Шли бои

Для фронта

Гибель ребят я воспринял так, словно потерял собственных сыновей. И все же, как ни больно было, следовало подумать и о том, как обезопасить работу радиостанции. Тогда я еще не знал, что ребята уничтожили все свои документы, и поэтому боялся, что их удостоверения могут привести немцев в Рыбную.

— Нужно предупредить Ольгу и товарищей, — предложила Валя. — Лучше всего если я сама сбегаю в Рыбную. Медлить нельзя…

С момента трагической гибели ребят прошло немного времени. Надо было действовать быстро. Валя сразу же собралась в дорогу. Пошла пешком: дорогой ей не попалось ни одной машины.

От Кракова она двинулась в направлении на Лишки. Машинально отсчитывала, сколько осталось позади телеграфных столбов. С быстрого шага иногда переходила на бег. Так прошла она больше двадцати километров.

До хутора Морги она добралась смертельно уставшей. Старый Фелюсь и Ольга с нетерпением ждали известий. По лицу Вали поняли, что случилось самое худшее. Девушки моментально свернули радиостанцию и перешли в другое место. Ольга и Ханка долго еще вспоминали ребят, говорили об их отваге.

Я встретился с Ксенжарчиком и Павликом, чтобы обсудить дальнейшие планы. Рассказал им, как прошла операция. Ребята, Ханка и Валя были застигнуты врасплох: Юзек появился раньше времени. Это и явилось причиной печального исхода операции. Янеку и Франеку, после того как Юзек узнал Ханку, оставалось одно — стрелять. Предатель не должен был уйти. Иначе это привело бы к катастрофическим последствиям.

Мы решили, что Ольгу с ее радиостанцией будут охранять Игнаций Тарговский из хутора и гвардейцы Метек и Казек из Чулува. Они получили инструкцию, как им надлежит действовать и как поддерживать связь с нами. Мы старались предусмотреть все возможные неожиданности. В такой обстановке существенной оказалась бы помощь штаба маршала Конева. Об этом должна была позаботиться Ольга.

Оставалось одно — найти несколько квартир для размещения радиостанции. На одном месте нельзя было выходить в эфир больше двух-трех недель. Затем приходилось переносить радиостанцию в другое место, удаленное от предыдущего самое меньшее на двадцать — тридцать километров. Гитлеровцы, видимо, уже засекли радиостанцию. Значит, места нужно было менять чаще.

Я отправился подбирать для Ольги квартиры. Все это время мы внимательно следили за передвижением немцев. Если они шли за нами по следу, по полям Рыбной, мы отходили в окрестности Кшешовице. А когда они настигали нас и здесь, мы скрывались в Кальварийских горах. Так мы водили гитлеровцев по всей округе.

Фронт требовал новых данных, торопил с передачей подробных сведений. Штаб предлагал помощь, приказывал продолжать ведение разведки, рекомендовал соблюдать осторожность. Линия фронта проходила пока в сотнях километров отсюда, а у меня было такое чувство, будто я сам непосредственно участвовал в наступлении.

Для сбора материалов я привлек многих опытных товарищей в Кракове и его окрестностях. Теперь на всем Краковском железнодорожном узле велось постоянное наблюдение. Мы собирали данные о дислокации немецких частей в самом городе, их обозначениях и названиях, о расположении военных складов, гитлеровских штабов. Особое внимание обращали на полевую почту войсковых частей, которую слали с Запада на Восток. Номера полевых почт, непонятные для нас, являлись для советского штаба ценной информацией.

За это важное дело взялись целые группы товарищей, организованные так, что каждая действовала самостоятельно. Весь район покрылся сетью нашей разведки. В Кракове действовали Солтыковы, Шафарские, Сливовы, мои старые соратники Шимоняк и Наврот. Приступили к выполнению задания Сендоровы, которые не побоялись помогать нам и дальше, и Выжговы. В Кальварье за транспортом следил Францишек Сусек, в Леньчах — Юзеф Добош. Десятки товарищей помогали нам в этом трудном деле. Каждый имел определенное задание. В Величке Бохенек и его жена не спускали глаз с немецких баз и железной дороги. Валя занялась гитлеровскими штабами в Кракове.

Товарищи придумывали самые различные способы, часто рискованные, чтобы добыть нужные сведения. Наши разведчики почти ничего не знали о действиях других товарищей. Все данные отбирала Валя. Я анализировал их и уточнял. Донесения писал по-русски. Валя передавала их Ольге.

