Шакалы пустыни

Эпилог второй. Через много лет

Катрин насадила на следующий крючок наживку.

— Хвостик заправляй налево. Традиция! А если на глубине ловим, то хвост рачка направо и приплюснуть, — разъяснила профессор, занимаясь своей снастью.

— Понятненько, — Катрин уложила перемет, покосилась на младшую дочь — малая посапывала, лежа животом на «банке» и крепко сжимая изжеванное щупальце вяленого осьминога.

Все как положено: курортное солнце, шелест пальм на берегу, легкое волнение волн синей лагуны, блаженная тишина утренних тропиков, сомнительные лакомства… Ну, тишина короткая — в аудитории идет первая «пара», Фло читает курс «Эпохи и этикеты». Средне-старшие дети тоже слушают, им полезно. Долинная осень нынче где-то далеко, листопад иссякает, дозор с перевала уже сняли… Тьфу, мысли от сегодняшнего текущее-лодочного бытия несколько отстают. Четвертый день на Лагуне, а мысли еще дома…

— Не отвлекайся, — возмутилась профессор Лоуд, движениями тяжелых весел продвигая шаланду чуть в сторону. — Времени в обрез, надо хоть на жареху надергать. Вот тут расщелинка — самое оно.

— Ловим, — Катрин булькнула грузилом.

Времени действительно было маловато — второй «парой» значилась «Рукопашка» и читала лекцию лично Леди-с-Медвежьей. Хотя, по правде говоря, за Леди оставалась теоретическая часть, спарринги расставляла уже Динка — курсанты были толковы, но легковаты, даже после бросков Рича катились как кегли. Хорошо получалось у Гр-Гр, но у него был стиль боя уникальный, воспроизведению практически не поддающийся. Это как у Кэти — бой почти и не бой, а мягкое уничтожение противника. Видят боги, всякие шаолиньские монахи со своим куцым набором «обезьяньих» и «цапельных» стилей грустно в сторонке топчутся.

— Шмондец, что ж такая мелкая?! — возмутилась профессор, уже выдергивая первую черноперку.

У Катрин тоже клюнуло. Негромко переговариваясь, бросали снятую рыбку в пожарное ведро. Шаланду неспешно качали волны, Агатка безмятежно спала, изредка тиская-проверяя своего осьминога.

— Нужно мне расширять преподавательский состав, — заявила Лоуд, поглядывая в сторону университетских тростниковых навесов. — А то вообще никакого продыху в процессе. А ведь еще отчетность!

— Лекции ректора ничто не заменит, — заверила Катрин.

Помолчали, клевало охотно, профессор предположила что «удачно над дохлятиной встали». На дальнем «хозяйственном» островке заревел осел, и гостья вспомнила былое. Понятно, осел уже был другой — увы, ослиный век недолог, давно уж ушел к своим богам Титан-II, на островах трудятся его праправнуки. Имелись на Лагуне проблемы с былым бурным ростом поголовья, консультировался университетский хозяйственный отдел с материковыми животноводами, одно время экспортировали ослов на континент, потом как-то устаканилось.

Катрин посмотрела на облезлое пожарное ведро и проворчала:

— Знаешь, а та шуточка с бидонами была жестковата. Мы и так чуть не сдохли.

— Это кто с бидонами шутил? — удивилась профессор.

Злопамятная гостья не замедлила напомнить, и Лоуд возмутилась:

— Как ты можешь?! Старого боевого товарища, ученого, всецело преданного идеалам гуманизма и межвидового равноправия, подозревать в этаких злоумыслиях?! Это вообще шмондец що такое! Я в тех местах четырежды проходила и каждый раз пробег занимал разное время. А если бы вы от ловушки три полноценных дня тащились или вообще в песках заплутали?! С жука какой спрос, а я бы потом маялась и страдала тяжкими раскаяниями.

Катрин согласилась, что такое раскаянье никому не нужно, поговорили о территории, на котором храма Анубиса давно уж не было, а вот неоднозначные геофизические свойства сохранялись. Подобные феномены интересовали научно-специальные службы Эльдорадо, поскольку возможность Большой Эвакуации маячила в перспективе (пусть и неопределенной).

… — Необходимо изучать, изучать, и изучать! Но где взять кадры?! Мы дарки самоотверженные, но физика это вам не полет на Марс, тут простыми экспериментами не взять, нужны научные обоснования и прочая ерунда. Подумываю об открытии физико-математического факультета, но кто будет преподавать? У меня все кругом практики-экспериментаторы. О сути этих загадочных геофизических районов даже Анубис не знал, а уж у него-то какой рабочий стаж был… — профессор закручинилась.

— А ты знаешь, куда он сам делся?

