Шакалы пустыни

Часть вторая. Глава первая. … и в волну ее бросает

Студент! Помни, метание плодов Cōcos nucifēra и бутылок Molotov Cocktail производится абсолютно разными способами!

Л.О. Брошюра «Бытовая самозащита. С людями жить, по-людски выть»

день девятый месяца термидора

А редиска меж тем заканчивалась. Катрин щелчком отправила в воду огрызок. Нил воспринял подношение как должное — наверняка в него еще и не такое сваливали.

Двое суток прошли в напряженном и безрезультатном ожидании. Мешки уложены, банки с сосисками сосчитаны, а погрузки все нет. Профессор изволила гневаться, шеф где-то пропадал, Дикси сожрала что-то не то и приболела. За собачкой приглядывала Анис (видимо, обиды судьбы сблизили два одиночества). Катрин коротала время за редисом и размышлениями. Задержка с погрузкой была предсказуема — военно-речная операция это вам не гробокопательство, здесь думать нужно. Подбирают экипажи, выделяют запас ядер и чечевицы, готовят лошадей и овсы. В исторически сложившемся варианте подготовка к преследованию сил Мурад-бея потребовала изрядно времени. Здесь все быстрее, и есть догадки почему. У шефа при всей его скрытой наглости на серьезные манипуляции в штабе Великим Корсиканцем (тьфу, на него, козла-агрессора) силенок не хватит. А вот если допустить мысль, что профессор Одуан-Ризо не совсем сгинул… Ну не утонул же он в самом-то деле при скоропостижном речном купании?

Катрин с некоторой тоской посмотрела на воду. Дни жарковаты, искупаться было бы недурно. Но лагерь разбит ниже по течению от города, польза от плескания в санитарном смысле сомнительна. Кстати, в лагере запас бутилированной питьевой воды иссякает — экспедиция опрометчиво понадеялась на очистительную установку, а она уже того… померла и похоронена. «Клоун» утянул себе металлические емкости — алкоголик, что с него возьмешь. Вина раздобыл и надеется, что никто не в курсе. Потекут, небось, фляги. С импортным железом дела совсем нехороши.

…— Наши ряды поредели, зато осталось много лишних замечательных устройств, — шеф кивнул на кусок парусины, разостланный на столе. — Вы выберете что-нибудь? В пути могут возникнуть внезапные сложности. Возражающие против персонально вашего вооружения, Катрин, так или иначе, нас покинули.

— Профессор явно возбудится и разорется. Она мне доверяет безмерно, но не до такой степени, чтобы выдавать стволы.

— А мы не скажем мадмуазель де Монтозан, у нее и так уйма забот. Но если в пути на нас нападет, скажем, огромный крокодил, вы его храбро отпугнете метким выстрелом в глаз. Спасете собачку. Профессор возражать не станет.

— Крокодил на Дикси не покусится. Да и на профессора тоже. Они неаппетитные. Но дело не в этом. Тут нужно подумать. Экая разносортица, — пробормотала Катрин, разглядывая сомнительные сокровища.

Шесть револьверов (три из них еще не распакованные, в спец-пленке), пара дробовиков, гранаты — старые F-1. И даже АКМ в комплекте с новомодными сдвоенными магазинами.

— Берите два свежих «Смит-Вессона» и штурмовую винтовку. «Калашников» еще советский, но новый, вполне надежный, — подсказал шеф. — Мне отчего-то кажется, что вы с АКМ вполне знакомы.

— Вейль, вы, оказывается, умелый соблазнитель. Что неожиданно, — Катрин догадывалась, что идет очередная проверка. Что именно шеф тестирует: надежность оружия или реакцию подчиненной, не совсем понятно, но опять же лучшая политика — честность.

— Шеф, я брать не буду. Ничего не буду. Это замечательные железки, но они были замечательными в Том мире. Здесь они ненадежны. И понимание этого заставит меня нервничать и суетиться. Зачем вам суетливая подручная?

— Это, конечно, верно, хватит с нас и нервной де Монтозан. С другой стороны, в барабане револьвера шесть патронов. Даже если сработает треть из них — скорострельность много выше чем у кремневого оружия, припрятанного вами на «черный день».

— В трусах моих, значит, шарили? — угрюмо спросила не особо удивленная девушка.

— К трусам даже не притронулся. Но осматривать багаж членов экспедиции — моя прямая обязанность. Все же я отвечаю за безопасность. Кстати, а почему у вас все трусики одинаковые? — заинтересовался «Спящий».

— Какое это имеет отношение к безопасности и теме-делу?

— К безопасности — никакого. К теме имеет. Мне будет полезно знать вашу логику. Если про белье вопрос непристоен, я его немедленно снимаю.

— Что может быть более приличного — босс интересуется трусиками своей подчиненной, босс заботливый.

— Катрин, это вот к чему? — укоризненно взглянул шеф. — Вы знаете, что с этой стороны я абсолютно стерилен.

— Ну, допустим. Хорошо, объясняю. Трусы — это якорь и символ. Меня несет водоворотом недоброй чужой воли, кружит вихрем непредсказуемости обстоятельств, удары судьбы заставляют захлебываться пеной безумия, но каждое утро у меня в запасе есть свежие трусы и надежда вернуться к стабильности. Естественно, трусики должны быть стандартными.

— Бельевой аутотренинг? — Вейль смотрел с уважением, кажется, искренним. — Спорно. Но если вам помогает… Гм, немного завидую. Не изящности приемов психологической самонастройки, а вашей предусмотрительности. Хороший запас белья весьма уместен. Я вот не додумался.

— Ничего страшного, в следующую экспедицию снарядитесь с учетом опыта.

— Непременно! — закивал шеф. — Вернемся к грубому оружию. Значит, ничего не берете?

— Не рискну. Был печальный опыт, — кратко пояснила девушка. — Впрочем, я немного суеверна. Например, у вас с железом все может быть иначе. Может, вы счастливчик?

— О, именно так! С оружием мне всегда везло, — Вейль принялся убирать арсенал. — Благодарю за совет и пояснения.

Катрин неоднократно возвращалась мыслями к этому эпизоду. Тогда что-то не так сказала. Вернее, не уловила истинную реакцию шефа. Дело, конечно, не в трусишках и конкретных стволах. На что-то Вейль остро среагировал. На лице промелькнуло — сгинула на миг маска мордатого простака. Эх, не сильны некоторые штрафницы в психоаналитике. Впрочем, шеф еще тот орешек. С чугунной сердцевиной.

Вместе с очередной редиской мысли вернулись в нужное русло. Выставлять точные психиатрические диагнозы начальству — дело неблагодарное. Жак Вейль — законченный псих, это однозначно, подробности второстепенны. Главное — в чем его конечная цель?

Тогда в Каире шли целенаправленно, гуль в покойницкой являлся проводником к чему-то более важному. Да, «купил» с маячком шеф тогда ловко, вот этак и проявляй милосердие к невиновным даркам. Жаль беднягу гуля. Но на кладбище шеф вышел на кого-то более важного. Переговорил и передал послание? Или что-то забрал? Или отдал? Чалму-то он точно оставил. Послание-ультиматум с экспедиционной печатью и требование немедля сдать все магические и иные клады на пользу науки? Нелепо и на Вейля ничуть не похоже. Что же там, в склепе, произошло? Судя по количеству выстрелов, шеф убрал гуля, а «кладбищенского N» оставил думать. Потом к шефу заявились скорпионы… Надо думать, ультиматум не принят, членистоногие белыми флагами размахивать не собирались. Интересно, соображают Вейль и де Монтозан, во что они лезут?

Магия… Катрин уже и не могла сказать — существует ли эта самая магия в этом и иных мирах. Тогда (кажется, уже сотни лет прошло) восприняла ее как должное. Есть и есть, это как существование богов, дарков и многого другого. В юности все проще. Сейчас…

Сейчас уже не поймешь — была ли в тех лесах, говорила ли с богами, выгребала ли мусор из своего замка. Слово-то какое глупое «Свой». Лучше не вспоминать, а сосредоточиться на…

Да на чем тут, в задницу, сосредоточишься, если мешают?!

