Я и не предполагал, что сразу после моего возвращения в Краков начнется новый этап борьбы за город. В тот майский день 1944 года я еще не знал, какую судьбу уготовили городу оккупанты. Трудно сказать, когда возник бандитский план уничтожения города.
Итак, с чего же начался последний период борьбы краковского левого подполья?
Приехав в Краков, мы с Павликом встретились с полковником Ксенжарчиком. Было решено в целях безопасности обсудить все насущные вопросы на квартире у Шафарского в Лагевниках. Туда приехала и Валя. Донесение, которое она мне вручила, было тревожным. В нем говорилось, что я должен немедленно прибыть в штаб БХ в Могиле.
— Надо туда идти, — сказал Ксенжарчик.
— Да, — согласился я. — Дело, видимо, спешное. Встретимся на Подгале.
Мы с Валей отправились в путь. Пошли полем, чтобы избежать неприятных встреч. Перед нами лежал путь в тридцать километров.
Час проходил за часом. Мы шли, не отдыхая. И были вознаграждены: под вечер в лучах заходящего солнца увидели первые домики деревни Халупки.
— Конечно, сначала мы заглянем к Сендорам, — почему-то сказал я.
Валя в ответ кивнула.
Вскоре мы подошли к дому, который я мог найти с завязанными глазами. Вся семья была в сборе. Бабка Сендорова, увидев нас, сказала:
— Дорогие мой, давно мы ждем вас. Я даже молилась. Не знали, где и искать вас. Вот уж несколько ночей, как мы не спим.
Мы с Валей сели за стол.
— Так в чем же дело? — спросил я.
— Гости у нас… Издалека… — ответила бабка Сендорова. — Не спят, не едят. Только просят поскорее разыскать вас.
Я ничего не понял. На всякий случай приготовил пистолет и гранату.
— Может, скажете пояснее?
Сендорова начала причитать:
— Деточки вы мои, гости-то русские. Их сюда прислал сын мой Петр, летчик. Он живой. В России он. В Войске Польском. Вот посмотрите фотографию. Сыночек мой родненький, жив! — Она протянула мне фотографию.
Я снял руку с пистолета.
— Откуда они взялись? Сколько их? — спросил я.
— Две женщины и мужчина. У нас прячутся. Мужчина все время находится где-то в Кракове. Не знают, что делать.
Сендорова поднялась.
— Франек, лезь на чердак за второй девчонкой, — обратилась она к сыну. — А мы с вами, — сказала она мне, — перейдем в другую комнату.
Я больше ни о чем не спрашивал. Когда мы вошли в соседнюю комнату, Сендорова подошла к широкой кровати.
— Оленька, вставай. Михал пришел.
Перина зашевелилась, и из-под нее вылезла девушка.
— Откуда вы? — спросил я ее.
— А вы кто? — ответила она мне вопросом на вопрос.
Говорила она по-русски. Я пристально посмотрел на нее и только теперь понял, из чьих рук Сендорова получила фотографию сына.
Мы с Ольгой обменялись несколькими фразами. Она повеселела. Видимо, мне удалось развеять все ее сомнения.
Спустя некоторое время дверь заскрипела, и в комнату вместе с Франеком Сендором вошла вторая девушка, товарищ Ольги.
— Это Ханя, — представил ее Франек.
— Здравствуйте, товарищ, — проговорила она, протягивая мне руку. — Мы хотели бы как можно быстрее наладить связь с ППР. Вы, конечно, уже знаете об этом?
— Знаю, — ответил я. — Считайте, что связь уже налажена.
Ольга и Ханка обменялись взглядами. Лица их просветлели.
— Отсюда надо уходить, — забеспокоилась Ольга.
— Не беспокойтесь, все будет хорошо, — сказал я. — Ну, теперь рассказывайте, как к вам попали девушки, — обратился я к Сендорам.
— Этот подлец бросил девушек на произвол судьбы, и неизвестно, что он еще выкинет, — вмешалась Сендорова. — Мы их кормим, поим, а то бы они пропали. Хорошо, что вы пришли…
— Да, мы же не рассказали вам о Юзеке — их попутчике, — прервал бабку Франек. — Все дело в нем. Его направили в Краков, чтобы он помог девушкам обосноваться, а он забрал у них деньги и стал ходить с гитлеровцами по ресторанам. Все это очень странно. Сюда в любую минуту могут нагрянуть гестаповцы. Верить ему нельзя ни на грош.
