Шли бои

Осталось двадцать четыре часа…

В начале февраля в Краков прибыл новый командующий округом Гвардии Людовой, боровшийся в прошлом в рядах батальона имени Я. Домбровского в Испании, Антоний Грабовский (клички Антек, Чарны Антек, Блох).

Однажды Грабовский встретился со мной и другими товарищами. Встречу мы устроили на одной из конспиративных квартир. Обсудили нашу текущую работу, поставили задачи на будущее. Грабовский считал, что самое главное сейчас — полностью законспирироваться и отрезать тем самым все пути гестапо, которое всячески пыталось напасть на наш след. Обсудили возможности проведения новой операции. Мне Грабовский посоветовал уехать из Кракова.

Вскоре меня назначили командиром района Гвардии Людовой Подгале. К этому району относились и пригородные районы Кракова. Перед отъездом я передал Аптеку наиболее важные связи, а также адреса нескольких надежных квартир.

На другой день я выехал в Бохню. Здесь связался с Ядвигой Людвиньской (Геля). Она находилась в этом районе, но непродолжительное время. Грабовский обратил особое внимание на то, чтобы я как можно скорее получил у Людвиньской связи и познакомился с районом. Мне запомнились его слова:

— Сейчас самое время бить оккупантов как можно сильнее. Встретимся после того, как сообщите, что в вашем районе полетели под откос по крайней мере четыре поезда с военным снаряжением.

Я ознакомился с районом. Мы прошли с Гелей не один километр. Я знакомился с нашими людьми. Маршрут наших прогулок включал иногда такие пункты, как Бохня, Величка, Кшешовице, Рыбна, Чернихув, Кальварья, Могила. В подкраковском селе Могила у меня были свои связи, частично с членами крестьянской партии. Мы радовались каждой новой встрече.

Через несколько дней я познакомился со всем районом. У меня была постоянная связь с целыми группами и отдельными членами ППР и Гвардии Людовой.

Вскоре я расстался с Гелей. Ее направили на работу в другой район.

Моей базой стала Бохня. Теперь следовало подготовить нападение на железнодорожный эшелон в Краковском воеводстве. Чтобы операция удалась, начать и кончить ее мы должны были в течение одного дня (установили дату — 25 февраля; допустимое отклонение — два-три дня, но только в случае каких-то чрезвычайных обстоятельств). Нам хотелось полностью использовать наш главный козырь — внезапность.

Мне предстояло совершить длительное путешествие, чтобы подготовить людей к нанесению удара в одно и то же время. Подготовку я начал с Бохни, где представил наш план секретарю комитета ППР Станиславу Шмайде и Збигневу Концкому (кличка Збышек. Железнодорожный машинист, командир Гвардии Людовой в Бохне. Расстрелян гестапо в 1943 году).

— В операции будет участвовать вся наша местная организация, — сказал мне Концкий.

Эта мысль породила другую: нанести удар по всему краковскому железнодорожному узлу.

Задачей бохненских бойцов Гвардии Людовой было уничтожение по крайней мере одного поезда. Опыт Концкого, как железнодорожника, гарантировал хорошую подготовку операции.

Обсудив положение, мы решили во второй половине февраля нанести удар несколькими группами Гвардии Людовой по железнодорожному транспорту.

Я отправился в дальнейший путь. Заскочил на два часа в Краков. Здесь заглянул к Подборскому и Гловацкому. На них можно было полностью положиться. Познакомил их с нашими планами. Краков не мог остаться в стороне. Мы сразу же определили место нанесения удара — участок железнодорожной линии на Варшаву возле Батовице.

Осталось еще решить вопрос, каким образом будет нанесен удар. Подборский, командир подрайона Бялы и Червоны Прондник, неоднократно бывал на лекциях Четырко, где говорилось о способах уничтожения железнодорожных составов. В конце концов мы решили, что люди Подборского смогут использовать железнодорожную будку между Батовице и Сломниками, в которой хранятся различные инструменты и, конечно, ключи для отвинчивания рельсов. Достаточно где-нибудь на повороте отвинтить один конец рельса — и успех обеспечен.