Шаги за спиной, вкрадчивые. Катрин подвинула ногу, дабы рукоять ятагана оказалась под рукой.

— Мечтаете, Катарина?

Напугать думал, шутник недоделанный.

Катрин обернулась. Еще по звуку шагов узнала аудитора-«Клоуна». Угадать угадала, а что гость бухой, не подумала. Э, сейчас скучно будет.

— Наблюдаю за уровнем воды. При посадке и высадке это жутко важный фактор. Отвлекать будете?

— О, какая вы деловитая! Катарина, уровень воды — это пустое. Нил — вечен! Куда он от вас денется. У меня есть идея…

— Нет. Ответ отрицательный.

— Боже мой, да я и высказать не успел, а уже «нет»! Мы все же коллеги, а вы, к тому же, умная молодая девушка…

— Еще длинноногая, сексапильная и несговорчивая. Поэтому трахаться, сосать, лизать, чесать ваше самолюбие и что там еще есть у вас между ног — все «нет».

— И мыслей таких не имел, что вы прямо как профессор… — брехун сел-упал на песок рядом. Пахло от него не очень хорошим вином и жвачкой. С запасами полупищевой резины произошла странная метаморфоза — вкус изменился. Сейчас от аудитора перло неестественно острой мятой и спиртом — словно заглотил литр паленого мятного ликера.

— Слушайте, Мариет, скоро вами можно будет посуду мыть.

— Замечательная идея! — одобрил нетрезвый психолог.

Катрин испытала некоторую зависть — вот недурно было бы так поддать и бродить по берегу с неопределенными целями. Приставать-то тут точно не к кому.

— Катарина, а что если нам поговорить серьезно? — «Клоун» благовоспитанно сдержал отрыжку. — Экспедиция наша, видимо, здесь и завершится, а успех возвращения вас должен волновать…

— Уже взволновал, — заверила Катрин, ловя потную ладонь на своей талии.

Вздернуть мужчину на ноги, развернуть, выкручивая руку — аудитор успел жалобно охнуть — получил пинка под испачканный песком зад и отправился купаться. Катрин наблюдала, как он, взмахивая руками, ускоренно вбегает в воду. Вот она, бухгалтерско-психологическая подготовка — баланс удержал, бухнулся уже на глубине: фонтаны воды, китовье уханье. Близок к восторгу. Психологи они такие — что в морду плюй, что в сексе отказывай, что в баню приглашай — во всем видят позитивную сторону.

Катрин поднялась к палаткам и столкнулась с профессором.

— Что за шум? — строго поинтересовалась де Монтозан, не отрываясь от блокнота с таинственными записями.

— Где шум? Вроде не стреляли.

— На реке шум. Катарина, даже не притворяйтесь, что не слышали.

— Нет, на реке слышала и даже наблюдала. Прошел косяк нилус-тараниус. Великолепное зрелище! Профессор, отчего у нас в снаряжении нет рыболовных снастей? Мне кажется, это очевидное и непростительное упущение.

— На кой дьявол нам эти лески и крючки? — удивилась «Фе», отрываясь от блокнота. — У нас же не биологическая экспедиция. Катарина, у вас нет нормально пишущей авторучки? Мои все испортились.

— Переходим на карандаши. Нужно в штабе корпуса попросить. Запись настоящим наполеоновским карандашом гарантирует приступ необыкновенного вдохновения.

— Нет-нет, карандаши у меня еще пишут, — промямлила профессор, вновь погружаясь в блокнотные глубины и на автопилоте побрела в палатку.

Да, у ученых своя гармония. А ведь могла бы горемычная де Монтозан разучивать с «Клоуном» элементы цирковой акробатики, но нет! — наука прежде всего! Впрочем, сейчас профессор, наверное, увлеченно вычисляет потенциальную выгоду от реализации какой-нибудь уникальной мумии.

В любой операции, в смысле, экспедиции, случаются моменты, когда наваливается мучительное безделье. Вроде все готово, портянки наглажены, патроны посчитаны, маршрут известен, но приходиться ждать, ибо где-то чего-то не завелось, погода не способствует полетам, море штормит, встречающие разведгруппы не выходят на связь. Потом выясняется что адмирал или император вообще передумал и все отменяется.

В палатке повизгивали и азартно потявкивали: похоже Дикси оздоровилась (временно) и ее учили каким-то арабским фокусам. Впрочем, когда Катрин вошла, все выглядело очень скучно. Псинка с умирающим видом лежала на жилете архе-зэка, а переводчица читала книгу. Томик на арабском являлся по сути единственным достоянием безносой толмачки. Было любопытно, что за книга, но спрашивать напрямую казалось неудобным. На Коран не похоже, но мало ли…

— День какой-то странный, — проворчала Катрин, стряхивая крысо-собаку с предмета обмундирования. — Все увлечены цирком и наукой.

— Да, мадам. Приходить мсье Клоун, — известила Анис, не поднимая взгляда.

— Надо думать, заглядывал с чисто цирковыми предложениями?

Переводчица на мгновение вскинула взгляд — сверкнули отчаянно красивые (каждый раз слегка ошеломляют) глаза.

— Не знать кто есть «цирк».

— Зрелище. Вроде уличного представления, но в большой палатке. Фокусники, глотатели огня, заклинатели змей и прочие трюкачи.

— О! Да, он с питон приходил. Имела предложение.

Катрин хихикнула, а девчонка опять даже головы не подняла. Типа никаких дерзостей и близко не было, издеваться над наглыми фрэнчами мы даже не думали.

— Госпожа ляжет? — девчонка легко и беззвучно соскользнула с койки — одета по-домашнему, на миг под шальварами обрисовалась безупречная попка.

— Госпожа заляжет с удобством, — Катрин завалилась не на кровать, а на импровизированное ложе на полу. Одеял нынче хватало — Возвращенцы наоставляли.

Толмачка вновь целиком погрузилась в чтение. Никаб не снимает даже в духоте палатки, но локоны распущены, лежат по плечам, слегка вьющиеся от природы, густые и блестящие. Неглупая девчонка, достаточно образованная, с безупречными внешними данными — могла бы иметь большое будущее. Но единственный маленький недостаток и… В сущности, нос ведь деталь организма крайне малозаметная. Но без него нормальная жизнь уже невозможна. Жестокая ирония судьбы. Ведь у каждого своя отягощающая дрянь имеется: у кого-то питон невоспитанный, кто-то жрет и писается непрерывно, кого-то не в те постели вечно заносит. Но все как-то живут. А здесь отрезали кусочек тебя и хоть на месте помирай. Конечно, некоторым одноглазым и покруче досталось, но там иной мир, да и ножичек в руке имеется. А здесь… специфика.

Закинув руки за голову, Катрин смотрела в горячий парусиновый потолок палатки и размышляла о разных спецификах. А надо бы о насущном думать. Вот приближается речной круиз на военно-речном корабле. Густонаселенном и без особых удобств. Бытовые проблемы неизменно возникнут. Солдаты, матросы, гребцы, благородные господа офицеры. Ну, они не господа, а «граждане» Республики, но на потенцию это вряд ли принципиально повлияло. Самонадеянная профессор уверена, что ей выделят отдельную каюту. Что далеко не факт. Переводчицам и архе-зэка тоже можно на что-то надеяться, но время военное, нравы соответствующие. Как там один из покойных «цифр» говаривал: «галантность? нет, не знаем».

Тут Катрин осенило. Она резко села, вогнав Дикси в приступ мгновенной паники — собака свалилась под койку, зажмурилась и едва слышно завыла.

— Спокойно, — инструктор по походному конно-собачьему животноводству ухватив за запятнанный жилетик, выудила безмозглую подопечную из-под кровати. — Говоришь «время военное»? Но ведь это обстоятельство может и существенно расширить наши бытовые возможности?

Дикси приоткрыла один розовый глаз и всем видом выразила полное согласие: расширяйте свои возможности как хотите, только отпустите бедную собачку.

Катрин сунула скотинку в руки переводчицы и поспешно вышла из палатки. Требовалось еще раз взглянуть на карту.

