Шлак 3.0

Глава 1

Я вернулся в блок. Ранг свободного агента позволял валяться на нарах сутками, главное, трать необходимые девять статов, и всё будет в норме. Ожидая очередного особого сотрудничества, я пытался найти в планшете хоть какую-то информацию о проводниках: кто они, из чего сделаны и какими способностями обладают. Всё, что удалось отыскать, отливало резким негативом. Мёрзлый говорил, что проводников не любят. Увы, это слишком мягко сказано — их ненавидели. Даже малейшее подозрение на то, что человек является проводником, приводило к мгновенному стуку в Контору, после чего подозреваемый исчезал навсегда. Чаще всего, в последний раз такого неудачника видели в компании с Матросом, двигающихся в направлении четвёртого выхода. Из этого можно сделать только один вывод: все сообщения о проводниках попадали в Центр безопасности, а потом уже Дряхлый проверял кандидатов на предмет их соответствия доносу. Судя по тому, что количество проводников среди сторонников Мёрзлого не увеличилось, доносы оказывались ложными, а подозреваемые пополняли ряды тварей в яме.

Ненависть к проводникам, похоже, намеренно культивировалась сотрудниками Смертной ямы. Не на каждом углу, но периодически на форумах появлялись предупреждения чаще всего сопровождаемые картинками в стиле Кукрыниксов, дескать, берегись этих тварей в человеческом образе, а иначе будет плохо. Однако, анализируя всё, что рассказал Мёрзлый плюс используя собственные ощущения, какой-либо глобальной опасности для человечества проводники не несли. Да, наши способности позволяли тем или иным способом доминировать даже над теми, кто вколол себе дозу, но это не давало нам подавляющего превосходства. Мёрзлый всего-то испытывал дискомфорт, когда ему лгали, и посредством холода заставлял лжеца сказать правду. Олово обладал отменной интуицией, что позволяло ему предугадывать опасность и уходить с её пути. Живучий, падла, но очень надеюсь, что и на такого живчика рано или поздно найдётся свой хер винтом.

О Тавроди я знал мало, на форумах о нём вообще не говорили, только в новостной ленте иногда мелькали сообщения, вроде того, что он наше всё, великий учёный, спаситель мира и прочая хрень в том же духе. Согласно версии Грызуна, подтверждённой потом Мёрзлым, Тавроди изобрёл нюхач, он же выделил из крови тварей наногранды, разобрался в их свойствах и определил максимальную дозу, при которой человек может их эффективно использовать. Не стану утверждать, что во всём этом ему помог дар, но без него явно не обошлось. То есть получается, Тавроди обладает определённым потенциалом исследователя, возможно, предвиденья.

Ну и теперь я сам. Первое время казалось, что главной моей особенностью является интуиция — эти наползающие на глаза ярко выраженные красные поля и пунктиры, которые то появлялись, то исчезали и скорее путали, чем помогали разобраться в окружающей обстановке. Однако Мёрзлый сказал, что с подобным сталкиваются все, кто начинает регулярно использовать наногранды. Да, это интуиция, но не на уровне дара, а всего лишь её обострение. Краснота впоследствии пройдёт, останется голое чувство опасности. У кого-то это проявляется ярче, у кого-то в крайне ограниченной версии. У меня, похоже, в ограниченной, потому что я умудрился несколько раз подпустить врага со спины, и ни одна волосинки при этом на дыбы не встала.

Зато проявился дар управлять людьми. Это как в шутере от первого лица: беру под контроль тело и вытворяю с ним, что заблагорассудиться. Вижу перед собой всю картину и выбираю оптимальный вариант действия. При этом подконтрольный мне человек прекрасно понимает, что происходит, только не может руководить собственной моторикой. Когда я взял под контроль Вагула, на меня обрушился шквал его эмоций, состоящих в основном из мата и знаков вопроса. Садюга никак не мог понять, почему руки его не слушаются. Как он затрясся, когда Олово кинулся к нему с ножом! В одно мгновение понял, что ему конец, а он не в состоянии ни то что руку поднять, слово не может вслух произнести. И при этом мне удалось получить доступ ко всем его паскудным воспоминаниям и мыслишкам. То есть, я могу не только управлять телом, но и копаться в мозгах, выуживая на свет информацию.

