Много позже, после ужина, когда молодежь удалилась шуметь в свои комнаты, в «апартаментах» Бородулина на верхнем этаже башни собралась компания «старичков». Кроме начальника и заместителя были Мелинг, Зимин, Хорин, сержанты и капитан парома. В камине негромко потрескивали дрова, от лежавшей рядом небольшой поленницы по комнате расходился приятный смоляной дух, перебивавший резкий керосиновый запах, источаемый подвешенной под потолком лампой. На столе стояли чайник чая, плошка с мелко наколотым сахаром, блюдо с печеньем и разномастные кружки. Все расселись на утащенных из столовой табуретах. Бородулин кивнул Хорину: доставай. Тот извлек из объемистых карманов две бутылки с зеленой этикеткой и залитыми белым сургучом пробками, откупорил одну и собственноручно разлил на всех присутствующих. Мелинг выложил на стол аккуратно нарезанную копченую рыбину.
— Давайте, мужики, за то, что все прошло хорошо, и не придется сегодня пить за тех, кто не вернулся.
Чокнулись, выпили, помолчали. Хорин разлил по второй, выпили еще, закусили.
— А теперь, ребятки, рассказывайте, — потребовал физрук, — как там у вас все было. Мы с Андреем тут чуть по дюжине инфарктов не нахватали, за вас болеючи. Кто у вас будет главный краснобай?
— Давайте, я расскажу, — принял на себя ответственность Михайленко. — А остальные, если что, поправят.
Остальные покивали, соглашаясь. Заместитель ухватил кусочек рыбки, закинул в рот, поудобнее устроился на табурете и начал:
— В первый день ничего не происходило. Мы оставили на пароходе припасы, добавили еще одного человека, автомат, патроны и вернулись к Изольде. Поляки, кстати, честно выполняли свои обязательства. Колек приволок еще один жбан меда, так что на зиму, глядишь, на весь анклав хватит. По крайней мере, на медицинские цели. Валек тоже не сидел без дела, на веранде лежало уже десять мешков угля. Пришли мы к Изольде, она расстаралась, стол накрыла. Мы тоже были не с пустыми руками. Посидели, поговорили, посты выставили и спать легли. Ночь прошла спокойно, никто на нас не нападал. Я, если честно, так и предполагал, но, как понимаете, предосторожность в таких делах излишней быть не может. С утра я отправил двух человек с биноклем и рацией километров на пять вниз по течению, до следующей излучины. Кого? Толика Фоминых и присутствующего здесь Аркадия Ивановича. Они стали передовым дозором, а мы принялись ждать. В общем, все было довольно скучно. Но после полудня началась развлекуха. Мы как раз решили перекусить, а после этого я хотел сменить ребят в дозоре. Сели за стол, только начали кушать, как вдруг от края леса жалобный вопль. Мы, конечно, все побросали, на улицу повыскочили, оставили только человека на связи, и видим потрясающую картину, вполне достойную кисти как Петрова, так и Водкина. Представьте, идет Леслав, тащит на себе здоровенный тюк, видно, что с трудом телепается. За ним идет здоровенный бугай с тачкой, а в тачке сидит старуха. Классическая старая ведьма, просто баба-яга. Вся черная, в черном платке, в черном каком-то балахоне. Лицо смуглое до черноты, нос крючком. В руках у старухи классическая клюка с загнутой верхушкой, и этой клюкой она периодически долбает Леслава куда попало. А тот, как ему в очередной раз прилетает, жалобно так подвывает. Позади всех идет еще один кадр. Правильнее всего было бы назвать его молодым человеком. Одет ни бедно, ни богато. Вещи не новые, но добротные. И вот эта процессия во главе с Леславом доходит до нас. Толстяк свалил свой тюк на землю, в нем что-то дзинькнуло. Тут старуха шибанула Леслава своей клюкой под коленки, да так, что тот свалился нам под ноги. А старая ведьма добавила несколько слов, и он самым натуральным образом на четырех костях отполз назад, за спину бугая, уже там поднялся на ноги и принялся старательно не отсвечивать. Тут бугай вынул бабку из тачки и бережно поставил на землю. Бабка, скрюченная остеохондрозом до такой степени, что стоять без палки уже не могла, оперлась на свою клюку, быстро оценила, кто главный и, повернувшись ко мне, начала говорить, а Изольда принялась переводить. Несмотря на внешнюю дряхлость, голос у карги был резким и твердым, а руки, которыми она цепко держалась за свою палку даже и не собирались трястись. Бабка говорила:
— Я прошу простить моего непутевого внука за его безобразные выходки. Вот здесь, — она ткнула потемневшей, в старческих пятнах, рукой в узел, — все то, что этот идиот, недостойный называться поляком, украл из вашего дома.
