Шакалы пустыни

Глава седьмая. Сон у порога

Харассмент! Как облегчает это простое, но чудесное изобретение жизнь простой занятой шпионки! Вот, вроде, люди — бестолковые, чудаковатые существа — а взяли и придумали. Респект!

Проф. Островитянская. Статья «Блага прогресса»

десятый день месяца фрюктидора

Хотелось холодного пива: духоту слегка поразогнать, разум просветлить. Самообман пополам с затаенным алкоголизмом, да.

Катрин сонно разглядывала берег. Нил, конечно, изменился. Флотилия осторожно протискивалась мимо нависающих скалистых круч — речной проход со сказочным названием Джебель-эль-Залисали, по сути первая настоящая сложность по пути вверх по течению. Позади осталась бесконечная илистая долина широченной реки, и пейзаж нынче замечательный: по правому берегу разрезы и бесчисленные вертикали огромнейшей каменоломни, на левом берегу развалины храмовых порталов, катакомбы, снова храмы… Профессор не выпускает из рук своих записей и одновременно грызет ногти — есть, есть многообещающие варианты разграблений, вот на обратном пути…

Сидящая на планшире Дикси (попытки отучить милую собачку от этой опасной привычки стоили мадмуазель де Монтозан укушенного пальца и обернулись предсказуемым экспедиционным скандалом на тему «сосиски приучают собак к кровожадности») делала вид, что хозяйки вообще не видит, но косила глазом так, что сама себе в уши заглядывала. Опасается псинка новых научных изысканий, раскопок и эпохальных открытий. Скорее всего, напрасно опасается.

Соображала Катрин плохо — все сны виноваты. Сейчас в сновидениях серость исчезла, осталась сплошная непонятность и чье-то незримое присутствие. Ничего вроде бы опасного, просто категорически не высыпаешься и порядком изводит ощущение постоянного непрошеного гостя. Учитывая ситуацию, злиться на гостя глупо — он насылать черноту не пытается, просто присматривает, но как же это утомительно. Скорее бы закончилось.

Шансы на скорое завершение мучительного путешествия имелись. На одной из кратких стоянок Катрин попросила у художника-барона подзорную трубу — компактную и малозаметную, кратность увеличения, естественно, смешная, но выбирать не из чего. Денон, которому оптика была и самому крайне необходима, уступил прибор без малейшего колебания — истинного благородного воспитания человек, даме не может отказать. Эх, эти шпионские дела все-таки такая гадость.

Внутри-экспедиционный заговор набирал силу. За Вейлем следили в три пары глаз — Анис и капрал контролировали начальника поочередно на борту барки, стараясь не попадаться на глаза, на берегу за шефом приглядывала Катрин, используя и свой опыт, и оптику. Контролировать передвижения поднадзорного было не так сложно — на корабле особо не спрячешься, а стоянки короткие. Кое-что удалось рассмотреть.

При любом удобном случае, оставшись в одиночестве, Вейль доставал жука. Последовательность ритуала была проста: скарабей извлекался из шкатулки и опускался на пол каюты, на прибрежный камень, песок, землю… Шеф садился рядом с древней игрушкой и пристально наблюдал. Видимо, результатов не было. Порой казалось что Вейль пал духом и больше не вспоминает о своем талисмане, попросту бесцельно прогуливается по берегу. Потом Катрин сообразила — на восточном берегу шеф даже не пытается экспериментировать. Логично, можно было бы и сразу догадаться.

Судьбоносный момент наступил, когда флотилия миновала крошечный городок Эснэ. Стоянка была короткой — ждали, когда снимутся с мели две дахабьи. «Легкая Шеп» стояла на якоре у крошечного песчаного мыса, команда, не упуская момента, плескалась на мелководье — следовало соблюдать осторожность — постоянные места обитания крокодилов начинались чуть выше по течению, но кто их, ящеров, знает, могут и спуститься поближе к войне и людям. Катрин люто завидовала матросам и вполглаза приглядывала за начальством: мысик гол как коленка, куда Вейль денется. Шеф прогуливался босиком, вот присел, достал из камзола заветную шкатулку. Подзорная труба приблизила лысеющий затылок начальника, наблюдательница на миг представила что смотрит в оптический прицел, указательный палец аж зачесался… так бы и… Вейль, словно почувствовав, пригладил волосики на затылке. Вдруг он исчез. Катрин оторвалась от оптики — нет, никуда не делся — просто вскочил и замер. Сделал шаг, другой, воровато оглянулся… Наблюдательницу потрясло выражение его лица — физиономия аж светилась незамутненным восторгом. Абсолютно счастливый мальчишка. Катрин ошарашено протерла окуляр. Не может быть, показалось. Шеф опять стал взрослым одутловатым сонным человеком, возился, пряча в шкатулку свою немыслимую заводную ценность. Но восторг остался, прятался в углах обманчиво вялых и безвольных губ.

— Кажется, жук ожил, — сообщила Катрин вечером в кругу заговорщиков.