Мы уточнили еще некоторые операции, и я отправился в Кшешовице.

Шепана Грондаля (кличка Пепик. Секретарь районной организации ППР в Кшешовице. Убит гестапо в 1943 году) наши планы не удивили. Но здесь положение было труднее, чем где-либо. Многие товарищи жили далеко друг от друга. Собрать людей для выполнения задания за такое короткое время (до начала операции оставались считанные дни) не представлялось возможным. Поэтому было решено, что в Кшешовице мы подготовим операцию несколько позднее. Решили также начать активную борьбу с оккупантами по всему району.

Время не ждало. Работы оставалось еще много. Я отправился дальше. До местечка Рыбна (фактически это была большая деревня) я добрался пешком. Там встретился с Янеком Касперкевичем, который выполнял функции командира Гвардии Людовой в Рыбной и окрестных хуторах. Янек был сыном крестьянина, но теперь жил у отчима, так как рано потерял родителей. Петр Фелюсь воспитывал Янека с малых лет. Жили они в согласии. Взгляды их, несмотря на разницу в возрасте, совпадали. Старик гордился своим Янеком. Сейчас он вертелся возле нас. Наконец из-под своих больших усов буркнул:

— Вижу, что советуетесь о чем-то важном. Пора начинать. Ненависть охватывает людей. Эти собаки вешают наших… Но ведь если собаку ударить как следует по спине палкой, она заскулит и подожмет хвост. Так-то.

— А мы, дед, и ударим, — отозвался Янек.

Я знал, что в Рыбной много отважных бойцов Гвардии Людовой, и поэтому трудностей с их мобилизацией для выполнения задания не должно быть. Касперкевич загорелся этой операцией.

— Все будет в порядке, — сказал он. — Самое главное — мы получили задание. А специалиста по рельсам мы постараемся найти.

— В каком месте устроите взрыв? — спросил я.

— На участке Краков, Катовице, где-нибудь между Мыдлинками, Зебежувом и Рудавой.

— Итак, вторая половина февраля, — напомнил я.

Я попрощался с Касперкевичем и через заснеженные поля пошел в сторону Чернихува.

Резкий холодный ветер пронизывал до костей. Я ускорил шаг.

«Сумеют ли бойцы Гвардии Людовой, которые впервые примут участие в такого рода операции, выполнить задание? Самое главное — группы должны действовать почти одновременно, чтобы поезда пошли под откос в одну и ту же ночь», — думал я.

Впереди показался холм, на котором раскинулись скрытые среди деревьев дома Чернихува. Я пошел быстрее и через полчаса был на месте. Разыскав нужный дом, зашел к Сташеку Очкосю (Скала). Это был очень спокойный и выдержанный человек. С ближайшими товарищами его Леоном Седлаком и Станиславом Стахаком я познакомился во время пребывания здесь Людвиньской. Очкось обрадовался моему приходу и сразу же пошел за Седлаком. Леон Седлак был начальником Чернихувской электростанции, активным членом ППР и Гвардии Людовой. В свое время он освоил профессии слесаря и механика, поэтому нередко брался за починку оружия.

Сташек Очкось хорошо знал не только окрестности Чернихува, но и район, расположенный на правом берегу Вислы, через который проходила железнодорожная линия Краков — Скавина — Освенцим и дальше на юго-запад Краков — Кальварья — Хабувка — Новы Тарг — Закопане. Линия на Освенцим имела для гитлеровцев особое значение — она вела к лагерю смерти, который оккупанты всячески скрывали. Но нельзя было скрыть дым, поднимавшийся от печей крематориев, смерти тысяч мужчин, женщин и детей разных национальностей, колючей проволоки под электрическим током. Короткие записки, проникавшие наружу, рассказывали о страшной правде этого лагеря, правде, которая заставляла стынуть кровь в жилах.

Проект пуска железнодорожного состава под откос путем откручивания соединителя рельсов отпал. Манипуляция с рельсами продолжалась бы слишком долго, что было опасно, поскольку эта железнодорожная линия охранялась гитлеровцами особенно тщательно. Невольно вспомнилась операция под Скавиной; о которой Очкось и Седлак знали. Я предложил им использовать клин.