— Спятили? — осведомился шеф, выслушав дельное предложение. — Прискорбно. Я был лучшего мнения о вашем психическом здоровье, строил планы сотрудничества, надеялся.

— Отчего ж сразу «спятила»? Вполне выполнимая задача для группы, имеющей наш с вами опыт кладбищенско-диверсионной работы. Вполне может статься, что мы и не найдем подходящей цели. Но отчего не попробовать? Или мы завтра с утра отчаливаем?

— «Завтра с утра» будет послезавтра. В лучшем случае. Не успевают сколотить ударные силы корпуса, у Дезе проблемы с кавалерией… Впрочем, зачем я буду отягощать вашу и так взволнованную фантазию. Я только что из штаба. Не выдумывайте. Кавалерии по вашему вздорному запросу не дадут, пехоты, впрочем, тоже. И вольтижеров[1] у генерала практически нет.

— При чем тут спецназ? Я о просьбах по выделению сил даже не заикалась. Если мы привлечем армейцев, добыча по праву будет принадлежать им. В чем же тогда смысл? Получим пару кают, так мы их и так получим.

— Какая вы оптимистка, — вздохнул Вейль. — Мы получаем одну каюту. Правда, большую. Во второй едут другие ученые — вы, кстати, знали, что с Дезе должны двинуться настоящие академики? В скромном количестве, но это все равно большая честь для нас, и особенно для профессора.

— Отдельная каюта де Монтозан не обломилась? — не без злорадства уточнила Катрин. — Какая жалость. Вот видите, мы в сложном положении. Несомненно, наше с вами присутствие будет отвлекать профессора от научных дискуссий и прочего занудства.

— Официально де Монтозан не профессор, — отстраненно напомнил шеф. — До дам-профессоров здешнее общество еще не возвысилось. И о ее дворянстве лучше не упоминать. Мы движемся с республиканской армией. Об этом обстоятельстве не стоит забывать.

— Нас собака выдаст. У нее на морде написано что она из высшего общества.

Вейль посмотрел молча и укоризненно.

— Поняла. К теме, и только к теме. Судно под нашим — условно — вымпелом и командованием, порядком облегчит не только экспедиционный быт, но и решение узкоспециальных экспедиционных задач. Тех, что особо научные. Можно причаливать и отчаливать, сообразуясь с академическими нуждами. От общего конвоя отбиваться, разумеется, неразумно, но свободу маневра мы заимеем.

— Катрин, не нужно рекламы. Я понимаю. Но как вы собираетесь захватить корабль? Это же не фургон веселой маркитантки. Вы умеете ставить снасти, ловить ветер и кричать «румпеля налево, брамселя направо, раздери меня гром!»?

Девушка улыбнулась:

— Босс, полагаю, по-арабски это звучит иначе. Но зачем орать всякие глупости, если для этого есть специально обученный человек? Он прямо там, на корабле, просто ждет наших указаний. Напоминаю, у мамлюков не военно-речная флотилия. Всего лишь мобилизованные грузовые барки, и прочие частные корыта. Часть их уже пожгли, а команды уцелевших подумывают насчет того, что Мурад-бей — не самый удачливый военачальник.

— Допустим. И что? Мы с вами вдвоем берем на абордаж подходящую дахабью? Учтите, мне сейчас очень нужно оставаться живым и здоровым.

Последнее уточнение в этакой форме показалось архе-зэка довольно странным. Похоже, шеф проявлял осторожность. Странно, на буйном кладбище его ничего не волновало, обсидиановые скорпионы тоже не напугали.

— Мне тоже нужно вернуться с ногами и руками, — напомнила Катрин. — Может, вы меня все же выслушаете? Желательно над картой.

План (пусть не самый надежный и гениальный) опирался на некое допущение, подтверждений которому Катрин пока не имела. По званию и месту службы всякие архе-зэка лишены допуска к свежим разведданным. Но слухи о близости противника циркулировали среди вояк 4-й легкой полубригады, а караулы на прошлую ночь удвоили. Поговаривали, что разведчики Мурад-бея и его корабли где-то рядом. Анализ ситуации с учетом «после-исторических» оперативных корректив, подсказывал, что поблизости от Каира мамлюки оставили разведгруппы и легкие заслоны. Никаких упоминаний о нападениях и диверсиях Катрин припомнить не смогла, хотя в этих деталях ошибиться легче легкого.

— Никто не нападал, — неохотно подтвердил Вейль. — Но откуда уверенность в дозорных кораблях? Упоминаний о них нет.

— Да сами подумайте. Неужели они разведку не оставили? Вот здесь или здесь, — Катрин указала карандашом на карте. — Вполне вероятный и прямо-таки напрашивающийся вариант.

— Допустим. И как взять дахабью вдвоем? Нам команду просто не запугать. Моряков голов двадцать-тридцать, плюс на борту профессиональные воины. Мамлюки в рукопашной — это вам не обитатели кладбища. Предлагаете в поддержку рекрутировать «Клоуна» с «Крестом»? — скептически предположил Вейль.

— «Клоуну» столько не выпить, а доктор… — фыркнула девушка. — Пойдем на лодке, лишний балласт нам не нужен. Мой план дослушаете?

— Господи, всего сутки безделья, а у вас уже наметился грандиозный план, — Вейль сонно вздохнул. — Ладно, я слушаю, слушаю…

Чуден Нил при тихой погоде. К полуночи восточный ветер спадает, темная, сгустившая свою бурую зелень, вода кажется матовым магическим зеркалом. Скользит, не особо ловко и быстро по этой гладкости, узкая лодка, ворочает веслами плотный мужчина, на носу замерла миниатюрная женская фигурка. Силуэт третьего пассажира (или пассажирки?) укутан в плащ, можно лишь угадать, что он достаточно высок. Вот запрокидывает голову, наблюдает за чуть схуднувшей луной. Вроде бы наблюдает, а вроде бы и нет: лица не видно — темное пятно под широким капюшоном, робкие блики от речной воды не в силах рассеять эту тьму. Постороннего зрителя человек с таким лицом порядком бы испугал. Но посторонних нет — лодка движется вдоль берега, стараясь держаться в тени. Береговые заросли кажутся густыми джунглями, пальмы раскидывают широкие конфетные ветви, изредка сонная птица с шумом взлетает с ветвей.

— Медленнее, еще помедленнее, — говорит укутанный человек. Понятно, что это женщина, голос низковатый, почти бархатный, звучал бы пообольстительнее, если бы хозяйка потрудилась убрать приказные интонации. Не то чтобы резко выраженные, но заметные, недобро намекающие, подобные помахиванию тяжелой плети. Безликая носительница плаща привыкла командовать, и как это не скрывай, властная манера проскальзывает. Особенно в такие дивные речные ночи.

— Медленнее нельзя, — вяло протестует гребец. — Примут за каких-то больных, прокаженных.

— Вейль, вы бы брали поближе к теме, — советует укутанная молодая и суровая женщина, выпрямляясь. — Вот гоните как на олимпиаде, а если я задержусь, придется Анис полчаса с речфлотом объясняться.

— Не надо полчаса, — с сильным акцентом просит девушка с носа — голос ее, чист, певуч, акцент кажется почти наигранным, дразнящим. Но ей явно страшно. — Мне полчаса нет что говорить.

— Хозяин тебе подсказывать будет, — обещает рослая особа. — Шеф, есть мысли, о чем можно поболтать с мамлюкской матросней?

— У меня пока единственная мысль, — вздыхает лодочник. — Зачем я вообще нужен в этой кособокой лодке? Катрин, вы бы и одна прекрасно управились.

— Поздно дергаться — вон они! К берегу! — шипит высокая девица.

Лодка бесшумно скользит по воде, уходя глубже в береговую тень.

— Их два, В смысле две дахабьи, — бормочет гребец, доставая бинокль.

— Ну и хорошо. Могло бы быть три. Или четыре, — безликая девушка сбрасывает плащ и оказывается, что она не только безликая, но и бестелая. Нет-нет, тело несомненно есть, и весьма стройное, просто оно тает во тьме. Особой магии в этом чуде нет — на данное тело израсходовано два тюбика полевого камуфляжного крема — весьма качественного, водостойкого. Экстравагантная черная и почти нагая особа могла бы сойти за бесстыжую афро-африканку, но камуфляж чересчур матов, блеска не дает, кажется, что в лодке не женщина, а ее тень. Что производит немного настораживающее, если не сказать отталкивающее впечатление.