— Он его укусил? — без особого удивления уточнила переводчица.

— Нет. Кажется, жук в действительности нечто вроде компаса. Может повести туда, куда без этакого проводника попасть невозможно, — пробормотала Катрин.

— Все эти волшебные жуки, черви и жабы — козни Нечистого и его подручных шайтанов, — с мрачным удовлетворением отметила Анис. — В старые времена их было даже больше чем сейчас, и…

— Я тебе говорил — шайтанов нет. Как и чертей, бесов, русалок, бога и прочей церковной чепухи, — проворчал капрал. — Это все просто люди. Человеки и без всяких рогов и валящего из пасти дыма умеют отлично лгать и вредить себе подобным.

— Не спорю, я людей не меньше твоего знать. Но про Аллаха ты так не говори. Вдруг он все-таки есть? Просто занят. Или ведет войну какую-то в заморских далеках? — прошептала столь же разумная, как и образованная переводчица.

— Думай как хочешь, я спорить не стану. Но бога все равно нет, — отрезал бескомпромиссный Бомон.

— Почему богам не существовать? Просто они не совсем такие, как мы их себе представляем, — примирительно заметила архе-зэка.

— Вы считать, что богов многость? Вообще богохульство! — возмутилась Анис.

— Отрицать бога не богохульство, а считать, что бог у каждого свой и даже не един обликом и образом жизни — это ужас-ужас? — хмыкнула Катрин. — Хорошо, теологическую дискуссию прекращаем. Речь только о жуке. Нет, об Указующем Священном Скарабее.

— Жук так жук, — пожал плечами капрал. — Священный он вряд ли, но если путь указывает, так пусть будет Указующий. В штабе полно офицеров умом куда поскромнее жучиного, и ничего, роты по ихним командам вполне доходят куда надо. Или куда не надо.

— Нам «куда не надо» идти нет смысла. Мы уже и так там, — заметила Катрин. — Насекомое как офицер-картограф, да и как волшебный компас, у меня вызывает определенное сомнение. Но Вейль точно знал, что ищет и мы знаем, что Вейль не дурак. Пусть сумасшедший, но не дурак.

— Выбор у нас нет, — напомнила переводчица. — Следить и идти. Возвращаться нам с Жоссленом некуда.

Катрин промолчала. Ей было куда и к кому возвращаться, но иной раз людей, идущих к совершенно разным целям, объединяет тактическая необходимость…

Архе-зэка отвлеклась от мыслей о жуке и подумала, что если в ближайшие сутки-двое не удастся выспаться, то придется-таки сдохнуть на этих живописных берегах. Бессонница — вкрадчивый, но жутко опасный враг.

…И вновь горная цепь широкими дугами отступала от берега. Корабли миновали занесенный песком двойной храм Ком-Омбо[1]. Камилла в отчаянии кусала костяшки пальцев и подсчитывала упущенные научные и иные выгоды…

Сутки и еще сутки… Ветер благоприятствовал, и хотя снизившийся уровень воды в реке порядком мешал продвижению, флотилия не отставала от беспрепятственно продвигающихся берегом боевых колонн. За это время столкновения с противником случились чисто символические — у французов имелось лишь несколько раненых (заболевших во время нелегкого похода насчитывалось в разы больше). Поговаривали, что в Асуане[2] предводитель мамлюков попросит мира, вроде бы уже наведывались к генералу доверенные лица Мурад-бея, прощупывали обстановку, намекали о необходимости почетных условий прекращения войны. С «Легкой Шеп» никаких дипломатов разглядеть не удалось, зато археологи имели счастье наблюдать настоящих диких крокодилов. Правда, нильские пресмыкающиеся явно считали регулярное судоходство большим злом и сущим экологическим преступлением, потому сползали в воду задолго до подхода судов на расстояние мушкетного выстрела. В общем, некоторое впечатление ящеры произвели разве что на Дикси, пытавшуюся рассмотреть тварей, но не преуспевшую и возмущенно растявкавшуюся. Выспаться Катрин так и не удалось, оттого ей и самой хотелось обгавкать всех подряд, а еще лучше загрызть. Путешествие порядком надоело всем, кроме капрала и безносой переводчицы. Эти двое жадно улавливали в томительных судовых сутках минуты, когда можно было перекинуться словом наедине. Да, сложная бытовая ситуация и непростые чувства. Наблюдать за битыми жизнью влюбленными оказалось еще унылее, чем за крокодилами. Слишком грустно.

— Сиена! — крикнул с палубы капрал.

Катрин отодвинула тарелку — кормили на «Шеп» отвратительно. Чечевица и прочий военно-походный продукт, не столь поганый сам по себе, но в данном случае приготовленный просто ужасно. Команда была близка к бунту, архе-зэка испытывала нешуточную готовность присоединиться к мятежу. Повесить кока и мустамель-капитана, поднять черный флаг… Нет, черный не пойдет, его будущие бармалеи-исламисты вконец дискредитировали. Ладно, будем надеяться, скоро все кончится.