— Конечно нельзя, — вмешалась в разговор светловолосая Ханка. — В Кракове Юзек разыскал своего брата, гитлеровского жандарма. Часто встречается с ним и с другими подозрительными лицами. Пока у него есть деньги, он пьет, а что потом будет?
— Вы член партии и, конечно, знаете, что все это значит, — проговорила Ольга. — Нам надо скорее уходить отсюда, и вы должны помочь нам… А откуда вы так хорошо русский язык знаете?
В нескольких словах я рассказал Ольге о своем пребывании в Донбассе. Девушка обрадовалась.
— Ну тогда все будет хорошо! — воскликнула она.
Так я познакомился с советскими разведчиками — радисткой Ольгой и ее подругой Ханкой — дочерью врача из Вильно. Что же касается Юзека, то он оставался для меня личностью подозрительной.
Так или иначе надо было как можно скорее уходить из дома Сендоров и находить укрытие для радисток. Они были посланы штабом маршала Конева и вместе с Юзеком сброшены с парашютом в районе Тарнува. Они имели спецзадание — действовать в Кракове и в его окрестностях.
Время не ждало. Была дорога каждая минута.
О первых днях своего пребывания на польской земле Ольга позже писала следующее:
«Вот мы и на польской земле. Она встретила нас в лунную апрельскую ночь 1944 года, но не как представителей великого государства — цветами и музыкой. Вместо музыки мы услышали кваканье лягушек и рычание немецких овчарок, идущих по нашему следу.
Мы пошли вдоль небольшой речки в направлении леса. Вообще-то говоря, это был не лес, а скорее лесок. В нем мы укрылись от недобрых глаз до выяснения положения. С наступлением утра мы с Анкой, пользуясь правами слабого пола, послали Юзека с заданием все выяснить и определить место нашего нахождения. Невольно мы обратили внимание на то, что сразу же, как только мы приземлились, Юзек изменился. Мы стали остерегаться его и поэтому забрали у него пистолет, а во время его отсутствия закопали радиостанцию и парашюты. Юзек вернулся очень скоро с неприятными вестями: немцы ищут нас. Мы должны были немедленно уходить…
До Кракова мы добрались без особых приключений, а оттуда направились в деревню Могила. Отец и мать Франека Сендора оказались очень приветливыми и заботливыми стариками. Бабка, зная кто я, часто прибегала ко мне с новостями: на запад пролетел самолет, проехал транспорт с солдатами и вооружением. Одним словом, она была моим местным информатором. Она делала все, чтобы только я никуда не ходила. Ее заботу я особенно почувствовала, когда заболела и лежала с высокой температурой. Тогда она носила мне и яблоки, и разные лакомства. Как мать уговаривала поесть…
Когда мы с Анкой узнали, что Юзек предал нас, решили перебраться во Львов, получив на это разрешение Центра. Старики запротестовали. С одной стороны, они были правы, а с другой — нам не оставалось ничего иного, как перебраться в другое место, потому что мы остались без каких-либо средств к существованию. К тому же Юзек говорил Анке, что меня нужно убрать. Когда же мы окончательно решили уходить (в противном случае опасность угрожала не только нам и старикам, но и всей деревне), бабушка пообещала устроить встречу с надежным человеком. В тот же вечер к старикам пришли двое — мужчина и женщина. Мы познакомились. Я узнала, что мужчина — деятель подпольной Рабочей партии Михал, а женщина — его жена Валя. Они искренне хотели помочь нам. Мы разговорились и, как истинные друзья, больше не расставались».
— Я уже почти собралась, но перед уходом нужно сообщить в штаб о переносе радиостанции, об установлении связи с представителями Польской рабочей партии, — сказала мне Ольга, — Товарищи должны узнать и о поведении Юзека. Спрошу, что с ним делать.
Я дал Ольге все необходимые сведения. Ответ она получила короткий.
— Нам желают успеха, — произнесла Ольга с удовлетворением.
Мы быстро собрались в дорогу. Нельзя было терять ни минуты. Сендорова положила на стол большую круглую буханку деревенского хлеба, сыр, масло.
— Перекусите, — пригласила она.
— Спасибо, — поблагодарил я старушку. — Но нам пора отправляться. Лучше не искушать дьявола.
Франек Сендор выразил готовность помочь нам в переброске. Ольга и Ханка расцеловались со старушкой как с родной матерью. Сендорова крепко обняла и Валю, с которой сжилась за несколько лет.
