Шлак 5.0

Глава 3

Два дня я просидел в башне на станции. Меня даже не охраняли. Куда бежать? Кругом пустыня. Я забился в угол и смотрел оттуда сычом. Из головы никак не выходили последние слова Дряхлого. Идёшь, идёшь… Что он хотел сказать этим? В какую сторону топать? Мог бы направление указать: Квартирник, Анклав, Василисина дача. Или это всего лишь бред мутирующего человека?

На третий день подошёл состав с углём. После разгрузки меня поместили в тендер и отправили в Загон, сказав напоследок, что там встретят.

Встретил Сурок. Выглядел я непривлекательно, весь в угольной пыли, так что внешник не сразу меня признал. Посмотрел, хмыкнул и, наконец, протянул руку:

— Добро пожаловать в Загон.

— Я, вообще-то, не рукопожатный.

— Ничё, в крайнем случае, сменю синюю майку на коричневую. Или уголь пойду рубить, дело привычное.

Я пожал протянутую руку. Пожатие оказалось крепким, по-настоящему мужским.

— Куда меня?

— В Депо номер одиннадцать. Лично повезу. Броневик целый приготовил. Ценит тебя Контора.

В Депо обычно ездили на поезде, так быстрее. Но можно и на броневике. Дорога хорошая, сначала по Обводному шоссе, потом по Овражному проспекту. Я уже ездил по ней с Желатином.

В конвой никого лишних Сурок брать не стал, чтоб не привлекать внимания. За пулемёт поставил незнакомого парнишку; тот поглядывал на меня с любопытством, видимо, много слышал, а увидеть живьём до сих пор не доводилось. На место водилы села женщина, и вполне себе уверенно крутанула баранку. Я усмехнулся, кивая на неё:

— Во внешку баб брать стали?

— Ну а чё нет? — пожал плечами Сурок. — Нормально сотрудничают. Мы тут сваи не заколачиваем, а то, что под пули иногда попадаем, так это везде попасть можно. А здесь хоть оплата нормальная.

— Сколько?

— Я как старший смены получаю сто двадцать в день плюс все льготы, бойцы от шестидесяти до ста.

— Не хило. А как отставку Мёрзлого пережили?

— Пережили, — Сурок поморщился. — Кого-то выгнали, кого-то в яму отправили. В яме за последнее время много народу сгинуло, там теперь от тварей тесно стало. У меня фермер знакомый есть, рассказывал, что они таких людей пыльцой пичкали, на которых раньше глаза поднять боялись. Прикинь? Половину местной элиты в твари переделали. Мы на бабки забивались, кто в кого переродится.

— И как успехи?

— Так себе. Фермеры на эту тему не распространяются, запрещено, а тех, кто с принудиловки выходит, спрашивать бессмысленно, каждый своё твердит. Не проверишь.

— Дряхлый подражателем стал, — сказал я.

— Точно?

— Сам видел. Меня возле его клетки взяли. А Галина Игнатьевна в язычника переобулась, тоже сам видел.

— Хе, — хмыкнул Сурок. — Забьюсь сегодня вечерком со своими.

Броневик выехал за ворота. На пропускном пункте нас не остановили. Сурок привстал, показываясь, и ворота сразу открыли.

— А кто сейчас вместо Мёрзлого?

— Да… Был у нас один начальником смены. Может, слышал: Сиваш.

Я присвистнул:

— Вот же падла живучая. Мёрзлый собирался его в яму отправить, и чё получается — вывернулся?

— Ага. На нашу голову. Теперь вот начальник Центра Безопасности. Прикинь как поднялся.

— Слабоват он вместо Мёрзлого, не потянет.

— Потянет, не потянет, а с Толкуновым за ручку здоровается, в положенцы прыгнул. Рожа довольная, сытая, нас за людей не считает. Порядки завёл такие, что народ стонет. По некоторым категориям выплаты понизил, по особому сотрудничеству расценки урезал в два раза. Подходить к нему можно не иначе как строевым шагом, понял? С прихожанами подружился, те теперь к нам как к себе домой ходят. Куда катимся… Мёрзлый сам всё решал, а Сиваш Толкунову в рот смотрит. Как тот скажет, так и делает. Говорят, штурмовики, которые по Территориям разбежаться успели, за Северной дорогой поселение создали. Посмотрю, если не врут, заберу семью и к ним уйду.