Упихивающий в себя плохо разваренные бобовые Вейль подмигнул. Весел шеф, ну-ну…

— Взгляну. Наверняка, замечательный городишко, — пояснила Катрин.

Команда повеселела, все чуяли конец пути. Вытянувшиеся цепью корабли флотилии шли медленно, проявляя осторожность и из-за узкого фарватера, и по чисто военным причинам. От генерала пришел приказ соблюдать осторожность. Разведчики французов уже заходили в город, но Дезе не слишком-то доверял пассивности мамлюков.

«Шеп» двигалась в арьергарде флотилии. Впереди покачивалась корма рыскливой маленькой «Бургундии», перед ней пузатый «Гавр», дальше внушительный «Неаполь» с пушками наготове, быстроходный «Тулон» шел ближе к берегу, остальные суда авангарда держались середины фарватера. Город и пороги приближались.

Катрин разглядела на высокой горе выразительное строение. Профессор де Монтозан пренебрежительно отмахнулась — гробница святого Муссы, покровителя первого порога Нила, ничего ценного и древнего. Оценка специалиста произвела на архе-зэка самое приятное впечатление, можно полюбоваться лаконичным четырехгранным сооружением без всяких там опасений. Вообще окружающие виды впечатляли: вода стала многоцветной, из нее выступали глыбы сияюще-черного гранита и сиенита — камня, которому это самое географическое место вроде бы и дало название. Корабли шли еще медленнее, наконец, открылась зелень пальм и садов, похожий на роскошный дендрарий берег острова Элефантина, а за островом собственно и сам Асуан, едва угадывающийся в зелени. Корабли флотилии начали исчезать за скалами. «Шеп» словно в одиночестве огибала остров, осторожнейше лавируя между утесами. Вот и порт, плотно заполненный кораблями. Небольшая пристань располагалась на некотором отдалении от города, и вообще на нормальный городской порт не походила: вокруг гранитные утесы, покрытые иероглифами и полустертыми рисунками, нависающие над причалами кусты и деревья, и едва слышный, но неумолчный гул воды, преодолевающей пороги…

— Райский уголок, — признал Вейль, пожевывая зубочистку. — Надо бы нам баранины прикупить и дать ее приготовить кому-нибудь знающему.

— А что у нас еще в планах, кроме шашлыка? — осторожно поинтересовалась Катрин.

— Еще можно ягнятины присмотреть. Передохнем, осмотримся, профессор покажет местные достопримечательности… — начал перечислять шеф.

Катрин обеспокоилась. По сути, шеф, которого сжигало «скарабейное» нетерпение, должен действовать куда активнее. Ждет чего-то или еще не решил, что делать? Впрочем, все к лучшему, отдых действительно нужен.

— Если в планах «передохнуть», то я беру выходной, — несколько внезапно даже для себя, объявила архе-зэка. — Мне нужно отвлечься от собачье-археологического общества. Надеюсь на понимание.

— Естественно, естественно! Полагаю, мы дадим вам два полных дня, так, профессор? Но не загуливайте, помните, что это чужой город и здесь небезопасно. Развейтесь, но завтра вечером, строго до заката, вы возвращаетесь под мое надоевшее руководство, и никаких опозданий, убедительнейше вас прошу, — призвал, проявляя невиданную щедрость, Вейль.

Профессор покивала — видимо, мыслями Камилла была уже на «Неаполе». Ладно, у всех свои дела, за шефом в меру сил присмотрят капрал и Анис. Катрин осознавала, что в состоянии хронического «недосыпа» от нее самой мало толку. Нужно привести себя в форму, следовательно, требуются радикальные меры.

Корабль опустел: счастливая команда разбежалась по домам, хвастать подвигами и жаловаться на жадных и невоспитанных фрэнчей, экспедиционное руководство тоже убыло (помывшаяся профессор направлялась явно по амурно-сердечным делам, шеф с младшим научным помощником ушли осматривать спешно снятый для ученых дом. На борту остались вахтенный, немедленно начавший клевать носом, и капрал с переводчицей в качестве основной охранной силы. Катрин сказала, что немедленно идет спать и удалилась, дабы не мешать бдительно нести стражу (ну и сопутствующим мероприятиям личного характера).

В каюту доносился лишь ровный рокот порогов. Катрин смотрела на собеседницу, собеседница на Катрин. Бутылка была хороша собой: темного стекла, настоящее ирландское, хорошо, что дожило в целости до столь нужного момента. Конечно, джин был бы лучше, и, гм, подомашнее, но виски так виски.

— Что ж, приступим, — архе-зэка решительно скрутила пробку.

Дикси, которую на амурные приключения не взяли, заинтересованно вскарабкалась на табурет.

— Нет уж, без всякой сомнительной закуси, сосиски тебе на завтрак оставим, — пояснила алкоголичка и дала собаке понюхать пробку. Дикси подергала левым усом, потом правым, и крепко задумалась.