— Удачи вам, дети мои, — произнесла она сквозь слезы.
Я решил перенести радиооборудование и аппаратуру в западную часть Кракова. В результате Юзек потерял всякую связь с Ольгой и Ханкой. Он жил — о чем я узнал из дальнейшего разговора с хозяевами — у родственников Сендоровых на улице Вечистой в Кракове.
К Чижам, этим самым родственникам, Юзека привел брат Франека Сендора. Однако поведение Юзека нарушило конспирацию всей группы. К Чижам он стал приходить пьяным. Дебоширил, потом доставал пистолет и пытался стрелять через окно. Когда Чижи уговаривали его не делать этого, он «шутил»:
— Не надо так осторожничать, все равно скоро над вами вырастет трава.
Нужно было любой ценой помешать намерениям предателя.
По земле уже стлались вечерние тени, когда мы оставили дом Сендоров и направились к деревне Могила, от которой нас отделяло километров десять. Решили по дороге не задерживаться ни в одном из домов. Многие знали Франека Сендора, но не всем можно было доверять, особенно в нашем положении. Да и некоторые члены Батальонов Хлопских могли оказаться легковерными, неосторожными людьми. Представители Армии Крайовой смотрели тут на нас искоса, об этом не следовало забывать. Дело было серьезное, и малейшая неосторожность могла привести к провалу.
Валя шла рядом с Ольгой. Обе были невысокого роста, но рядом с Валей Ольга казалась еще более щуплой. Мы с Ханкой шагали за ними. Ханка была высокой, хорошо сложенной блондинкой. Валя и Ольга вели негромкий разговор, в котором польские слова перемешивались с русскими.
— Ольга, если кто случайно остановит нас, ты сделаешь вид, что не можешь говорить, притворишься немой. — Валя приложила указательный палец к губам.
Ольга кивнула.
До деревни Могила было теперь рукой подать. Мы убавили шаг. Приближавшийся рассвет еще не рассеял ночного мрака, а мы хотели добраться до Кракова только к утру, когда в город едет больше людей, чтобы затеряться среди них. Каждый из нас нес какие-то части разобранного аппарата. У Вали в сумке лежал ящик.
В Могиле мы расстались с Франеком. Он вернулся в Халупки, чтобы там дождаться Юзека. С этой стороны сейчас нам грозила наибольшая опасность.
Мы миновали деревню, и вскоре впереди показались Чижины, а оттуда до города было совсем близко.
Светало. По тропинкам и дороге шли люди, сгибаясь под тяжестью чемоданов, рюкзаков и сумок с мукой, табаком, салом.
На небольшой станции около табачной фабрики стоял поезд. Мы осмотрелись. В толчее с трудом нашли место в вагоне. Люди громко переговаривались, кричали. Когда поезд тронулся, мы с облегчением вздохнули. Правда, путь предстоял еще далекий, и в самом его конце разное могло случиться. Жандармы и темно-синяя полиция всегда появлялись как из-под земли.
День выдался погожий. Утренние лучи солнца прорвались в купе, осветив усталые лица женщин и мужчин. Мы молча стояли, прижавшись друг к другу. Иногда переглядывались. До цели было далеко. И если даже на вокзале все пройдет гладко, это еще не конец. Нам предстояло пройти город, а потом ждала дорога до Забежува. В этой деревушке у Михала Выжги находилась наша «база». Он всегда радушно принимал нас. Я был уверен, что и на этот раз Выжги помогут нам.
Поезд остановился на станции Гжегужки. Люди высыпали из вагонов. Стали оглядываться, нет ли поблизости жандармов. Но их не было видно. Мы смешались с толпой и поспешили к трамваю, чтобы побыстрее добраться до западной окраины Кракова. Валя и Ольга шли мелкими шажками, Ханка поспевала за мной. Все шли порознь, на небольшом расстоянии друг от друга. Мы сели на «тройку» — трамвай, в котором год назад Валя с Шумецом перевозила аппарат для чехословацких товарищей. Я посмотрел на номер вагона. Может, и этот окажется счастливым?