— Вы, Катрин, абсолютно безумны, — констатирует гребец и протягивает бинокль. — Взглянете?

— А что, в него лучше видно?

— Туманит оптика, — признает мужчина. — Сейчас на дно бинокль отправлю.

— Да и так видно. Две стандартные дахабьи. Если у них существуют какие-то стандарты. А так-то обе среднего размера. Нам предпочтительнее та, что ближе.

— Да? А почему? — проявляет любознательность гребец.

— Вейль, да сами взгляните: она вроде поновее, надстройка с каютами длиннее, видимо, удобств больше. Если корабли примерно равны размерами и экипажем, то к чему нам брать рухлядь? К тому же эта посудина стоит к нам носом и на ней вроде бы пушка.

— Пушка? Господи, у вас еще и канонирские способности?! Умеете палить из орудий?

— Вейль, вы сегодня на себя не похожи. Что, извините, за глупости несете? Палить из пушки я, допустим, умею. Я ее заряжать-наводить не умею. Но пусть уж орудие при нас останется, чем начнет бабахать нам в корму.

— Разумно. Что-то я действительно туповат сегодня, — признает гребец. — А если…

— Мы уже все обговорили, и не заставляете меня здесь сидеть топлес и позировать. Прохладно и вообще я стыдливая, — заявляет девушка.

В воду она входит практически беззвучно, выныривает метрах в десяти от лодки и тут же исчезает в полуночной нильской густоте.

— Ну, допустим, — бормочет гребец, берясь за весла. — А какое отношение имеет положение судна?

— Рейс[2] чаще стоять на носу, — шепчет девушка на носу лодки.

— Анис, если не секрет, у вас что, тоже большой опыт абордажного дела?

— «Абордаж»? Нет, я не знать. Но леди расспрашивать про команду.

На лице гребца мелькает усмешка. Он раздумывает над тем, что только что вез особу безносую и особу безликую — незаурядное сочетание красавиц. Впрочем, это не его тема. Сейчас разумнее подумать, как остаться невредимым. Это поважнее девиц. Переводчица на носу размышлять мужчине не мешает — она не оборачивается, ее пугает разложенное за ее спиной оружие, по большей части непонятное. Эти европейские мушкеты и пистолеты очень опасны — гяуры-фрэнчи и сами им не доверяют.

Лодка вышла ближе к середине реки, пересекла лунную дорожку.

— Зажигайте, госпожа переводчица. Пора сигналить, — приказал гребец.

Девушка начала высекать огонь — не очень-то получалось — пальцы со страху подрагивают.

— Возьмите спички! — мужчина протянул герметичную упаковку.

Со спичками переводчица уже имела близкое знакомство, принялась чиркать — толстые «экспедиционные» спички загораться не спешили, лампу удалось зажечь только с третьей.

Мужчина подумал, что злиться не имеет смысла — нужно делать скидку на отсталость уроженцев XIX века. Девушка подумала, что считать хозяина ишаком незачем — он не со зла столь полезную вещь как спички сразу не дал, просто от рождения тугодум. Все фрэнчи такие полоумные, тут уж ничего не поделаешь, Аллаху виднее, зачем он на Нил глупцов привел.

— Сигнальте, уже самое время, — буркнул гребец.

Девушка привстала с фонарем в руках, лодка покачнулась, сигнальщица охнула. Гребец придержал ее сзади. Ниже спины девушка была очень… придерживаемая, возможно, это привлекло бы внимание иного лодочника, но здешний проигнорировал — слишком далеко от темы. Но посоветовал:

— Анис, вы бы брали пример со старшей наставницы. Она и бодра, и вполне подготовлена к походной жизни. А плавает как самозабвенно! Про равновесие даже не говорю.

— Слава Аллаху, я ростом и лицом для таких равновесий не выйти, — прошептала девушка, взмахивая фонарем над головой.

Гребец отметил, что равновесие она и так вполне удерживает, просто к лодкам не привыкла, и счел что ее можно отпустить.

— Видят! — сказала сигнальщица.

— Видят — согласился гребец, всматриваясь в темные, едва угадываемые на фоне прибрежных пальм, силуэты барок. Разглядеть с воды детали было практически невозможно, но движение на борту он вроде бы угадал. До ближайшей дахабьи оставалось сотня метров, второе судно стояло чуть дальше.

Девушка ритмично взмахивала фонарем, с равновесием она вполне освоилась — гребцу казалось, что она привстает на носки. Он пожал плечами:

— Анис, это не танцы. Мы — гонцы и ничего более.

— Простите, господин, — движения сигнальщицы мгновенно стали неровными и некрасивыми.

Мужчине, собственно, было все равно — он смотрел на оружие. Русская штурмовая винтовка с откинутым прикладом, слегка прикрытая плащом, ждала на его ногах. Рядом револьверы и два аккумуляторных фонаря. Сработают или нет? А если сработают не все, окажется ли этого достаточно? Получать с борта паршивой барки мушкетную пулю мужчина не желал категорически. Вовсе не за этим он оказался на этой пахнущей илом реке.

Лодку окликнули — неожиданно громко — над водой звук разносился просто поразительно. Длинная фраза на арабском, без сомнения, насмешливая. Спина девушки на миг напряглась, но сигнальщица тут же заставила себя расслабиться и ответила: в меру испуганный, вежливый голос. На борту захохотали — пять, шесть глоток. Грубовато. Ночь, девушка, наглые матросы — могло ли быть иначе? Сигнальщица поставила фонарь и показала свернутую трубкой бумагу. На борту многословно отозвались, похохатывая, но уже повежливее. В разговор гребец не вслушивался — он знал по-арабски пару десятков слов, этого было слишком мало, чтобы понимать суть. Лучше отсечь болтовню — звук должен прийти с кормы барки, важный звук. Вот! Что-то там треснуло.

— Ааллаху алим! — рявкнул гребец уже отлично знакомую экспедиционную формулу.

Девушка мгновенно упала на дно лодки — даже не упала, просто оказалась там. Быстрая.

Гребец ударил по выключателям фонарей — зажегся лишь один, но и трех тысяч люмен хватило, чтобы ослепить матросов на дахабье — над бортом застыло человек десять с глуповато приоткрытыми ртами и зажмуренными глазами. Коммунистический АКМ не подвел, над срезом ствола запульсировало пламя. Стрелком гребец оказался куда лучшим, чем собственно гребцом. Первые пули вогнал прямо в пару открытых ртов, затем вышиб мозги высокому арабу в чалме — головной убор высоко подбросило пулей. Уцелевшие мишени, наконец, догадались попадать на палубу, под защиту борта. Стрелок, посылая короткие очереди поверх борта, раздраженно дернул плечом — можно было бы ограничиться и двумя жертвами, команда будет нужна. Но эти чалмы… Мерзкая мода. На барке кричали, взывая к Аллаху, вдруг коротко и отвратительно засмеялась женщина. Бухнул пистолетный выстрел, на воду мгновенно потянуло остро воняющее облачко порохового дыма. Вновь закричали…

— Анис, вы чем заняты? Вы гребите, гребите, — призвал стрелок, ни на мгновение не отрываясь от прицела «калашникова».

— Слушаю и повинуюсь, хозяин — пропыхтела безносая девушка, наваливаясь на весла. Гребла она второй раз в жизни. Ничего, научится. Если эта ночь вдруг не закончится совсем дурно…

Вода теплая и чистая (то и другое — относительно, поскольку выше города), ночь романтическая, ночных купаний давно не случалось — в тюрьме они почему-то не в чести. Пловчиха двигалась экономным брассом, не поднимаясь над водой. Рядом что-то плеснуло — рыба издевается: ха-ха, на такой знаменитой реке и без блесен?! Смешно, да. Вот только ятаган мешает. Не было возможности ножны переделать под универсальные. Стандартная мамлюкская модель: красиво, пафосно, чисто по-джигитски: скачки, рубки, и прочие яркости. А вот лазить-плавать по заборам, мертвецким канализациям и рекам с такими ножнами сложно. Специфика…

Корабли угадывались по дыму и запаху. Ужин был, за ним кальян. Непьющие утешаются после поражения. Это арабский ВМФ, у них устав караульной службы тоже специфический.