— Вот и я в нерешительности. А что делать? — оправдалась шпионка и нацедила в чашку. Придвинула ближе пиалу с финиками…

Пошло недурно, но финики на закусь не годились. Дикси фрукты тоже жевала исключительно из принципа (видимо, у эксклюзивной собаки в роду числились и предки из незалежало-надкусывающих пород).

Вторая порция, третья… Финиками больше не закусывали, так, слегка занюхивали. Для эстетизма и по сиволапой привычке — хороший виски и так легко пьется. Он и пился…

— А осталось всего ничего, — отмеряя ногтем по бутылке, сказала Катрин и обнаружила, что говорит излишне четко. — Все, пора отрубаться. Кто не пил, тот сторожит.

Она повалилась на койку, стянула сапоги. Виски мягко вытесняло из головы все лишнее. Стало легко и пусто, в распахнутую дверь вливались запахи береговой зелени и убаюкивающий рокот порогов, портовые звуки и ароматы качали «Шеп», убаюкивали расслабленное шпионское тело. Катрин еще слышала, как археологически-исследовательская собака, поразмыслив, застучала когтями вон из каюты. На палубе надует — какая молодец! Все было хорошо, профессорский дух тоже повыветрился. Архе-зэка, чувствуя, что сейчас отключится, сообщила потолку:

— Вернусь, вообще пить не буду!

С этой в высшей степени правильной мыслью, удалось соскользнуть в вакуум, защищенный ирландским дымком.

Вот выспалась, так выспалась. На палубе кто-то возился, судя по всему, там было уже не особо раннее утро, солнечные блики с воды неведомыми путями попадали в каюту и прыгали по стенам. Катрин прищурилась на египетский «зайчик» — мелкий, а так ничего, симпатичный. Кажется, мы с «зайчиком» завтрак проспали — событие удручающее и непростительное, но сегодня допустимое. Главное, чтобы в привычку не вошло.

Встать вполне получилось, голову слегка ломило — внутри продолжал клубиться умеренный ирландский туман. Правильное похмелье после правильного напитка. Но настроение легкое, голова ясная. Катрин босиком вышла на палубу — солнце слепило и играло среди черно-зеленых скал, солнечные зайчики вновь перечитывали древние надписи. Вахтенный, конечно, сменился, новый осторожно косился на рослую бесстыжую гяурку со встрепанными короткими светлыми вихрами. Сидящая на носу толмачка с охранником тоже оглянулась. Угу, так вы всю ночь и просидели, на реку глядючи.

— Эй, на рынок-то ходили? Новости-слухи узнать, свежестей и зелени купить? Прогуляйтесь, после обеда я пойду, ноги разомну.

Дожидаясь ходоков на рынок, архе-зэка думала всякое разное, по большей части легкомысленное, вследствие чего взяла и переоделась в «сбережено-неношеное», да еще накрасила очи, причем не в местном аутентичном стиле, а куда более прогрессивно-агрессивном. Вернувшаяся с торжища Анис начала, было, пересказывать актуальные местные сплетни, но глянула на преобразившуюся специалистку по походному животноводству и лишилась дара слова. Капрал тоже малость онемел. Катрин подумала, что с тональностью и глубиной наложенных теней, да и с помадой перестаралась, но подправлять макияж было лень. Никаб прикроет бесстыжую физиономию, да и вообще опечаленному оккупированному городу нынче не до стилистических придирок. В общем, настроение у шпионки было хулиганское.

Нет, кидаться камнями, бить обывателей и грабить лавки распоясавшаяся архе-зэка не собиралась, путь ее лежал в иную сторону. Но до «Неаполя» добраться оказалось не суждено, по пути Катрин столкнулась с полузнакомым воякой с флагмана, тот сделал комплимент насчет «великолепно отдохнувшей» мадам-вдовы и поведал, что ученый художник еще с утра уехал зарисовывать руины на остров Элефантину. Ну, оно даже и к лучшему.

Катрин направилась к лодочной пристани, и тут с ней произошел престранный случай. Мощная местная дама с корзиной на руке, следующая параллельным курсом, вдруг покосилась и осуждающе погрозила пальцем:

— Приличная вроде дамочка, вон — кинжалюка за поясом, пистолеты, а гляделки накрашены, будто на подиуме собралась выламываться. Стыдно, гражданочка! А еще баронесса! Куда профком смотрит?!

— Чего!? — ошалело переспросила Катрин.

Мало того, что местная толстуха вздумала возмущаться имиджем гостьи города и заговорила на отличном английском, так еще и профкомом пугает. Архе-зэка название этого славного выборного органа и сама-то почти запамятовала, а тут вдруг слышишь от уроженки дремучего поза-позапрошлого века, да еще в захолустном Асуане?!

