Шевалье д'Арманталь

IX
НОВЫЙ ЗАГОВОР

Д'Арманталь кинул шляпу и плащ на стул, положил пистолеты на ночной столик, а шпагу под подушку, бросился, не раздеваясь, на постель. По-видимому, он был счастливее Дамокла, ибо заснул здоровым, крепким сном, хотя над ним висел дамоклов меч.

Когда д'Арманталь проснулся, было уже совсем светло, и так как накануне он в смятении позабыл закрыть ставни, то первое, что он увидел, был веселый солнечный луч, пересекавший комнату от окна до двери. В широкой полосе света играли и кружили мириады пылинок. Оглядевшись в своей светлой и чистой комнатке, где все тихо и спокойно, д'Арманталь на минуту решил, что это сон, ибо после ночной засады он должен был очнуться скорее всего в какой-нибудь мрачной темнице. Затем он усомнился в реальности вчерашних событий. Однако вещи, разбросанные по комнате, окончательно вернули его к действительности: на комоде валялась пунцовая лента, фетровая шляпа и плащ были брошены на стул, пистолеты лежали на ночном столике, а шпага - в изголовье постели. Последним, самым веским доказательством того, что вчерашнее приключение ему не приснилось - на случай, если бы остальные показались недостаточно убедительными, - был он сам. Д'Арманталь проснулся одетым в этот камзол, в котором он вчера вышел из дому и который не снял перед сном, опасаясь, что какой-нибудь непрошеный гость разбудит его среди ночи.

Д'Арманталь вскочил с постели и сразу же взглянул на окно своей соседки. Оно было уже открыто, и шевалье увидел, что девушка ходит взад и вперед по комнате. Затем д'Арманталь посмотрел в зеркало и убедился, что участие в заговоре счастливо сказалось на его внешности: лицо его было бледнее обычного, и это ему шло, глаза лихорадочно блестели и казались поэтому более выразительными. Было совершенно ясно, что, когда шевалье поправит свою прическу и сменит измятые за ночь воротник и жабо, он (особенно после вчерашней записки), несомненно, еще больше привлечет к себе внимание Батильды. Д'Арманталь не говорил этого себе ни вслух, ни шепотом; но скверный инстинкт, который толкает наши бедные души к погибели, подсказывал его уму эти мысли - неясные, смутные, неоформленные, но все же достаточно отчетливые для того, чтобы он принялся за свой туалет, стараясь подобрать одежду соответственно выражению своего лица. Иными словами, темный костюм был заменен совершенно черным, примятые волосы были перетянуты лентой в легком беспорядке, а жилет был расстегнут на две пуговицы ниже обычного, чтобы было видно жабо, которое спадало на грудь с полной кокетства небрежностью.

Все это, впрочем, делалось без осознанного намерения, с самым отрешенным и озабоченным видом, ибо д'Арманталь при всей своей храбрости вовсе не забывал, что с минуты на минуту его могут арестовать. Когда шевалье вышел из маленькой комнатки, служившей ему гардеробной, и взглянул в зеркало, то улыбнулся своему отражению с грустью, придавшей ему еще больше очарования. Было ясно, что означала эта улыбка, так как шевалье тут же подошел к окну и открыл его.

Быть может, Батильда тоже мысленно готовилась к встрече со своим соседом. Быть может, она решила быть сдержанной и не глядеть в его сторону или, поклонившись, тотчас закрыть окно. Но, едва заслышав, что шевалье открывает окно, девушка, позабыв обо всем, кинулась к своему и воскликнула:

- О Господи, это вы! Как я боялась за вас, сударь!

Д'Арманталь не мог рассчитывать и на десятую долю тех чувств, которые прозвучали в этом восклицании. Поэтому, если он и приготовил несколько галантных красноречивых фраз - а это весьма вероятно, - то они мгновенно улетучились из его головы.

- Ах, Батильда, Батильда, - вскричал он, прижав руки к груди, - неужели вы столь же добры, сколь и прекрасны?

- Почему добра? - спросила Батильда. - Разве вы не писали мне, что вы, как и я, сирота? Разве вы не писали мне, что я ваша сестра, а вы мой брат?