Мы проезжали одну остановку за другой, и нам стало казаться, что мы без происшествий доберемся до цели. Но когда трамвай подкатил к центру города и остановился у почтамта, случилось непредвиденное. Мы увидели жандармов. Ольга и Валя стояли на площадке, мы с Ханкой — в середине вагона. Переглянулись. Что будет дальше? Если жандармы начнут проверять документы, нам крышка. Проходили мучительно долгие секунды. Жандармы окружили большую группу людей. Перед нашим трамваем уже стояло несколько других. Наконец наш вагон медленно тронулся, и… гитлеровцы не остановили его. Я вздохнул. На этот раз пронесло. Мы доехали до главного вокзала и вышли. От прохожих узнали, почему в такую рань гитлеровцы устроили облаву: кто-то на улице Любич убил двух жандармов. Мы огляделись и быстрыми шагами двинулись к остановке двенадцатого трамвая. На нем снова поехали в сторону почтамта. Повсюду на улицах — полицейские и гестаповцы. Люди говорили, что немцы прежде всего перекрывают дороги и шлагбаумы в городе.
Почтамт мы снова миновали без помех. Доехали до улицы Кармелицкой. Отсюда было уже недалеко до Троновице. Я стоял как на иголках. Думал, что сейчас переживала Ольга. Ведь она была в чужом, незнакомом городе.
Трамвай шел медленно, и это действовало на нервы. Нам нельзя было выходить на конечной остановке, где трамвай делал круг: там могли патрулировать немцы. Я сказал об этом Вале, и мы вышли на предпоследней остановке.
Осторожно по двое пошли вперед. Я издалека стал смотреть в сторону трамвайного кольца. Вагон свернул вправо и остановился. В то же мгновение из-за будок и киосков выскочили немцы с винтовками. Увидев это, мы свернули в сторону на улицу Ядвиги.
Валя и Ольга шли впереди. Ханка — за ними. Я — позади. Мы торопились. Хотели поскорее выбраться в поле. Только когда мы стороной обошли шлагбаум и достигли луга, я успокоился. Мы еще больше растянулись, чтобы не идти одной группой.
Мы прошли полем несколько километров. Наконец вдали показался лесной массив около Забежува и скала Кмиты. Здесь можно было передохнуть. Краков со всеми своими опасностями остался далеко позади. Лица девушек просветлели. Обе понимали, из какой ловушки нам удалось вырваться. Я с радостью смотрел на видневшуюся невдалеке деревушку Модльничку и на небольшой, под соломенной крышей дом Выжгов.
Солнце медленно клонилось к западу. Кое-где люди пропалывали и окучивали картофель. Пережитое стало забываться.
— Не думала я, что мы выпутаемся из этих силков, — призналась Ханка.
— Гестапо все время идет по следу, но мы никогда долго не остаемся на одном месте. Всегда приходится быть начеку. Но тут нам просто повезло, — сказала Валя.
Ханка все переводила Ольге.
Разговор продолжался. Мы стали перебрасываться шутками. Потом я попросил Ханку рассказать, как она совершила прыжок с парашютом вместе с Ольгой. Она согласилась.
— Прыгали мы, как вы знаете, в районе Тарнува, ночью, — начала она. — Я отделилась от самолета последней. Приземлилась быстро. Все благополучно опустились. Мы с Ольгой сразу нашли друг друга, а вот Юзека пришлось ждать до утра. Потом он пошел узнать, далеко ли до правого берега Вислы в направлении на Бохню. Мы шли все время полем, больших дорог избегали. После двух ночей, проведенных в риге, переправились через Вислу и добрались до дома Сендоров. Сначала меня пугали незнакомые места, но потом все стало не так страшно. Что было дальше, вы уже знаете. Теперь для нас наибольшую опасность представляет Юзек, — вернулась она к прежней мысли.
— Расскажи еще, как вы добрались до Сендоров.
— Из Бохни мы вышли на рассвете, — продолжила свой рассказ Ханка, — С Сендорами нам должна была помочь договориться фотография Петруся с его подписью. Адрес мы знали. Через несколько часов мы стояли на берегу Вислы. Ольга вдруг сказала: «Это, наверно, не Висла. Я думала, что она широкая, а она маленькая, узкая». Юзек вернулся в поле, чтобы сориентироваться, далеко ли еще до Халупок. У одного крестьянина он узнал, что нужно пройти еще несколько километров. Этот отрезок пути мы одолели с трудом. Проходили мимо людей, работавших в поле, но в разговор с ними не вступали. Наконец нам показалось, что мы у цели. Близился вечер, и нам не хотелось идти вслепую. Юзек переправился на противоположный берег. Мы с Ольгой долго ждали его возвращения. Вернулся он вместе с Франеком Сендором, братом Петра. Я обрадовалась, хотя и видела Франека первый раз. Мы показали ему фотографию. Он сразу узнал своего младшего брата. «Это он, — сказал обрадованный Франек. — Пошли домой, — предложил он, — мать, когда увидит фотографию Петра, страшно обрадуется. Она считает, что его нет в живых. Вот уже три года мы не получали от него вестей».