— «Чего-чего». А того, — дородная асуанка конспиративно оглянулась, ткнула аж светящимся от хны пальцем в сторону кораблей французской флотилии. — Сегодня стоите, прогуливаетесь, а завтра начнется. Сразу после закатной молитвы. Смотри, не проворонь момент-то. Потому как мало не покажется. Ибо наши мамлюки, если им хвост накрутить, да хорошенько науськать… Ну, вижу ты сообразила о чем речь. Вот то-то! А то одни амуры на уме. Внимательнее надобно, сосредоточеннее.

— Кто тут невнимательный? Но раз то еще завтра приключится, то сегодня можно и отдохнуть, — заявила слегка пришедшая в себя упрямая шпионка.

— Оголодала девица, бывает, — понимающе закивала асуанская матрона. — Ну что ж с тобой делать, гуляй. На вот…

Тетка сунула лапу в корзину и всучила шпионке нечто пышное и съедобное. Видимо, это был местная разновидность сложного сэндвича: небрежно свернутые листы салата, напиханное что-то темно-зеленое, мятые дольки помидора, нарубленное вареное яйцо, все это густо полито чем-то похожим на майонез. Центром яства служила маринованная тушка рыбы, смахивающей на сайру. Ладонь Катрин немедля оказалась измазана жиром.

— Это зачем?! Эй, и почему я вдруг «баронесса»?

Порядком растерянная архе-зэка завертелась на месте, ища внезапную самаритянку-осведомительницу. Тетки не было. Только что тяжко ковыляла (корма как у миссисипского парохода), но враз исчезла.

Катрин отошла в сторону, освободилась от никаба, принюхалась: рыба пахла заманчиво, остренько, к тому же с нее вот-вот соус закапает. Гм, хотели бы отравить, как-то попроще к делу приступили бы. Шпионка села на обломок камня (наверняка имеющего немалую историческую ценность), осторожно попробовала угощение — вкус нетривиальный, но на языке так и тает. И как дивно бутерброд на давешний напиток ложится-то!

Немногочисленные прохожие обходили экстравагантную чужеземку в ярких мужских шальварах и роскошном синем жилете. Просто ужас кто нынче шляется по улицам добродетельной Сиены, довели город…

Сэндвич проскочил в один миг, но Катрин еще сидела, размышляя. Насчет предупреждения все понятно — Мурад-бей попробует взять свое. Видимо, одновременный налет и попытка диверсионной атаки изнутри городка. Выждут, пока французы успокоятся, осмотрятся, потеряют бдительность. Шансов у мамлюков немного, но болезненные неприятности доставить могут. С этим придется разбираться вечером и завтра. Предупреждать генерала? Наверное, в штабе такой вариант предусматривают. Но кто эта тетка, и не начата ли еще какая-то непонятная многоходовая игра? Вейля с утра не видно, что он и где он… Но ход с «внезапной доброй теткой» абсолютно не в стиле начальника экспедиционной безопасности.

Очевиднее всего напрашивалась связь Тетки-с-Рыбой и Правнука Бедуинов. Внешне они, естественно, ничуть не похожи, акцент и манера построения фраз иная, но «импортированные» слова и общая логика…

Катрин вздохнула и пожала плечами. На жизненном пути ей частенько попадались странные загадки и бессмысленные тайны. Иногда они разгадывались-разъяснялись, чаще так и оставались необъясненными. Это только в книжках все растолковывается на последних страницах, все ружья прямо-таки обязаны бабахнуть, а единоличным убийцей назначается бедолага-садовник. Ну, с садовниками всяко случается — иной увлеченный специалист способен человека на удобрения и запросто так отправить, без вдумчивого сюжетного обоснования. Но с ружьями все сложнее — Катрин доводилось бывать в арсеналах, там этих девственных стрелковых стволов десятки тысяч… Иные по сто лет лежат, да под пресс так и отправляются, не стрелявши. Жизнь много скучнее законов искусства, по-детсадовски переиначенных досужими любителями растолковываний.

Лодочник что-то такое говорил и не выражал желания плыть немедля, но Катрин, подкрепленная бутербродом и осознанием, что выходные дни могут оказаться укороченными, сгребла доброго асуанца за шиворот и помогла спуститься в лодку. Коллеги-собратья лодочника проявили бурное недовольство, но шепотом.

До острова было недалече — по сути, Асуан (который Сиена) вместе с окрестностями весьма невелик. Вода казалась почти озерно-прозрачной, надвигались живописные, в меру обрывистые островные берега с редкими спусками к воде. Зелень и развалины, видимо, и жутко исторические, и не особенно, верхушки пальм, и снова желто-серые камни руин древних сооружений… Берег казался необитаемым, но вот показались две фигуры в узнаваемых мундирах 21-й полубригады, признав гостью, один из вояк замахал двууголкой…

— Польщен, — признался Денон, не отрываясь от альбома — он зарисовывал уцелевшую стену святилища Аменхотепа. — Полагал, вы вновь отправитесь с гражданами исследователями на эти ваши таинственные изыскания и замеры.

