымного марева. Они едва не одолели его, как того воина, взбиравшегося по лестнице слева от него, который был сброшен вниз, с высоты, на груду камней. Но все новые и новые волны крестоносцев накатывали на стену, достигая верха.

Только большая физическая сила помогла англо-норманну пробить себе путь к площадке на стене и удержаться там, прикрываясь щитом и отражая удары мечом. Тело его получало ушибы от ударов дротиками, но они не пробивали его кольчугу.

«За святого Михаила и Монтгомери!» Боевой клич его семьи воодушевлял его и прибавлял сил. Нужно было очистить пространство для людей, все еще находившихся на лестницах. Эдмунд отбросил шит и обеими руками схватил свой длинный меч. Он наносил все новые и новые сокрушительные удары, буквально развалив надвое двух не защищенных доспехами турок. Уложив следующего, он услышал саксонский боевой клич Герта Ордуэя – алебарда, которую он все еще предпочитал мечу, пробивала глубокие бреши в рядах неверных.

Теперь Эдмунд смог сделать новый рывок. Сарацины один за другим падали к его ногам. Когда один из них попытался встать, нога Эдмунда, обутая в железный башмак, нанесла удар в окровавленное лицо. Налево и направо разил без устали славный меч.

Железная Рука, громко ругаясь, вроде бы закрепился на стене, но несколько египтян, вооруженных мечами, вновь оттеснили атакующих на самый край стены. Они сбросили с нее сэра Рюрика. Только окровавленные мечи Железной Руки и Эдмунда де Монтгомери, смертоносные секиры Герта и Этельма защищали крепления лестницы, по которой на стены Иерусалима могли взобраться новые крестоносцы.

Такая же схватка не на жизнь, а на смерть шла у перекидного моста осадной башни. Лязг ударов стали о сталь, протяжные завывания турок и арабов звенели в ушах. Внезапно напор на четырех крестоносцев, защищающих крепления лестницы, ослабел.

Торауг, Феофан и сэр Изгнанник, отвоевав себе место на стене, двинулись вдоль нее, чтобы наброситься на тех, кто атаковал Эдмунда с тыла. Сбить их оказалось легко, так как внимание осажденных было занято крестоносцами, пытавшимися освободить перекидной мост осадной башни. Готфрид Бульонский, окруженный со всех сторон сарацинами, сражался словно мрачный ангел смерти.

Атакой сзади сарацины были отброшены от стены, многие из них полетели вниз, и две группы нападавших рыцарей соединились. Помощь пришла как раз вовремя: тяжело вооруженный отряд сарацин, возглавляемый высоким человеком в позолоченной кольчуге, появился на поле сражения. Издавая громкий боевой клич и потрясая дротиками, сарацины стремительно набросились на франков, те стали шаг за шагом отступать к осадной башне. Эдмунда, оставшегося на месте, окружило плотное кольцо орущих и наносящих удары азиатов. И хотя он умело орудовал мечом, кольцо постепенно сжималось. Внутрь него впрыгнул сарацин в позолоченной кольчуге с вознесенной над головой турецкой саблей. Эдмунд, вступивший тем временем в единоборство с египтянином, вдруг понял, что не сможет избежать удара сабли сарацина.

– Четраро! – прогремел голос, и человек такого же роста, как и Эдмунд, выдвинулся вперед, чтобы отразить удар, который предназначался англо-норманну.

Высокорослый эмир, злобно взвизгнув, готовился к новой атаке, Эдмунд наклонился вперед, направив острие меча прямо на яростно блестевшие зубы сарацина, на его выпученные глаза, но араб в падении ухитрился схватить его за лодыжку. Потеряв равновесие, Эдмунд упал на одно колено. Бывший граф Аренделский наверняка погиб бы, если бы Дрого из Четраро не подставил свой щит. Но, совершив это, он на какое-то мгновение оголил собственный левый бок – турецкое копье, направленное со всей силой, на которую был способен его владелец, пробило кольчугу Дрого и проткнуло его насквозь.

