Шевалье д'Арманталь

VIII
НА СЕДЬМОМ НЕБЕ

Рауль поспешно захлопнул дверь и, сделав несколько шагов, упал к ногам Батильды.

Они смотрели друг на друга с невыразимой любовью, затем в едином порыве прошептали: «Батильда», «Рауль»; их руки встретились в страстном пожатии, и размолвка была забыта.

Казалось бы, им столько надо было сказать друг другу, но теперь они молчали, и слышалось лишь биение их сердец. Их чувства отражались в глазах; они говорили друг с другом великим языком молчания, который так красноречив в выражении любви и имеет то преимущество, что никогда не обманывает.

Несколько минут они молчали. Наконец Батильда почувствовала, что слезы навертываются ей на глаза. Она вздохнула и, откинувшись назад, словно стараясь перевести дыхание, проговорила:

- О Господи, как я страдала!

- А я? - воскликнул д'Арманталь. - Ведь по видимости я кругом виноват, а на самом деле ни в чем не повинен.

- Ни в чем не повинен? - переспросила Батильда, к которой вернулись ее сомнения.

- Да, ни в чем, - подтвердил шевалье.

И он рассказал Батильде о себе то, что имел право рассказать: о своей дуэли с Лафаром; о том, как после нее он был вынужден скрыться на улице Утраченного Времени, о том, как он увидел Батильду, как полюбил ее, как был изумлен, постепенно обнаружив в ней не только врожденный аристократизм, но и разнообразные таланты, как он убедился, что она искусная художница и первоклассная музыкантша. Рассказал шевалье и о том счастье, которое испытал, заметив, что он не вполне ей безразличен; о полученном приказе отправиться в Бретань и принять командование полком карабинеров; о том, что, согласно тому же приказу, он должен был по возвращении в Париж немедленно посетить ее высочество герцогиню дю Мен и отчитаться перед ней в выполнении своей миссии. Наконец, он рассказал ей, как он прибыл во дворец Со, полагая, что должен лишь передать донесения, а вместо этого попал на пышный праздник и был вынужден в силу своего положения при герцогине принять участие в этом развлечении. Свой рассказ д'Арманталь завершил мольбой о прощении, словами любви и клятвами в верности, столь страстными, что Батильда сразу же забыла начало его речи, чтобы навеки запомнить ее конец.

Потом настал черед Батильды. Ей тоже нужно было многое рассказать д'Арманталю. Но в ее рассказе не было ни умолчаний, ни темных мест. Это была повесть не об одном коротком отрезке времени, а о всей жизни.

Батильда не без гордости сообщила любимому, что по происхождению она достойна его. Вначале она предстала перед ним маленьким ребенком, которого ласкали отец и мать; затем - сиротой, всеми покинутой. Вот тогда и появился Бюва - человек с вульгарным лицом, но с возвышенным сердцем. Она рассказала о его внимании, его доброте, его любви к бедной воспитаннице. Потом она перешла к своей беззаботной юности и дошла до момента, когда впервые увидела д'Арманталя. Тут она улыбнулась и покраснела, потому что ей казалось, что больше не о чем рассказывать.

А между тем, именно то, о чем, по мнению Батильды, излишне было знать шевалье, - именно это он хотел услышать из ее собственных уст, и поэтому не упускал ни одной подробности. Бедная девушка могла сколько угодно запинаться, краснеть, опускать глаза, но все-таки ей пришлось открыть свое сердце. Д'Арманталь, стоя на коленях перед ней, ловил каждое слово и, когда она умолкала, просил ее продолжать. Он не уставал ее слушать: для него было таким счастьем сознавать, что Батильда его любит, и он был так горд. что сам может ее любить!

Два часа пролетели как одно мгновение. Д'Арманталь все еще стоял на коленях перед нежно склонившейся к нему Батильдой, и они по-прежнему держались за руки, не в силах отвести друг от друга глаз, когда у двери раздался звонок. Батильда взглянула на часы, висящие в углу: шел пятый час. Сомнений быть не могло - это вернулся домой Бюва.

Первым чувством Батильды был испуг. Но Рауль, улыбаясь, успокоил ее: ведь для визита у него был предлог, подсказанный аббатом Бриго. Влюбленные обменялись последним рукопожатием и последним нежным взглядом, а потом Батильда пошла открывать дверь своему опекуну, который, как обычно, поцеловал ее в лоб и лишь тогда заметил д'Арманталя.