Диверсантка обогнула ползущие над водой душистые дымы — спешить особенно не стоит, лодка с «артподдержкой» еще далеко. Фокус выйдет, если поддержка не состоится в силу технических причин. Кое-кто из лодки за борт сиганет и, скорее всего, уйдет, а вот переводчице будет так себе… Впрочем, толмачке, в общем-целом, диспозиция была обрисована, согласилась на боевое крещение, что уж теперь…

Между кораблями расстояние метров в сорок. Тишина и там, и там, но плыть нужно вдвойне осторожно. Диверсантка отдышалась только под кормой «нужной» дахабьи. Наверху вполголоса разговаривали, но подслушивать бесполезно — кроме упоминаний Всевышнего, ничего не понять, а упоминать мы и сами умеем. Что-то спокойно сидят, хотя должны бы уж и лодку заметить.

Зоркость дозорных оказалась крайне неудовлетворительной — пока лодку заметили, диверсантка уже начала замерзать. Под кормой оказалось довольно скучно, веревку поудобнее удалось присмотреть сразу: с кормы их свисало порядком, закралась даже мысль о ловушке. Вот так схватишься, а тебе на голову ведро с боевыми нечистотами — бац! Хотя вряд ли, нечистоты они разом за борт отправляют. Давно стоит здесь эта мини-эскадра, что ли? Загадили бухточку.

Приближающуюся лодку, наконец, окликнули. Завязалась беседа, похоже, увлекательная, с хохотками и шуточками. Бытует мнение, что арабские мужчины вежливо и уважительно относятся к женщинам. Истинная правда, именно так и относятся, только не везде, не всегда, и не ко всем. Диверсантка проверила, как выходит из набухших ножен ятаган, ухватилась за избранную веревку — дать нагрузку понемногу, наверняка, они свое корыто как вторую кожу чувствуют, могут уловить напряжение и шорох. Высунутые из воды собственные руки произвели на девушку крайне негативное впечатление. Вот тебе и боевой грим с фирменной гарантией. Нет, чернота на руках осталась, но местами поблекла и под ней светилась белая кожа. Прямо на удивление белая, вроде и загар сошел. Экий тритонистый вид. Фиг с ним, пусть матросикам страшнее будет…

Голос Анис слышался уже ближе. Пора!

Вода порядком надоела и на борт диверсантка вползла с большим воодушевлением. Мышцы еще не застыли, да и предвкушение в крови играло, — все в самый раз. Только лишних речников лучше не валить. Рейс-капитан и этот… как его… муста-мель пригодятся…

Сухо, тепло, спины… много… а там даже и в кольчугах. И зачем им кольчуги, не тот век, господа беи. Ятаган плавно покинул мокрые ножны, но под конец причмокнул, гурман этакий. Ближайший моряк обернулся — на морде задержалась ухмылка. Пришлось бить сразу. Диверсантка коротко и обдуманно всадила клинок под мышку чуткому человеку, зажала рот. Опуская на палубу, машинально прихватила длинный нож из-за пояса почти-мертвеца. Кольчужники… их первым делом. Девушка на цыпочках (еще не хватало чтоб мокрые пятки зачвякали) сместилась к средней мачте. Четверо… многовато. Но явные воители: одеты пышно, оружием увешаны, вот один моряка в сторону отпихнул — «не мешай смотреть, быдло плоскодонное!». Диверсантка исходя исключительно из принципов защиты прав человека начала с этого аристократического хама. Клинок ятагана прошел по горлу — брызнуло в стороны, всхлип безуспешной попытки судорожного вдоха показался оглушительным. С изумлением обернулись все окружающие. «Тут начался галдеж и лай»… Защищенных броней пришлось резать по лицам — диверсантка изуродовала двоих, лишь потом заорала, глуша стоны и вой:

— Сарынь на кичку!

За бортом вспыхнул свет, застрочил автомат. Ну, то на носу, там свои игры, а здесь… На диво толстобрюхий бронированный вояка выхватил из-за кушака пистолет — ганфайтер, что ли?! Неизвестно как справился бы ятаган с кольцами кольчуги, но руки укорачивал он охотно. Увесисто бухнулась на палубу кисть с пистолетом (это упражнение мы уже наработали), агрессорша отпрыгнула за мачту — вовремя — с носа какой-то бородатый тип целился из пистолета. Вот дурные привычки. Но, шалишь, еще не вечер. Девушка нырнула за спину остолбеневшего моряка. Пистолетчик бабахнул — попал в руку человеку-столбу. Тот завизжал неистово, заглушая вопли остальных. Сейчас орали много и невпопад, паники изрядно добавлял автомат — выдавал короткие серии, весьма давящие на нервы. Диверсантка свалила на палубу двоих, ударом рукояти ятагана сломала запястье умнику, вздумавшему схватиться за топорик. Остальные, завывая ломанулись на нос. Практически обнаженное черно-белое чудовище гнало их пинками, угрожало клинком. Кто здесь рейс, кто мустамель, кто палубная команда — разбирать недосуг. Ятаган снес голову тугодуму, не решающемуся немедля расстаться с длинным ружьем. Остальные оказались лежащими и сидящими на носу — автоматная очередь осыпала щепками планширя головы скорчившихся моряков, дабы вскочить не возникло и мысли.

— Франция и Наполионэ! — провозгласила диверсантка, манерно крутя ятаганом. — Плен, работа, повышенное жалование. Тьфу, мля, не понимаете?

Она показала на трехцветную кокарду Республики, прикрепленную к оливковым хлопчатобумажным плавкам.

Тут плененные осознали, что перед ними дама. Но не поверили. И правильно. Пусть ноги, грудь и талия, но ведь окрас и практически отсутствующие волосы…

— Ай, ифритка! — взвизгнул один из речных тружеников. Завопили все, из груды копошащихся тел высунулась лапа с пистолетом. Диверсантка метнула в стойкого борца с дьявольскими силами нож, но попала в кого-то соседнего. Пришлось уныривать от пули в дверь каюты. Выстрел продырявил изящную резную дверь, воительница взметнулась обратно на палубу с решительной мыслью выкрошить еще половину команды, но прозвучала короткая дробь автомата. Несчастливый стрелок из пистолета лежал на палубе, остальные моряки сбились еще теснее, с ужасом глядя на сидящего на борту человека со странным оружием…

— Это что? — поинтересовался Вейль. — Говорили человек тридцать, а тут…

— Было примерно тридцать, — заверила Катрин.

— Я про работоспособных.

— Шеф, потом критиковать начнете. Где толмачка? Сейчас нас прижмут…

С соседнего корабля уже забахали мушкетные выстрела. Пока, похоже, просто в воздух, для острастки — на втором мамлюкском «сторожевике» не могли понять что, собственно, происходит с соседями.

— Переводчица держит лодку, — пояснил шеф-автоматчик. — Она с пустыми руками и подниматься сюда…

Катрин, не дослушав, свесилась за борт, подхватила безносую под мышки:

— Анис, командуй командой, только поживее. Времени в обрез.

Оказавшись на палубе, девчонка одернула подол и завизжала на моряков. Видимо со страха, голос ее был так неистов, что команда попытался сжаться еще плотнее, хотя куда там плотнее…

Катрин заорала, перекрывая визг, стоны и хрипение:

— Скажи им, что я начинаю считать. Первый…

Толстяк, ставший одноруким, неловко шарил левой рукой по своему доспеху, искал выпавшие пистолеты. Катрин шагнула, схватила за ухоженную бороду… Это действо зовется нейтральным словом «обезглавить». Голова была тяжелой, но борода ухватистой. Безжалостная палачка швырнула трофей морякам:

— Раз! Ты будешь вторым — клинок указывал на ближайшего еще живого моряка.