Сурку сильно не нравилось, что творилось в Загоне. Он кривился, мотал головой. Наверняка сбежит. Но большинство зашлакованных с места не сдёрнется. Чья бы власть в Загоне не была, в нём всё равно безопаснее и сытнее. А в яме все одинаково окажутся, что начальство, что простые работяги. Даже положенцы от неё не застрахованы, пример Дряхлого у меня до сих пор перед глазами. Да и выжить на Диких территориях сложнее, причём твари там не самая большая опасность.

— Сурок! — окликнул старшего пулемётчик. — Тут блокпост прямо по дороге.

Броневик подъезжал к Анклаву. Шоссе возле поворота к КПП перекрывала платформа с символами редбулей на борту. Позади стояли стрелки, на обочине слева залегли ещё несколько бойцов. Справа за кустами тоже кто-то прятался, я видел, как бликует солнышко на стекле: то ли бинокль, то ли оптика.

Сурок крикнул водиле:

— Стоять, Савраска, — и потянул из кармана планшет. Глядя на экран, приказал пулемётчику. — Держи их на мушке. Если стрелять начнут или побегут скопом, вали всех нахер.

Пулемётчик передёрнул затвор и приник к прицелу. Мы остановились метров за пятьдесят до платформы и линии стрелков. Лица редбулей выглядели встревоженными, что вполне естественно. Перекрыть дорогу загонщикам, да к тому же внешней охране, это не за угол поссать сходить. Но им был нужен я. Два года назад Анклав поднялся против Загона из-за одной-единственной связистки, а у меня на счету не меньше десятка редбулей и, возможно, Голикова. Я так и не узнал, ранили мы её тогда, убили или вообще не задели.

Сурок отстучал донесение в Загон и поднялся. Посмотрел на платформу, на кусты, оценил наши шансы и протянул неуверенно:

— Что я могу сказать… Пятнадцать минут стоим, обтекаем. Если в атаку не попрут, значит, повезло.

— А если попрут?

— Дон, ты вопросы задаёшь. Если попрут, значит, не повезло. Логика.

— Не нравится мне твоя логика. Давай так: если начнётся конкретный наезд, сдавай меня смело. Вряд ли конторщика тебя за это сильно накажут, на крайняк отбрешешься, что спасал личный состав и технику, а вот шанс выжить повысится.

Пулемётчик взглянул на меня искоса. Ситуация его не радовала, наверняка, впервые встал лицом к лицу с противником, и умирать ему совсем не хотелось. Но мои слова вселяли надежду, и он совсем по-детски откровенно улыбнулся.

— Ценю твоё предложение, — Сурок хлопнул меня по плечу. — Даже неожиданно как-то. Но всё-таки поступим, как я сказал. Савраска, — снова окликнул он нашу водительницу, — ложись за сиденье, там тебя не достанут. Ну а мы…

Он не договорил. Из-за платформы вышла женщина в парадной форме, с аксельбантами, в начищенных до блеска сапогах, и уверенно направилась к нам. Я облегчённо выдохнул: Голикова. Жива, стервозина. Это несколько улучшает моё положение. Если меня и убьют, то не сразу и, возможно, быстро.

Я улыбнулся штаб-звеньевой так же искренне, как только что улыбался пулемётчик.

— Танечка, милая, как поживаешь? Вспоминал тебя вот только что. Долго жить будешь.

Лицо Голиковой оставалось непроницаемо-суровым. Чеканя шаг, он подошла к броневику, вскинула руку к виску и звенящим от возбуждения голосом сообщила:

— Как официальный представитель Красного Анклава требую немедленно передать мне гражданина Загона номер двести сорок, сто двадцать семь, сто восемьдесят восемь!

