Шепот в темноте

ГЛАВА 1

Когда Ливи наконец очутилась на улице, она на минуту задержалась на ступеньках лестницы, чтобы хоть немного прийти в себя.

После темноты зала, в котором проходило судебное заседание и в котором, казалось, она пребывала целую вечность, солнце, внезапно сверкнувшее сквозь тучи, слепило глаза. Ливи зажмурилась, пытаясь отгородиться от солнца и от того знакомого, но в эту минуту почему-то пугающего ее мира, который кипел вокруг.

Обнаженная рука, которой она сжимала перила, повлажнела от пота, но она не в силах была унять внутреннюю дрожь. Шедшие сзади толкали ее, торопясь выйти, и Ливи открыла глаза.

Внизу было полно народу, собравшегося посмотреть на нее, главное действующее лицо в деле об убийстве. Кто-то двинулся к ней, она едва успела отвернуться от направленной ей в лицо камеры и снова остановилась, пытаясь собраться с силами. Поднятые лица, казалось, вопрошали: «Это она убийца? Убийца Клайва Беренжера?»

«Оливия Беренжер, вы обвиняетесь…» Она взяла себя в руки, сдержав разгулявшееся воображение. Никто ни в чем не обвинял ее. Суд коронера вынес заключение: «Намеренное убийство, совершенное неизвестными лицами».

Она сделала шаг вперед, чувствуя, как страх сковывает ее движения.

— Пойдем, Ливи! Нам надо отсюда выбраться.

Она обернулась и увидела рядом с собой Саймона. Он крепко сжал ее руку, и она заставила себя начать путь вниз по лестнице. Маленькая и стройная в своем черном костюме, она двигалась как во сне по направлению к толпящимся внизу людям. Ей хотелось кричать в обращенные к ней лица: «Что вам от меня надо? Зачем вы так смотрите на меня? Саймон — родной брат моего мужа, и сейчас он рядом со мной. Разве это недостаточное свидетельство того, что семья верит в мою невиновность? Что я невиновна?»

Она повернулась к Саймону и выдавила из себя улыбку. Его широкое, с резкими чертами лицо улыбнулось в ответ, и она подумала, что у него такие же гладкие, блестящие, пшеничного цвета волосы, какие были у Клайва.

Она механически, не различая лиц, пробиралась сквозь толпу вслед за Саймоном.

Пять дней назад ее муж, Клайв, был убит выстрелом из пистолета, и даже проливной летний дождь не помешал этим людям собраться здесь в ожидании решения суда.

Теперь у нее перестали дрожать колени, ее мучения подошли к концу, если бы не толпа вокруг.

Из корзинок с продуктами едко пахло рыбой и апельсинами, к ним примешивался запах садовых роз, огромный букет которых держала в руках какая-то женщина. Ливи слышала обрывки разговоров — отдельные слова, выхваченные из контекста и потому бессмысленные фразы.

Но что вся эта суета могла значить для нее после той ужасной ночи? Пережив подобное, не так-то просто вернуться к обычному мироощущению и перестать видеть все в черном свете.

И вдруг, совсем рядом, она услышала голос женщины, обращавшейся, по-видимому, к своей приятельнице:

— Посмотри! Вон там, на перекрестке! Видишь? Это Рок Хэнлэн.

Ливи замерла. Никакие силы на свете не могли удержать ее от того, чтобы повернуть голову и обыскать взглядом толпу. Именно тогда, когда она вопрошала себя, вернутся ли к ней прежние ощущения, случайное замечание незнакомого человека вдруг снова окунуло ее в прежнюю жизнь.

Рок Хэнлэн здесь! Она должна найти его! Все ее существо радостно призывало: «Рок! Это я, Ливи!»

И тут она увидела Рока. Она окликнула его по имени и начала пробираться к нему сквозь толпу.

Его голова и плечи возвышались над окружавшими его людьми. Великан с рыжими волосами и пронзительными синими глазами. На долю секунды их взгляды встретились.

Для Ливи время остановило свой бег. Она забыла о смерти Клайва и Саймоне, о суде и его решении. Рок вернулся, и ее любовь, прятавшаяся глубоко внутри, вырвалась наружу всплеском радости.

