Сезон мошкары

7

— Ну, как тебе идея немного пройтись? — выйдя, спросила Делорм. Она спрятала за ухо прядь волос — на парковке было сыро и ветрено. — Погляди на этот холм. Узнаешь?

— Да. Его снимали откуда-то с задов университета, — сказал Кардинал. — Хорошо бы нам двинуть до дождя, а?

— Может, она студентка Северного университета? Как ты думаешь?

— Нет, если б это было так, они бы уже сейчас дали нам знать.

— Ну, а для любого нестудента самый простой путь на Бофорт-Хилл — это повернув с Одиннадцатого шоссе. Я подъеду туда, а с тобой встретимся на полпути.

— Над Нишинейб-Крик?

— Ага. Там, где ручей огибает маленький островок. Через минут сорок пять или час.

Возле Алгонкин-Бей нет больших гор, но вокруг, подобно стаду гигантских буйволов, теснятся высокие скалистые уступы докембрийского периода. Жесткое каменистое плато прикрыто слоем суглинка, питающего тысячи квадратных миль лесного массива. На одном из таких уступов раскинулся кампус Северного университета, откуда студенты могли любоваться видом городка и синим простором озера Ниписсинг. Но сегодня никакой синевы не намечалось. Моросил мелкий дождичек, и небо было затянуто удручающе серыми тучами.

Они расстались с Делорм возле Управления, поехав каждый своим путем. Поднимаясь в кампус, Кардинал сделал остановку у поворота на Саквилл-роуд, где была маленькая полукруглая площадка. Давным-давно, еще в школе, он останавливался здесь со своей тогдашней девушкой Блендой Стюарт, которая напрочь отказывалась подниматься дальше в старенькой машине его родителей. Теперь он глядел на городские крыши, за которыми милях в семи к югу виднелись острова Маниту. Бофорт-Хилл находился в западной стороне за лесом и был отсюда еле различим.

Кардинал продолжил путь дальше до университета и поставил машину на гостевой площадке. Прошел по кампусу к причудливой сети тропинок, начинавшихся за главным зданием. Из центрального входа выбежала группа студентов. С веселым смехом и гиканьем они текучей толпой устремились к дому. Какие они юные — моложе даже, чем Келли, его дочь, какие по-детски невинные. Кардинал позавидовал их веселому содружеству. Когда он был студентом в Торонто, то, желая сэкономить, не жил в кампусе, а снимал вонючую комнатенку возле Кенсингтон-Маркет. Получилось, что он лишил себя удовольствия жить вместе с однокашниками, а ничего не выгадал, так как платить за это пришлось даже больше.

Между сосен маячила вышка — дальше начинались тропинки. Кардинал пошел по той, что вела к вершине ближайшего уступа. Чтобы не заела мошкара, приходилось двигаться быстро и постоянно отмахиваться. Примерно через три сотни ярдов лесом тропинка вышла к небольшому искусственному пруду. Кардинал сошел с тропинки и стал подниматься напрямик. Воздух был густо напоен запахом сосны, сырой глины и листьев. Мелкий дождик не достигал лесной подстилки, а стоял в воздухе липким туманом.

Самое страшное в мошкаре, думал Кардинал, — это ее поистине дьявольское свойство: беззвучие. Мошка не жужжит, как пчела, не гудит, как овод, не издает даже тоненького комариного писка; никак не предупреждает о своем прилете, почему и невозможно ее вовремя хлопнуть. Кардинал почувствовал укус в лодыжку — боль такую острую, словно в тебя вонзили раскаленную иголку, — и наклонился, чтобы заправить брючины в носки. Единственное, за что следует быть благодарным мошкаре, — она не кусает сквозь материю. Пока он стоял наклонившись, еще одна тварь вцепилась ему в шею, резанув ее, словно ножом. Он прихлопнул ее, и на ладони остался кровавый след.

Через десять минут, пыхтя, отдуваясь и давая себе в который раз обещание уделять больше времени занятиям в спортивном зале Управления, Кардинал добрался до россыпи камней на вершине. К югу тускло поблескивала гладь озера Ниписсинг, очертаниями своими напоминавшая грубо вырезанную из дерева палитру художника, а в западной стороне теперь вырисовывался Бофорт-Хилл. Старая пожарная каланча высилась почти у самой вершины; от водонапорной станции к ней вела извилистая и узкая грунтовая дорога. Отсюда и делал снимок доктор Пейли.

Возможно, и Рыжик стояла на этом месте. Кардинал глядел по сторонам, махая руками так рьяно, словно дирижировал оркестром. Всюду были следы человеческого присутствия — ржавая банка из-под «Спрайта», обертка леденцовой упаковки, пепелище костра. По всей видимости, студенты часто располагались здесь, только, конечно, уж не в сезон мошкары.