Сурок не ответил, пожирая редбульшу глазами. Осмотрел грудь, талию, ноги, вернулся к лицу. Он тянул время, ждал подмогу. Голикова засопела в нетерпении и добавила:

— Если вы откажетесь, мы будем вынуждены сделать это силой, либо уничтожим его на месте.

Я подмигнул ей:

— Хорошо выглядишь, Танюш. А форма-то какая красивая. Давно выдали?

Голикова намеренно игнорировала меня и смотрела только на Сурка. Думаю, ещё минута — и начнётся стрельба.

— Дружище, — толкнул я Сурка плечом, — ответь что-нибудь. Скажи, нет здесь никого с таким номером.

— Нет? —внешник посмотрел на меня недоверчиво.

— У меня цифры в номере изменились, — Голикова наконец-то взглянула на меня, и я ощерился. — Да, да, в связи с последними событиями пришлось прибегнуть к подлогу и поменять. Так что пускай сначала узнают новый номер, а потом будем разговаривать.

— Дон, — вспыхнула штаб-звеньевая, — заканчивай балаган! Хочешь, чтоб мы всех тут положили? Плевать на твой номер. Плевать на весь Загон! Вылазь добровольно или…

— Осторожно со словами, редбульша, — нахмурился Сурок. — Ты и так уже на яму себе наговорила, дорогу осмелилась службе внешней охраны перекрыть. Обнаглели черти краснопузые. Давно пора вам чистку устроить.

— Ты меня не пугай, загонщик, — не очень-то испугалась его Голикова. — Я знаю, на что иду! Смерти не боюсь ни в каком виде. Надо будет — в тварь трансформируюсь. Но этого, — она скрипнула зубами и кивком указала на меня, — с собой заберу. За все преступления против Анклава, за убийство наших боевых товарищей ответит! Суд состоялся, приговор вынесен — смертная казнь через повешенье!

Её ненависть не выглядела показной, штаб-звеньевая действительно была настроена на смерть, и вышла на броневик под пулемёт не ради бравады. И все, кто за её спиной, и те, кто сейчас бежал от КПП, на ходу выстраиваясь в густую цепь, тоже были настроены на смерть. Сколько же в них жажды самоубийства. Ради какой-то там пресловутой цели готовы погубить всё, что создавали до этого годами.

По щеке пулемётчика прокатилась капелька пота. Он сглотнул, палец на спусковом крючке задрожал. Не хватало ещё, чтобы из-за его слабеньких нервов мы тут мочилово устроили.

— Слышь, браток, — тихо позвал его я, — расслабься. Присядь, отдохни немного.

Он как будто ждал этого, отпрянул от пулемёта как от прокажённого и послушно сел на лавку.

Я поднял над головой руки, чтобы Голикова смогла увидеть наручники на моих запястьях.

— Смотри, штаб-звеньевая, я здесь не абы кто, а в качестве арестанта. Не знаю, проще тебе от этого станет или нет, но Контора меня тоже приговорила. Скоро начнётся новое шоу, в котором мне опять назначена роль зайца. Сценарий я пока не видел, но вряд ли и на этот раз получится выбраться живым. Задумка там какая-то чересчур кровавая, сложная, так что считай, я уже покойник. Стоит ли из-за покойника портить отношения с Конторой? Мне лично похер от кого пулю принимать, а вот тебе надо, чтобы Анклав с землёй смешали?

Позади послышался нарастающий рёв двигателя. Я обернулся. По шоссе ехал тяжёлый броневик, за ним два лёгких. Долгожданная подмога. Не сказал бы, что этого хватит усмирить разозлившихся редбулей, разве что разозлить ещё сильнее, но, кажется, моя речь убедила Голикову не делать глупостей. Она сжала кулачки, качнулась с ноги на ногу и пусть нехотя, но кивнула:

— Ладно, будем считать это отсрочкой, — и сделала круговой жест рукой. — Возвращаемся!

Платформа дёрнулась и съехала на обочину, освобождая дорогу. Редбули выстроились в колонну, я прикинул, человек шестьдесят, не меньше. Рота. Да ещё столько же возле КПП.

Из подъехавшего броневика выглянул варан.