Товарищи из Рыбной старались обеспечить Ольге безопасные условия для работы. Мы стремились к тому, чтобы все данные были точными. Сведения, на первый взгляд совсем не важные, незначительные, могли иметь неоценимое значение.

В отеле «Рояль» располагался штаб немецких войск. Здание находилось в краковском районе Страдом. Каждый день здесь убирала комнаты Клара Солтыкова. Мы поговорили с ней.

— Сделаю все, что смогу, — сказала она.

Каждого выходящего из отеля немцы тщательно обыскивали. Солтыкову тоже. Однако она пользовалась известным доверием.

Нередко Солтыкова «убирала» целый ворох материалов. Ее «добычей» иногда оказывались конверты с сургучными печатями и даже письма, но чаще всего оттиски штемпелей с обозначенными на них номерами полевых почт. Как уборщица Солтыкова имела известную свободу передвижения. Часто к ней приходил ее сынишка Метек, который один раз уже здорово помог нам — предупредил Валю и Шумеца, что немцы заняли мост.

— Метек, я тебе дам один конверт. Ты спрячь его и помалкивай.

— Хорошо, мама.

Метек часто прибегал к матери перед ее уходом с работы. Немцы знали его и пускали в здание. Клара каждый раз передавала бумаги сыну.

— Иди и не задерживайся, — говорила она ему.

Маленького, невзрачного на вид Метека немцы не обыскивали. И в результате Ольга собрала ценную информацию о немецких частях.

Прошел июль. И тут я получил известие, что Ханка попала в руки немцев во время облавы…

В начале августа 1944 года в Мехуве состоялась конференция под председательством пятого по счету секретаря округа Влодзимежа Завадзского (Ясны). На ней речь шла о планах предстоящей борьбы.

Примерно в это же время я еще раз встретился с полковником Ксенжарчиком. Вместе с ним мы направились в Модльничку Малую. Здесь, у Выжгов, находились Валя и Ольга. Отсюда мы намеревались перебросить радиостанцию дальше, в леса около Санки. Новая квартира для Ольги была приготовлена в деревне Бачин у Жевуского. Передохнув, мы двинулись дальше. Ольга и Валя шли впереди. Я же, нагруженный радиодеталями, которые помог мне взвалить на спину полковник, — за ними. С Ксенжарчиком мы расстались в поле около Мыдльников.

В конце августа мы получили давно ожидаемое сообщение из штаба Конева. Обо всем этом периоде Ольга так написала в своих воспоминаниях:

Город, приговоренный к уничтожению

Именно в это самое время мы вместе с группой товарищей из Кракова узнали такое, от чего кровь застыла в жилах. Мы добыли неопровержимые доказательства преступных намерений оккупантов, которые уготовили нашему городу гибель, решили превратить его в руины. Если бы гитлеровцам удалось осуществить свои планы, погибли бы тысячи людей.

Мы начали собирать данные о планах минирования и взрыва промышленных, культурных и других объектов Кракова. Вскоре у нас не осталось сомнений относительно планов гитлеровцев.

На перекрестках улиц, на центральных площадях и в других местах города стали появляться бетонные бункеры. Краков превращался в крепость оккупантов. Работы велись днем и ночью. Под основания и в подвалы архитектурных памятников старины, коммунальных и промышленных объектов гитлеровцы закладывали динамит. Нередко вес взрывчатки превышал тонну и даже несколько тонн. Нетрудно было представить возможные последствия.

Большое количество динамита было заложено под городскую электростанцию и газовый завод, под банки на улице Баштовой и на улице Яна. На главном рынке гитлеровцы заминировали Дом под Баранами, Сукеннице, Вавель и целый ряд других ценнейших строений и объектов. Надо было что-то делать.

И вот настал долгожданный день, о котором в своих воспоминаниях писала Ольга: с парашютами выбросились капитан Евгений Степанович Березняк (Михайлов) и лейтенант Алексей Шаповалов из штаба фронта Конева, а с ними и другие специалисты.

Хуже всего пришлось Шаповалову. Из-за какой-то радиолокационной помехи он покинул самолет значительно раньше остальных и, вместо того чтобы опуститься в районе Кракова, приземлился в Силезии. Свои действия и путь до Рыбной, куда он шел на встречу с остальными членами группы и Ольгой, Алексей описал в воспоминаниях, которые предоставил мне. Воспоминания эти, написанные по-военному кратко, показывают, в какой обстановке нам пришлось бороться. Благодаря им новое освещение получают некоторые события.