Бюва был ошеломлен: ни один мужчина, кроме него, не входил еще в комнату его воспитанницы. Помахивая тростью, он в изумлении уставился на д'Арманталя. Ему показалось, что он уже где-то видел этого молодого человека.

Д'Арманталь пошел ему навстречу с той непринужденностью, которой нет и в помине у людей низкого звания.

- Я, кажется, имею честь говорить с господином Бюва? - спросил он.

- Да, сударь, - ответил Бюва, вздрагивая от звука этого голоса, который ему показался столь же знакомым, как и лицо юноши. - Поверьте, я весьма польщен вашим визитом,

- Вы знаете аббата Бриго? - продолжал д'Арманталь.

- Да, сударь, отлично знаю; это… лю… это… госпожи Дени, не правда ли?

- Да, это духовник госпожи Дени, - сказал д'Арманталь, улыбаясь.

- Я его знаю. Очень умный человек, сударь, очень умный!..

- Вот именно. Вы как будто в свое время обращались к нему, господин Бюва, в поисках работы по переписке?

- Да, сударь, ибо я переписчик. К вашим услугам, сударь, - сказал Бюва и поклонился.

- Так вот, - сказал д'Арманталь, возвращая ему поклон, - аббат Бриго нашел для вас отличного клиента. Это мой опекун, сударь, сообщаю вам, чтобы вы знали, с кем имеете дело.

- В самом деле? Так присядьте же, сударь.

- Благодарю. Весьма вам признателен.

- Да, так что же это за клиент, скажите, пожалуйста?

- Принц де Листнэ. Он живет в доме номер сто десять по улице Бак.

- Принц, сударь, принц?

- Да, он, кажется, испанец и ведет переписку с газетой «Мадридский Меркурий», которой сообщает все парижские новости.

- Но это же настоящая находка, сударь.

- Да, вы правы, настоящая находка, хотя у вас возникнут здесь некоторые трудности, поскольку все его сообщения написаны по-испански.

- Черт побери! - вырвалось у Бюва.

- Вы знаете испанский? - спросил д'Арманталь.

- Нет, сударь. Во всяком случае, не думаю.

- Неважно, - сказал шевалье, улыбаясь тому, что Бюва высказал сомнение относительно своего знания испанского, - Вам не обязательно знать язык для того, чтобы переписывать текст на этом языке.

- Я, сударь, мог бы переписывать и с китайского, если бы все линии были достаточно четко начертаны, чтобы увидеть рисунок буквы. Каллиграфия, сударь, является в известной степени искусством копирования, наподобие рисования.

- И я знаю, господин Бюва, - подхватил д'Армакталь, - что в этой области вы настоящий художник.

- Сударь, вы меня смущаете, - сказал Бюва. - Позвольте вас спросить, в котором часу я могу застать его высочество?

- Его высочество?

- Ну да, его высочество принца де… Я уже забыл фамилию… которую вы мне назвали… которую вы соизволили мне назвать, - поправил себя Бюва, спохватившись.

- А-а, принц де Листнэ!

- Да, да.

- Его не надо называть высочеством, дорогой господин Бюва.

- Простите, но мне казалось, что все принцы…

- Бывают разные принцы… Это принц третьестепенный, и, если вы его будете величать «монсеньер», он будет вполне удовлетворен.

- Вы думаете?

- Я в этом уверен.

- Так скажите, пожалуйста, когда мне можно будет к нему зайти?

- Да через час, если вам удобно. Ну, скажем, после обеда, между пятью и половиной шестого. Вы помните адрес?

- Да, улица Бак, сто десять. Отлично, сударь, отлично, я непременно приду!

- Прощайте, сударь. Надеюсь еще иметь честь вас увидеть. Разрешите вас поблагодарить, мадемуазель, - сказал д'Арманталь, обернувшись к Батильде, - с вашей стороны было очень любезно составит мне компанию, пока я ждал господина Бюва. Я вечно буду вам за это обязан.

И с этими словами д'Арманталь, отвесив последний поклон, простился с Бюва и его воспитанницей. Батильда была глубоко поражена самообладанием шевалье, выдававшем в нем светского человека.