— Рок!

Пробираясь к нему через толпу, она увидела, как он повернулся к ней спиной и пошел прочь.

— Давай выберемся отсюда! — настойчиво повторил Саймон, ни на шаг не отстававший от нее. — Все так на нас смотрят!

Не отрывая взгляда от прямой равнодушной спины Рока, она потрясенно проговорила:

— Он заметил меня! Он посмотрел мне в глаза и ушел!

— Наплевать на него! Он уже не имеет значения. — В обычно мягком голосе Саймона прозвучало раздражение. Его руки сжали плечо Ливи, и он решительно повел ее к ожидающей их машине.

— Адриана отвезет нас домой, — сказал он.

Дверца машины была приоткрыта, чтобы Ливи могла спрятаться от сотни устремленных на нее глаз. Адриана Чарльз сидела на месте водителя, повернув голову и наблюдая за ней. На ее тонких красивых губах играла легкая улыбка. Ливи заставила себя улыбнуться в ответ и проскользнула в машину. Саймон занял место рядом с ней и закрыл дверцу. Через мгновение машина, урча, тронулась с рыночной площади Линчестера.

Не спуская глаз с дороги, Адриана повернула к Ливи свою светловолосую голову.

— Ужасно рада, что все наконец позади, Ливи.

— Если бы так!

Казалось, никто не слышал ее. Саймон нащупал портсигар и протянул ей. Его толстые сильные пальцы с безупречными ногтями обхватывали серебряный футляр.

Она благодарно взяла сигарету, позволила ему зажечь ее и задумчиво откинулась на сиденье.

Он курит тот же сорт, что и Клайв. Сделанные на заказ, с легким привкусом турецких сигар… Клайв! Его лицо рисовалось ей сквозь сигаретный дым, красивое, с более резкими чертами, чем у Саймона. По существу, только резкостью черт они и отличались друг от друга.

У обоих братьев были светлые серо-голубые глаза, но Клайв был человеком суровым и бесчувственным, улыбка, постоянно кривившая его губы, выражала не доброту или чувственность, а насмешливую неприязнь к окружающему миру.

— Ливи, проснись! — мягко проговорил Саймон, и только тогда она осознала, сколько времени они просидели в полном молчании. — Все в порядке, — продолжал он. — Суд и не мог прийти к другому выводу.

Будто не заметив его слов, она смотрела прямо перед собой:

— Думаешь, он не узнал меня? Наверное, я слишком изменилась.

— Если ты о Роке, то он тебя прекрасно узнал! И когда решил, что ты собираешься заговорить с ним, бросился прочь как ошпаренный.

Она сломала недокуренную сигарету и уронила ее в пепельницу. Почти не заметив, что обожгла палец, она разбито произнесла:

— Возможно, он случайно забрел на рыночную площадь и не знал, что происходит. Ведь он долго жил за границей и, наверное, не читал газет.

— Можешь быть уверена, он был там по той же причине, что и все остальные. — Голос Саймона прозвучал жестко. — Целых четыре дня мы составляли основной объект «новостей», и Рок прекрасно осведомлен о том, что происходит в его родном городе. Он пришел из праздного любопытства, как и все остальные. Забудь о нем. Скоро ты будешь дома. Адриана права: все позади.

Она тщетно старалась улыбнуться. Вопреки словам голос Саймона звучал не так уверенно, как он бы того хотел. Несмотря на заключение суда, на веру семьи в ее невиновность, нельзя было считать, что все уже позади. Убит человек, и этот человек был ее мужем, а убийцу все еще не нашли…

На углу Хай-стрит машина повернула на дорогу, ведущую к ее дому в Ардене.

— Смотри на вещи трезво, — продолжал Саймон, как бы прочитав ее мысли. — Разве Рок мог не притвориться, что он тебя не заметил?

Ее нельзя было назвать непонятливой, но испытанное напряжение притупило ее восприимчивость. Повторяя слова Саймона, как будто они были сказаны на незнакомом ей языке, она спросила с искренним недоумением:

— Почему Року пришлось притвориться?