Но Дрого все же успел сразить своего убийцу, прежде чем, отпрянув в сторону, с кровавым потоком изо рта, зашатался и упал. Эдмунд и его люди бросились вперед и побежали вдоль затянутой дымом стены.

Англо-норманн кинулся было за ними, но задержался. Сэр Герт, сэр Изгнанник и Железная Рука сгрудились вокруг него. Обливаясь потом, тяжело дыша, он наклонился над телом Дрого.

– Я готов, – прохрипел ломбардец. – Скоро моя душа отлетит в ад. Прости… я… заблуждался.

Шум битвы заглушал его уже слабый голос, но Эдмунд ловил каждое слово.

– Ради… любви к Господу… прости мой мерзкий поступок, это я заманил тебя и сэра Хью… в комнату леди Розамунды.

– Заманил? – Слышно было плохо, Эдмунд наклонился еще ниже. – Это ты подослал оруженосца?

– Да. Сначала к Хью, а затем к тебе. Я считал, что ты… а не Робер из Сан-Северино… отвратил… горячо любимую жену от меня. Передай… ей… вечную преданность… сколь бы недостоин ее я ни был.

– Прощение дано! – с тяжелым вздохом произнес Эдмунд, с трудом выговаривая слова. – Прощай, друг.

И, крепко сжимая рукоять меча, он двинулся вдоль стены во главе новой группы крестоносцев, которые, преодолев подъем на стену, теперь присоединились к закованным в доспехи воинам, к разбушевавшемуся потоку, который переваливал через качающийся перекидной мост башни.

Сотни, тысячи крестоносцев подымались по штурмовым лестницам, чтобы сбить или отбросить гарнизон защитников со стен. А затем они устремлялись за охваченными ужасом мусульманами по каменным лестницам в узкие улочки Иерусалима.

Не выдержав удара с тыла, который им нанесли люди герцога Готфрида, турки, оборонявшие ворота Святого Стефана, смешались, сбив ряды; воспользовавшись этим, норманны Танкреда взломали главные ворота, и конные колонны неистовых франков ворвались в город.

В девять часов утра провансальцы графа Раймонда прорвались в Священный город. Они были беспощадны и убивали всех – мужчин, женщин, детей, невзирая на возраст, пол или положение. Погибло и много местных христиан, к сожалению, не имевших возможности объяснить, кто они такие.

Воспоминания о долгих месяцах голода и мучительной жары, о потере друзей, бесчисленные рассказы о зверствах неверных и глубоко укоренившаяся религиозная вражда по отношению к осквернителям Гроба Господня, – все это толкало победителей к оргии убийств.

Подобно умирающим от голода медведям, пробравшимся в овчарню, крестоносцы с дикими глазами носились по Иерусалиму. Франки с воем взламывали двери и врывались в жилища, чтобы намертво сразить отчаявшихся мужчин, а затем поразить клинками и женщин.

Баски, лотарингцы, фламандцы, рейнландцы, провансальцы и норманны наносили удары булавами по головкам детей, разбрызгивая их мозги по полам из кедра и прекрасной мозаики.

– Этого хочет Бог! – вопили победители, когда они со смехом расчленяли тела седобородых стариков и издевались над их предсмертной агонией.

Торауг, сэр Герт и сэр Изгнанник едва успевали за яростным бегом Эдмунда вдоль улицы Святого Стефана.

– Где живет эмир Муса? – Этот вопрос он задавал везде, где только появлялся, подкрепляя его сверканием меча, и по его поручению сэр Изгнанник повторял тот же вопрос на полудюжине разных диалектов.

В конце концов бывший граф вступил в большой, хорошо обставленный дом и сощурился от внезапного контраста: с залитой светом улицы он попал в полутемное помещение. Монотонные звуки голосов, гнусаво тянущих магометанские молитвы, доносились к нему из ухоженного дворика, где бил небольшой фонтан. Посреди дворика стояли два вооруженных сарацина, настроенных очень решительно; стайка женщин и детей толпилась возле них. Оба сарацина были ранены.