- Так, значит, вы, Батильда, молились за меня?

- Всю ночь, - прошептала девушка краснея.

- А я, глупец, благодарил случай, спасший меня, тогда как я всем обязан молитвам ангела.

- Значит, нависшая над вами опасность миновала? - живо воскликнула Батильда.

- Ночь была мрачной и печальной, - ответил д'Арманталь. - А нынче утром меня разбудил луч солнца. Однако достаточно одной лишь тучи, чтобы этот луч исчез. Так и с грозящей мне опасностью. Она исчезла, и сейчас я преисполнен счастья, Батильда, ибо я знаю, что вы думали обо мне. Но опасность может вернуться. Вот, - продолжал он, услышав, что кто-то поднимается к нему по лестнице, - быть может, она сейчас постучится в мою дверь.

И в самом деле, в этот момент кто-то трижды постучал в дверь.

- Кто там? - спросил д'Арманталь, не отходя от окна, и в голосе его, несмотря на твердость, прозвучала некоторая тревога.

- Друг! - ответили из-за двери.

- Кто это? - в волнении прошептала Батильда.

- Благодаря вам Бог по-прежнему хранит меня. Человек, который стучит в мою дверь, - друг. Еще раз благодарю вас, Батильда!

И д'Арманталь закрыл свое окно, послав девушке не то поклон, не то воздушный поцелуй. Затем он открыл дверь аббату Бриго, который, потеряв терпение, постучал вторично.

- Э, дорогой воспитанник. - сказал аббат, на лице которого не было видно никаких следов волнения, - да вы, я вижу, заперлись на ключ и на засов. С чего бы это? Уж не для того ли, чтобы подготовить себя к Бастилии?

- Аббат, - ответил д'Арманталь радостно, с сияющим лицом: казалось, он состязается с Бриго в невозмутимости, - не шутите так, это может принести несчастье!

- Но посмотрите-ка, - сказал Бриго, обводя глазами комнату, - разве не видно сразу, что находишься у заговорщика? На ночном столике - пистолеты, в изголовье постели - шпага, на стуле - широкополая шляпа и плащ! А, дорогой воспитанник, мне кажется, вы не в своей тарелке. Ну-ка, уберите все на место, чтобы даже я не мог догадаться, когда явлюсь к вам с отеческим визитом, что здесь происходит в мое отсутствие.

Д'Арманталь послушался, восхищаясь этим священником, который даже с ним, военным, мог поспорить в хладнокровии.

- Вот так, - сказал аббат Бриго, следя за движениями д'Арманталя. - Не забудьте эту ленту, которая, конечно, принадлежит не вам, ибо, клянусь, такие носили в те времена, когда вы еще ходили в детской курточке. Спрячьте, спрячьте ее. Кто знает, быть может, она вам еще понадобится.

- Да зачем она мне может понадобиться? - смеясь, спросил д'Арманталь. - Разве только чтобы присутствовать при утреннем выходе регента?

- Да нет же, вовсе не для этого, а для того, чтобы подать знак какому-нибудь прохожему. Ну, спрячьте ее.

- Дорогой аббат, - сказал д'Арманталь, - если вы не сам дьявол, то уж во всяком случае один из его ближайших друзей.

- Да что вы, Боже избави! Я маленький человек и иду своей дорогой да гляжу вокруг, то направо, то налево, то вверх, то вниз, и все тут. Вот, например, это окно… Какого черта оно закрыто! Весенний луч, первый весенний луч скромно пытается заглянуть к вам в комнату, а вы не впускаете его, словно боитесь, что вас кто-нибудь увидит… А-а, простите, я и не знал, что когда вы открываете свое окно, то окно напротив тут же закрывается.

- Дорогой опекун, вы необычайно догадливы, - ответил д'Арманталь, - но удивительно нескромны. Настолько нескромны, что, будь вы не аббатом, а мушкетером, я вызвал бы вас на дуэль.

- На дуэль? А за что, мой дорогой? За то, что я хочу расчистить вам путь к богатству, к славе и, быть может, к любви! О, это была бы чудовищная неблагодарность с вашей стороны!