— Клин должен быть длиной в полметра. Закрепляют его в точке самого крутого поворота рельсов, — объяснил я.

Товарищи согласились со мной.

— Клин беру на себя, — сказал Седлак. — А Сташек выполнит остальную часть задания, и тогда все будет и порядке…

Мне оставалось побывать в Кальварьи. Теперь уже каждая минута была дорога.

Чернихув я покинул на следующий день утром. Очкось проводил меня к Висле. На прощанье сказал:

— Операция должна удаться. Не все вагоны пойдут на восток.

Я пересек полотно железной дороги и двинулся в сторону уже отчетливо вырисовывавшихся Кальварийских гор. Через два часа я уже шагал по уличкам города, где жил Юлиан Годуля (Юлька), командир местного отряда Гвардии Людовой.

— Видно, что вы порядком устали, — сказал он. — Очевидно, какое-то важное дело?

— Да, важное и очень срочное. Боюсь, что у вас остается слишком мало времени, — ответил я и объяснил цель своего прихода.

Годуля согласился, что дело действительно не терпит проволочки. Нужно было тотчас же договориться с секретарем комитета ППР в Кальварьи Францишеком Рачиньским. И мы сразу же пошли к нему. Обговорили все еще раз. Годуля и Рачиньский решили тотчас же начать действовать. Годуля пошел к своим бойцам, а секретарь комитета ППР отправился на станцию Кальварья-Ланцкорона и Кальварья-Зебжидовска, чтобы изучить обстановку на месте и решить, что можно сделать в этом районе. До начала операции оставалось двадцать четыре часа.

Первым возвратился Годуля.

— Все в порядке, — сказал он. В операции может участвовать более сорока человек.

Это говорило о том, что местное командование Гвардии Людовой проделало большую организационную работу. В ожидании секретаря комитета ППР мы разговорились о наших заданиях. Годуля предложил перейти к более активным и решительным действиям против гитлеровцев.

— Мы могли бы напасть на какой-нибудь пост полиции и захватить оружие. Ведь оно нам очень пригодится, — говорил он.

Наконец возвратился Рачиньский.

— Обошел весь вокзал в Кальварьи, — начал он свой рассказ. — Наблюдал за проходящими поездами. Все больше товарные составы с крытыми вагонами. Но нет данных о том, в какое время они проходят.

— А что в Кальварьи-Зебжидовской? — спросил Га-дуля.

— Там кое-что есть. На запасных путях стоят десятка полтора крытых вагонов. Их охраняют двое железнодорожных полицейских. Что в них — не знаю. Как нарочно, не встретил ни одного знакомого железнодорожника. Думаю пойти туда еще раз после смены.

— Черт возьми, время летит, а мы еще ничего не знаем, — нервничал Годуля.

Вскоре Рачиньский снова пошел на станцию. На этот раз он пробыл там недолго.

Удалось узнать, что из Бельска подойдет остальная часть вагонов. Их прицепят к уже стоящим на станции. Скомплектованный состав должен пойти на Восток. В тех вагонах, что стоят, боеприпасы и продовольствие.

Это было 24 февраля, накануне операции. Я вновь и вновь, в который уже раз, продумывал план действий, учитывая опыт отдельных ударных групп. Операция была рассчитана не только на военный успех, но и на психологический эффект. Одновременный удар в нескольких местах…

Больше всего я опасался за Рыбную. Местечко это находилось на большом удалении от железнодорожной линии Краков — Катовице. К тому же мне не давала покоя запальчивость Касперкевича. Он мог броситься на врага с голыми руками. Поэтому я решил заглянуть туда еще раз и проверить все на месте.

Краковский железнодорожный узел в огне

Настал день операции. Утром я покинул Кальварью и поторопился в Рыбную.

Янек был еще дома. Он вместе с Метеком Коником из Чулува обсуждал способы выполнения задания. Я предпочел не ущемлять их самолюбия и поэтому не сказал, с какой целью возвратился.