Имам, старик с длинной седой бородой, призывал этих людей уповать на Аллаха, но лязг железных подошв о каменный пол заставил его замолчать. Затем старик распахнул свои плащ и обнажил костлявую темную грудь.

– Велик Аллах, и Мухаммед пророк его! – прокричал он, после чего женщины запричитали, а дети завизжали, словно перепуганные щенки.

Забрызганные алой кровью от верхушки шлема до кончика шпор, с покрытыми потом и гарью лицами, трое франков надвигались подобно неумолимому року. Один из раненых сарацин поклонился и протянул пришедшим слоновой кости рукоятку своего кинжала, потом покорно наклонил голову в высоком тюрбане, терпеливо ожидая смертельного удара. Другой сарацин стоял с неподвижностью статуи, глядя перед собой невидящими глазами.

Продолжая тяжело дышать, Эдмунд повелел сэру Изгнаннику сказать мусульманам, что он всем сохранит жизнь, если они скажут, где находится дворец эмира Мусы. В затененный пальмами дворик доносились предсмертные крики людей, вопли о помощи, плач.

– Эмир, которого вы ищете, – перекрывая этот адский шум, прокричал младший из сарацин, – живет дальше по улице Давида. Его дворец расположен вблизи водоема Патриарха.

Эдмунд вспыхнул, голубые глаза его с мольбой обратились к сэру Изгнаннику.

– Знаете ли вы, где находится это водоем?

– Да. Это недалеко отсюда.

– Ради Бога, поспешим туда!

Четверо рыцарей выбежали на улицу, где сразу же натолкнулись на группу разъяренных каталонцев, которые расправлялись с бегущими от них мусульманами. А в домик, откуда только что выскочили Эдмунд с друзьями, ворвалась группа рейнландцев; не разбираясь, они перебили всех, кто там находился, и дворик, посреди которого был фонтан, обагрился кровью.

Горели дома, дым стлался по улице Давида. Кучи тел перегородили ее, алая кровь стекала в сточную канаву. Идти по улице было непросто. Сэр Герт сразу же поскользнулся и упал. После этого он захромал. Двери всех домов были распахнуты, из них неслись нечеловеческие крики.

– Там! Вон там! Видите, это дворец эмира! – закричал Торауг.

Эдмунд побледнел. В здании с белыми колоннами уже кто-то побывал, входные двери в него покачивались на петлях, а на пороге… на пороге лежала обнаженная молодая женщина. Алые ручейки крови стекали с ее растерзанных бедер, собираясь в лужицу на белых ступенях лестницы. Судя по цвету волос, женщина, очевидно, родилась в Европе. Яростные крики и лязг мечей, натыкавшихся на щиты, свидетельствовали о том, что на втором этаже дворца идет борьба.

– Аликс! – Горло Эдмунда напряглось, когда, взбегая по мраморным ступеням, обагренным кровью, он выкрикивал имя любимой. – Аликс де Берне!

Никогда еще за годы своей долгой кровавой истории не видел этот трижды Священный город такого дикого и поголовного уничтожения людей. Мусульмане, сознавая свою обреченность, бились с яростью смертников, защищая каждый дом. Они сбрасывали с крыш бревна, пускали град стрел в крестоносцев, потерявших всякую бдительность и опьяненных терпким вином победы.

Подобно голубоглазым демонам, метались франки по Иерусалиму, выбрасывали из окон тела убитых, убивали людей на улицах, отшвыривая искромсанные окровавленные тела; на мостовых нога тонула в крови по лодыжку.

Эдмунд, обшаривший уже, казалось, все комнаты и темные коридоры дворца, заставил себя остановиться, чтобы решить, что же еще предпринять?

Он пришел к выводу, что Муса Хабиб и оставшиеся с ним люди, очевидно, заняли оборону у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей наверх. Щиты, шлемы и оружие франков было разбросано по желто-черным квадратам мраморной площадки, а тела нескольких рослых русоголовых рейнландцев лежали неподалеку.