Отдельные места воспоминаний Шаповалова, по сути дела, являются повторением того, о чем пишу в своих воспоминаниях я. И все же я считаю необходимым привести их здесь, поскольку они по-иному освещают те или иные факты.

О том, как он нашел нас, и о некоторых более ранних событиях Шаповалов писал:

Вскоре я встретился с лейтенантом Шаповаловым и капитаном Березняком.

Опасная разведка

Итак, теперь мы могли рассчитывать не только на собственные силы. Мы проникли в логово врага, чтобы вырвать у него важные военные тайны.

Я ждал Шаповалова и его командира — Березняка (Михайлов). Оба пришли прямо к нам на квартиру. Они знали о моем местопребывании из радиодонесений Ольги. Им даже были известны характерные черты моего лица.

— Таким я и представлял вас себе, — признался лейтенант Алексей Шаповалов, широко улыбнувшись и крепко пожав мою руку.

У него были правильные черты лица и большие карие глаза. Голос выдавал умение убеждать.

Мы сидели в комнатке Выжгов в Модльничке и в серых сумерках вечера вели разговор о работе.

— Мы должны сделать все, чтобы помочь фронту и спасти Краков: таков приказ штаба, — говорил лейтенант. — Наблюдение необходимо продолжать.

— Люди у нас есть. И некоторый опыт накопили.

— Знаю. Знаю также, что вы уже многое сделали. Теперь поговорим о деталях…

Так мы начали постигать тайны разведки. Алексей основной упор делал на сбор сведений о частях и штабах оккупантов в городе и его окрестностях, установление номеров частей, их обозначений. Мы уже делали это, и не безуспешно. Большое значение в военной стратегии имели точные сведения о движении эшелонов — военной техники со знаками частей. Алексей учил товарищей, как добывать эти сведения. Как ведут себя и что намереваются делать гитлеровцы в городе, какие планируют строить оборонительные рубежи — все это находилось в центре нашего внимания.

— Немецкие части и их обозначения, количество и виды военных транспортов, немецкие оперативные планы — вот о чем нам нужно собирать данные, — часто повторял Алексей.

Как-то он собрался с Валей на «прогулку». Осмотрел отдельные объекты. Прошел мимо штаба, в котором «хозяйничала» Клара Солтыкова. Издали рассматривал Вавель — резиденцию Франка, наблюдал за строительством бункеров.

Важнейшие строительные работы военного характера производила немецкая организация «Тодт». На некоторых работах были заняты и наши люди. От них мы получали очень важную информацию. Собирал ее Гловацкий — рабочий, член ППР с 1942 года, с помощью своих рабочих-ассенизаторов. Помогал нам и Шафарский, который работал в это время на Вавеле столяром. Он и его рабочие имели относительную свободу передвижения. Шафарский и его жена, проживая в Лагевниках, невдалеке от железной дороги и станции Бонарка, кроме всего прочего собирали данные о военных транспортах гитлеровцев. Продолжала свою разведывательную деятельность и отважная Клара со своим сыном Метеком.

Юзеф Прысак и Ирена Сливова с неослабевающим вниманием следили за железной дорогой на участке Катовице — Краков, где больше всего проходило эшелонов на фронт и обратно.

Люди действовали самоотверженно, как настоящие разведчики. Мы понимали, что борьба с оккупантами входит в решающую фазу, что час расплаты с ними близок.

Передвигаться по улицам города становилось все опаснее. В разведке большее участие стали принимать женщины. Чтобы усыпить бдительность немецких солдат и избежать облавы, они не раз брали с собой детей.

На улице Реторыка находился штаб немецкой южной группы армий «А». Этот объект с расположенной в нем гитлеровской частью нужно было изучить. Задача перед нами стояла трудная. Как разобрать надписи и знаки различных форм и цветов, видневшиеся на прикрепленной к стене вывеске, если здание охраняется?

— Надо подумать, — забеспокоился Шаповалов. — Дело неотложное. Штаб ждет донесений. Туда должен пойти опытный человек.

Здание охраняли часовые. Вокруг него могли находиться и агенты в штатском. Солдаты стояли около вывески со знаками и названием части.

В один из солнечных дней, когда пожелтевшие листья уже облетали с деревьев, немецкие солдаты, стоявшие на посту перед зданием интересовавшей нас части, увидели буквально в нескольких шагах от себя женщину с маленьким мальчиком. Ее поведение не вызывало у них подозрений. «Пришла развлечь малыша», — решили они.