— Я не поляк, я силезец! — возмутился Леслав, еще раз подтвердив диагноз старухи.
— Янек, отвесь этому слабоумному хороший подзатыльник! — приказала ведьма, даже не обернувшись.
Янек, тот самый бугай, в точности исполнил приказание. Короткий стук, плаксивый вопль — и Леслав, вновь упав на четвереньки, боднул лбом землю. Карга тем временем продолжала:
— Я обещаю, что больше вам не придется общаться с этим позорищем нашего рода. Марек, поди сюда.
Молодой человек, все это время стоявший поодаль и не без удовольствия наблюдавший за павшим на голову Леслава возмездием, приблизился и уважительно поклонился. Без холуйства, лишь засвидетельствовав свое положение.
— Это мой младший внук, Марек. Отныне и вовеки он будет главным мужчиной в роду, и он же будет вести все дела с вами. Слышишь, ты…
Тут бабка произнесла какое-то настолько заковыристое ругательство, что Изольда не смогла его перевести. Возможно, она сама слышала его впервые.
— Слышу, — пролепетал Леслав, на всякий случай отодвигаясь подальше от Янека.
— А теперь, — завершила карга свое потрясающее выступление, — я прошу позволить нашей семье присоединиться к вашему королевству на тех же условиях, что и остальные фермы.
Вы представляете, она так и сказала — к королевству. Так что, Андрей Владимирович, ждет вас золотой обруч с изумрудом во лбу. Что, не нравится изумруд? Давайте, сделаем рубин. Или сапфир. К вашим глазам как раз подойдет.
— Хватит насмехаться, Станислав Наумович, рассказывайте дальше.
Михайленко отпил чаю и продолжил.
— Конечно же, я милостиво позволил ей присоединиться, после чего ребята утащили узел в дом (он, кстати сказать, с трудом прошел в двери). Потом бабку — ее, кстати, зовут Катрина — и Марека я пригласил в дом, угостил чаем, получил приглашение на ответный визит и абсолютно довольную отправил восвояси, пообещав через день привезти наш стандартный комплект для поляков: оружие, патроны и рацию. Надеюсь, у них хватит ума не давать в руки Леславу ружье.
— А как же ваши слова? — недоуменно спросил Бородулин. — О том, что приехали трое албанцев? По времени — как раз во время визита польской делегации.
— Тут был один нюанс. Как раз пока была суматоха — затаскивали в дом узел с вещами, усаживали за стол старую ведьму, наш дозор доложил, что появилось два катера. Вернее, катер и моторка. Они высадили на берег людей, моторка осталась за излучиной, а катер с тремя албанцами открыто пошел к нам. Я подозреваю, что они накануне провели разведку и спланировали боевую операцию. Не успел я получить это донесение, как вы, Андрей Владимирович, прорезались. Пришлось отговориться, не было времени подробно вам обо всем докладывать. Ну так вот, у меня было в запасе примерно два с половиной-три часа, пока десант выйдет на исходную, и минут двадцать-тридцать до прибытия катера. Я отдал приказ дозору выждать пару часов, потом захватить моторку и устроить у нее засаду. Из тех, кто со мной был, оставил двоих, а остальных отправил прятаться в лес и ждать появления албанцев. Тут очень кстати оказались наши сержанты. Все-таки в десанте замечательно ставят владение холодным оружием. Самое то для бесшумной ликвидации. Бабка, к слову сказать, тут же заметила нездоровую суету и прямо спросила — что, мол, случилось. Я ей так же прямо и ответил. И что бы вы думали? Она говорит: Есть у вас лишнее ружье? Я отвечаю: Как не быть, есть, конечно. И тут она выдала: «Дайте его Мареку, он с вами вместе воевать будет. Только поберегите его, он еще правнуков мне родить должен. А стрелять он хорошо умеет.» Разобрались мы с этим, чай допили, Янек погрузил каргу в тачку и отбыл. Леслав следом утянулся. Только они за деревьями скрылись — идет катер. Поменьше того, что на озере остался, но тоже ничего себе лодочка. Без разговоров подваливает он к дебаркадеру, в кокпите трое. Все с оружием, но наготове не держат. Я к ним вышел, руки пустые, но кобуру под курткой расстегнул. Ребята в доме остались, у обоих автоматы. От дома до дебаркадера метров тридцать. Можно сказать, стрельба в упор, гарантированное поражение. Один из троицы хорошо говорил по-русски после оказалось, что тоже из приверженцев Бандеры. Остальные — ни в зуб ногой. Подвалили они, значит и говорят: мол, разыскиваем своих людей, которые третьего дня на моторке вверх по реке ушли и пропали. Я им честно говорю, что приезжали три дня назад три ушлепка, начали обижать людей, хамить, за оружие хвататься. Нам это