Сестричка

Глава 7

Телефон на моем письменном столе зазвонил ровно в четыре.

– Вы уже нашли Оррина, мистер Марлоу?

– Пока нет. Где вы?

– Да я в аптеке, рядом с...

– Поднимайтесь сюда и перестаньте корчить из себя Мату Хари.

– Вы хоть с кем-то бываете вежливым? – спросила Орфамэй.

Я повесил трубку и для поддержания духа перед разговором налил «Старого лесничего». Глотая виски, я услышал шаги Орфамэй по коридору. Подошел к двери и распахнул ее.

– Входите в эту дверь, чтобы не соваться в толпу.

Орфамэй села и со сдержанным видом приготовилась слушать.

– Мне только удалось выяснить, – сказал я, – что в этом притоне на Айдахо-стрит торгуют наркотиками. Сигаретами с марихуаной.

– Да что вы! Какая гадость.

– Нужно принимать в жизни и хорошее, и плохое, – заметил я. – Оррин, должно быть, узнал что-то и пригрозил донести в полицию.

– Вы имеете в виду, – спросила она в своей детской манере, – что с ним за это могли расправиться?

– Скорее всего, для начала просто припугнули.

– Нет, мистер Марлоу, Оррина на испуг не возьмешь, – решительно возразила Орфамэй. – Когда на него давят, он только становится зловредным.

– Не спорю. Но мы говорим о разных вещах. Напугать можно любого – если взяться за дело умеючи.

– Нет, мистер Марлоу, – упрямо повторила она. – Оррина на испуг не возьмешь.

– Ну ладно, – сказал я. – Не возьмешь, так не возьмешь. А если б ему отрезали ногу и били ею по его же голове? Как бы он повел себя после этого – стал бы писать в бюро по улучшению деловой практики?

– Вы насмехаетесь надо мной, мистер Марлоу, – вежливо сказала Орфамэй.

Голос ее был холоден, как суп в пансионе. – Это все, что вы сделали за целый день? Выяснили, что Оррин съехал и что жил он в дурном окружении? Да я и без вас это знала, мистер Марлоу. Я полагала, что раз уж вы детектив...

Она не договорила, предоставив мне догадываться об остальном самому.

– Нет, не все, – сказал я. – Еще я подпоил джином управляющего, просмотрел регистрационную книгу и побеседовал с человеком по фамилии Хикс. Джордж У.Хикс. Он носит парик. Вы, скорее всего, не встречались с ним. Он занимает, вернее, занимал комнату Оррина. И я подумал, что... – Теперь настал мой черед не договорить.

Орфамэй уставилась на меня бледно-голубыми, увеличенными линзами очков глазами. Маленький рот ее был твердо сжат, руки, лежавшие на квадратной сумочке, стискивали край стола, поза была высокомерной, напыщенной, церемонной и осуждающей.

– Вы получили от меня двадцать долларов, мистер Марлоу, – холодно сказала она. – Насколько я поняла, это оплата работы за день. Мне кажется, своей работы вы не выполнили.

– Не выполнил. Что правда, то правда. Но день еще не истек. А о двадцати долларах не беспокойтесь. Если угодно, можете получить их назад.

Они даже не помялись.

Открыв ящик стола, я вынул деньги, положил на стол и придвинул к ней.

Она посмотрела на них, но не притронулась. Медленно подняла голову и уставилась мне в глаза.

– Вы не так меня поняли. Я знаю, мистер Марлоу, что вы делаете все возможное.

– С теми сведениями, какими располагаю.

– Но я сказала вам все, что мне известно.

– Не думаю, – ответил я.

– Что вы думаете, – язвительно сказала Орфамэй, – это ваше дело. В конце концов, зачем бы я обращалась к вам, если б знала то, что мне нужно?

– Я не говорю, что вы знаете все, что вам нужно. Речь идет о том, что я не знаю всего, нужного мне для выполнения работы. И в том, что я услышал от вас, меня кое-что смущает.

– Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин мой брат. Мне ли не знать его.

– Долго он работал в компании «Кал-Вестерн»?

– Я говорила вам. Оррин приехал в Калифорнию около года назад. И сразу же стал работать, потому что еще до отъезда подыскал себе место.

– Часто он писал домой? До того, как перестали приходить письма?

– Каждую неделю. Иногда чаще. Поочередно то матери, то мне. Само собой, письмо были для нас обеих.

– О чем?

– Вы хотите узнать, о чем он писал?

– А что же еще?

– Не будьте таким резким. Писал о работе, о заводе, о людях, работающих там, иногда о представлении, на котором побывал. Или о Калифорнии. И о церкви тоже.

– А о девушках?