Бульвар купался в лучах солнца. Деревья отбрасывали тень, усеянную светлыми пятнышками. Но женщина с ребенком оставалась равнодушной к этой осенней красоте краковской природы. Она бегала за мальчиком, собирала и показывала ему листья, останавливалась, поправляла ему шапочку. Давно не стриженные волосы трехлетнего мальчугана спадали на лоб.

Внимательный наблюдатель заметил бы в игре женщины с ребенком нечто необычное. Женщина часто, даже слишком часто поправляла шапочку на голове ребенка, причем каждый раз эта процедура длилась на несколько минут дольше предыдущей. Он заметил бы, что женщина часто проходила мимо входа в штаб, охраняемого часовыми. Он мог бы даже удивиться, что она отваживается так близко подходить к солдатам. Он, конечно, обратил бы внимание на то, что, когда женщина бежала или шла за мальчиком и проходила мимо часовых, она бросала короткие внимательные взгляды на вывеску с немецкими надписями и разноцветными знаками. И все начиналось сначала: поправление шапочки, прохождение мимо часовых, короткий взгляд на вывеску.

Игра с ребенком продолжалась. Один из солдат стал внимательно приглядываться к женщине. Нахмурился. Мальчик, словно почувствовав недовольство часового, вдруг громко заплакал.

— Не плачь, успокойся, мы уже идем домой, — успокаивала малыша женщина.

Она в последний раз поправила ему шапочку, взяла его за руку, и они пошли. Солдат сделал шаг, словно хотел задержать женщину, но тут же отказался от своего намерения и остановился.

— …Под конец я ущипнула малыша, чтобы он разревелся, потому что все, что нужно, я уже сделала, а часовой мне все меньше нравился. Мне казалось, что вот-вот он крикнет «Хальт!», — рассказывала потом Валя.

Разведка удалась. Валя все записала на клочке бумаги, который вместе с огрызком карандаша лежал под шапочкой малыша. В тот же день зашифрованное донесение было отправлено в штаб маршала Конева.

Вскоре была получена радиограмма, в которой Вале выражалась благодарность.

Как-то на рассвете голодные и вымотанные пришли мы к Выжгам. Ольга и Шаповалов молчали. Мы с Валей тоже не пытались начинать разговор. Старый Выжга сразу догадался, почему у нас такое кислое выражение на лицах. Он что-то шепнул жене на ухо, потом многозначительно подмигнул мне.

— Не горюйте, что-нибудь придумаем.

— Что вы задумали?

— Старуха затопила, вода уже закипает, и мы бросим в нее… угадайте что?

— Клецки?

— Скажешь тоже, — старик выпятил нижнюю губу. — Настоящую ногу поросенка! — торжественно заявил он. — Правда, он не очень большой, весит несколько десяткой килограммов, но зато жирный. Чего его прятать? Чем его съедят фрицы, лучше съедим сами. Надо спешить, а то придут люди рыть окопы, гитлеровцы приедут…

— Тогда надо тащить его в ригу. Я помогу.

— Вы уж как следует все сделайте, — попросила Выжгова.

— Все будет в порядке, — заверил ее Выжга. — Товарищ мне поможет.

Я оглушил поросенка топором. Он даже не взвизгнул.

— И вправду хорош, — похвалил Выжга.

Он нетерпеливо смотрел на воду, ждал, когда она закипит. Рассвет уже пробивался сквозь щели.

Начали собираться люди на рытье окопов, а это означало, что и гитлеровские солдаты находились где-нибудь поблизости. Наконец из котла пошел пар. Мы с Выжгой схватили поросенка, чтобы обдать его паром, но он вдруг вырвался и через неприкрытые двери риги бросился в поле. У старого Выжги словно крылья выросли. Он кинулся за недобитым поросенком и схватил его за задние ноги. Послышался громкий визг.

— Ах ты, чертяка, хочешь немцев накликать? — выругался старик и отрезал поросенку голову.

Когда запахло мясом, старик стал шутить:

— Э, товарищ, если бы мы так с оккупантами воевали, им бы тут еще долго сидеть. Я, конечно, знаю, это у вас лучше получается. А вы заметили, что фашисты не такие уже храбрые и нахальные? Это верный признак, что фронт уже близко.

Так от происшествия с поросенком старик перешел к оценке того, что наблюдал, сделав собственные выводы.