- Этот молодой человек весьма любезен, - сказал Бюва.

- Да, весьма, - машинально повторила Батильда.

- Только вот что странно, - продолжал Бюва. - Мне кажется, что я его уже где-то видел.

- Возможно, - сказала Батильда.

- Да и голос… Я убежден, что уже слышал этот голос.

Батильда вздрогнула, ибо сразу вспомнила, как перепуганный Бюва вернулся домой после своего приключения на улице Добрых Ребят, а ведь д'Арманталь ей ничего об этом не рассказал.

В этот момент вошла Нанетта и сказала, что обед подан. Бюва, который торопился к принцу де Листнэ, первым прошел в маленькую столовую.

- Так, значит, мадемуазель, этот красивый молодой человек все-таки пришел? - тихо спросила Нанетта.

- Да, Нанетта, да! - ответила Батильда, с благодарностью поднимая глаза к небу. - Да, и я так счастлива!

И она пошла в столовую, где Бюва, поставив в угол трость и повесив на нее шляпу, уже ждал свою воспитанницу, похлопывая себя по ляжкам, как он это обычно делал в минуты радости.

Д'Арманталь был не менее счастлив, чем Батильда. Он был любим, сама Батильда сказала ему это с той же радостью, с какой выслушала его признание в любви. Его любила не бедная сиротка, не девчонка неизвестного происхождения, а девушка из дворянского рода, отец и мать которой занимали при дворе герцогов Орлеанских почетное положение. Итак, ничто не мешало Батильде и д'Арманталю принадлежать друг другу. Если между ними и была какая-то разница в общественном положении, то столь незначительная, что стоило Батильде подняться, а шевалье спуститься на одну ступеньку, как они встретились бы.

Правда, д'Арманталь забыл об одном, только об одном - о тайне, которую он не счел возможным поведать Батильде, поскольку эта тайна принадлежала не ему; о заговоре, который, словно страшная пропасть, мог в любую минуту поглотить его. Но д'Арманталь вовсе не смотрел мрачно на мир; Батильда его любила, в этом он был уверен, а солнце любви озаряет розовым светом даже самую печальную и одинокую жизнь.

Батильда тоже не питала никаких мрачных предчувствий относительно будущего. Правда, слово «брак» не было произнесено между ними, но сердца их раскрылись в своей чистоте, и ни один брачный контракт в мире не стоил взгляда Рауля или пожатия его руки.

Сразу же после обеда Бюва, радуясь удаче, взял трость и шляпу и направился к принцу де Листнэ. Как только Батильда оказалась одна в своей комнате, она бросилась на колени, чтобы возблагодарить Бога. Окончив молитву, она с радостным доверием, не испытывая ни тени колебания или смущения, подошла к своему злосчастному окну, которое так долго оставалось закрытым, и распахнула его. А д'Арманталь не отходил от своего окна с тех пор, как вернулся домой.

Спустя минуту влюбленные уже обо всем договорились. Добрая Нанетта будет посвящена во все их тайны. Каждый день, в то время когда Бюва находится в библиотеке, д'Арманталь будет приходить к Батильде и проводить с ней два часа. Кроме того, они будут разговаривать через окно, а если по той или иной причине окна придется держать закрытыми, будут писать друг другу письма.

Около семи вечера на углу улицы Монмартр показался Бюва. Он шел с важным и горделивым видом, держа в одной руке рулон бумаги, а в другой - трость. По выражению его лица сразу было видно, что с ним произошло нечто важное. Бюва был у принца, который принял его самолично. Наши влюбленные заметили Бюва лишь в ту минуту, когда он уже подходил к дому, и д'Арманталь тотчас закрыл свое окно.

Батильда была не совсем спокойна. Когда д'Арманталь говорил с Бюва о принце Листнэ, она решила, что Рауль, застигнутый врасплох, придумал всю эту историю, чтобы объяснить ее опекуну свой приход. Не успев спросить у Рауля, как обстояло дело в действительности, и не смея вместе с тем отговаривать Бюва идти на улицу Бак, она испытала угрызения совести. Батильда любили Бюва всем сердцем, преисполненным благодарности. Он был для нее святым, и ее уважение к нему никогда не позволило бы допустить, чтобы он оказался в смешном положении. Поэтому она с тревогой ждала его прихода, надеясь по выражению лица понять, что произошло с ним на улице Бак. Лицо Бюва сияло.