не понравилось, и мы их всех троих прикопали в ближайшем лесу. Если интересно — могу свести на могилу. А те это люди, или не те — это уж неизвестно. Эти трое меж собой переговорили и выдали: мол, это были нехорошие люди, украли оружие и лодку и сбежали. И они просят все это вернуть. Я, естественно, в отказ: мол, это теперь наши трофеи, и ничего мы отдавать не будем. Они еще переговорили и перешли к главному: мол раз уж так вышло — фиг с ним, хотя и жаль. Но поскольку мы встретились, то стоит поговорить поподробнее, может, окажемся друг другу полезными. Я у них швартовы принял, в дом проводил. Они хотели винтовки с собой брать, но я поклялся, что никто ничего не тронет, и никто им не угрожает. Они согласились, как-то подозрительно легко. Как потом выяснилось, у каждого пистолет был. Такой же, CZ-1938. А дальше было самое трудное — два с лишним часа вешать им на уши лапшу, не повторяясь и не противореча ранее сказанному. И так мы сидели, трепались, чай пили, пока за окнами темнеть не начало. Тут их шефу потребовалось срочно посетить заветную будку. Я вызвался его проводить. Указал потребное заведение и сделал вид, что возвращаюсь. Выждал полминуты и подкрался тихонько. А товарищ-то вовсю по рации приказы отдает! Я тогда нашим, кто в лесу прятался, тоже команду отдал, и за угол дома у веранды спрятался. Гляжу — главный албанец в катер свой полез, винтарь за спину закинул, а потом в каюте пошарил и вылезает со здоровенной такой такой штуковиной в руках — чешским пулеметом ZB-26/30. Я дожидаться не стал, когда он стрелять начнет, и тихонько ему третий глаз организовал. Потом пулемет прихватил и с ним наперевес в дом пошел. Мол, сдавайтесь, ваша игра проиграна. Те двое дернулись, было, за пистолетами, но тут я одного из пулемета положил, а другого, как раз бандеровца, Марк Абрамыч кулачком по темечку приласкал. Тот потом два часа в отключке провалялся. Никакой нашатырь не помогал.
— Да я не так и сильно, — смущенно вставил Мелинг.
— Этот вопрос субьективен, и лучше всего на него может ответить сам пострадавший, но сотрясение содержимого черепной коробки он гарантированно получил. А дальше было все довольно просто. Всего в нападении участвовало пятнадцать человек. Видимо, все-таки, накануне нас хорошенько посчитали, и обеспечили себе численное превосходство. Трое прибыли как будто для переговоров, один остался караулить моторку. Еще одиннадцать должны были окружить дом и вынудить нас сдаться, или быстренько перестрелять. Такой крепкий классический сюжет. Ничего особенного, простая, но вполне рабочая комбинация. И ведь у них вполне могло получиться, но мы их ждали, и это поломало весь сценарий. К тому моменту, когда прозвучал первый выстрел, сержанты уже сминусовали по два человека. Остальные стали выходить из леса к дому, и тут же попали на прицел. Так что после моих выстрелов в лесу тоже начало грохать. И в течение тридцати секунд из рядов нападавших выбыло еще пятеро. А последние двое затаились в лесу, выждали, пока все затихнет, и попытались свалить на моторке. Но наш доблестный биолог с напарником это дело пресекли на корню.
— Ясно.
Бородулин хотел было откинуться назад, но вовремя вспомнил, что сидит на табурете.
— И какие нам достались трофеи? Станислав Наумович, огласите весь список.
— Значит, так, — Михайленко откашлялся, напустил на себя важный вид и принялся перечислять. — После эпохальной битвы мы получили катер со стационарным мотором, дюральку с подвесником, пять штук пистолетов, все тех же CZ-1938, несколько дробовиков, пять карабинов «маузер-98», такие же чешские клоны, пара «манлихеров», пистолеты-пулеметы ZK-383, тоже пять штук и, самое вкусное, два пулемета ZB-26/30. Разную мелочевку типа фляжек, фонариков и раций я не считаю. Дробовики и патроны к ним сразу отдали Мареку. Еще он в качестве трофея утащил один из манлихеров, так что с вооружением на этой ферме сейчас все в порядке, и мы должны им только рацию. А еще у нас появилось двое пленных. Один албанец и один закоренелый хохол. Албанец оказался трусом, он, как начали стрелять, упал на землю и поднялся с поднятыми руками когда все стихло. А второй пытался корчить из себя героя, но я объяснил ему, как можно заставить человека рассказать все, что он знает. А в качестве альтернативы предложил рассказать полякам, кто он такой. Они хорошо помнят Волынь. И в течении получаса мы получили исчерпывающие сведения об албанском анклаве.