Команда шарахнулась к якорю. Все сразу — лишь бы подальше от еще вращающей глазами отрубленной головы и проклятой ифритки. Анис вновь завизжала, подхватила с палубы длинный пистолет, замахнулась на несчастных. Осознали, попытались протиснуться к веслам. Катрин понимала, что они просто не в силах пройти мимо нее. Разумнее было подняться на надстройку. Вейль уже был там: он и АКМ контролировали ситуацию. Сломленная команда суетливо рассаживалась на весла, переводчица продолжала визжать-орать с интонациями сверлильной машины. На «соседе» вроде бы тоже поднимали якорь. Там у них с мыслями и мозгами должно обстоять чуть получше, могут и опередить.

— Схожу-ка я за фонарем, — процедила диверсантка.

— Тот сдох. Рабочий у меня на поясе, — сообщил шеф.

— Прекрасно. Лучше начать с их шкипера. Если его разглядите. Потом офицеров.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Вейль.

Катрин сдернула с шефа фонарь, включила — узкий луч легко добил до носа «соседа». На ослепленной барке люди задергались, закрываясь и отворачиваясь. Стукнул одиночным АКМ — на «соседе» кто-то рухнул с простреленной головой.

— Повторим, лица попышнее рангом у них на крыше каюты, — прокомментировала выключившая фонарь корректировщица.

— Минуту. Я вовсе не собирался бить одиночным. Кажется, русское оружие перехваливают, — заворчал Вейль, передергивая затвор. — Черт, не подает.

— Это кто русское перехваливал? Хорошее оружие, но без чудес.

— Я его перехваливал, — сознался шеф, меняя магазин. — Прекрасно же работал. Ладно, давайте попробуем.

Вспышка фонаря — выстрел — опять одиночный. На «соседней» дахабье взвыл раненый.

— Как-то это безрадостно, — Вейль вручную вложил патрон в патронник.

— Главное, не показывайте нашим гребцам, что вы страшно огорчены. Кстати, на «соседе» вроде бы поубавили пыл. Отстают.

Действительно, захваченная барка заметно уходила вперед. Гребцы согнулись над веслами, не рискуя смотреть на командные высоты. И руководящего визга что-то уже не слышно.

Переводчица обнаружилась рядом, на ступенях короткого трапа.

— А руководить? — удивилась Катрин.

— Я… я не знать, что говорить. И там страшно, — прошептала безносая.

— Ну-ну, мы же все видим — утешил благодушный шеф.

— Там наверное кто-то быть, — Анис указывала вниз — на каюты.

Устройство дахабьи незамысловато: больше половины судна занято невысокой надстройкой-каютой, остальное непосредственно палуба, поднятая повыше пола каюты, она служит грузовым отделением и общим «кубриком» для команды. Мачт три, они относительно коротки, зато реи длиннющие. Парусное вооружение латинское, позволяющее часто маневрировать на фарватере. Собственно каютно-пассажирское отделение разделено на три-четыре проходные каморки, обычно в первой расположен «офис», далее жилые закутки, уборная, гаремная — по вариантам.

— Сколько хлопот с этим движимым имуществом, — заворчала Катрин, вытирая ладонь о чью-то брошенную джеллабу, и берясь за ятаган. — Ну, взглянем, кто там еще притаился.

— Дамы, вы сгущаете краски, — шеф указал автоматным стволом на работающих гребцов. — Здесь кругом знающие люди, можно расспросить, узнать что и где, кто капитан и как называется это замечательное судно. Уверен, они охотно ответят — с виду здесь все сообразительные и общительные.

— Особо общительные уже ничего не ответят. Но действительно, давайте спросим. А то в этих каютах нарваться на пулю в упор проще простого, — заметила утомившаяся диверсантка. — Только, Анис, не нужно на них кричать прямо сходу. И когда будешь грозить разряженным пистолетом, держи его за ствол — так выглядит убедительнее. С заряженным все наоборот. В общем, ты власть, веди себя поувереннее.

— Я власть? — неуверенно переспросила безносая. — Да. Я спрошу про каюты.

Переводчица обратилась к морякам с краткой и почти спокойное речью. Гребцы переглядывались и красноречиво молчали.

— Мы пропустили важный этап установления истинного доверия и взаимопонимания, — признал Вейль, поднимая оружие. — Будь любезна, переведи что если им нечего сказать, нам они вообще не нужны. Для начала я застрелю вон того — лысеющего. Он молчит особенно дерзко и вообще на меня немного похож.

Анис перевела и команда враз загомонила. Особенно красноречив был плешивый несчастливец — этот клялся именем пророка и вообще демонстрировал полнейшую готовность к активному сотрудничеству. Правда, другие тоже старательно кричали.

— Стоп-стоп, так не пойдет, — запротестовал шеф.

Действительно не пошло — барка заскрипела, ее резко дернуло, переводчица ухватилась за перила, гребцы побросали весла.

— Так, скажи им, что мы и без них знаем что такое «мель». И сейчас мы найдем виновного, — зарычала Катрин, с ятаганом спрыгивая вниз.

Анис что-то переводила, но указания выгнутого клинка и так оказались вполне доходчивы. Кто-то из речников бросился на нос, другие резво освобождались от рубах и деловито прыгали за борт. Все как-то вмиг наладилось: звучали команды, матросы перекликались в воде, барка начала странно пошевеливаться, умельцы в воде закряхтели напряженнее — дахабья сошла с отмели и закачалась спокойнее. Мокрая команда полезла обратно на борт. Всем было понятно, что пусть власть и переменилась, тонуть и делать иные глупости неразумно.

— Пожалуй, мне лучше исчезнуть в каюте и переодеться, — сказала диверсантка. — Все потихоньку устаканивается, а я как-то неуместно выгляжу.

— Конечно. Я думал вам просто нравится демонстрировать фигуру и отличную спортивную форму, — удивился шеф.

В крошечных каютах оказалось душно, богато, порядком намусорено, но безлюдно, да и выбор тряпья имелся неплохой. Диверсантка оделась и принялась смывать с лица остатки боевого крема. Качалась лампа над рукомойником — довольно удобным — остальные удобства, пусть и в довольно экзотическом исполнении, здесь тоже имелись. Недурная яхта для круиза по местам древнеегипетской археологической славы. Взяли кораблик, вполне получилось.

Такова официальная версия итогового экспедиционного отчета. Но что же случилось на самом деле?

…У реки оказалось не так шумно: людная площадь, где шумели и хохотали французские вояки, осталась за спиной. Город пытался приноровиться к новой власти, оккупанты с любопытством глазели на улицы и мечети, аполитичные местные торговцы кричали, заманивая щедрых покупателей, кудахтали обреченные куры, пахло съестным и дымом жаровен. Девушки вышли к Нилу: здесь потянулись мелкие лодочные пристани, что-то буднично разгружали и загружали, низко над настилом пролетали наглые городские птицы.

— Лодка нужна небольшая, самая обычная, — напомнила Катрин. — Лучше ее просто купить, а не нанимать.

— Это привлечь внимание. К тому же здешний лодки иметь козий норов, — сомневалась переводчица.

Понятно, что с норовом, но пускать лодочника на дно к рыбам после завершенного дела, Катрин не хотелось. Все-таки обычный речной обыватель, вовсе не при делах, к войне отношения не имеет. Но такие проблемы решаются по ходу дела.

Лодки имелись в ассортименте. Вот только в большинстве своем хитроватые, на таких действительно без навыка далеко не уйдешь. Катрин с сомнением посмотрела на группку лодочников: те сидели на корточках, хохотали, слушая коллегу в задрипанной феллахской галабее — тот указывал в сторону острова Рода, пускал дым, и многозначительно вещал явно о чем-то сугубо лодочном, производственном. Сигарету, что ли курит? Тьфу, черт, везде эти умные феллахи мерещатся. Катрин от греха подальше пошла к следующей пристани.

— Клянусь Аллахом, это же та франко-английская шпионка! Вот это встреча! — завопили в спину. Характерная интонация и английские язык оказались вполне узнаваемы.

Глаза Анис испуганно расшились.

— Не обращай внимания, это мой знакомый, — вздохнула Катрин.

Очень хотелось сплюнуть в воду, но мешал никаб.