Сендорова поздоровалась с нами и сразу же попросила показать фотографию. Я заметил, что руки у нее дрожали. Она сказала: «Мой Петрусь, мой дорогой сын жив и помнит обо мне». Я рассказала ей о Петре. В тот же вечер Ольга вышла в эфир и доложила штабу об установлении связи с семьей Сендоров, — закончила свой рассказ Ханка.
Поля окутывались сумерками. Мы направились к Модльничке. Подошли к неприметному домику Выжгов. Я постучал. Меня встретили без удивления и, как всегда, тепло.
— Мы ждали вас, — признался Выжга. — Вы что-то давно не были у нас.
— Я не один, — сказал я, показав на своих спутниц.
— Ваши гости — наши гости, — ответил старик, с интересом глядя на Ольгу и Ханку.
— Эти женщины сбежали из эшелона, который шел в Германию, — объяснила Валя и, показав на Ольгу, добавила: — Она русская, мы вместе с ней прятались от гитлеровцев.
— Мы вас всех приютим под этой крышей, — сказала Выжгова и стала хлопотать на кухне.
Мы умылись, и хозяева провели нас в небольшую комнатку. Под каким-то предлогом я вышел с Ольгой во двор. Мы растянули в риге антенну. Ольга быстро собрала рацию и начала передачу. Я светил ей фонариком. Связь была установлена через несколько минут. Ольга сообщила, что Юзек истратил все имевшиеся деньги, связался с врагами, отказался от сотрудничества и грозится ликвидировать группу в Кракове.
«Что делать?» — отстукивала Ольга ключом зашифрованные слова донесения. Она сообщила также, что мы находимся в западной части Кракова, что вместе с ней Валя и я. Упомянула и об облаве в городе, и об убитых жандармах.
Лицо Ольги, склонившейся над рацией, изменилось до неузнаваемости. Она смотрела прямо перед собой в одну точку в ожидании ответа.
На ночь мы улеглись в риге на соломе. Все изрядно устали. Но я не сразу уснул. Лежал и думал, где бы понадежнее скрыть от вражеских глаз радисток и рацию. Все-таки мы находились не так уж далеко от Кракова. Немцы могли быстро обнаружить в эфире позывные новой радиостанции. Но где безопаснее для нас могла бы работать радистка? В Чернихуве, Рыбной, Кальварье, Жешотарах? На мой взгляд, для этой цели больше всего подходила Рыбна, точнее хутор Морги в Рыбной. Хутор лежал в стороне. Партизаны наши будут охранять Ольгу. Помогут ей и другие товарищи. Из Модльнички нужно было немедленно уходить. Слишком уж много здесь открытых полей, и Краков как на ладони…
Рано утром мы разделили между собой части радиоаппаратуры, попрощались с Выжгами и отправились в путь. Нам предстояло пройти больше двадцати километров. К моменту выхода из Халупок мы оставили позади уже сорок километров. Мы с Валей выбирали хорошо знакомые нам тропинки и полевые дороги. Для прикрытия использовали каждый лесок. Шли медленно, внимательно наблюдая за местностью. Ханка дорогой рассказывала нам о советских партизанах.
Через несколько часов мы были на месте. В дороге я договорился с девушками, что никто, кроме старого Фелюся и Игнация Тарговского, не должен знать о радиостанции.
Приблизились к строениям. Старый Фелюсь сразу увидел нас. Ему не пришлось долго объяснять.
— Девчата будут у нас как дома, — заверил меня старик.
Тарговский обещал нам помочь. Было решено, что наблюдением за местностью займутся Метек Коник, Станислав Вненцек (Казек) и Янек Касперкевич. Мне оставалось еще уведомить командование округа о последних событиях. Я послал Павлику и Ксенжарчику донесение.
Теперь радиостанция находилась в надежном месте, и ничто не мешало начать выполнение задания советского командования. В одной из передач Ольга сообщила о сотрудничестве с членами Польской рабочей партии, о своем местонахождении.