У ребят было два варианта. Первый заключался в откручивании рельсов. Но они больше склонялись ко второму. Изучая местность, они заметили возле Забежува куски рельсов различной длины. Это навело их на мысль положить эти куски между стрелками.

— Идея с рельсами — неплохая, — заметил я. — Однако имеет смысл взять с собой инструменты для откручивания гаек. Всякое ведь может случиться…

Ребята согласились со мной. Решили взять с собой все необходимые инструменты и в случае, если куски рельсов положить не удастся, отойти на несколько километров и открутить рельсы на железнодорожном полотне.

На землю опустилась холодная темная ночь. Ребята отправились в путь. Они шли, увязая в грязи. Вскоре скрылись из виду. Кроме Петра, никто не знал, куда отправился Янек. Мы с ним закручивали махорку и курили цигарку за цигаркой. Старик стал с волнением рассказывать о своем прошлом. Однако мысли его то и дело возвращались к ушедшим ребятам — он каждую минуту задерживал дыхание и к чему-то прислушивался. Время шло медленно. Когда прошло несколько часов, Петр не выдержал и начал гадать вслух:

— Как там наши ребята? Где они теперь могут быть?..

Мы так и не смогли сомкнуть глаз. Мыслями я был с ребятами. Через окно уже пробивался утренний рассвет. Было шесть часов утра, когда мы услышали условный стук в дверь. Петр бросился открывать.

На пороге стояли Янек и Метек. Глаза старика засветились радостью.

— Почему, дьяволы, так долго пропадали? — заворчал он в свои длинные усы.

— А куда спешить?

Старика возмутил такой ответ.

— Мы с товарищем Михалом волновались. Никак не могли дождаться. Ноги, что ли, завязли у вас в грязи?

Ребята протопали за ночь по пересеченной местности туда и обратно в общей сложности более тридцати километров.

— Эшелон мы решили пустить под откос на линии возле Забежува, — начал Янек. — Взяли со склада несколько коротких рельсов и пошли к стрелкам. Ночь была такая темная, что мы с трудом видели, что делается вокруг. Я выставил боевое охранение, и мы приступили к работе. Куски рельсов хорошо подходили, и мы разложили их так, что поезд должен был обязательно наскочить на них. На путях царила мертвая тишина. Мы старались все делать бесшумно. Когда работа была закончена, я приказал всем отойти на некоторое расстояние в поле и там укрыться в кустах. Ждать пришлось недолго. Состав вырос словно из-под земли. В ту же минуту раздался сильный грохот. Я видел, как повалился паровоз, а вагоны один за другим стали слетать с рельсов.

— Мне показалось, что паровоз загорелся, — вмешался Метек.

— Не прошло и пятнадцати минут, как со стороны Кшешовице подлетел другой состав, — продолжал молодой командир. — Этого мы не предвидели. Столкновение было неизбежным. Второй поезд врезался в разбитые вагоны первого. Началась стрельба. Гитлеровцы палили вслепую. Точно определить, какой ущерб нанесли мы оккупантам, было трудно. Я приказал отходить.

На путях около Забежува, как мы узнали к вечеру следующего дня, лежали два воинских эшелона, разбитые группой Янека. А на линии Краков — Освенцим, возле Вельких Друг, сошел с рельсов поезд. На путях затор. Движение поездов прекратилось. На железнодорожных путях толпились лишь группы гитлеровцев и специальные спасательные команды. Сведений о результатах операции в других местах мы еще не получили.

Сидя у старого Петра, мы с Касперкевичем обсуждали положение. Решали, что делать дальше. Думали, будут ли гитлеровцы применять в наших местах репрессии. Прошел день, второй, а немцы только убирали разбитые вагоны и ремонтировали пути.

Через несколько дней мы получили более полные сведения. По всему краковскому железнодорожному узлу группы Гвардии Людовой уничтожили семь гитлеровских эшелонов. Задание Антония Грабовского было выполнено.