- Как дела, папочка? - спросила Батильда, уже несколько успокоенная.

- Что ж, я видел его высочество, - ответил Бюва. Батильда вздохнула с облегчением.

- Но простите, - сказала она улыбаясь, - ведь господин Рауль сказал вам, что принц де Листнэ не имеет права на этот титул, поскольку он третьеразрядный принц.

- Нет уж, готов ручаться, что он принц первого ранга, - сказал Бюва, - и я буду его величать только его высочеством. Тоже выдумали, третьеразрядный принц! Это мужчина ростом в пять футов и восемь дюймов, все его движения полны величия. И к тому же он, видимо, так богат, что не знает счета деньгам. Подумать только: он платит за переписку пятнадцать ливров за страницу и дал мне двадцать пять луидоров вперед! Вот так третьеразрядный принц!..

У Батильды вдруг возникло подозрение, что этот новый заказчик, к которому Рауль направил Бюва, - подставное лицо, использованное для того, чтобы Бюва принял деньги, полагая, что он их сам зарабатывает. В этом подозрении было что-то унизительное, и сердце девушки сжалось, но тут Батильда посмотрела в окно и увидела д'Арманталя, который, приподняв край занавески, глядел на нее с такой любовью, что она, забыв обо всем, ответила ему нежным взглядом. Так она стояла у окна, не в силах оторвать глаз от шевалье, и была настолько поглощена этим, что Бюва, отнюдь не отличавшийся особой наблюдательностью и обычно не обращавший внимания на душевное состояние окружающих, вдруг заметил, что Батильда сосредоточенно смотрит в окно. Без всякой задней мысли он подошел к своей воспитаннице, чтобы выяснить, что же именно ее так заинтересовало. Но д'Арманталь, заметив приближение Бюва, тотчас же опустил занавеску, и любопытство писца не было удовлетворено.

- Итак, папочка, - поспешно сказала Батильда, боясь, как бы Бюва не заметил шевалье, и стараясь поэтому занять его разговором, - вы довольны своим визитом?

- Весьма. Но я должен сказать тебе одну вещь.

- Какую?

- Господи, помилуй нас грешных!

- С вами что-то случилось?

- Ты помнишь, Батильда, я тебе говорил, что мне кажется знакомым лицо и голос этого молодого человека, но что я никак не могу припомнить, где и когда его видел.

- Да, вы это говорили.

- Так вот, когда я, пересекая улицу Добрых Ребят, чтобы выйти на Новый мост, поравнялся с домом двадцать четыре, меня осенила внезапная мысль. Мне показалось, что этот молодой человек не кто иной, как офицер, повстречавшийся мне в ту страшную ночь, о которой я не могу думать без ужаса.

- Неужели, папочка! - воскликнула Батильда, вздрогнув. - Что за безумная мысль!

- Да, это была безумная мысль, но из-за нее я чуть не вернулся домой. Я подумал, что этот самый принц де Листнэ, быть может, главарь бандитской шайки и меня хотят завлечь в какую-то ловушку. Но, так как я никогда не ношу с собой денег, я решил, что мои страхи преувеличены, и, к счастью, мне удалось их побороть.

- Но теперь, папочка, вы, надеюсь, уверены, - сказала Батильда, - что господин, который заходил к нам сегодня по поручению аббата Бриго, не имеет решительно ничего общего с тем человеком, с которым вы разговаривали в ту ночь на улице Добрых Ребят.

- Ну, конечно. Главарь воровской шайки - а я утверждаю, что тот человек был не кем иным, как главарем воровской шайки, - не может поддерживать какие бы то ни было отношения с его высочеством.

- О, это невозможно!

- Да, дитя мое, это, конечно, невозможно. Но я совсем забыл: я ведь обещал его высочеству, что нынче же вечером начну переписку. Мне хочется сдержать свое слово. Так что ты уж извини, дитя мое, но я не могу провести с тобой этот вечер. Доброй ночи, дорогая.

- Доброй ночи, папочка.

И Бюва поднялся в свою комнату и сразу же взялся за работу, которую так щедро оплатил принц де Листнэ.