Вторая половина июня 1944 года выдалась солнечная. Перед уходом из Моргов в Краков я договорился с Ольгой о дальнейшем сотрудничестве. Было очень важно установить наблюдение за передвижением немецких войск, транспортов с боевой техникой и живой силой на автомобильных и железных дорогах, определить немецкие позиции. Для выполнения этого задания требовалось создать сеть информаторов и подготовить для ведения разведки по меньшей мере человек двадцать. Однако самое неотложное дело состояло в необходимости ликвидировать опасность со стороны Юзека. Теперь уже не оставалось сомнений, что он хотел выдать Ольгу и Ханку гестапо. Чижи, у которых продолжал жить этот предатель, каждую минуту ждали ареста. Юзек не переставал угрожать им и давал понять, что хочет ликвидировать Ольгу. За эту гнусность он рассчитывал получить вознаграждение. Но он не знал главного — девушек с радиостанцией в Халупках уже не было.
Ханку я переправил к Модльничке Малой, недалеко от Кракова: в городе ей нельзя было появляться, так как там она могла попасться на глаза Юзеку. Вместе с Валей, которая находилась в городе, она начала собирать информацию для Ольги. Дела, однако, продвигались очень медленно. Все это время мы не забывали о Юзеке. И все же я начал организовывать группы для выполнения указаний, которые Ольга получала из штаба фронта.
Обстановка складывалась таким образом: если мы не уберем Юзека, он уберет нас. Ольга должна была сообщить о нашем предложении Ксенжарчику и Павлику.
Я встретился с ней в Рыбной. Она вручила мне решение штаба ликвидировать Юзека. Медлить было нельзя. Теперь время работало против нас. Юзек мог обречь на смерть многих людей. Мы обсудили с Ольгой план действий.
Я стал думать, кому поручить приведение приговора в исполнение. Мой выбор пал на Янека Касперкевича и Франека Чекая. Оба были опытными бойцами Гвардии Людовой.
— Можете на нас положиться, командир, — заверил меня Янек, узнав о задании. — Мы понимаем, что дело это серьезное.
Условия для выполнения задания не были благоприятными. Из всех дней недели пришлось остановиться на воскресенье, на полуденных часах. В это время Юзек должен был идти по улице Могильской к дому Чижей, Ханка должна была показать Юзека Янеку и Франеку, так как они не знали его в лицо.
Наступило воскресенье. Янек и Франек оделись во все самое лучшее и выехали из Рыбной в Краков. В пригороде, в Броновице, встретились с Валей и Ханкой. Юзек должен был вернуться в квартиру около часу. Времени оставалось еще час.
— На месте покажем вам, куда вы потом будете уходить, — предупредила их Валя.
— Тогда едем, мы готовы, — сказал Янек.
После двенадцати они уже были на улице Могильской. Держались близко друг к другу. Шли не торопясь, словно прогуливались. Улицы заливал солнечный свет, но люди, казалось, были равнодушны к этому. То и дело проезжали легковые машины, оставляя за собой клубы пыли. Четверка внимательно следила за мостовой и противоположной стороной улицы. Ничто не должно было ускользнуть от их внимания. В тот момент, когда Валя объясняла ребятам, в каком направлении они должны убегать, Ханка вздрогнула.
— Хлопцы, это он, Юзек, — прошептала она сдавленным голосом и еле заметным движением руки показала на мужчину, проходившего мимо них.
Юзек, видимо, узнал Ханку, потому что сразу прибавил шагу. Квартира Чижей находилась неподалеку. Янек и Франек мгновенно оценили обстановку и бросились к Юзеку. Тот попытался бежать, но в этот момент раздались два выстрела. Предатель упал. Ребята вытащили у него из карманов документы и бумаги и стали быстро удаляться. Ханка и Валя отошли немного раньше. На улице поднялась паника. Ребята свернули на улицу Косиньеров, за которой уже виднелись поля. В эту минуту из-за поворота неожиданно выскочил немецкий патруль и стал стрелять в ребят. Они ответили несколькими выстрелами, ранили одного немца, затем бросились к какому-то сараю. Уничтожили все, что имели при себе, и в первую очередь документы. Немцы тем временем окружили сарай. Гвардейцы стали отстреливаться. Немцы застрочили из автоматов. Их пули сразили обоих смельчаков.
Они погибли, спасая товарищей. Их героическая смерть позволила продолжить работу радиостанции Ольги, что впоследствии сыграло большую роль в деле спасения города. Пусть жители Кракова узнают и об этом эпизоде борьбы тех лет и помнят о том, что гибель двух молодых гвардейцев была символом готовности понести самые большие жертвы во имя достижения цели.