— Естественно знаю. Отпуск взял. Пару раз навещала, подарила «Британнику»[1], картинки понравились, очень смеялся.

— Он же вполне образованный, к нему разные люди уходили, языки наверняка знает, — удивилась Катрин.

— Нет, корейский язык он не знает, а другого издания у меня под рукой не оказалось, — пояснила профессор. — В общем, бог отдыхает, если приспичит, можно позвать, но по мелочам беспокоить неудобно. Анубис по старой памяти и там на полставки души принимает, обжился, попривык, экология и малолюдность нравится. Уровень грешности удовлетворительный, не то что там, у вас. Но вообще-то очень интересные в те наполеоновские времена встречались персонажи. И войны были какие-то спокойные, пусть с «бабахами», но без дальнобойности и газов. Я нынче всегда ношу с собой противогаз, а его натяни, иллюминаторы постоянно на нос съезжают. Размер у меня редкий.

Катрин согласилась: насчет газов, дальнобойности и былых интересных людей профессор была кругом права. О судьбах коллег и знакомых археологической экспедиции известно было немного, но вполне достаточно.

Профессор де Монтозан сделала несколько докладов (встреченных археологическим сообществом довольно прохладно) и ушла на стык наук. Вроде бы возглавила некую оккультно-историческую академию.

С профессором Одуан-Ризо вышло несколько грустнее и поэтичнее. Профессор успел предотвратить поражение при Абукире и умер на борту «Ориента» во время перехода через Средиземное море. Увы, чума способна прервать самые великие начинания. Возможно, злосчастного профессора утешила бы мысль, что он будет похоронен рядом со своим кумиром. Генерал Бонапарт скончался несколькими часами позже своего преданного советника. Правда, генерала успели перенести с борта линейного корабля в лазарет, и он испустил дух уже на французской земле. Местоположение общего чумного захоронения в Тулоне известно лишь ориентировочно — империей Франции стать оказалось не суждено, но проблем страна отгребла изрядно. Увы, так случается, когда легкомысленный сапог случайного вершителя судеб нагло пинает вектор исторического развития. Совершенно напрасно профессор Одуан-Ризо спохватился и сделал прививку от чумы накануне старта — в «прыжках» обратный эффект порой закономерен. В принципе, и фиг с ним. (Версия без Бородино и «недаром спаленной Москвой» показалась Катрин даже посимпатичней).

Анис и капрал Бомон благополучно добрались до Парижа. Год их прибытия Лоуд, правда, запамятовала (с датировкой маловажных событий у профессора бывали обоснованные трудности), но помнила, что бодяга с улучшением внешности бывшей переводчицы порядком затянулась — Анис никак не могла выбрать себе форму носа. Со средствами у посланцев Анубиса все оказалось в порядке. Потом они куда-то делись — профессор высказывала несколько версий, выглядевших слишком фантастично, чтобы в них безоговорочно поверить. Но приятно удивило, что восточная красавица и с новым носом не оставила своего угрюмого друга. Что ни говори, а война и пустыня добавляют девчонкам ума. Хотя и не всегда.

Проще всего оказалось узнать о судьбе экспедиционного лаборанта. В Асуане имелся парк и набережная имени Алекса Морэ, красовался там бронзовый бюст безупречно причесанного почетного гражданина, величайшего посредника в решении любых политических вопросов, создателя целой сети музеев, так прославивших город на Ниле в туристических агентствах всего мира. Непременным и особым пунктом посещения города состояли экскурсии в некрополь Морэ-бея: тамошние розарии вокруг могил родоначальника династии, его жен, детей, внуков и правнуков считались величайшим образцом садово-кладбищенского дизайна. Замечательное место, один Павлиний угол чего стоит! Как многого можно добиться, целеустремленно идя к своей цели и творя добро.

О гражданине-бароне Катрин и сама все знала. С Фло и Блоод ходили-запрыгивали в Лувр тамошней вектор-ветви — выглядел музей чуть иначе, провинциальнее, но имя Денона там прекрасно помнили — имелся отдельный «Директорский зал». У экспозиции, наполненной предметами древнеегипетской культуры и такими знакомыми черно-белыми пейзажами, нахлынула ностальгия, порядком удивившая былую архе-зэка. Постояли у автопортрета автора-первого директора Лувра.

— Все равно. Не понимаю, — ланон-ши вдумчиво разглядывала изображение немолодого человека. Круглое лицо, намек на сдерживаемую улыбку, добротный, но скромного покроя камзол и шейный платок. — Обычный. Вполне обычный.

— Совершенно наоборот! — пылко возразила Фло. — Самое привлекательное в человеке — талант. Встречается гораздо реже прямолинейной вульгарной сексапильности. Так, Кэт?