Командующий округом назначил встречу руководителей и актива района Подгале. Из-за этого Людвиньская даже отложила свой отъезд в другой район. Совещание было назначено на 9 марта 1943 года. Состоялось оно в Кальварьи. У товарища Рачиньского. На совещание прибыли командиры Гвардии Людовой и секретари отдельных организаций ППР: из Бохни — Шмайда и Концкий, из Кшешовице — Пепик, из Чернихува — Очкось, из Кальварьи — Рачиньский и Годуля, из Рыбной — Касперкевич. Руководил работой совещания Грабовский. В своем выступлении он сказал, что последнее боевое задание выполнено отлично.

Отчеты, сделанные командирами отрядов Гвардии Людовой и секретарями комитетов ППР, дали представление о ходе операции в других местах.

Проведению операции в Бохне благоприятствовал густой туман. Бойцы Гвардии Людовой нанесли оккупантам большой ущерб. Руководил операцией Концкий. Гвардейцам удалось прибегнуть к помощи железнодорожника, дежурившего в будке стрелочника возле станции Бохня. Они не отвинчивали рельсов. Не применяли клина. Просто воспользовались семафором. Установили его на «стоп» и стали ждать результатов. Около двенадцати часов ночи товарный поезд, шедший из Пшемысля, на сигнал «стоп» остановился возле маленькой станции Жезава. Его почти не было видно. Через какое-то время поезд, шедший из Кракова в Перемышль, на полном ходу врезался в стоявший в тумане товарный поезд. Паровозы сцепились, как грызущие друг друга собаки. Раздался жуткий грохот. Вагоны поезда, шедшего в направлении Перемышля, стали разламываться и разлетаться и разные стороны. Тем временем показался идущий с большой скоростью третий поезд — из Кракова. Он на полном ходу наскочил на разбитые вагоны. Разбив еще целые вагоны второго поезда, он ударился о стоявшую в конце состава цистерну с бензином. Сила удара была настолько большой, что цистерна лопнула и в тот же момент взорвалась. Огонь охватил товарные вагоны и пульманы третьего состава со знаками… «Красного Креста». Через несколько мгновении вагоны «Красного Креста» начали взрываться. Значит, в них находились не раненые, а боеприпасы. От сильного жара погнулись рельсы.

Клин, сделанный Седлаком, не подвел. Очкось, который пустил под откос поезд с помощью этого клина на линии Краков — Вадовице, около Вельких Друг, действовал вместе с Владиславом Чижом.

Смелый налет совершила довольно крупная группа бойцов Годули и Рачиньского в Кальварьи-Зебжидовской. Командир отряда Гвардии Людовой и секретарь комитета ППР подготовили своих людей к нападению на состав, стоявший на самой станции. Годуля и Рачиньский подошли к двум стоявшим на страже железнодорожным полицейским и разоружили их. Бойцы Гвардии Людовой завладели станцией. Захватили два автомата и боеприпасы. Стали разбивать вагоны с обмундированием, продовольствием и боеприпасами. Несколько вагонов подожгли. Налет был совершен очень быстро. Сорок бойцов Гвардии Людовой, принимавших участие в операции, отошли без потерь.

Подборский и Гловацкий из Кракова прибыть на совещание не смогли, но через Валю прислали сообщение: возле Батовице, как мы и планировали, пущен под откос паровоз и несколько вагонов.

У всех присутствовавших на совещании было радостное настроение. Мои опасения, что кто-то из бойцов Гвардии Людовой может проявить неосторожность, к счастью, не оправдались. Больше всех, казалось, была довольна Людвиньская. Радуясь, что гитлеровцы задали такого трепака, она расцеловала гвардейцев, особенно тех, из Бохни.

Мы обсудили всю операцию в деталях. Обратили внимание на положительные стороны, а также на то, чего следовало избежать в будущем.

В конце совещания слово взял Грабовский:

— Товарищи! Все мы радуемся нашим успехам. Отряды Гвардии Людовой, стоящие рядом с партией, наносят ощутимые потери врагу во всех уголках нашей страны. Настало время создать регулярный партизанский отряд, отряд Гвардии Людовой, отряд краковской земли…

Все поддержали это предложение. Решили, что отряд должен начать действовать уже в конце апреля. Мне было поручено сформировать этот отряд.