И вдруг поняла все. Она откинулась на спинку, обдумывая ситуацию. Ну, разумеется! Сотни глаз были обращены на них с Роком, на двоих, которые были когда-то влюблены друг в друга!

Для них Рок был знаменитой личностью, и вся деревушка Арден, в которой он родился, гордилась тем, что он перешел из «Эха Линчестера» в Лондон и стал разъездным корреспондентом одной из крупных английских газет. Они следили за его карьерой и узнали, что Ливи разорвала помолвку с их родным Роком Хэнлэном, еще до того, как она стала женой Клайва.

Они знали и то, что этот брак оказался неудачным. Симпатии деревни были на стороне приезжей Ливи. Большинство жителей так или иначе испытало на себе вспыльчивый характер Клайва и его злобность по мелочам. Сколько ненависти изливалось на него за кружкой пива в местном кабачке! Но Клайв был главой фирмы «Гончарные работы Беренжеров», и они привыкли отдавать ему дань уважения, поскольку уровень доходов, по крайней мере, одного из членов любой семьи в Ардене зависел от состояния дел на фирме. Сейчас, однако, когда Клайва не было в живых, они забыли свои обиды. Для них он превратился в трагическую фигуру, человека, который, не дожив и до сорока лет, погиб от руки смертельного врага. В деревне о подобном никогда не слыхивали, все были потрясены и взволнованны, у всех на устах был только один вопрос: «Неужели он так довел миссис Беренжер, что она убила собственного мужа?»

Теперь, после того как у здания суда Рок на глазах у всех отвернулся от нее, деревенские жители обязательно вспомнят ее роман с ним. «Странно, не правда ли, что он вернулся из-за границы как раз в тот момент, когда миссис Беренжер стала вдовой? Подозрительно! Какая наглость, не мог подождать хоть немного! Но вы же знаете Рока Хэнлэна — он всегда плевал на общественное мнение!»

Задумавшись, Ливи сама не заметила, как обратилась к Саймону:

— Возвращение Рока покажется всем подозрительным. Ведь так, Саймон?

— Нет, разумеется! — откликнулась с переднего сиденья Адриана. — Еще раз повторяю, Ливи, все уже позади!

— Ты ошибаешься! Самое худшее, конечно, я имею в виду живых, только начинается.

— У тебя разыгралось воображение! — резко возразил Саймон и поспешил переменить тему, обратясь к Адриане: — Мне казалось, ты собиралась захватить Билла Крея.

— В конце концов он решил ехать в своей машине.

Билл Крей — хозяин гостиницы «Поющий лебедь», где она поселилась после окончательной ссоры с Клайвом. Именно туда через несколько часов после убийства явилась полиция… Билл Крей, чье свидетельство, возможно, спасло ее от обвинения в убийстве…

И снова ее сковал тот холодный ужас, который она испытала в зале суда. Показания врача, полиции: «Клайв Ричард Беренжер был убит из своего собственного пистолета: в магазине недостает ровно одной пули. Следов пороха, свидетельствующих о том, что выстрел был произведен с близкого расстояния и суд имеет дело с самоубийством, не обнаружено».

Одной из свидетельниц была миссис Стар, экономка, которая уже несколько лет служила у Клайва. После свадьбы она осталась в доме, готовила восхитительные блюда, вела хозяйственные счета — и относилась к Ливи с молчаливым почтением. Но ни разу ни одного теплого, дружеского слова не сорвалось с ее уст.

«Да есть ли в ней что-нибудь человеческое? — недоумевала Ливи. — Смеется ли она когда-нибудь? Страдает? Болеет? Плачет?»

Этим утром в зале суда миссис Стар рассказала, что отсутствовала в тот вечер, когда произошло убийство. Она навещала своих друзей в Линчестере. Возвратясь, поспешила попасть в дом, чтобы укрыться от бушевавшей грозы. На пороге она услышала выстрел, но решила, что это отдаленный удар грома: кому же придет в голову стрелять зайцев в такую погоду? Когда она вошла в дом, то услышала звук падающего тела и бросилась в гостиную со словами: «Есть здесь кто-нибудь?» Комната была неосвещена.

