Серебряный леопард

Г л а в а 1 3 ДОЛИНА РАМЛЫ

«И таким образом, – писал в своей хронике сэр Шарль Полный Сундук, – мы, иерусалимцы, направляясь к нашей цели за герцогом Готфридом, Раймондом Тулузским и графом Танкредом, оставили прохладные, пахнущие сосной леса в горах Ливана. У Джиблита мы получили подкрепление в виде некоторого числа моряков – англичан, датчан и мореплавателей других народов, которые, пытаясь найти нас, потерпели кораблекрушение на этом опасном берегу.

При численности теперь уже менее двадцати тысяч бойцов нам не хватало ни сил, ни желания осаждать Тир либо Сидон. Оба эти города суть укрепленные морские порты со значительными силами обороняющихся, и эмиры неверных строго охраняют их.

Поистине замечательно, – писал сэр Шарль на бесценных свитках пергамента, – сознавать, насколько хороши советы моего друга сэра Эдмунда де Монтгомери. Если в его послании говорилось, что та или иная дорога окажется трудной, значит, она и на деле была трудной; если он говорил, что наши вассалы найдут пресную воду даже среди пустыни, значит, там в самом деле находилась вода».

Летописец сделал паузу, обеспокоенный сварливыми жалобами вьючных верблюдов, которых крестоносцы с некоторых пор использовали как вьючных животных вместо мулов и лошадей. Однако ни при каких обстоятельствах ни один франк не стал бы даже думать о том, чтобы взобраться верхом на такое нескладное, скверно пахнущее и несговорчивое животное.

«Де Монтгомери прав также, предсказывая, – писал сэр Шарль, – что некоторые из маронитов, пусть и раскольников, но все же последователей христианства вскоре появятся, чтобы помогать нам в пути. Эти несчастные заблудшие, существа носят старинные медные или серебряные кресты и соблюдают ритуалы, отвратительные для наших истинно верующих священников и епископов. Тем не менее эти марониты – прекрасные проводники и хорошие работники, они горят желанием отомстить неверным, которые много поколений подряд использовали их сыновей и дочерей для обогащения владельцев публичных домов в исламских странах.

…Наши усталые ноги преодолевали лигу за лигой, и наконец мы разбили лагерь неподалеку от богатого и хорошо укрепленного города под названием Цезарея. Здесь, истощенные сушью и зноем, от которого ежедневно погибала примерно сотня наших воинов, мы избрали местом отдыха берег небольшой речки, увы, пересыхающей…»

Летописец облизал сухие потрескавшиеся губы и принялся посасывать стебель сахарного тростника. Эти стебли чудесным образом помогали утолить жажду. Позднее он захватит несколько таких растений в Европу в качестве достопримечательности.

Пальцы летописца за последние полтора года так скрючились, что ему трудно было держать перо.

«…Для нас остается загадкой, почему отряд наемников императора Алексея не только остается с нами, но и повседневно оказывает нам услуги. Почему? Едва ли кто-нибудь из нас подозревает туркополов и их предводителя, некого графа Льва Бардаса, в предательстве, которое рано или поздно открылось бы. И, по правде говоря, этот способный военачальник и его духовно переродившиеся турки с искусством и доблестью охраняют наш фланг. Многие из рыцарей, отставшие и больные, погибли бы, если бы не верность этого влиятельного византийца. Почему же он так упорно продолжает помогать нам? Возможно, на зло своему законному владыке?

Много слухов ходит о хорошенькой молодой женщине, которая постоянно находится вместе с графом Бардасом. Одни говорят, что она его дочь, другие – что тайная жена, но большинство склоняется к мысли, что эта красавица попросту наложница графа. Но так или иначе, графиня Сибилла неустанно заботится о здоровье наемников императора, значительно усерднее помогая им, чем это делала баронесса Четраро по отношению к раненым из числа слуг Господних.