Спрыгнув с камней на вершине холма, он быстро, как только мог, продрался сквозь заросли, заворачивая к западу; дороги здесь проложено не было, но скалистые уступы образовывали естественный проход, по обеим сторонам которого был непролазный кустарник. Он все шел и шел, не очень понимая, чего, собственно, ищет. Лодыжки и шею свербило от укусов.

Никто в здравом уме не стал бы здесь бродить. Как могло занести сюда такую девушку, как Рыжик? Правда, если она приезжая с севера, то могла ничего не знать о мошкаре.

Кардинал продолжал свой путь между зарослями, одолеваемый теперь целым полчищем мошек, метивших в его уши. Наконец он выбрался на тропу, шедшую по берегу Нишинейб-Крик. Зима эта выдалась снежная, с метелями даже в марте и снегопадами чуть ли не до конца апреля, и ручей, который обычным летом можно было преодолеть чуть ли не в один прыжок, теперь скопил по берегам целые горы мусора.

Кардинал торопливо шел по тропинке к озеру, которое, как он знал, должно было открыться за следующим кряжем. «Остров» (а строго говоря, лишь нагромождение камней), возле которого они договорились с Делорм встретиться, был неподалеку. Послышался негромкий шипящий звук, который все нарастал, пока не стал похож на треск радиопомех. Водопад. Он и позабыл совсем о Нишинейбских водопадах. Кардинал остановился.

Обычно Нишинейб-Крик был слишком хил, чтобы образовывать водопады. Озерцо питалось течением воды не более напористым, чем в водостоке, и, разливаясь не сильно, напоминало корыто, наполняемое дождевой водой. Но теперь обильные снега, стаяв, превратили его в настоящий поток, несший бурные воды по камням, чтобы затем, рухнув с высоты зеркальной стеной, образовать за нею нечто вроде впадины или пещеры. Кутаясь в воротник, Кардинал вгляделся.

Не могли ли помехи видео напомнить Рыжику это шипение падающей воды? Вода пенилась возле самых ног Кардинала, а дальше она была черна, как оникс. Мошка внедрялась ему в череп, и он прихлопнул ее с такой силой, что заныло ухо. Ему хотелось поскорее добраться до места, встретиться с Делорм, а там умчаться от этих крошечных вампиров, но его останавливало смутное подозрение, что Рыжик бродила в этом месте, возможно, ища что-то. Или очутившись здесь помимо своей воли.

Когда несколько лет назад ему довелось здесь гулять, Кардинал перешел через ручей, ступая по камням, но сейчас камни были скрыты пеной. К счастью, недавно здесь потрудились бобры и через стремнину был переброшен ствол березы. Кардинал ступил на этот ствол, но дерево крошилось. Немножко выше оно казалось прочнее. Нащупав надежную опору, он перебрался через ручей. Мошка кусала его в шею, и, отмахиваясь, он чуть не потерял равновесие. Едва очутившись на твердой земле, он принялся отгонять от себя мошкару — бил себя по шее, по лицу, по макушке. Досаду усугубляло сознание, что движения его нелепы и смешны, хотя видеть их никто не мог. Потом он вскарабкался на гряду валунов и озерный откос. За скальным выступом в нос ему ударил назойливый запах гнилого мяса.

Кардинал прыгнул в расщелину между скалой и водопадом, потом вновь остановился и прислушался. Мошкара оставила его, отступив в облако водяной пыли. Но внимание Кардинала привлекло теперь нечто другое. Каменная стена за его спиной была испещрена не обычным граффити, а столбцами каких-то знаков. Они были похожи на давние, хотя Кардинал и знал, что два года назад их здесь и не было.

Знаки состояли из стрел в три или четыре дюйма длиной; стрелы пересекались, сливались в причудливые узоры. Иные были собраны в пучки, из которых выглядывала стрела подлиннее, служа как бы указателем. По краям шли рисунки — луна в различных стадиях: полная, половина, три четверти и нарождающийся месяц, и повсюду начертанные цветными мелками цифры.

Оторвавшись от каменной стены, Кардинал обогнул гранитный уступ. Там, где он очутился, запах был просто тошнотворным. Он прикрыл нос и рот полой вытянутой из штанов рубашки.

То, что лежало в пещере, было некогда человеком, но ничего человеческого в этой груде теперь не осталось. Мужской труп был голый, с мускулистыми руками и ногами. Уцелело от него, правда, совсем немного — побелевшая куча мяса в темном холодном мраке пещеры. Какой бы жизнью ни жил некогда этот человек, конец его был ужасен. Кисти рук и стопы отсутствовали, не было и головы. Месиво ран кишело червями, отчего казалось, что тело шевелится.

Послышался шорох, и Кардинал резко обернулся.

Из-за гранитного выступа на труп глядела Делорм.

— Не знаю, как ты, — сказала она, — но я не думаю, что сделала это мошкара.