— Чё за нахер тут происходит?

— Нормально всё, — ответил я.

— А эти чё?

— Да ничё. Поприветствовать вышли.

— Чё звали тогда?

Я не ответил, сел рядом с пулемётчиком. Сурок тоже не стал разговаривать с вараном, велел Савраске ехать дальше и сел напротив меня.

— Спасибо, Дон. Такая каша могла завариться. А ты разрулил.

— Не за что благодарить, я бы и сам в этой каше сварился, а в шоу пусть небольшой, но шанс выжить есть.

— Да уж… Завидую тебе. Где оптимизмом разжился?

— Родился таким.

Через два часа мы остановились перед Депо. Подошёл вразвалочку постовой и, узнав Сурка, кивнул привратнику: открывай. Ворота сдвинулись, броневик въехал на территорию. Возле администрации Сурок с рук на руки передал меня добряку в зелёной майке, успев шепнуть на ухо, что это Фомичёв, начальник поселения. Тот с улыбочкой заглянул мне в глаза и похлопал по плечу:

— Намаялся в дороге? Ну ничего, ничего, сейчас отдохнёшь. Ух уж эти редбули! Слышали мы об вашей истории, вся сеть клокочет. Ругаются. Всыпать им давно пора, а то обнаглели вконец.

К чему он это говорил, я не понял. Реально хочет показаться добрым? Но в Загоне и младенец знает, что добрыми делами зелёную майку не заработать. Да и вслед за словами он совсем не по-доброму толкнул меня в спину и приказал сопровождавшим охранникам:

— Давайте его к остальным.

Меня отвели в подвал: тяжёлые кирпичные стены, полумрак, сырость. По виду это больше походило на каземат. В углу мерцал огонёк, капала вода. Охранник втолкнул меня и захлопнул за спиной массивную дверь. Ощущение, что я именно в каземате, стало сильнее. Раздался кашель, гулким эхом отразившийся под кирпичными сводами, и насмешливый голос произнёс:

— Заходи, Дон, чувствуй себя как дома.

У стены на драных матрасах сидели Гук и Мёрзлый. Я не удивился, потому что ожидал увидеть их.

— Привет, зайцы, — поздоровался я. — Скучали?

— Какое там. Каждый день гости. Сегодня вот ты пожаловал. Проходи, присаживайся, третьим будешь.

Я опустился на корточки рядом с ящиком, заменяющим арестантам стол. На нём стояла лампа с зелёным абажуром и кастрюля с водой.

— Давно здесь поселились?

— Я четвёртый день, — ответил Гук, — а товарища моего вчера привезли. Ну рассказывай, почему один, где Алиса?

— Алиса в порядке, на базе у фармацевтов отсиживается. Накопала компромат на Свиристелько, теперь он её бережёт аки зеницу ока, а заодно мой плащ и прочие вещички.

Гук удовлетворённо кивнул.

— Слышал, вы меня освободить пытались, — проговорил Мёрзлый, и добавил жёстко. — Идиоты. Ну ладно ты, молодой, глупый. А Гвидон куда полез? У него рейдов больше, чем волос седых на голове. Шесть человек против всего Анклава. Мозги где были?

— Фактор внезапности, — попытался оправдаться я, но Мёрзлый лишь головой покачал.

— Только людей зря положили.

— Там Алиса командовала. Её идея…

— Нашёл на кого свалить, на девчонку.

Он произнёс это тоном презрительного недовольства, как будто во всех допущенных ошибках был виноват исключительно я. Но именно Алиса горела идеей освободить горячо любимого папочку, а Гвидон, земля ему пухом, составил план нападения на редбулей, который не захотел менять даже после гибели Твиста. Моего мнения никто не спрашивал, я включился в дело лишь после провала и, по сути, спас всех…

Но объяснять что-либо этим двум мастодонтам бесполезно. Что Гук, что Мёрзлый смотрели на меня как на недоросля, и любые объяснения вызовут лишь новые обвинения. Лучше я помолчу.