— Пока не определились, что именно изыскивать, потому разрешено прогуляться бесцельно и бессмысленно, — объяснила Катрин. — Но цель у меня все же есть. Разумеется, если у вас найдется несколько свободных минут. Ужасно нуждаюсь в содействии благородного и сдержанного человека.

— О! Для вас все что угодно! Сейчас окончу рисунок…

Катрин сидела на обломке сглаженной солнцем и временем каменной балке, наблюдала за работой художника. Все же следить за талантом — истинное удовольствие. Ложились на бумагу тонкие штрихи, застывали навечно очертания древних живописных ворот. Рисунки-свидетельства, чуть схематичные, лаконичные, но кажущиеся тем более подлинными, гм, документальными, именно в этой черно-белой гамме. Солдаты охраны разбрелись по берегу, устроились на обломках стены, курили, издали поглядывая на работу неутомимого художника.

— Мадам, могу ли я напомнить о той беседе и моей просьбе о позировании? — Денон не оборачивался, продолжая зарисовывать. — Надеюсь, с моей стороны не будет непростительной дерзостью профессионально обратить внимание, что шея у вас истинно античной формы.

Вот не оборачивается, а знает, что ворот сорочки архе-зэка раскрыт и молодое вдовье тело более чем обычно представлено солнечным лучам, так мягко пробивающимся сквозь естественный зонт пальмовых ветвей. Резкая граница загара и не-загара в нынешний, оканчивающийся, век восхищает далеко не всех, но художники, бесспорно, выше модных условностей.

— Что шея, я и вся такая гомеровская, если не сказать глубоко одиссейская, — улыбнулась архе-зэка. — Хотя и абсолютно не классическая. А если говорить о позировании, так сочла бы за честь. Но, увы, время поджимает. Поговаривают, что завтра в город готовятся наведаться неистовые воины Мурад-бея и нам придется сосредоточиться на прикладных видах боевых искусств.

Художник, наконец, бросил взгляд через плечо, наверняка оценил изящное положение обтянутых шелком шальвар длинных ног молодой дамы, но как истинный джентльмен, воздержался от бурного проявления восторга.

— Откуда слухи? В штабе обсуждали подобную возможность, но слабо верят в дерзостность замыслов мамлюков, их боевой дух основательно подорван. Пока нет никаких реальных признаков подготовки к сражению. Мне не слишком верится, что Мурад-бей рискнет поставить на карту столь многое. Иной раз слухи, просто слухи, а уж болтают на нашей изнемогшей флотилии…

— Слухи с рынка. Тоже ничего конкретного, но упорно называют завтрашний вечер. На всякий случай будьте осторожны, гражданин барон. Едва ли египтяне атакуют боевые роты, но штаб и обозы вполне могут куснуть. А мы с вами, увы, обитатели самых мягких тылов.

— Буду осторожен и предупрежу наших офицеров. Но, Катрин, помилуйте, «мягкие тылы» звучит для мужчины слишком обидно. Да и опять этот «барон». Забудем титулы прошлого.

— Я бы охотно предала забвению все титулы, но сегодня меня саму внезапно обозвали «баронессой». Поразмыслив, пришла к выводу, что титул как ранение — навечно врубается в слабую человеческую плоть. Несомненно, едва ли титул прибавляет человеку достоинств, но и стыдиться его незачем. Учитывая революционные времена и иные требования эпох, не будем дразнить бурлящие массы, мы с вами люди скромные. Но что с нами навечно остается, то остается — и шрамы, и титулы, и звания.

— Катрин, вы аристократка, с титулом или без, но даже не пытаетесь скрывать своего происхождения, — заметил Денон. — Разве что порой излишне грубите и дерзите, что, кстати, тоже довольно опасно.

— Ну, крайне спорное и вызывающее поведение, обычно именуемое «наглостью и высокомерием», частенько выручает в повседневной жизни, — засмеялась архе-зэка. — Если неприятностей не избежать, лучше спровоцировать их всплеск в удобный момент. Стратегия спорная, но я втянулась. И применяя ее на практике, вот прямо сейчас требовательно воскликну — «потом ворота дорисуете!» Я уже вовсе изнемогаю. Немедля идемте купаться!

— Купаться?

— Ладно, не купаться. Я буду умываться и ополаскиваться, а вы стоять на страже. Я вам доверяю, ибо вы истинный рыцарь, Роланд галльской сдержанности и Баярд революционной скромности. Потом поменяемся и вы омоете усталые длани живописца, равно как и стопы неутомимого носителя европейской культуры.

— Уверен, солдаты не станут за вами подглядывать. В сущности, они воспитанные парни…

Катрин, улыбаясь, кивнула в сторону спуска…

Вода была прозрачна и в меру прохладна. Шум пробивающихся сквозь черные блестящие камни потоков отдалял-отрезал остальной мир, оружие лежало на близком (но недостижимом для брызг) уступе. Тело, сочетающее разные степени-тона загара, скользило в воде, исчезало за камнями и в глубине, вновь сверкало в солнечных пятнах отмелей. Наверху темнел храм бараньеголового Хнума, но древние боги уже покинули здешние места и не возражали людским купаниям, да и нынешние боги отнеслись к уместным омовениям снисходительно. Посему ничто не мешало купальщице утянуть в воду гражданина-художника. Он не особо сопротивлялся, но пытался осознать:

— Катрин, но почему именно сейчас…

— Просто так. Порыв души и тела.