Катрин пожала плечами:

— Откуда мне знать? Я тогда как-то не догадалась глубоко проанализировать свои ощущения. Просто это единственный человек из того моего вояжа, с которым очень хотелось вас воочию познакомить.

Познакомиться с гражданином Деноном подругам было не суждено — теоретическая возможность запрыгнуть в прошлое и пообщаться вовсе не значит, что так надлежит делать. Зато барон-художник умудрился познакомить туристок с одной тогдашней девушкой. Рисунок отыскался в коллекции с интересным названием «Пираты Нила».

— Теперь. Понимаю. Отчасти, — признала Блоод. — Хороша.

Девушка вполоборота сидела у воды. Это правильно, чистое топлес — это было бы перебором даже для будущих прогрессивных веков. Рваные шальвары, туфли с загнутыми носами, задним фоном бурлят пороги, (нагая грудь видна лишь речным богам), у бедра ятаган (гарда излишне изящна), никаб — полупрозрачная романтизированная вуаль, угадываются пряди коротких взъерошенных волос. В общем, чисто художественная смесь реального и сказочного. Но результат выразителен.

— Образ, конечно, собирательный. Но приятно думать, что и я косвенно поучаствовала, — пробормотала былая архе-зэка.

Ланон-ши насмешливо фыркнула, а Фло с неоднозначными нотками в голосе возразила:

— Не выдумывай. Просто удивительно как мужчины-художники умеют уловить самую суть. Здесь ты, на все двести процентов, а уж взгляд… Откровенно говоря, мы тебе завидуем.

Блоод издала звук согласия.

Взгляд… а что взгляд? Девица от воды смотрела нетерпеливо, если не сказать алчно, и… э-э… в общем, темпераментно. Рисунок черно-белый, но в расширенных зрачках нечто этакое сияет, цветное и яркое. «Эй, бросил малевать и сюда пошел». Нет, ну разве опускалась до такой наглости? Гм, тут не поручишься, может и случалось. Не приходило в голову следить за выражением собственного лица в подобные моменты. Нужно будет учесть. Но рисунок все равно хороший.

У гражданина-барона все рисунки были хороши. В музейном магазинчике купили альбом — рисунков там имелось больше, чем выставленных в экспозиции. Уже дома Катрин угадала в одной буйной танцовщице знакомую безносую особу, мелькали и иные полузабытые лица. Видят боги, истинно талантлив был рисовальщик — все угадывал, хотя порой и ограничивался намеками. Например, на пальце у той не в меру агрессивной девы, полулежавшей у воды, красовался знакомый перстень, видимо, сознательно не до конца прорисованный. Все понимал Доменик-Виван, но предпочитал не договаривать. Хороший человек.

Альбом хранился в замке, в кабинете, на верхней полке, дабы дети случайно не наткнулись. Несомненно, они натыкались (от такой сообразительной шайки прятать бессмысленно), но добраться до верха получалось уже в том возрасте, когда мозги к восприятию определенных направлений искусства XVIII века вполне готовы. Чаще альбом пересматривала Флоранс, особенно когда оставалась дома в одиночестве, и ей требовалось убедиться, что даже самые глупые странствия могут оканчиваться благополучно.

…— Завязываем, сейчас начнется, — предупредила профессор, снимая с крючка последнюю черноперку и обтирая лапы об академические «треники» с лампасами и гордой эмблемой Олимпиады-80.

Действительно, стоило начать грести к берегу, как зазвенела рында «на перемену», студенческий народ мгновенно высыпал на пляж и рванул в воду. Катрин не без некоторого удовлетворения отметила, что близнецы и Кэти от соревновательного зуда воздержались. А то взяли моду, длинноногость демонстрировать и местных хиляков обгонять.

Агатка, разбуженная восторженными завываниями на берегу, немедленно обрадовалась ведру с плещущей рыбой, принялась разглядывать добычу.

— Они колкие и вообще не перепутай, — предупредила мама.

Младшая помотала головой и плотнее закусила замечательное осьминожье щупальце.

Шаланда неторопливо шла к берегу — суденышко было тяжеловато и чересчур надежно. Профессор уверяла, что это та самая шаланда, «что полная кефальки приводилась». Перед списанием честно выкуплена у рыбхоза за восемь рублей и бутылку, переправлена в университет как предмет, имеющий «большую научную и культурологическую ценность». На кормовой банке действительно красовались надписи, вырезанные на русском, повествующие правда, не о знаменитом Константине, а о какой-то Наташке, видимо, не менее широко известной в узких одесских кругах. Но вообще-то шаланда была скромна размерами для истинно рыболовецкой-промысловой. С другой стороны, Лоуд виднее.