На этой стадии своего рассказа миссис Стар проявила первые признаки волнения: она остановилась и прикрыла глаза.

— Продолжайте, — подбодрил ее коронер.

— Сначала я думала, что ошиблась, и в комнате никого нет. Но потом молния осветила все так, что стало светло как днем. Занавески на стеклянной двери, которая ведет на веранду, были раздвинуты. Там стояла особа в желтой шали. У нее на пальце блестело кольцо с большим зеленым камнем. Цвет его я хорошо разглядела, потому что молния была очень яркой.

Некоторое время коронер, казалось, обдумывал ее слова, потом кивнул:

— Да, помню. В ту ночь зарницы полыхали почти непрерывно. Пожалуйста, продолжайте, миссис Стар. Вы заметили кого-то у двери…

— Потом снова стало темно и я зажгла свет. Мистер Клайв лежал рядом с письменным столом. Он упал со стула и… он был мертв…

— И как вы поступили?

— Я бросилась к окну и закричала: «Миссис Беренжер…» Но в саду никого не было. Одна молния сменяла другую, и я хорошо все разглядела. Сад был пуст.

— Вы не сомневались тогда, что у двери в сад стояла миссис Беренжер?

— Нет.

Конечно, миссис Стар могла солгать. Но Ливи была уверена, что, как бы ни относилась та к девушке, вошедшей в дом Клайва в качестве его жены, она никогда не сказала бы неправды. Это была холодная, чопорная и богобоязненная женщина.

Но у кого, кроме Ливи, была желтая шаль и кольцо с большим зеленым камнем? В течение нескольких дней она снова и снова задавала себе этот вопрос, не находя ответа.

После миссис Стар пришла очередь Билла Крея, владельца «Поющего лебедя». Он под присягой заявил, что в десять часов вечера, когда гроза обрушилась на деревню и соседние холмы, он пошел посмотреть, закрыты ли окна на лестнице, и на втором этаже прошел мимо Ливи, которая в голубом халате и с полотенцем через плечо собиралась принять ванну.

Брала ли миссис Беренжер в гостиницу голубой халат? Да, брала. Принимала она ванну около десяти часов вечера? Она не знает, сколько тогда было времени — слишком она была расстроена ссорой с мужем. Был у кого-нибудь еще из постояльцев голубой — бледно-голубой! — халат? Такой халат есть у жены Билла Крея, но в то время она была слишком занята в баре, чтобы думать о ванне.

Ливи сознавала, что полиция не оставит в покое Билла Крея. Они попытаются опровергнуть ее алиби. И она знала, что он не мог видеть ее шедшей по коридору, потому что в этом случае она бы тоже заметила его. Что еще хуже, она хорошо помнила, что принимала ванну уже после того, как окончилась гроза.

В действительности у нее не было алиби на то время, когда убили Клайва. В этот час она сидела запершись в своей обшитой дубом спальне, слишком расстроенная, чтобы думать о будущем, и сознавала только одно: их брак оказался ошибкой. Она сидела на краю кровати, вслушиваясь в удары грома и следя за продолжительными, поразительно яркими вспышками молний, пробивавшимися сквозь портьеру.

Она вспомнила, как теребила края пояса, скреплявшего ее шелковый халат, до тех пор, пока он не обтрепался и на пальцы на налипли шелковые нитки, тонкие как паутинка.

Считал ли Билл Крей, что действительно видел ее? Он слишком хорошо знал ее, чтобы ошибиться! Значит, он пошел на сознательный обман из-за того, что, подобно большинству в деревне, имел старые счеты с Клайвом.

Иногда так долго перебираешь в уме одни и те же мысли, что они утрачивают ясность и смысл. Ливи с усилием вырвалась из заколдованного круга повторов и поискала взглядом сигарету.

Саймон тут же предложил ей свои со словами:

— Только не ломай. Выкуривай до конца! Это успокаивает.