— Послушай, я уже весьма немолод…

— Разве? О, боги, как я ошиблась, он уже не молод! Как я могла?! Иди сюда, я обязана убедиться…

Не-молодость имеет уйму преимуществ — целовался гражданин-барон просто изумительно (ну, для мужчины изумительно). А когда выбрались из воды на теплые камни, Катрин ничего художнику делать не позволила, полностью подавив военно-аристократической манерой возглавлять и оказываться сверху. И это было здорово. Вот потом… О, каждый академический талант имеет право на реванш…

…— О-о-ааау! Этого ты от мадам Помпадур набрался?!

— Ни слова о тенях прошлого! Позволь сменить интригу…

Архе-зэка осознала, что в любой экспедиции случаются истинно великолепные моменты. Или это уже гораздо позже осознала, когда размышляла о том, почему французы прошлого так разительно отличаются от французов настоящего? Была ведь нация, даже латексные презервативы мгновенно осваивала и виртуозно применяла. В общем, то были минуты полного воспарения и восторга на берегу под храмом бога-барана, святилище которого невежественная архе-зэка так и не успела осмотреть.

В упоении (или в паузах оного?) истинный художник неминуемо хватается за кисть, в смысле, за карандаш.

…— И к чему это? Ты меня и так запомнишь, — улыбалась молодая вдова, убирая со лба короткие пряди, мокрые и холодящие ладонь.

— Чудес на свете не так много. И история мне не простит… — на желтую бумагу ложились штрихи мимолетного наброска.

— Угу, помнится, ты и порнухой промышлял. Пусть и высококачественной, но мне не хотелось бы попадать в ту коллекцию «для взрослых».

— Увы, в жизни случаются бесславные моменты, но у художников не бывает позорной работы — бывает позорно сделанная работа. Только намекни куда прислать, обещаю, получишь лучший и оконченный вариант рисунка. В единственном экземпляре, разумеется, — поклялся гражданин-барон.

— К чему эти издержки на почтовые расходы? Пусть шедевры пылятся в кладовых Лувра, надежнее будет. Приду когда-нибудь и полюбуюсь.

— Почему же вдруг Лувр? — мимолетно удивился увлеченный художник.

Руки Катрин обвили его шею и отвлекли от творения сомнительных шедевров. Поэзия игр тел куда уместнее прозы скучной бумаги. Особенно здесь, на острове пальм и развалин. Да и вообще — талантливый человек талантлив во всем, к чему время на рисуночки терять?!

Возвращались уже в преддверии вечера. Охрана проявляла похвальную сдержанность, никаких ухмылок и прочего. Разговаривали о военной обстановке и грядущих переговорах с мамлюками Мурад-бея. Нет, чудесные люди эти французы. Ну, были чудесными, пока не…

Накатывала легкая грусть, барон-художник хотел спросить, не решался. На пристани Катрин сама сказала:

— Имелись у меня сомнения, ибо не к чему, да и вообще на беглый недостойный разврат похоже. Но денек оказался просто чудесный. Спасибо! Иной раз мы вспомним берег чудесной Элефантины, а больше ни о чем не станем думать.

Художник-барон молча поцеловал ей загорелую руку. Эх, такую безупречную чуткость в последующие времена фиг найдешь.

Грусть оставалась, но тело и душа были легки, сыты и довольны. Катрин шагала к «Шеп», думая о хорошем дне, и о том, что желудок хотя и часть тела, но отдельная и крайне привередливая — опять ему пошлые калории подавай, непременно ужинать желает, причем, банальная чечевица в столь славный денек вообще неуместна…

«Шеп» была тиха, как будто ее уже на слом отбуксировали. Даже вахтенного не видно. Зато на носу торчал шеф и пялился на возвращающуюся архе-зэка.

— Что такое?! — возмутилась Катрин. — Я из увольнения даже раньше срока приперлась.

— Да, часа на два, — согласился Вейль. — И это весьма кстати. Давайте быстренько собираться. Иначе могут начаться сложности, а они нам ни к чему.

— А где все? — поинтересовалась шпионка, запрыгивая на палубу.

— Кто где, — неопределенно отозвался шеф. — Профессор прогуливается со своим кавалером, или с двумя, откровенно говоря, я так и не разобрался. Ваша переводчица отправилась на флагман, капрал ее сопровождает. Послушайте, Катрин, вы дама весьма догадливая, так что давайте начистоту и сразу к делу. Наше сотрудничество с археологами и приданными им лицами исчерпало себя. Пожалуй, дальше нам будет проще управляться самим, без отягощений и прикрытий. И даже не пытайтесь сказать, что вы не представляете себе жизни без нашей дорогой Камиллы, мрачного служаки и прочих балластных личностей. Собирайтесь. Только оружие и дорожную одежду. Провизия и снаряжение нас ждут на месте.