— А куда вы дели пленников?
— Валеку отдали. Минут через двадцать, как стрелять закончили, прибежали Колек и Валек, и с ними еще мужички оружные. Мы им объяснили, что произошло, так Колек еще и обижаться принялся — мол, что же их сразу не позвали. Вот мы Валеку эту пару и сплавили, пусть уголь рубают на благо королевства.
— Да, изрядно вы все развлеклись.
Бородулин поглядел на Михайленко, потом на Хорина.
— Разливай, Семен, пусть рассказчик отдохнет.
Кружки подняли, сдвинули, опрокинули.
— Ну что, Станислав Наумович, продолжайте, — попросил Бородулин.
— А осталось, собственно говоря, совсем немного. Утром на пароходе развели пары, мы все погрузились и пошли вниз по реке. Ближе к албанцам посадили в катер людей и послали вперед, на разведку, насколько хватало радиуса носимых раций. К середине дня были уже у греческого поселка. Оставили там нашего Папасатыроса, да с ним еще пару человек на всякий случай, и пошли дальше. А перед албанской деревней потом сделали так же, как и они: высадили половину команды на берег и малым ходом двинулись к причалу. Албанцы решили повоевать, но мы их разубедили. С помощью, вот, уважаемого Николая Андросовича. Денек мы там побыли, погрузили, что могли, на пароход и на паром, девушек с собой тоже прихватили. Без мужиков им там не выжить, а развозить по поселкам времени не было. Пообещали, что весной отвезем всех домой. Только гречанок высадили по дороге.
— А как греки-то решили присоединиться?
— А об этом пусть вон, Коля Мазурин расскажет. Он там был, все своими глазами видел.
Сержант попытался было отвертеться, но его слабая попытка была пресечена на корню. Он вздохнул, поерзал на табурете, устраиваясь поудобнее и начал:
— Да что тут рассказывать, нормально все было, без проблем. Как в поселке катер увидели, так весь народ враз попрятался, один только кадр на берегу топтался, тот самый албанец. Мы подрулили, он чалку принял, видать, за своих дружков посчитал. Что-то лопотать стал, руками махать, и тут наш грек при всем параде с борта сходит. Тот увидел, его аж перекосило, давай за ружье хвататься. Но автоматы увидел, сник. Въехал, что власть меняется. Папасатырос потянулся у него дробовик забрать, так тот попытался его о землю разбить, но тут уже мы вмешались. Нечего оружие портить, оно еще пригодится. Тут из-за поворота наш пароход выходит. Да еще с флагом на мачте. Тут и остальные греки просекли, что спектакль идет не по сценарию, помалу из домов вылезли, а Папасатырос им речь толкнул. Мол, в союзе с нами они будут процветать и всем будет счастье, молочные реки и прочие блага цивилизации. Что примечательно, нашлась там одна дама, знающая по-русски. Она нам после рассказала, что творили албанцы. Собственно, что хотели, то и творили. Так что известию об их безвременной кончине все обрадовались. Тут же на радостях устроили суд над тем кадром, что поселок албанцам слил. Мы не вмешивались, пусть сами решают. Я бы так просто пристрелил паскуду. А они чуть не два часа орали, руками махали, в конце концов, выдали суточный паек и выпнули из поселка. Хорошо еще, оружие не вернули. Как с делами покончили, достали откуда-то мясо, лепешки, даже бутыль вина, литров на двадцать, и давай пировать. Бухали бурно и со вкусом, разошлись уже за полночь. А наутро, как проспались, давай решать, присоединяться или нет. Весь день митинговали. Два десятка человек, а крику — хоть уши затыкай. Так до темноты проругались, и ничего не решили, демократы хреновы. На следующий день снова принялись митинговать. И, наверное, до сих пор орали бы, да пароход на обратном пути высадил пару девок, которых албанцы у них забрали. Вот эти девки и были последней каплей. Они давай в красках рассказывать, что с ними албанцы делали, и как наши доблестно их спасли. И это было последней каплей, самые злостные крикуны умолкли, и они таки смогли что-то совместно порешить. Мы там оставили Папасатыроса, он теперь староста поселка. Выдали ему рацию, да немного оружия из трофеев. Потом погрузились, и пошли дальше. Вот, собстенно, и все.
Какое-то время все молчали. Потом Бородулин сказал Хорину:
— Семен, я же знаю, у тебя карман еще не пустой. Доставай третью, сегодня можно.
Конец