Ливи курила и, прилагая все усилия для того, чтобы чувствовать удовольствие от сигареты, смотрела в окно. Они проезжали мимо Линчестерского клуба с его прекрасными, ухоженными садами. Она играла здесь в теннис в те времена, когда только приехала в Арден. Как давно, кажется, это было! На теннисных кортах она познакомилась с местной молодежью. Ей было приятно думать, что здесь были рады ей самой, а не тому, что она — жена главы дома Беренжеров.

Машина выехала за город и, быстро приближаясь к дому, резко свернула на прибрежную дорогу, по одну сторону которой высились скалы, резко обрывавшиеся к каналу. К северу простиралась долина с невысокими холмиками. С них спускался поток, связывающий воедино четыре озера. На последнее из них она любовалась каждый день с того момента, как приехала в Арден.

Вот она и дома!

Машина задержалась на перекрестке и вместо того, чтобы повернуть налево, к Ларн-Хаусу, поехала дальше, вдоль озера.

Ливи выпрямилась, оглядываясь по сторонам.

— Куда мы едем?

— К Мэгги, там перекусим и все обсудим.

Она удивленно посмотрела на Саймона.

— Что обсудим?

— Ну, как нам вести себя в будущем… — уклончиво ответил он.

— Можно подумать, у меня есть «будущее»!

— Прекрати, Ливи! Ты невиновна. Суд признал это, да иначе и быть не могло!

— Но в местных сплетнях меня уже осудили.

— Все уладится, — вмешалась Адриана.

— Как бы то ни было, Мэгги беспокоится, не зная, что постановил суд.

Ливи подумала, что любому члену семьи, в которой произошло убийство, не терпится узнать результат судебного заседания. Что же касается Мэгги, кузины Клайва, никогда нельзя было сказать, взволнованна она или нет, что думает и что чувствует… Ливи всегда казалось, что за ее приятным спокойным обликом прячется настоящая, не известная никому Мэгги Беренжер…

Машина качнулась на повороте. Вдалеке сквозь деревья, растущие на противоположном берегу озера, промелькнули красные стены мастерских Беренжеров.

— Господи! — воскликнула Адриана и остановила машину.

Им навстречу поднималось стадо коров, медлительных, с печальными глазами. Оставалось только сидеть и ждать.

Ливи окинула взглядом дом Мэгги. Толстые, приземистые трубы поднимались вверх со скатов остроконечной крыши, дорожка из стершегося от времени кирпича вела от кованых железных ворот к входной двери. Маленький садик позади дома спускался к озеру, и в укромном уголке его, на фоне золотарника и дельфиниума, сидел брат Мэгги, Кейт.

Он не двинулся им навстречу, молча наблюдая за их приближением. Когда они войдут во двор, он не встанет с места, не помашет рукой. Уже четыре месяца, с того дня, когда Ливи разрешила ему прокатиться на своем кауром жеребце, которого подарил ей Клайв, и тот его сбросил, Кейт не разговаривал. Все мускулы его тела оставались неподвижными, жили только его черные выразительные глаза.

Рыжий жеребец Тихий был назван так по ошибке. Когда с моря дул свежий ветер и воздух был напоен влагой, он превращался в дьявола, кровь пульсировала в этом диком строптивом создании.

Ливи выросла на ферме у дяди, и ее мог сбросить только брыкающийся необузданный жеребец. Кейт же был новичком. Ей не следовало поддаваться на его негодующие протесты и заверения, что он прекрасно справится с Тихим. Его подхлестывали насмешки Клайва.

— Бога ради, Ливи, дай мальчишке покататься на этой проклятой лошади! Пора ему уже бросить книжки и заняться активным мужским видом спорта!

И она уступила мольбам Кейта.

День, когда у Тихого появился новый наездник, был одним из тех, когда лошадь теряла голову и становилась строптивой. Не прошло, пожалуй, и десяти минут, как Тихий взбрыкнул и сбросил седока. Что случилось в действительности, сказать трудно, потому что рядом никого не было, а Кейт не мог ничего рассказать: падение парализовало его.

Мэгги никого не упрекала. Всю энергию и все свое время она посвятила уходу за братом.