– По-моему, Оррин мало интересовался девушками.

– И он все время жил на одном месте?

Орфамэй недоуменно кивнула.

– Когда он перестал писать?

Над этим вопросом пришлось задуматься. Орфамэй поджала губы и подперла нижнюю кончиком пальца.

– Месяца три-четыре назад, – наконец сказала она.

– Каким числом было датировано последнее письмо?

– Я... я не могу назвать точную дату. Пришло оно, как я сказала, три-четыре ме...

Я прервал ее взмахом руки.

– Было там что-нибудь необычное? В строках или между строк?

– Да нет. Вроде бы оно ничем не отличалось от других писем.

– В Калифорнии у вас нет родственников или знакомых?

Орфамэй как-то странно поглядела на меня, хотела что-то сказать, потом резко потрясла головой.

– Нет.

– А где живет ваша сестра Лейла?

– При чем здесь она? – вскипела Орфамэй. – Я ищу своего брата. И я думала, что раз вы – детектив...

– Так. Теперь я скажу, что меня смущает. Не стану касаться того, что вы скрываете, где остановились. Возможно, это просто из опасения, что я вдруг заявлюсь к вам с бутылкой спиртного и начну приставать.

– Говорить так – не очень-то деликатно, – заявила Орфамэй.

– Все, что я говорю, – неделикатно. Я не деликатен. По вашим меркам деликатным может быть лишь тот, у кого не меньше трех молитвенников под мышкой. Но зато я дотошен. Портит всю эту картину то, что вы, почему-то, ничего не боитесь. Ни лично вы, ни ваша мать. А вам бы нужно очень бояться.

Орфамэй тонкими пальцами крепко стиснула сумочку и прижала ее к груди.

– Вы хотите сказать, с ним что-то случилось?

Голос ее упал до печального шепота, как у требующего плату вперед гробовщика.

– Насколько мне известно – ничего. Но я не представляю, как можно, зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить о нем никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться в полицию, где есть отдел розыска пропавших. И явиться к работающему в одиночку детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой порыться в мусорной куче. Не представляю, как ваша добрая старая матушка неделю за неделей сидит в Манхеттене, штат Канзас, штопая зимнее белье священнику.

От Оррина нет писем, нет никаких вестей. А она лишь вздыхает и принимается за очередные кальсоны.

Орфамэй подскочила и бросилась в наступление.

– Вы гадкий, отвратительный человек, – гневно заявила она. – Вы просто мерзавец. Не смейте говорить, что мы с матерью не волновались. Не смейте.

Я еще ближе придвинул к ней лежащие на столе деньги.

– Цена ваших волнений – двадцать долларов, милочка. Но перейдем к тому, о чем вы умалчиваете. Мне, пожалуй, и ни к чему это знать. Суньте эти денежки в свою седельную сумку и забудьте о моем существовании. Завтра можете предложить их взаймы другому детективу.

Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.

– Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете со мной так не разговаривал.

Я встал и вышел из-за стола.

– Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно вам понравится.

Протянув руку, я снял с нее очки. Орфамэй сделала полшага назад, пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.

– Без очков эти глаза поистине прекрасны, – произнес я благоговейным тоном.

Орфамэй расслабилась, откинула голову назад и чуть приоткрыла губы.

– Небось, вы поступаете так со всеми клиентками, – негромко сказала она. Руки ее упали. Сумочка ударилась о мою ногу. Орфамэй всей своей тяжестью повисла на моей руке. Если она давала понять, что хочет высвободиться, то перепутала способы выражения желаний.

– Нельзя же было допустить, чтобы вы потеряли равновесие, – сказал я.

– Я знала, что вы предусмотрительны.

Она расслабилась еще больше. Голова ее запрокинулась. Веки опустились и чуть подрагивали, губы приоткрылись еще шире. На них появилась легкая обольстительная улыбка, учиться которой не нужно.

– Небось, подумали, я нарочно.

– Что нарочно?

– Ну, пошатнулась.

– Уф-ф.

Орфамэй быстро обняла меня за шею и притянула к себе. Я поцеловал ее. В противном случае пришлось бы ударить. Она на долгую минуту крепко прижала свои губы к моим, потом спокойно изогнулась в моих объятиях и очень удобно угнездилась в моих руках. Издала легкий, долгий вздох.

– В Манхеттене, штат Канзас, вас могли бы арестовать за это.

– По справедливости, меня нужно было бы арестовать лишь за появление там.

Хихикнув, Орфамэй притронулась пальцем к кончику моего носа.

– Вы, небось, предпочитаете легкомысленных девушек, – сказала она, искоса глядя на меня снизу вверх. – Что ж, зато вам, по крайней мере, не придется стирать помаду. Может, в следующий раз я подкрашу губы.