Умение на мой взгляд весьма полезное, но работает только при наличии в крови нанограндов, причём распад их при включении дара происходит с такой скоростью, что за две-три минуты я умудрился растратить четверть дозы.

Так никаких нанограндов не напасёшься.

Дар проявился под давлением событий, как его включать, я не понял, возможно, напряжением сознания, но чтобы это проверить, необходимо зарядиться. Я намекнул Мёрзлому, что мне нужны наногранды, он кивнул и обещал помочь, только вот уже третий день от него ни слуху, ни духу. Союзничек, блин. А ещё нужна тренировка. Я должен научиться мгновенно включать способность и регулировать расход нанограндов. Наверняка существует способ, позволяющий сократить потери заряда при использовании дара. Мёрзлый об этом ничего не сказал, буркнул что-то про время и послал меня к Дряхлому. Может действительно обсудить эту тему с начальником фермы? Пусть он и не проводник, но должен знать много. К тому же, мы теперь как бы в одной команде.

Да, так и поступлю.

Я посмотрел на часы. Почти полночь. Если сейчас отправится в яму, меня не поймут, сделаю это завтра после завтрака.

Утром пришло сообщение от Алисы:

Привет. Чем занимаешься?

Я ждал этого с той самой минуты, как мы расстались. Писать ей первым не решался, боялся показаться навязчивым.

Привет))) Ляжки тяну, наращиваю жир на животе. Пригласишь на кофе?

Ответа не было долго. Сначала я ворочался с бока на бок, не сводя глаз с экрана, потом встал, сходил в помывочную. Прошло уже минут двадцать, а Алиса всё молчала. Может я поспешил напроситься на кофе? Она могла воспринять это как дурной тон.

Почистив зубы и умывшись, отправился в столовую. По пути подмигнул Ровшану. Тот как раз начинал приём недовольных жильцов. Он состроил такую постную рожу, от которой у меня ещё сильнее разыгрался аппетит, поэтому на завтрак я взял манную кашу, сыр с булочкой и кофе-эрзац. Всё это обошлось в девятнадцать статов. Шикарный такой завтрак получился.

Когда допивал кофе, пришёл долгожданный ответ:

Сегодня не получится. Давай в другой раз.

Когда?

Я сообщу.

Хорошо, буду ждать. Как там насчёт особых заданий? Я уже четвёртый день без работы. Скоро статы закончатся.

С этим не ко мне. Я только курирую, а задания аналитическая группа раздаёт.

Понятно. Ладно, до встречи.

Чмоки.

Она меня поцеловала! Господи, она меня… Пусть виртуально, неважно, главное сделала это. Я подумал послать ей ответный поцелуй, но отказался от затеи. Даже не думай, Женя, даже не думай. Во-первых, ты женат, во-вторых… Первого вполне достаточно. Данара, Данара… Я по-прежнему люблю её, хоть и понимаю, что вряд ли когда-нибудь увижу…

Всё, забыли. Мне нужен Дряхлый.

Я отнёс поднос с посудой на мойку. Надо поспешать. Не уверен, что к главному фермеру меня пустят без предварительной договорённости, слишком он занятой человек. Чтобы увидеться с ним в прошлый раз, Ровшану пришлось устраивать революцию в блоке. Посмотрим, что потребуется сегодня.

В коридоре я встретил Гоголя. Он был один и без обязательной для внутренней охраны атрибутики. Выходной заработал? Шёл он со стороны рабочего выхода к Радию. Как обладатель синего статуса, Гоголь жил в восьмом блоке. Бывать в нём мне до сих пор не доводилось. У входа в восьмой блок отдельный пост охраны, заглянуть, не имея допуска, нельзя. Люди говорили, что вместо нар там двухуровневые комнаты, а цены в столовке ниже на порядок. Да и в магазине всё дешевле и выбор шире, а если чего нет, то можно заказать по каталогу, и товар доставят в тот же день. Оно и понятно — синие вам не коричневые и уж тем более не клетчатые. Интересно, а где живут зелёные? У Ровшана своё лежбище при блоке, отлучаться с рабочего места староста не имеет права. А у остальных? За всё время прибывания в Загоне, людей с зелёным статусом я видел немного, четыре, может быть, пять. Но в любом случае, им надо где-то жить. Семьи опять же. У того же Ровшана три неутомимых сожительницы, что не удивительно ввиду его служебного положения, и он содержит их получше, чем некоторые своих официальных жён.