– Аликс! Аликс! Аликс!

Эдмунд и его товарищи поспешили к лестнице. Пришли они вовремя. Вторгшаяся до них во дворец группа крестоносцев уже была оттеснена сарацинами в посеребренных кольчугах и остроконечных шлемах. Они яростней, видимо, успешно защищали подход к двери из кедрового дерева, окованной латунью.

Подобно тростнику под косой, защитники дворца начали падать под ударами секиры Герта и мечей Эдмунда и сэра Изгнанника. Поскольку между турками и сарацинами не было тесной дружбы, Торауг также сеял смятение среди воинов эмира.

Перебив всех арабов, англо-норманны навалились на дверь. Она не дрогнула. Тогда господин и его бывший оруженосец схватили окованный железом сундук и начали бить им по двери с таким ожесточением, что замок поддался, и дверь повалилась вперед.

Вход загородили распростертые тела щедро украшенных драгоценностями красивых темнокожих девушек. Их невидящие глаза уставились на чужеземцев. Они были полураздеты, под левой грудью у каждой зияли глубокие раны.

Истерические крики неслись из дальнего конца этой огромной, завешанной коврами комнаты с нарядными алебастровыми ширмами и полом из голубой и желтой мозаики. Группа женщин, несомненно наложниц эмира, теснилась вокруг широкого дивана, пряча головы под пестрыми подушками. Другие пытались спрятаться за драпировками, а кое-кто застыл в ужасе, не в силах пошевельнуться. Одеты женщины были пестро и по-разному – кто в облегающих голубых туниках, кто в прозрачных шароварах. Но большинство были обнажены, если не считать украшений на лодыжках, браслетов и нитей жемчуга, закрученных в длинные кисти.

Словно в кошмарном сне Эдмунд смотрел, как высокий человек в позолоченной кольчуге хватал то одну, то другую девушку, а затем, повалив ее на пол, вонзал кинжал под тугую, заканчивающуюся розовым пятнышком грудь.

Посмеиваясь, эмир Муса с раскрасневшимся лицом, подпрыгнув, схватил еще одну жертву за золотистые локоны и поволок ее, плачущую и дрожащую, в сторону, как мясник тащит выбранного на убой цыпленка из клетки с курами.

За диваном Эдмунд разглядел в трагической группе обреченных девушек одинокую фигурку в тунике бледно-голубого цвета. Хотя, ожидая своей жуткой участи, она закрывала лицо руками, Эдмунд сразу узнал в девушке Аликс де Берне.

Громкий крик, подобный вызову на поединок, сорвался с губ Эдмунда. Этот крик заставил Мусу Хабиба, зарезавшего очередную жертву, бросить ее, истекающую кровью, на пол и развернуться лицом к пришельцу.

Выхватив из-за пояса турецкую саблю, сарацин устремился на Эдмунда.

– Вы, христианские собаки! – выкрикнул он. – Немногих красоток удастся вам изнасиловать здесь!

Лезвие сабли блеснуло над головой сэра Эдмунда.

Схватив меч обеими руками, бывший граф вознес клинок над собой. Эмир хотел подставить свой клинок под этот удар, но с таким же успехом он мог надеяться отразить удар молнии. Оружие англо-норманна опустилось с такой страшной силой, что клинок Мусы Хабиба раскололся, а спустя мгновение меч Эдмунда так яростно впился в позолоченную кольчугу Мусы, что она распалась на части, а торс сарацина оказался разрубленным от плеча до пояса. – Аликс! О, моя Аликс!

Забрызганная кровью фигура метнулась через поврежденного противника и устремилась вперед.

Дочь графа Тюржи была так ошеломлена, что, когда Эдмунд схватил ее, она могла лишь стонать, глядя на своего спасителя расширившимися от ужаса глазами. Нервы Аликс де Берне не выдержали потрясения, и она упала без сознания в объятия любимого.