– Может, сядем на пол, – предложил я. – Рука у меня начинает уставать.

Она снова хихикнула и грациозно высвободилась.

– Небось, думаете, что я много целовалась.

– Как и всякая девушка.

Орфамэй кивнула и, чуть сощурясь, поглядела на меня снизу вверх.

– Девушки целуются даже на церковных собраниях.

– Иначе не было б никаких церковных собраний.

Мы поглядели друг на друга без особого выражения.

– Что ж... – наконец заговорила Орфамэй, но я перебил ее, вернув ей очки. Она их надела, потом открыла сумочку, погляделась в зеркальце, снова порылась и что-то вынула из сумки, зажав в кулак.

– Извините меня за вредность, – сказала она и сунула что-то под лежавший на столе журнал записей. Потом еще раз слегка улыбнулась мне, четким шагом подошла к двери и распахнула ее.

– Я позвоню, – ласково сказала она. Потом вышла и застучала каблучками по коридору.

Я поднял журнал и разгладил лежавшие под ним скомканные купюры. Поцелуй был не бог весть каким, но все же я получил новую возможность заработать двадцать долларов.

Едва я вспомнил о мистере Лестере Б.Клозене, как зазвонил телефон. Я рассеянно поднял трубку. Голос был резким, но глухим, нечетким, словно проходил через штору или длинную седую бороду.

– Марлоу?

– Слушаю.

– У тебя есть сейф, Марлоу?

Мне уже надоело быть вежливым.

– Кончайте спрашивать и начинайте излагать, – ответил я.

– Я задал тебе вопрос, Марлоу.

– А я не ответил. И все тут.

Протянув руку, я нажал рычаг на телефонном аппарате и не отпускал его, пока закуривал сигарету. Я знал, что этот человек позвонит снова.

Некоторым людям необходимо произнести заключительную реплику. Когда звонок раздался опять, я снял трубку и заговорил первым.

– Если у вас есть предложение, скажите, в чем оно состоит. И, пока я не получил от вас никаких денег, обращайтесь ко мне «мистер».

– Не надо так горячиться, дружище. Я попал в переделку. Мне нужна помощь. Необходимо спрятать кое-что в надежном месте. На несколько дней.

Не больше. А ты быстро заработаешь немного денег.

– Как немного? – спросил я. – И как быстро?

– Сотню. Она здесь, дожидается. Я грею ее к твоему приходу.

– Слышу, как она мурчит, – сказал я. – Где это – «здесь»?

Ответ я выслушал дважды: когда я слушал голос и когда он эхом отдавался у меня в голове.

– Отель «Ван Нуйс», номер триста тридцать два. Два частых стука в дверь и два редких. Не особенно громких. И пошевеливайся. Когда сможешь...

– Что нужно прятать в сейф?

– С этим подождем, пока не приедешь. Я сказал, что спешу.

– Как ваша фамилия?

– Номер триста тридцать два, это все.

– Спасибо, что позвонили, – сказал я. – До свидания.

– Эй, эй! Погоди, недотепа. Это не краденое, как ты подумал. Не алмаз, не изумрудные подвески. Просто для меня это стоит больших денег – и ничего не стоит для всех остальных.

– Сейф есть в отеле.

– Хочешь умереть бедняком, Марлоу?

– Почему бы и нет? Умер же Рокфеллер. Еще раз до свидания.

Голос изменился. Мягкость его исчезла. Он произнес быстро и резко:

– Как делишки в Бэй-Сити?

Я не ответил. Молча ждал. Послышалось, как в телефоне-автомате звякнула монета.

– Думаю, это может заинтересовать тебя, Марлоу. Номер триста тридцать два. Кати сюда, дружище. И побыстрее.

Раздался щелчок. Я повесил трубку. Со стола ни с того ни с сего скатился карандаш и сломался, ударившись о ножку стола. Я поднял его и старательно заточил в привинченной к оконной раме точилке. Потом положил его в корзину на столе и отряхнул руки. Мне некуда было девать время. Я поглядел в окно. И ничего не увидел. Ничего не услышал.

А потом и вовсе ни с того ни с сего мне привиделось лицо Орфамэй Квест, в очках, ухоженное, подкрашенное, с белокурыми, взбитыми высоко над перехваченным лентой лбом волосами. И с альковными глазами. Глаза у всех у них непременно должны быть альковными. Я сделал попытку крупным планом представить себе, как в это лицо зубами впивается некий самец из пользующегося дурной славой многолюдного бара «Романофф».

Путь до отеля «Ван Нуйс» занял у меня двадцать минут.