Многознающий феллах, широко улыбаясь, спешил к девушкам. Катрин, глубоко тронутая столь внезапной и счастливой встречей, могла бы поклясться что в прошлый раз он не был щербат. Нынче улыбчивую пасть украшала прореха на месте верхнего резца. Не иначе как артельный верблюд лягнул.

— Да вы не напрягайтесь, благородная госпожа, — знакомец пренебрежительно махнул рукой на смотрящих лодочников. — Нильский пролетариат, языкам не обучен, все одно нюансов не поймет. Малограмотны мы, отстаем и в цивилизационном, и в культурно-военном отношении. Ничего, подучимся. Ого, мир еще содрогнется!

— Верю, — искренне заверила «франко-английская». — Чем обязана нежданной встречей? К разведению речных дромадеров перешли или просто на рынок заглянули?

— Дромадеры? Верблюды? А что верблюды? Я вам как опытный животновод скажу — верблюд не волк, он в лес не убежит. Слабовато тут у нас с озеленением, некуда бежать. А на реке сезон, подрабатываю, жду фрахта, — водоплавающий феллах покосился на ошеломленную непонятными речами Анис и перешел на конспиративный шепот. — А это кто с вами? Подруга или подруга-гид?

— Служанка и переводчица, — сухо отрезала Катрин, которой интонации, с которыми были перечислены варианты подруг, показались сугубо неуместными.

— Такая молодая и уже переводчица?! — изумился безумный лодочник. — Говорю же, есть будущее у Египта, вот оно, наша смена и надежда! Сразу видно, что прехорошенькая и с изюминкой. Ежели вы в поисках злачных мест, могу определенно сказать, для интересных женщин здесь имеется…

Феллах был чуток — мгновенно уловил, что могут ударить и изящно сменил тему.

— Не обращайте внимания, я исключительно для отвода глаз, — прохиндей подозрительно огляделся. — Везде глаза, доверять никому нельзя. Сигуранца не дремлет.

— Кто?! — уже всерьез изумилась Катрин.

— Да шмондец их знает как здешние органы называются, тут все намешано: турки, янычары, мамлюки, французы, исламисты доисторические, ископаемые. Не поверите, вчера ко мне какой-то неаполитанец прицепился. Тоже что-то такое заподозрил, сластолюбец сапожный. Да что мы торчим, как три баобаба на Трафальгарской площади?! Этак и до провала недалеко.

Феллах увлек девушек к берегу, усадил под кустом и продолжил с места в карьер:

— Светскую беседу рекомендую считать законченной. К делу! Лодка нужна? Не возражайте, вижу что нужна, у меня опыт. И мне можно доверять. Пять динаров, и лодка в полном вашем распоряжении.

— А дешевле нельзя? — усмехнулась Катрин.

— Вот что за смысл быть молодой и уже такой нудной?! — не совсем понятно возмутился феллах. — Можно и дешевле. Но вы тут серьезная шпионка или как гривенник на Привозе сэкономить пытаетесь? Размах должен быть! Кругом пустыни, пирамиды и статуи, река великая — это обязует! Проверяйте и доверяйте!

— Никому доверять нельзя, а вам можно? Вы от папы Мюллера?

— Это что еще за папа? — удивился лодочник-верблюдовод. — Когда я последний раз заглядывал в Ватикан, там никаких Мюллеров… Ах, тот Мюллер! Я тут про серьезные вещи, а она мне про черно-белую классику?! Да еще такие ассоциации?! Зачем нам эта гестаповская тухлятина? Вот, спросим девушку, пусть рассудит как разумный самостоятельный человек, — феллах перешел на корявый франко-немецкий диалект: — Переводчица, тебе Geheime Staatspolizei интересно?

— Нет! — пролепетала окончательно сбитая с толку Анис.

— Вот! — таинственный знаток спецслужб вернулся на безупречный средне-английский. — Никому эти гестапы не нужны. Так что временно переходим на полное взаимное доверие. Берем лодку, безотлагательно ищем подходящую посудину. В смысле, дахабью.

— Слушайте, вы мне сейчас мозг взорвете — призналась Катрин.

— Это я могу, — скромно согласился феллах. — Но не заинтересован. Да и мозг у вас, прекрасная госпожа, монолитный, военный, сейсмостойкий. Его так просто не подвзорвешь. В общем, не опасайтесь. Взять корабль — дело ерундовое, тут больше разговоров. Время теряем! Если денег нет, ющец с ним, потом отдадите. Лучше рыбой.

— Какой рыбой? — офигивая, уточнила шпионка.

— Вяленой, — подумав, решил феллах. — Пресноводная у нас редкость, а ваша замковая…

Катрин задохнулась.

— Коротнуло, — объяснил феллах, поворачиваясь к смотрящей во все глаза переводчице.

По-английски Анис не поняла, но на всякий случай кивнула.

— И как это объясняется… — начала Катрин, не без труда переводя дыхание.

— Никак! — с готовностью откликнулся фальшивый феллах. — В смысле, объяснить, конечно, можно, но это потребует уймы времени. Я — явление сложное, можно сказать уникальное, далеко не однотомное. Поверьте, лучше даже не начинать объяснять. Тут не только ваш мозг под риски попадет, но и мой малость разжжижется. Пожалеем остатки здоровья.

— Ладно, пожалеем, — твердо сказала Катрин. — Но если строго в двух словах?

— Строго в двух — охотно! — обрадовался невыносимо странный знакомец. — Я заинтересован в вашем успехе.

— Лично в моем? — уточнила шпионка.

— Несомненно! — феллах на миг задумался. — Вообще-то экспедиция тоже интересная, тут не спорю. Я подвиги во имя науки высоко ценю, сам так сказать, причастен. Но прежде всего — вы, моя несравненная многословная госпожа! Так будем брать корабль или нет?

— Ну, раз вы настаиваете, — пробормотала Катрин…

Странная это вышла акция. Отчалили в сумерках. Солнце еще алело где-то на грани пустыни и неба, город оставался позади, в лодке пахло свежими лепешками, рыбой и арбузами: прозорливый феллах не надеялся прокормиться сомнительным походным пайком заказчиц, прихватил своей провизии. Катрин было велено «не стесняться, смело садиться за весла». В принципе приноровиться к местному стилю гребли оказалось несложно, лодка была далеко не новой, отнюдь не «халифской отделки», но вполне приличной. Анис сидела на носу, куталась в плащ: на лодочных прогулках она бывала, но те, видимо, были прудовые-развлекательные.

— А ведомо ли прекрасным госпожам, что есть на свете город, хвала Аллаху, да приумножится его слава, где у жителей каждый месяц меняется облик, появляются крылья, благодаря которым они взлетают к облакам небесным, оставляя жить в том волшебном городе только детей и женщин? — таинственным тоном завел феллахский лодочник на жутко ломаном французском языке. — Как-то довелось заплыть мне в этот город и задумался я…

— Я, наверное, знаю эту сказку, — неуверенно намекнула Анис. — Это из «Рассказа о седьмом путешествии».

— О, тоже доводилось переводить?! — восхитился всеведающий речной верблюдовод. — Истинный перл народного творчества, аметист гиперболы, сверкающий лал иносказания, версия крайне любопытная, но удивительно брехливая. Женщины в том городе, естественно, тоже были крылатые, да и как иначе?!

— А дети? — сумрачно поинтересовалась Катрин.

— Дети… гм, детей было мало. Может, потому и повымерли. Все философией увлекались, музицированием, воспарениями телесным и физическим, иным утонченным развратом, а до детей дело редко доходило, — феллах со значением покосился на главную шпионку. — Может, оттого и засамогеноцидились.

— Слушайте, феллах-бей, а вам песня «Я убью тебя, лодочник!» случайно не известна? — откровенно предупредила Катрин.

— Как же, как же не знать?! Это ж про нас, про нашу рисковую, но так нужную людям профессию. Но вы, блестящая госпожа, абсолютно правы — про тот город чрезвычайно грустная история. Ну ее, нам нужна оптимистичная нота, соответствующая чудной речной прогулке и грядущим научно-политическим свершениям. Давайте я расскажу как мы Геркулесовы столпы искали?