- Да нет, аббат, давайте лучше останемся друзьями, - сказал д'Арманталь, протягивая ему руку. - Кстати, я не прочь услышать от вас какие-нибудь новости.

- О чем?

- Как о чем? Новости об улице Добрых Ребят, где, как я слышал, произошли ночью кое-какие события; об Арсенале, где, насколько мне известно, герцогиня дю Мен давала вчера вечером бал; и, наконец, о регенте, который, если верить моему сну, вернулся в Пале-Рояль очень поздно и имел при этом несколько озабоченный вид.

- Что ж, все обстоит отлично. Если что и было на улице Добрых Ребят, то к утру там все утихло. Герцогиня дю Мен полна благодарности к тем, кому важные дела не позволили посетить ее вчерашний бал, и тайного презрения к тем, кто посетил его. Наконец, регент, которому, как всегда, снилась французская корона, за ночь успел забыть, что едва не стал пленником короля Испании. Теперь все надо начинать сначала.

- Ну уж нет, аббат! - воскликнул д'Арманталь. - С вашего разрешения, теперь очередь за другими. Что до меня, то я предпочитаю немного отдохнуть.

- Черт побери, это никак не вяжется с той вестью, которую я вам принес.

- А что за весть вы мне принесли?

- Этой ночью решено, что нынче утром вы отправляетесь на почтовых в Бретань.

- В Бретань? А что мне там делать?

- Это вы узнаете по приезде.

- А если я не захочу поехать?

- Вы хорошенько подумаете и все-таки поедете.

- О чем же мне думать?

- О том, что было бы безумием бросить дело, которое вот-вот завершится, ради любви, которая только начинается, и прекратить борьбу за интересы принцессы королевской крови.

- Аббат! - вскричал д'Арманталь.

- О, не надо сердиться, дорогой шевалье, - продолжал аббат Бриго. - Давайте лучше рассуждать спокойно. Вы добровольно выразили готовность участвовать в нашем деле и обещали помочь нам довести его до конца. Неужели вы считаете благородным бросить нас сейчас, когда мы потерпели поражение? Надо, черт побери, дорогой воспитанник, быть хоть немного последовательным или вообще не впутываться в тайные заговоры.

- Именно потому, что я последователен, - возразил д'Арманталь, - я хочу теперь, как в прошлый раз, прежде чем затевать что-либо новое, ясно представлять себе, что именно я затеваю. Я вызвался быть вашей рукой, это правда. Но, прежде чем нанести удар, рука должна знать, чего хочет голова. Я рискую свободой, я рискую жизнью, я рискую, быть может, чем-то еще более дорогим для меня. Я готов всем этим рисковать, но только с открытыми, а не с закрытыми глазами. Скажите мне сначала, что я должен делать в Бретани. А потом, что ж, быть может, я и поеду.

- Приказ гласит, что вам надлежит отправиться в Рен, где вы распечатаете это письмо и найдете в нем дальнейшие инструкции.

- Приказ! Инструкции!

- Разве не с такими словами генерал обращается к своим офицерам? Разве у военных существует обычай обсуждать полученные приказы?

- Конечно, нет, когда они находятся на военной службе» Но ведь я больше не служу в армии.

- Ах, верно, я забыл вам сказать, что вы опять офицер.

- Я?

- Да, вы. У меня в кармане ваш офицерский патент. Возьмите его.

И аббат подал д'Арманталю сложенный вчетверо документ, который шевалье тут же развернул, вопросительно глядя на Бриго.

- Патент! - воскликнул д'Арманталь. - Патент полковника одного из четырех карабинерных полков! Кто же выдал мне этот патент?

- Взгляните на подпись, черт возьми!

- Луи Опост герцог дю Мен!

- Чему же тут удивляться? Разве, будучи главнокомандующим артиллерией, герцог не может назначать командиров в свои двенадцать полков? Вот он и вручает вам полк взамен того, который у вас отняли, и на правах вашего генерала дает вам поручение. Разве может военный пренебрегать честью, которую оказывает ему командир, вспомнив о нем? Впрочем, я, как человек духовного звания, плохо разбираюсь в таких делах.