Мелькали головы и задницы плещущихся студентов, к лодке подплыл Гр, и мама, освободив Агатку от футболко-платья, опустила нетерпеливо брыкающуюся девчонку в воду (щупальце удалось, хоть и не без борьбы, оставить на борту)…

Шаланда ткнулась в песок, преподавательницы и ведро сошли на берег.

— Шмондец, зоосад какой-то, а не кампус, — констатировала ректор, озирая резвящийся пляж и бурлящие прилегающие воды.

— Что ты хотела, уже два курса. Но после моей пары станут потише, утомлю, — заверила Катрин.

— Да уж надеюсь, — Лоуд принялась отряхивать треники от чешуи. — Кстати, о зоосадах и вообще шибко продвинутой фауне. Мне тут статейка попалась любопытная, забыла показать. Щас принесу.

Катрин наблюдала, как полустаршая троица помогает встать на виндсерфинг Ниночке — подзагоревшая, но все равно худенькая девчонка пока не могла удержать парус. С этим они, конечно, справятся — набор спортивного инвентаря в Университете на редкость разнообразный и примечательный. Откуда, к примеру, на серфинговой доске пулевые пробоины? Давеча с Гру и Ричем шпаклевали и зашлифовывали, заодно размышляя и выстраивая детективные версии. Нужно с ректором еще разок поговорить — любит Лоуд рисковать понапрасну.

К бревну подошла Фло с кокосовым орехом и вставленными в него пластиковыми соломинками на редкость ярко-кислотных цветов — любили в Университете импортную нарядность, этого не отнять.

— Выводы по текущей лекции обучаемые делали столь смелые, что пару раз я теряла дар речи, — улыбаясь, сообщила подруга. — Казалось бы, этикет — спокойный скучноватый предмет. Отнюдь.

— Да, насчет пихания-толкания с ними попроще, — согласилась Катрин…

На волнах Ниночка устояла на доске добрые полминуты — Лагуна разразилась воплями восторга. Северная девчушка победно вскинула худенькую руку и уже сознательно сиганула в воду.

— Неуклонно меняем мир к лучшему! — заявила профессор, подходя к беседующим дамам. — Вот уже и питерская вермишелька становится крутой лапшой. Мы еще сварганим из нее бывалую морскую собаку.

— Почему «собаку»? — засомневалась Фло. — Волк — как-то солиднее звучит.

— До размеров волка вам ее не откормить, хоть как надрывайтесь, — предрекла профессор-реалист. — Не огорчайтесь, собаки тоже люди. Вот как раз статейка.

Катрин взяла журнал — номер «National Geographic» на турецком языке был порядком затрепан, а с одного угла и пожеван в самом прямом смысле. Впрочем, в университетской библиотеке подобное состояние книг было обычным делом — литература сюда попадала из самых различных источников, да и изучали ее деятельно.

— И как читать? — поинтересовалась не совсем привычная к здешним реалиям преподавательница этикета.

— Лично мне читать вообще некогда, я на картинки ориентируюсь, а уж при необходимости углубляюсь, — пояснила ректор. — Там заложено.

Статья действительно была отмечена закладкой — билетом на новосибирский концерт «Гражданской обороны» лохматого 1995-го года.

— Раскопки в оазисе Фолло, неизвестные фрески, — расшифровала Флоранс название статьи.

— Тут сама фреска интересная, — пояснила Катрин.

Фотография демонстрировала изображение очень знакомого шакалоголового бога — естественно, изображенного в классический гордый профиль, все по канону. Правее у ног бога сидел нормальный четвероногий шакал — отличное стилизованное изображение. Еще правее сидел шакал ненормальный: гораздо миниатюрнее, поостромордее и посубтильнее, но не менее классический, надутый и гордый.

— Ишь, хвост как важно задран. А ведь была — без слез не взглянешь, — хихикнула профессор.

— М-да, поднялась наша Дикси во всех смыслах, — признала Катрин. — Попасть в пантеон — это не шутки, вот нас-то определенно рядом с богами не изобразят. Эксклюзивность есть эксклюзивность, ее не пропьешь. Дикси это, определенно она, такой экстерьер разве спутаешь.

— Экстерьер, это конечно. Но здесь написано, если я не ошибаюсь, — «ориентировочно первый век до нашей эры». Получается, собака канула вглубь веков? — выразила сомнения Фло.

— Истинная эксклюзивность и загадки теории времени — тесно связаны. Это я вам как эксклюзивный профессор говорю, — Лоуд потыкала пальцем в фотографию. — Так что с шакалом-перевертышем я еще побеседую. Помнится, у нас складывались доверительные отношения — лично меня она обписать даже не пыталась. Да и вообще все эксклюзивные исследователи просто обязаны делиться новейшими открытиями фундаментальной науки. Расколется шавка, никуда не денется.