Катрин кивнула и спустилась в каюту. Все тесное, испачканное, но покидать обжитое место почему-то все равно жалко. Штуцер, пороховницы, сумка с «эн-зэ» и аптечкой… Шеф возился у себя, потянуло паленым — похоже, жжет на лампе лишние бумаги.

— Готовы, мадам Кольт?

— Нам собраться, что высморкаться, — пробурчала Катрин.

— Ну-ну, спокойнее. Пусть жизнь полна сюрпризов, наш с вами договор нерушим. Лодка ждет…

Нагруженные бывшие археологи вышли на палубу, вахтенный так и не появился. У Катрин возникло нехорошее предчувствие, что он тоже спроважен… и отнюдь не на флагман. Шеф по мелочам себя обременять не станет, упростит задачу, а безмолвный Нил все спишет — в себя примет.

— Вы на весла или я? — подтягивая отягощенный тесаком ремень, спросил шеф. — Говорят, вы неплохо гребете.

— Немного умею, — признала архе-зэка, опуская в лодку штуцер. — Куда направляемся?

— На тот берег, придется взять слегка против течения, — указал Вейль.

Карту Катрин видела, местность помнила — это шеф намылился за реку, в район катакомб. Практически напротив города, но место безлюдное. Самое время к ночи туда заявиться. Наверняка, рандеву с проводником и лошадьми.

Лодка слушалась весел отлично — ухоженное корытце, не лишенное изящества. Не поскупился начальник на средство передвижения.

— А вы, я вижу, недурно отдохнули. Посвежели, бодры как никогда, — одобрил Вейль.

— Да ну вас к черту, — сумрачно молвила архе-зэка. — Не морочьте бедной девушке голову. Если мы в пустыню, то что там с лошадьми и запасом воды? Это, знаете ли, немаловажно, и меня немного волнует.

— Все нормально, мы всецело подготовлены, — заверил шеф.

Дальше плыли в молчании, течение порядком мешало. Западный берег и дыры-норы катакомб уже утонули в быстрых сумерках, восток и городские кварталы еще озарял последний луч солнца тонули. Вот сквозь шум воды бурунов донесся первый призыв муэдзина и почти сразу затрещали выстрелы. Много и часто — явно не случайная пальба. Катрин неловко шлепнула веслами.

— Поосторожнее! — озаботился шеф. — И не обращайте внимания. Это уже абсолютно не наше дело. Мы выполняем договор, остальное остается за кормой.

— Выполняем, — шпионка навалилась на весла. — Вейль, вы — самка собаки.

— Можете поругаться, если вам станет легче, — равнодушно разрешил шеф. — Только лодку не переверните, порох намокнет, а он нам еще может понадобиться. Но к чему столь болезненные реакции? У каждого из наших попутчиков своя дорога, лично вы, да и я, им ничего не обещали.

— Как сказать.

— Как ни говори, а мне на них плевать, — шеф пружинисто выпрыгнул на берег, придержал нос лодки. — Высаживайтесь, весла можете бросить.

— Вот прямо сейчас. Лодку отпусти, чмо.

— В каком смысле? — глаза Вейля опасно сузились. — Катрин, не расстраивайте меня. Напомню: у нас договор.

— Именно. Так что у меня еще два часа полноценного выходного дня. И я чувствую себя просто обязанной попрощаться с Дикси, мы с собачкой не на шутку сдружились.

— Не глупите. Что вам они? Пустые люди.

— Не собираюсь объяснять. Лодку отпустите.

Катрин была готова выстрелить — пальцы практически легли на рукоять «англичанина» — и Вейль это видел. Шеф отпустил нос лодки, показал открытые ладони и холодно предупредил:

— Жду до рассвета. Или договор будет разорван.

— Услышала, — Катрин налегла на весла.

Шеф еще стоял у воды, на него и камни берега стремительно оседала ночная тьма. На другом берегу, в городе, все шире раскатывался, перестук мушкетных выстрелов, похожих на треск шутих, вот бухнула взволнованная пушка…

— Нет, ну ты и гад, жука твою маму… — обратилась Катрин к едва различимой фигуре на берегу и принялась огибать опасные камни…

[1] Храм в Ком-Омбо — храм второго века до н. э. с двумя симметричными частями, посвященными разным богам; слева — Себеку с крокодильей головой; справа — древнему великому Гору с головой сокола. На описываемый момент храм был практически занесен песком. В настоящее время восстановлен, электрифицирован, туристофицирован, и т. д.

[2]Город Асуан фигурирует в тексте так же как Сиена или Новая Сиена, как его тогда именовали французы генерала Дезе, те еще путаники. (прим. перевод.)