- Нет, дорогой аббат, нет! - воскликнул д'Арманталь. - Напротив, долг каждого офицера состоит в том, чтобы беспрекословно подчиняться своему начальству.

- А в случае заговора, - небрежно продолжал аббат Бриго, - вы можете утверждать, что были всего лишь исполнителем полученных приказов, и будете таким образом иметь возможность свалить всю ответственность на другого.

- Аббат! - снова воскликнул д'Арманталь.

- Ну что ж, раз вы упираетесь, мне приходится подхлестывать вас.

- Нет, дорогой аббат, нет. Я еду… Простите меня. Знаете, бывают минуты, когда я словно лишаюсь рассудка. Итак, теперь я в полном распоряжении герцога дю Мена или, вернее, герцогини дю Мен. Неужели я не увижу ее до отъезда и не смогу упасть к ее ногам, поцеловать край ее платья и сказать, что по первому слову я готов умереть за нее!

- Ну вот, теперь вы впали в другую крайность. Умирать не надо, надо жить. Жить, чтобы восторжествовать над нашими врагами и никогда уже не снимать красивого мундира, в котором вы будете нравиться всем женщинам.

- Ах, дорогой Бриго, на свете есть только одна женщина, которой я хочу нравиться.

- Ну что ж, сначала вы понравитесь ей, а затем уже всем остальным.

- Когда я должен ехать?

- Немедленно.

- Но вы мне дадите полчаса, чтобы собраться?

- Нет, ни минуты.

- Но я даже не завтракал.

- Вы позавтракаете вместе со мной.

- У меня при себе только две или три тысячи франков. Этого мало.

- В карете, в вашем дорожном сундуке, вы найдете жалованье за год вперед.

- А одежда?

- Ваши чемоданы полны одежды. Ведь у меня была ваша мерка. Разве только вы останетесь недовольны моим портным.

- Но, аббат, скажите мне хотя бы, когда я вернусь.

- Ровно через шесть недель герцогиня дю Мен будет ждать вас в Со.

- Тогда разрешите мне, по крайней мере, написать несколько слов.

- Несколько слов? Извольте. Я не хочу быть слишком требовательным. Шевалье сел к столу и начал писать.

«Дорогая Батильда, сегодня мне не только угрожает опасность, сегодня со мной стряслась беда. Я вынужден немедленно уехать, даже не повидав Вас, не попрощавшись с Вами. Я буду в отъезде шесть недель. Во имя Бога, Батильда, не забывайте о том, кто непрестанно будет думать о Вас.

Рауль».

Когда письмо было написано, сложено и запечатано, шевалье встал и подошел к окну, но, как мы уже говорили, окно соседки закрылось, едва показался Бриго. Таким образом, не было никакой возможности передать письмо Батильде. Д'Арманталь махнул с досадой рукой. В этот момент кто-то тихонько стал скрестись в дверь. Аббат открыл ее. Мирза, движимая желанием полакомиться, чутьем нашла комнату того, кто так щедро угощал сахаром. Собака стояла на пороге, всячески выказывая свою радость.

- Попробуйте теперь сказать, что Бог не покровительствует влюбленным. Вы искали посланца? Вот он! - с улыбкой произнес Бриго.

- Аббат, аббат, - воскликнул д'Арманталь, покачивая головой, - остерегайтесь проникать в мои тайны глубже, чем мне угодно!

- Бросьте! - ответил Бриго. - Исповедник нем как могила.

- Итак, вы будете молчать об этом.

- Даю вам слово, шевалье.

Д'Арманталь прикрепил записку к ошейнику Мирзы и дал ей кусок сахара в награду за услугу. Заранее грустя от того, что в течение шести недель не увидит своей прекрасной соседки, и вместе с тем радуясь, что вновь надел мундир, он взял все свои деньги, разместил пистолеты по карманам, пристегнул к поясу шпагу, надел шляпу, перекинул через плечо плащ и последовал за аббатом Бриго!