Впрочем, это всё лирика, а Гоголь внёс в мою жизнь реальность.

— Дон, какого беса ты в коричневой рубахе разгуливаешь? По принудиловке соскучился?

Я и забыл, что с переходом в ранг свободного агента, снова стал клетчатым и мне полагалось вернуться к прежнему чёрно-белому состоянию.

— Сменю, спасибо, что напомнил.

— Галина на тебя злая, — Гоголь качнул головой. — Очень злая. Конкретно ты ей нахамил. Приказала ловить тебя на любых мелочах. Многие мужики с пониманием, зря придираться не станут, но найдутся, кто принудиловку на пустом месте присудят, лишь бы Галина их лишний раз похвалила.

— Разберусь. Сам куда намылился? Галина отгулом наделила?

— Аж на пять дней, — кивнул Гоголь. — Ты новости не читаешь? Завтра новое шоу стартует, я охотник, свою группу собрал.

Он приосанился, как будто подвиг совершил, но я не видел, чему тут радоваться.

— Нынче зайцы клыкастые пойдут, в курсе?

— В курсе. Только я людей не со свалки подбирал. В моей тройке у всех калаши, две гранаты. Будь у меня граната в прошлый раз, ты бы сейчас здесь не стоял.

— Как знать, может и зайцам выдадут, хотя бы одну, в качестве сюрприза для самоуверенных умников. Любишь сюрпризы, Гоголь? Прилетит к тебе такой под ноги, что делать станешь?

— Никто не вечен. Зато суточные подняли до тысячи, а премиальные за зайца до двух с половиной. Да и зайцев стало больше. Завтра в Радии посмотришь, как я их валю.

— Первый день не интересный.

— Теперь будет интересно. Правила поменялись, бить зайчатину можно со старта. У меня зона охоты вдоль железнодорожных путей, туда до хрена дебилов попрётся. Статы на счёт рекой потекут.

Я не стал его разубеждать. Дебилов действительно до хрена, только, как я слышал, среди зайцев процент добровольцев за семьдесят зашкаливает, а значит, народ пошёл туда не для того, чтобы его валили. Месиловка намечается та ещё. Может снова в зайцы податься? Время есть, вакансию для меня по старой дружбе найдут. Если позволят свою амуницию взять, тогда Гоголю со мной лучше не встречаться.

Возле арсенала расстались. Гоголь пристроился в конец длинной очереди к окошку за оружием, а я направился дальше. Возле Радия встретил ещё одного бывшего сослуживца. Перед заслонкой переминался с ноги на ногу Ковтун. Нормальный мужик, он мне нравился в отличие от злобного как сторожевой пёс Аргона. Одет и снаряжён согласно Устава, непонятно, какого беса он тут забыл. Заслонка — зона ответственности внешних.

— Привет, Дон, — заулыбался Ковтун.

— Привет, — кивнул я. — Во внешники перебрался?

— Куда мне безоружному. Если только по доброте душевной подарит кто ржавую одностволку. У меня жена, двое деток, тёща. Ни скопить, ни развернуться. Все статы на семью уходят.

— На детей, вроде как, Контора доплачивает.

— Талоны на особое питание. Мелочь. Жена не сотрудничает, тёща ворчит, с детьми сидеть не хочет, только жрёт. Задолбала такая жизнь. Так что не обессудь.

— Ты о чём?

— О том, что ты одет не по статусу. Галина сказала, ты со вчерашнего дня свободный агент, а все свободные агенты в чёрно-белом ходят, — он напрягся, лицо стало злым. — Штрих-код предъявляем. Быстро!

О как! Я опешил, пальцы подсознательно сжались в кулаки. Пусть Гоголь и предупредил, что во внутренней охране у меня товарищей больше нет, но как-то всё резко получилось.

— Ты чего, Ковтун? Так закричал, что я едва не обделался. Помилосердствуй, не пугай меня.

— Выполняй, что приказано! И кулаки расслабь. Расслабь, говорю! И не дёргайся! Мне с тобой в рукопашке не соревноваться, видел, как ты с фермером расправился. Он рапорт писать не стал, а я, если ударишь, напишу. За нападение на сотрудника охраны месяц принудиловки прилетит не заморачиваясь. А пока три дня, и радуйся, что так мало. Ну?