Молчали мы долго, целые сутки. Моей жизнью они не интересовались, а между собой не разговаривали принципиально, ввиду давно сложившихся недружественных отношений. Какая кошка меж ними пробежал, я так и не узнал. Может, пришло время узнать это сейчас?

— А чё вы так злитесь друг на друга? — задал я вопрос в лоб. — Бабу что ли не поделили?

Мёрзлый интуитивно поднёс руку к лицу и провёл пальцами по шраму и пустой глазнице. Ну понятно, значит, он получил своё увечье стараниями Гука. А крёстный мой закусил губу. Я чё, угадал насчёт бабы?

Ни тот, ни другой не ответили, и я продолжил словесную атаку.

— Вы же в курсе, что нам Тавроди уготовил? Кстати, тоже ваш приятель. И если мы будем бычиться друг на друга, живыми из шоу не выйдем.

— А с чего ты взял, что нас из него выпустят? — лениво произнёс Гук. — Наивный.

— Шоу для того и существует, чтобы умирать, — кивнул Мёрзлый.

Хоть в чём-то они солидарны.

— Но это не значит, что мы должны сдаться ещё до его начала, — не унимался я. — Давайте тогда сразу удавимся. Свяжем шнурки, сделаем петлю — и по очереди к Великому Невидимому. Вот он уссытся от смеха, когда нас на Вершине увидит.

Мне хотелось завести их, разозлить, заставить двигаться, но возникало впечатление, что они реально собрались умирать.

Мёрзлый глотнул воды из кастрюльки.

— Сначала надо глянуть на сценарий, — он вытер губы, — а потом уже решим, что делать. А то получится ерунда. Идёшь, идёшь, а конца и края дороге не видно.

Меня током прошибло.

— Как ты сказал⁈

— На сценарий, говорю, посмотреть, надо.

— Нет, потом! Идёшь, идёшь… Это как?

Он пожал плечами.

— Да загадка детская. Про Землю. Она же круглая, и сколько не иди, никогда не закончится. В переносном смысле означает: чтобы увидеть конечный пункт, надо понять, куда ведёт дорога. Вот и нам надо сначала узреть сценарий, а потом…

Точно! Это же загадка! Как до меня сразу не дошло? Дряхлый подсказывал: Кира на Земле. На Земле!

Я вскочил и начал ходить по каземату от стены к стене. Нужно вернуться. Вот мой сценарий, вот моя дорога. Я должен попасть на Землю. Кира там! Там! Матерь божья…

— Чего забегал, Дон? — спросил Гук.

— Я знаю, где моя дочь. Я знаю, где Кира! Она на Земле, понимаете? На Земле! Она одна… она… Вряд ли её вернули моим родителям. Конечно же нет, не дураки они в самом деле. Не придут и не скажут, здрасти, вашего сына с женой мы отправили к чёрту на рога, а вот ваша внучка, получите назад. Мне нужно… мне нужно…

Я остановился, сжал руками лицо.

— Тебе нужно успокоиться, — веско вставил Мёрзлый.

— Как вообще можно вернуться на Землю? — не слушая его, спросил я. — Понятно, что через станок. Но как? Как он включается?

— Его включает оператор, специально обученный человек. Таких в Загоне четверо: двое здесь, двое на Передовой базе. Операторская расположена позади станка, но просто нажать кнопку и сказать: в добрый путь — не получится, там целая система вводов и паролей. У тебя есть оператор?

Разумеется, у меня никого не было, да и попасть к станку не реально. Но у меня есть телефонный звонок другу, то бишь Тавроди. Он же говорил, что я могу связаться с ним. Предложить ему сотрудничество в обмен на дочь? Ерунда. Если бы он хотел вернуть Киру, то сделал бы это ещё во время нашей встречи. Моя Кира для него залог моего послушания. Он не вернёт её мне. Не вернёт! Он и держит её там, чтоб я был под контролем.

Я глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул. Сосчитал до десяти, потом назад до одного. Сердце перестало стучать, дыхание выровнялось, и я уже спокойно без эмоций сказал:

— Вы правы, нужно посмотреть, что за сценарий приготовил Мозгоклюй, а потом решим, что делать.