Проводники клянутся, что скоро нам откроется видение, которым каждый из нас грезил последние годы, – стены, башни и храмы Иерусалима. Присоединившиеся к нам марониты заверяют, будто Священный город расположен на расстоянии каких-нибудь тридцати лиг. Мысль об этом обувает избитые о камни ноги и возвращает рукам силы, растраченные в невыразимых словами муках».

Сэр Герт и его подружка Хлоя уютно устроились на груде седел за палаткой, которую занимала баронесса Розамунда вместе с Хлоей и двумя знатными французскими дамами, овдовевшими во время длительной и безрезультатной осады Арки.

Солнце опустилось довольно низко, готовое через несколько минут погрузиться в окрашенные красными предзакатными лучами воды Средиземного моря.

– Скажи-ка мне, – попросил сэр Герт, обматывая рукоять своего меча хорошо провощенной ниткой, – что произошло после того, как миледи покинула постель и дом Дрого?

Улыбка исчезла с лица Хлои.

– Когда моя госпожа услышала о развлечениях мужа с пленными арабскими девицами и о разгульной жизни в Антиохии, она приставила кинжал ему к горлу, принудив поклясться, что он никогда не попытается вновь овладеть ею.

– Она посмела угрожать самому Дикому Вепрю? – спросил с недоверием Герт.

– Да, я это сама видела, – спокойно ответила девушка. – Ярость его была ужасной, но рука моей госпожи была тверда, а голос как лед. Кинжал проколол кожу моего хозяина до крови, и он дал торжественную клятву, которой требовала от него госпожа. Сэр Дрого с тех пор пребывает в диком гневе, поскольку, как говорят, он по-своему сильно любит леди Розамунду.

– Где же он теперь?

– Теперь он, благородный сэр, следует за графом Тулузским. Когда вы снова присоединитесь к своему господину, посоветуйте ему остерегаться Четраро. – Пальцы Хлои нежно коснулись руки нового рыцаря, все еще покрытой волдырями – следами Сухого Похода.

Сэр Герт, подняв глаза от работы, резко спросил:

– Почему? Чего бояться сэру Эдмунду? Он не сделал Дикому Вепрю ничего плохого.

– Мой хозяин Четраро полагает, что сэр Эдмунд рассказал все своей сестре и настроил ее против мужа.

– Но он этого не делал. Да и покинули мы лагерь под Аркой на восходе солнца следующего же дня. – Герт плотно сжал челюсти. – Кто мог рассказать ей о развлечениях сэра Дрого?

– Наклонитесь ко мне ближе. – Хлоя испуганно оглянулась на разбросанные вокруг палатки, а затем тонкой рукой обняла Герта за шею. – По правде говоря, я думаю, что это был… – И она шепнула имя, звук которого заставил Герта вздрогнуть.

Его новенькие рыцарские шпоры чиркнули по земле, когда Герт передернул ногами.

– Он не мог этого сделать!

– Возможно, я и ошибаюсь. Но все же прошу вас предостеречь вашего господина насчет Дрого.

В одно прекрасное утро христианское воинство поспешно сняло свой лагерь, всадники оседлали коней. Больные, слабые и трусы давно уже оставили армию. Некоторые примкнули к Боэмунду в Антиохии – как они утверждали, для поддержания связи с императором. Среди иерусалимцев остались лучшие рыцари и самые храбрые из простолюдинов.

По их требованию прекрасный город Рамла открыл перед ними свои ворота, и крестоносцы вступили в первый город, захваченный ими на Святой Земле. Как славно было проехаться по его широким улицам в поисках добычи – в брошенных домах, в мечетях, на постоялых дворах, где остались одни собаки, блохи да тараканы.

Вскоре появилось некоторое количество самаритян в линялых голубых одеждах, они улыбались крестоносцам, но говорили на непонятном языке. Жестами показывали бронзовым от загара людям с Запада, где можно найти цистерны, ванны и амбары с продовольствием. Но самое замечательное, что, как можно было все-таки понять по их словам, Аль-Кудс и Священная Гробница находились на расстоянии всего лишь двадцати лиг.