Повесть об усердных, но тщетных поисках знаменитых столпов неожиданно оказалась занимательной. Катрин увлекалась, череда географических и топографических недоразумений, скандала с мальтийскими рыцарями и героического спасения дельфинов рассказывалась живо и достоверно, несмотря на ужасный французский язык. Анис тоже хихикала, хотя часть стеба она понять определенно не могла.

…— Да, так оно примерно и закончилось, — вздохнул красноречивый феллах. — Пора бы и нам передохнуть, сиятельные госпожи. Как твердили знаменитые пророки «не зарься на луну, имей свое круглое».

Он выкатил из-под «банки» арбуз и мгновенно, с внушающим уважение опытом, нарезал плод ножичком, внушающим еще большее уважение. К арбузу прилагались лепешки и рыбье филе — судя по полному отсутствию костей, рыбка была морская.

Трапеза вышла чудесной. Катрин подумала что случаются в жизни такие абсолютно внезапные, неестественные и хорошие мгновения. А ведь чистое безумие: Анис сняла никаб, словно и нет здесь чужого мужчины, да и шайтан с ним, с мужчиной — девчонка же совсем о своем безносии забыла. У феллаха полный хаос с зубами: во время рассказа щербина прыгала то на верхние, то на нижние зубы, а во время позднего ужина так и вовсе оказался уместный полный комплект зубов. Даже не то что полный, а дополненный: зубищ сорок, не меньше. Представить (даже относительно) кто такой этот «речной верблюдовод» не получалось. Катрин смутно догадывалась, к чему он может иметь отношение. Это и пугало, но в куда большей степени внушало доверие. Вот такое противоречивое состояние. Противоречивое, как сам феллах. Лучше об этом не думать. Сейчас арбуз на первом месте.

— Недурна ягодка, — справедливо заключил феллах, вытирая свой видавший виды клинок. — Не астраханский, конечно, но недурен.

Тут лодочник подмигнул Катрин, потрогал свой живот и признал:

— К делу, а то в дрему потянет. Значит, мой план таков. Сразу говорю — если есть предложения получше, оглашайте, проголосуем. А пока вот такой регламент…

Он объяснил план действий. Все оказалось просто. Даже слишком.

— Хорошо. Но не пойму, отчего они должны на это повестись? — призналась Катрин.

— В нашем деле главное — нюансы! — не без пафоса сообщил феллах. — Приветливый взгляд, улыбка, жест, глубокое декольте или намек на магическое «НАВЕРХУ так считают» — срабатывают надежнее трехдневного артобстрела. Бесспорно, этими нюансами еще и нужно уметь пользоваться. Вы молодые, еще научитесь. А пока смотрите, конспектируйте, запоминайте. Нынче дело, конечно, осложняет язык. Полноценно владеет арабским Аниска — ей и говорить. Госпожа Катрин исполняет то, что у нее получается лучше всего: стоит, вся такая красивая и значительная. В нужный момент покажусь я. Полагаю, этого будет более чем достаточно.

— А если этого будет не достаточно? — выразила общее не-феллахские сомнения Катрин.

— О, угадываю некоторое недоверие в ваших ясных и наивных очах! — возмутился верблюдовод. — Нужно полагаться на опыт старших товарищей. Готовы?

Безумие сгущалось и витало в темной дымке над водой, но это было особое безумие. Ничего общего с кладбищем аль-Караф, с безжалостной резней и грызней. Здесь безумствовала лишь незамутненная наглость.

Лодка с двумя девушками приблизилась к дозорным дахабьям мамлюков, Катрин зажгла лампу. Лодку окликнули вахтенные, Анис отвечала. На первых словах безносая девчонка волновалась, но пересилила себя. Помогло то, что вахтенные отвечали почти слово в слово точно как и предсказывал гениальный феллах. Катрин, которая, сидя на веслах не особо понимала диалог, но чувствовала что все идет как по писаному сценарию, не могла понять, как можно так точно предсказать ход событий. Диалог был краток, лодка двинулась вглубь бухточки, причалила. Сюда же подошло несколько богато одетых и вооруженных беев. На девушек они смотрели встревожено и с большим сомнением. Катрин молча указала на тропинку, ведущую в глубь пальмовой рощи. Мамлюки переглядывались, но опасаться двух девиц им было немного стыдно. Засады они явно не боялись — наверняка в глубине берега стояли часовые. Катрин с фонарем шла по тропинке, сжимая в свободной ладони пару светошумовых гранат, («надежные, сам пользуюсь» по уверению феллаха). Неизвестно много ли толку будет даже от очень продвинутого спецсредства, когда за спиной шестеро мужчин и у них около восемнадцати пистолетов. Но гранаты не понадобились…

Под пальмами, скрестив руки на груди, стоял импозантный мужчина. Чалма, пышнейшая борода (не просто лопатой, а прямо таки снеговой лопатой!). Да, вот этот был одет богато. Смотрел мудро и властно. Присутствующие рухнули на колени. Катрин решила, что разумнее последовать примеру аборигенов. Воины целовали песок, истовый толстяк в кольчуге реально набрал полный рот. Анис робко заговорила, Катрин вспомнила, что нужно повыше поднять фонарь. В желтом свете властитель Египта, знаменитый вождь мамлюков сделал величественный жест, нетерпеливо прерывая безносую девушку. Указал на воинов, потом на ночных гостий. Резко повел пальцем. Смысл был понятен — «слушаться и повиноваться, вы в их распоряжении». Видят боги, как многое можно выразить единственным знаком! Присутствующие вновь ткнулись лбами в песок. Властитель повернулся и грузно удалился в темноту. Занавес.

С феллахом девушки столкнулись у лодки.

— Ну вот, а ведь выражались необоснованные сомнения, — прошептал верблюдовод. — Просто, быстро. Хотя и на любителя. Некоторым подавай пальбу, бурленье кровей и говн, крики ужасов и иных страстей. У нас попроще. Ну, бывайте здоровы. Если что, созвонимся.

— Спасибо. Вам бы спектакли ставить и кино снимать. Великолепная режиссура, — честно восхитилась Катрин.

— Что нам кинотеатр? Весь мир театра, а люди в нем статисты, — видимо, еще не выйдя из роли Мурад-бея, поведал феллах и сгинул в ночи.

С корабля спешно сгружали воинское имущество, спускали обвязанную веревками нелепую кургузую пушечку. Анис склонилась перед толстым витязем, кратко перебросились фразами прощания. Несомненно, гордым воинам было крайне досадно списываться с корабля на берег ночью, торопливо и без всякого достоинства. На рослую шпионку-гяурку они вообще смотреть не желали. Но приказ Самого не подлежит обсуждению…

— Вот это рейс — по вашему «шкипер», — указала Анис. — Это его помощник, мустамель.

— Чудно. Пора подняться на борт. Как этот бывший речной монитор именуется?

— Его называть… Трудный игра слов. В переводе будет — «Легкий Шеп»… или «Легкая Шеп». Команда из Луксора. Мы обещали им платить вдвойне.

— Раз обещали, значит, заплатим. По-крайней мере, пусть верят. Что-то тебя опять в дрожь бросило? Отлично держалась, и на тебе.

— Мне подумалось… Ведь мы ели арбуз с шайтаном, так?

— Ого, внезапно забоялась лодочного сатаны? Не поздновато ли? Нет, вряд ли он шайтан. Черти-шайтаны-бесы и прочая профессиональная нечисть отлично болтают на всех языках мира. А этот так… слегка шайтанист, а в остальном наш человек. Гм, иллюзионист из того же цирка.

[1]Строго говоря, вольтижёры не спецназ, а солдаты авангарда, застрельщики, способные действовать в стрелковой цепи или в рассыпном строе. Здесь упоминаются как подразделение, наиболее готовое к выполнению предполагаемой задачи.

[2] Рейс (местн.) — капитан, шкипер нильской барки-дахабьи. Во время плавания практически постоянно находится на носу и проверяет фарватер. Его помощник — мустамель — сочетает обязанности штурмана-старпома-боцмана и располагается на крыше невысокой каюты у средней мачты.