Я опустил руки. Вот сука этот Ковтун. Когда под одним логотипом ходили, в уши мурлыкал, ластился, а едва разошлись, кандалами трясти начал. Ладно, стерплю, деваться некуда. Свод законов сейчас на его стороне.

— Проверяй, — протянул я ему запястье, хотя что проверять, если мы оба знаем, какой у меня статус на самом деле.

Ковтун навёл сканер, ухмыльнулся.

— Так и есть, Дон, нарушение положения о статусе. Ты шлак, а рубаха коричневая. Внимательнее надо быть, — он вывел на планшет форму «Протокол». — Я могу ещё пару несоответствий найти, но на первый раз прощаю. Номер свой диктуй.

Я не стал кочевряжиться. Можно, конечно, с левой под дых, как Матрос мне когда-то, но Мёрзлый этого не одобрит.

— Двести сорок, сто двадцать семь, сто восемьдесят восемь.

Ковтун быстро забил цифры и кивнул:

— Вперёд пошёл.

— Сам поведёшь?

— Мне помощники без надобности. Ты теперь в базе числишься как принудильщик, попытаешься сбежать, окажешься вне закона. Любой загонщик или дикарь получит право тебя убить. Но ты же не дурак, Дон, тебе этот геморрой не нужен. Посидишь на ферме трое суток, листья пожуёшь, выйдешь. Потом ещё что-нибудь нарушишь, опять посидишь. У меня такое чувство, что ты рецидивист, Дон. Полгодика на ферме отработаешь однозначно. Похудеешь, стройным станешь, а то вон какую ряху отъел.

— Полгодика? Ну-ну, выслуживайся. Думаешь, Галина тебе шоколадку купит?

— Зря глумишься. Галина Игнатьевна из тех, кто добрых дел не забывает, а за тебя уж и подавно вниманием не обойдёт. Нельзя хамить таким людям, Дон, нельзя.

Переговариваясь, дошли до ангара с БТР. Дальше Ковтуна не пустили, командир бронетранспортёра по рации вызвал конвой из фермерской охраны. Те приняли меня под белы рученьки и отвели в знакомую камеру.

С той поры, когда я отдыхал в ней последний раз, ничего не поменялось. Принудильщики сидели вперемежку с донорами, последних можно было определить по серым лицам приговорённых к трансформации. Я сочувственно причмокнул, но не более того. Из тех, кого мы взяли в рейде, не было никого, успели отправить на трансформацию. Процесс капитализации начался. Сколько дней прошло? Два? Сейчас они ещё выглядят нормально, а вот завтра начнётся ломка. Семьдесят рыл одновременно начнут орать. Впрочем, орали и сейчас. Крики, вопли и рычание не утихали в яме ни на минуту. Подобный аккомпанемент на «Лунную сонату» не вытягивал, поэтому спать под него так себе удовольствие, но куда деваться. Я прошёл подальше от решётки, раздвинул пару тел, освобождая место, и прилёг. Утренний развод на работы закончился не меньше часа назад, до обеда можно спать спокойно.

Смешно получилось: шёл в яму и попал в яму, правда, не туда, куда стремился. Что я там говорил, Матрос со смеху сдохнет, когда меня увидит? Так и случилось, пускай гроб себе заказывает.

Напротив у стены сидела девчушка, которую мы с Гоголем приговорили. Детей к работам в яме не привлекали, но от наказания не освобождали. Всего таких недоработников в камере оказалось пятеро. Ещё три девочки и мальчик что-то чертили на полу, проговаривая вслух считалки, иногда вымеряли пальцами квадраты, но чаще отвешивали друг другу полновесные щелбаны.

— А ты что с ними не играешь? — спросил я.

— Они из третьего блока, у нас война. Мне нельзя с ними играть и разговаривать.

— Я тоже из третьего блока.

— Ты взрослый, ты не считаешься.

— Тогда садись рядом, — я бесцеремонно подвинул ещё одного соседа. — Хочешь историю расскажу?

— Какую?

— А какие ты любишь?

— Страшные, и чтобы было немножко про любовь.

— Не рано тебе про любовь?

— Не рано. Про любовь никогда не рано, особенно про красивую. Знаешь такую историю?