Сэр Герт, на которого граф Танкред обратил свой благосклонный взгляд, слышал, как граф взорвался от ярости, узнав от сэра Гастона из Беарна, что сарацины сожгли буквально все дерево, которое можно было использовать для сооружения осадных машин. Именно поэтому, как объяснил инженер, столько мечетей и общественных зданий Рамлы погибло в огне.

Среди англичан было много бывших моряков, покинувших свои корабли. Они радовались заверениям маронитов, что святой Георгий, покровитель Англии, захоронен под полом главной мечети Рамлы. Это доброе предзнаменование. И, похваляясь, как это всегда делают моряки, они дали клятву отыскать подходящее дерево, чтобы соорудить осадные машины.

Сэр Герт, который спал, завернувшись в одеяло, на груде фуража у палатки графа Танкреда, перевернулся и проснулся, продолжая сжимать рукой свой топор. Кто-то трогал его за плечо.

Было еще темно, однако Герт сразу же узнал глухой голос. Над ним склонился сэр Гастон из Беарна; его грубое лицо едва освещал отблеск затухавших лагерных костров.

– Пошли, но тихо, – прошептал он. – Граф не хочет подымать шум на всю армию.

Саксонский рыцарь осторожно последовал за инженером, прокрадываясь между людей, спящих мертвым сном. Он догадывался, что ему предстоит путь в Яффу, где, как сообщал другой гонец, сэр Эдмунд и остатки его отряда скрывались в руинах некогда крупного, но давно уже покинутого порта.

И оказался не прав. За шатром Танкреда собралось около сотни рыцарей. Они приглушенно бранились при малейшем шорохе и придерживали головы своих коней, чтобы те не заржали. Едва Гастон с новым рыцарем подошли к ним, ведя за собой лошадей, прозвучал негромкий приказ; все моментально вскочили в седла.

Двигаясь медленным шагом, в колонне по два всадника, отряд направился выполнять свою загадочную миссию. Во главе отряда ехали граф Танкред и дородный епископ из Ариано. В полной тишине они выбрались из лагеря и спустились в тесную долину, над которой виднелась лишь узкая полоса еще покрытого звездами неба. Выбравшись из теснины, двинулись вдоль подножия холмов, поросших знаменитыми ливанскими кедрами.

– Друг, куда же мы едем? – обратился Герт к ближайшей, завернутой в плащ фигуре. Услышав ответ, он вздрогнул, подавив тревожный возглас.

– В Вифлеем. Граф Танкред не хочет рисковать тем, чтобы неверные сожгли место, где родился наш Спаситель, как сожгли главный храм Рамлы. Кроме того, – добавил всадник, – там мы найдем бревна и доски, которые нам так необходимы.

Вифлеем. Название гулко стучало в ушах у Герта. С самых детских лет имя этого города было связано со всем святым. Подумать только! Каждый шаг лошади приближал его к месту рождения Господа Иисуса Христа!

На небе бледнели звезды. Небольшая колонна франков, соблюдая тишину, оставляла за собой одно селение за другим. Перепуганные лица мелькали в окнах, на крышах домов, но никто не собирался вступать в битву. Только собаки лаяли да шакалы отзывались им со склонов холмов. Наконец впереди замаячили смутные очертания большого селения, раскинувшегося на небольшой равнине. Герт подумал, что, если не считать большого здания с белым куполом в центре, это место ничем не отличается от сотен других, которые встречались иерусалимцам к югу от Сидона.

Вифлеем! Вифлеем! Самые набожные среди рыцарей многократно осеняли себя крестным знамением и склоняли увенчанные шлемами головы в произносимой шепотом молитве.

С опущенными копьями крестоносцы вступили в селение на рассвете. Не встретив сопротивления, они радостно прошествовали по улицам, глубоко вдыхая их священный воздух, а затем преклонили колени перед базиликой Девы Марии, чтобы произнести благодарственные молитвы.