Доктора, объявившие, что причина паралича — шок, были настроены оптимистично. Но болезнь плохо поддавалась лечению, и никто не мог сказать точно, когда Кейт снова заговорит и сможет передвигаться. Должно быть, месяцев через шесть. А может, через год или через десять лет… Никто не знал.

Между тем худой и смуглый, с обострившимися чертами лица, Кейт неподвижно сидел в инвалидном кресле. Невозможно было понять, о чем он думает и думает ли вообще.

В то время, как Адриана отгоняла любопытную корову от машины, Ливи, наблюдая за ним, задумалась, парализован ли мозг Кейта? Или он так же четко воспринимает и регистрирует окружающее, как и ее собственный, только не в состоянии это выразить? Слышал ли Кейт о трагедии, разыгравшейся в деревне? Никто не смог бы сказать наверняка.

У Клайва никогда не хватало времени на своих кузенов. С его точки зрения, Кейт был слишком мягок, Мэгги слишком сурова, а он не любил властных женщин, он вообще не слишком любил женщин. Поэтому тот факт, что миссис Стар видела женщину в его комнате, казался еще более странным.

«Я даже не знаю, как обращаться с оружием, — думала Ливи. — Но это же ни о чем не говорит. Криминальная хроника содержит сотню случаев, когда люди, никогда до этого не державшие в руках оружия, все-таки становились убийцами».

Ливи со слабой надеждой подумала, что полиция не убеждена в том, что выстрел произведен женщиной. Вполне возможно, что стрелял мужчина, а женщина являлась всего лишь соучастницей происходящего. Да, это возможно, но только и всего. Мужчина или женщина? Если бы полиция могла опровергнуть алиби, которым снабдил ее Билл Крей, то прекратила бы поиски и обвинила во всем ее, Ливи.

— Трогаемся! — воскликнула Адриана, когда последняя корова прошла мимо, и нажала на газ.

Должно быть, Мэгги услышала шум приближающейся машины, потому что уже стояла в дверях, в голубом платье с белым кисейным воротником, наблюдая, как они въезжают в ворота. Она была невысокого роста, но скроена крепче, чем брат. Русые, слегка растрепанные волосы, изучающий взгляд — во всем облике что-то покойное, присущее тем, кто способен к бесконечному терпению, созерцанию и ожиданию.

«Может быть, она не рассчитывала увидеть меня, — подумала Ливи. — Может быть, по ее мнению, меня должны были задержать по подозрению в убийстве!» И она снова почувствовала дрожь в теле, учащенное биение пульса, страх перед тем, что может принести следующее мгновение. Ох уж эта Мэгги! Саймон, Адриана, Кейт — если он, конечно, способен мыслить — огорчились бы, если б суд обвинил ее в убийстве. Но Мэгги? Не прячет ли она за спокойным обликом ненависть к Ливи за то, что случилось с Кейтом?

— Добро пожаловать, — приветствовала их Мэгги, когда они вышли из машины. — Обед готов. — Она бросила взгляд на Кейта, на его беспомощные руки, которые лежали на пледе, прикрывавшем колени. — Мы оставим его здесь, на солнышке — так будет лучше.

«Лучше» потому, что, если его рассудок здоров, он поймет все, о чем они будут говорить? Доктора советовали поддерживать в нем спокойное, счастливое состояние духа, чтобы психологические перегрузки не мешали его выздоровлению. Значит, он не узнает, что сегодня состоялось предварительное судебное заседание, на котором было вынесено заключение, что его двоюродного брата убили.

Догадывается ли Кейт, что Клайв мертв?

Когда все направились к дому, Ливи заметила, что Кейт глазами следит за ними, улыбнулась ему и помахала рукой. Потом, движимая внезапным порывом, она повернулась, чтобы пересечь лужайку и поговорить с ним.

Ее остановил резкий и властный голос Мэгги:

— Не трогай его, Ливи. Мне не хочется, чтобы он придавал значение вашему появлению здесь в такое время.

В этот час Адриана должна была сидеть за мольбертом в отделении дизайна фирмы Беренжеров, а Саймон — за директорским столом, ведь теперь он руководил делами фирмы. Со смертью Клайва перед ней и Саймоном открывалось новое будущее.