— Ну-у, — неуверенно протянул я, — не помню. А ты знаешь?

— Одну. Хочешь расскажу?

— Расскажи.

— Значит так, — девчушка приосанилась. — Было это давно, я тогда ещё не родилась. Разворот уже случился, но жили плохо, хуже, чем сейчас. Мне здесь кашу каждый день дают и белый хлеб с маслом, а тогда детям не давали. Контора тогда воевала с Комитетом спасения за место под солнцем. Бабушка говорила, люди очень злые были, потому что с едой было плохо, а станок почти не работал, потому что на большую землю ничего не отправляли.

— А сейчас что отправляют?

— Наногранды. Ты не знаешь что ли? Об этом все знают. А тогда нанограндов не было, и станок работал плохо. Конторщики с комитетскими и с глаголами насмерть бились. И с тварями тоже бились, но твари в городе живут, сюда они редко прорывались, здесь и без них кровушки хватало. Конторщики никого не боялись, защищали загонщиков всем чем ни попадя. И стреляли, и резали. А ещё они первыми стали наногранды себе колоть, потому и победили. А пока не победили, у них была очень красивая девушка. Я когда вырасту, такой же красивой стану. В неё сразу двое конторщиков самых сильных влюбились. Они друзьями были, а из-за той девушки рассорились. Она выбрала самого-самого сильного и красивого и собралась за него замуж, и тогда второй её похитил и…

Девчушка замолчала, подбирая слово.

— Надругался. Понимаешь, что это?

— Понимаю. А имена у тех друзей и у девушки были?

— Были. Только я не знаю, и никто не знает, потому что это сказка. Мне её бабушка рассказывала, и она говорила, что сказка — ложь. И ещё что-то про Лукоморье. Слышал про него?

— Слышал, — кивнул я и продекламировал. — У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том, и днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом. Идёт направо — песнь заводит, налево — сказку говорит. Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…

— Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей… — подхватили слева.

— Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей… — поддержали с другой стороны.

Голоса унылые и слабые, потому что место само по себе к веселью не располагало, но все вместе мы прочитали ещё несколько строф:

— Там лес и дол видений полны, там на заре прихлынут волны на брег песчаный и пустой, и тридцать витязей прекрасных чредой из вод выходят ясных, и с ними дядька их морской…

То, что в Загоне, а уж тем более в Смертной яме люди наизусть читают Пушкина, для меня прозвучало откровением. Вот он наш культурный код. На века. Воздвигай любые препятствия, отправляй в параллельные миры, а он всё равно пробьётся чрез все препоны, и победит.

— Ну, а чем история закончилась? — спросил я.

— Там мутно очень, — девчушка махнула ручонкой. — Девушка сбежала, но её поймали плохие люди из города и убили, а жених отомстил всем: и плохим людям, и похитителю. И сам тоже погиб. Такая вот сказка. Бабушка говорила, что у сказки продолжение есть и что она обязательно расскажет мне, когда подрасту, но не успела.

— Умерла?

— Не знаю, может, и не умерла ещё. Её в тварь обратили по мягкой процедуре. Мы тратили мало, а пенсии не было, вот и пришлось её отдать, — в глазах девчушки блеснула злость. — Лучше бы мамку с папкой отдали. Их не жаль, они нюхачи. А бабушка учительницей была, пока не обезножила. Заботилась обо мне. А как обезножила, пришли фермеры и забрали её. Я до сих пор плачу.

Глаза ребёнка наполнились влагой, по щеке прокатилась полновесная слезинка. Но выглядело это не по-настоящему, эмоции казались не подлинными. Девчушка не отводила от меня испытующего взгляда. Ждала ответной реакции, то ли жалости, то ли добрых обещаний, дескать, освободимся и я помогу тебе, чем смогу, желательно статами. Возможно, и бабушки никакой не существовало, а если и существовала, то в каком-то ином образе, не учитель, а сборщица крапивницы. Но сказка наверняка имела под собой реальные события. Сказки на пустом месте не рождаются, и у этой тоже должна быть отправная точка. Вопрос — от чего отталкивался первый её сказитель?

А девчушка, не дождавшись от меня какого-либо сочувствия, рассержено фыркнула и вернулась на прежнее место, что только укрепило моё предположение о фальшивом горе по никогда не существовавшей учительнице.