Несколько испуганных монахов, по большей части сирийцев, осмелились выйти из укрытий, чтобы приветствовать высоких всадников в белых мантиях. Вскоре они вновь разбежались по своим полуразрушенным часовенкам, чтобы возносить гимны благодарения.

Хотя окружающая местность могла в любой момент наполниться тучами турок и сарацин, Танкред и сопровождающие его воины уделили время местным жителям, чтобы принять у них плоды, медовые коврижки и мясо; плача от радости, жители прижимались к стременам рыцарских коней.

Отовсюду слышалось пение, радостные голоса поющих смолкли только после восхода солнца, когда русый молодой племянник Робера Гюискара приказал своим спутникам спешиться. Крестоносцы обменивались взглядами: что происходит? Танкред, захватив это святое место, кажется, не собирался покидать его. Остановка все же была временной. Желтое знамя Танкреда двинулось дальше в южном направлении. Однако перед тем, как он потребовал, чтобы ему показали дорогу, ведущую в Аль-Кудс – Святой Иерусалим, Танкред оставил в деревне сильный отряд для охраны базилики.

Укоротившаяся колонна выехала рысью, пока дневная жара еще не набрала силу.

Проводник Танкреда вел людей, облаченных в длинные серо-коричневые кольчуги, сперва по высохшему оврагу, а потом вверх по невысоким холмам, на склонах которых боролись за существование пыльные оливковые рощицы.

Перед самым гребнем очень крутого холма проводник-самаритянин воздел к нему свои смуглые руки, призывая к остановке. Высокорослые рыцари, за плечами которых развевались темные накидки, медленно достигли вершины и остановились, затаив дыхание. Танкред и его люди долго сидели, окаменев, в своих седлах в полном молчании – лишь вымпелы, развевающиеся на их копьях, хлопали на ветру. Там, на противоположной стороне глубокой лощины, едва различимые, маячили ряды красновато-бурых стен, так поразительно сливающихся с окружающей местностью, что они казались ее составной частью. Внизу, на дне долины, крестоносцы могли заметить квадратное белое здание и белое же сооружение меньших размеров, увенчанное небольшим изящным куполом. Вокруг росло множество деревьев, а дальше зеленели поля. Это, объяснили сирийцы тихими и благочестивыми голосами, Гефсиманский сад и храм Марии Благословенной.

Менее благочестивые из крестоносцев не тратили много времени на созерцание этого святого места, их внимание было привлечено видом стен, возвышавшихся не далее чем в полумиле от них. Одни из ворот, различимые на этом расстоянии, казалось, были закрыты. На бесплодных и скалистых склонах, поднимающихся к городу на вершине, виднелись развалины дворцов, храмов и многочисленных домов; темные фигурки людей и животных двигались между ними.

– Вот там, милорды, – вскричал Танкред срывающимся голосом, – находится наша цель. Мы пришли издалека, но мы ее достигли!

Он сошел с коня, воткнул в землю свой меч с рукояткой в форме креста и стал на колени, шепча молитвы. Его примеру с готовностью последовал Герт и все остальные.

Лошади, казалось, смотрели с любопытством, как их хозяева склоняли свои кто рыжие, кто золотистые головы к сложенным на груди рукам и читали полузабытые молитвы.

Герт бормотал «Отче наш» – почти единственную молитву, которую знал, – не сводя глаз с Иерусалима, лежавшего вдали под чистым лазурным небом. Он был невероятно взволнован. Как же много тяжких лиг прошел он и эти преклонившие рядом с ним колени люди, претерпевшие и холод, и жару, жажду и голод в поисках вечного спасения, и вот теперь, казалось, оно было досягаемо, вот оно, рядом, протяни руку и получишь его.

Если бы сэр Эдмунд де Монтгомери мог сейчас быть рядом с ним, счастье Герта Ордуэя было бы поистине полным, но граф Аренделский находился, вероятно, лигах в двадцати к западу отсюда. Там, где, как сообщали, он удерживал с остатками отряда покинутый порт, называемый Яффой.