Шут для птичьего двора

Глава 12

На свадебный пир из замковых кладовых была извлечена дорогая посуда, а столы застелили белоснежными льняными скатертями. Ржаные караваи сменились пышными булками из пшеничной муки. Из подвалов извлекли амфоры со старым сайельским вином. Свадебный пир с тремя переменами блюд, где жареного оленя сменили фазаны и кроличье рагу, а потом форель и осетрина, удался на славу. Пироги с мясом, рыбой, морковью дополнили трапезу. На десерт гостей побаловали орехами в меду, воздушными пирожными в виде лебедей, имбирным печеньем и малиновым суфле.

Во главе стола восседали Эрегард и Виарина — в алых, шитых золотом праздничных нарядах, с золотыми обручами на головах.

Вот только музыка подкачала. А Виарина, поддержанная баронессой, наотрез отказалась приглашать на праздник артистов, дающих представление в близлежащем городке, так как именно с их балаганом и вернулся в отчий дом Иннегард.

Гости пили за здравие, кричали пожелания, пели здравицы и дарили подарки. Гилэстэл преподнес невесте богатое жемчужное ожерелье. При взгляде на него у баронессы Киары едва заметно задергался левый глаз.

Возле Астида то и дело появлялась недавняя пассия, заботливо подливающая вина в его кубок. Но полукровка, решив, что тёплая постель слишком дорогая плата за храп и разочарование, предпочёл теперь спать один.

Иннегард пил много, но вид имел какой-то пришибленный, время от времени взглядывая на новобрачных тоскливым взором.

Как только за окнами сгустилась темнота, в зале раздались восклицания гостей:

— Ложе! Ложе!

Виарина и Эрегард, смущённо улыбаясь, поднялись со своих мест. На пол со звоном и треском посыпалась посуда, разбиваемая гостями на счастье новобрачных. Некоторые гости выскакивали из-за столов и, смеясь, топтали осколки, кроша их на ещё более мелкие.

— Ложе! Ложе!

Двор щедро освещался множеством огней. Закрытый возок, увитый цветами и лентами от крыши до колес, уже ждал у дверей. Гривы лошадей были заплетены в косички и украшены бубенцами. На козлах с важным видом сидел нарядный кучер. Пройдя по коврам, осыпаемые зерном и цветочными лепестками, Эрегард и Виарина сели в возок. Барон, коснувшись губами щёк сына и невестки, закрыл дверцу. Лошадки, послушные голосу кучера, медленно стронули карету с места, направляясь по устланному коврами двору к распахнутым настежь воротам. Гости хлынули на стены замка, предвкушая зрелище — новость о сюрпризе Гилэстэла уже не была новостью. Туда же поднялись Гилэстэл и Астид. Иннегард взошел на стену вместе со всеми и встал над воротами, готовый исполнить каприз Виарины.

Барон и баронесса остались во дворе, глядя, как карета выезжает за ворота. Фаннегард поднял глаза вверх.

— Иннегард!

Тот взглянул на отца и направил ладонь на столб с правой стороны от ворот. Коротко сверкнуло пламя, зажигая факелы на вершине столба. Вместе с ними вспыхнула горючая смесь, шипя и выбрызгивая вверх весёлые разноцветные искры. От первого столба по пропитанной маслом веревке пламя переползло на следующий, распаляя факелы и оживляя фейерверк. Восторженные крики гостей и аплодисменты разнеслись над замком. Иннегард направил ладонь на левую сторону «дороги новобрачных» и метнул огненный ком.

Всё произошло одновременно: сорвалась вниз тяжёлая воротная решетка; неожиданное дуновение воздуха в безветренном пространстве высоко всколыхнуло ленты на карете, и они ярко полыхнули, попав под выпущенный Иннегардом огонь; один из столбов пошатнулся и рухнул на возок, опрокинув его набок, придавив возницу и подперев дверь. Горящие факелы вывалились из подставок, упали в гущу цветов и лент, и карета с новобрачными вспыхнула.

В ужасе закричали люди, заметались по стенам, побежаливниз. Астид дернулся, было, к лестнице, но князь удержал его за локоть и едва заметно качнул головой. Полукровка заглянул ему в глаза, и понял безмолвный приказ. Он перевел взгляд на Иннегарда. Тот замер на месте, забыв опустить дрожащую руку, и смотрел набушующий под стеной огонь расширившимися от страха глазами.

Шипел и плевался многоцветной радугой в ночное небо праздничный фейерверк. Ошметки горящих цветов разлетались в пространстве огненными мотыльками, опадали на ковры тонкими лепестками пепла. Тонкий, протяжный, вибрирующий женский крик рвал воздух. Трещала, выгибаясь под ударами, заклинившая дверца кареты. Оборвав постромки, вдаль унеслись визжащие лошади с полыхающими гривами и хвостами. У ворот с воплями метались люди, пытаясь сдвинуть застопорившуюся лебедку и поднять тяжелую решетку. Заламывая руки, исходила плачем баронесса, глядя на охваченную пламенем карету, в которой заживо горел её сын.

Наконец, решетку удалось поднять и к карете помчались люди. Барон бежал впереди, но, сунувшись к опаляющему пламени, отступил и заслонился руками. Рядом с ним возник виконт Риоган, трясущийся и надрывающийся от крика.

— Воды!!! Воды!!!

Гилэстэл молча наблюдал за сумятицей. Астид, вцепившись в край парапета похолодевшими пальцами, смотрел на корёжившийся в бурном пламени остов кареты, в которой уже никто не кричал.

Бросив взгляд во двор, полукровка увидел, как скорчилась и осела наземь баронесса. К ней бросились слуги и унесли прочь. Там, где она упала, по ковру расползлось кровавое пятно.

— Ваша светлость… — через силу выдавил Астид, взглянув на бесстрастное лицо князя.

Эту ночь в замке Хонгескъё запомнили надолго. Как и говорил Гилэстэл.

Когда утих огонь, слуги залили водой то, что осталось от возка. Перемазанный сажей, в обгоревшей одежде и с обожжённым лицом, плачущий барон Фаннегард разгребал руками мокрую золу и угли, извлекая из-под них останки сына и виконтессы. Виконт Риоган сидел поодаль на земле, уставившись на пепелище невидящим взглядом, раскачиваясь и подвывая осипшим голосом.

Иннегард так и остался наверху. Он опустился на колени и, прислонившись лбом к холодным камням, просидел там до тех пор, пока стражники не увели его.

Рассвет замок встретил скорбной тишиной. Гости, потрясенные случившимся, попрятались по своим комнатам. Астид глядел из окна, как притихшие слуги расчищают пространство перед воротами, а в ушах всё еще звенел крик Виарины. От заплаканной служанки, принесшей в комнату кувшин с водой, полукровка узнал, что баронесса Киара потеряла ребенка.

Горе горем, но после полудня в большом зале стали появляться гости. Первый шок прошел, и многим захотелось поделиться своими версиями и догадками о случившемся. Проголодавшийся Астид, спустившись в зал, обнаружил там не менее трех десятков гостей, обсуждающих происшествие.

— Какое нелепое стечение обстоятельств! — горестно качала головой эльфка в помятом платье.

— Считаете, это случайность? — окинул её недоверчивым взглядом сидевший рядом эльф с безупречной осанкой.

— Господа! — шёпотом выкрикнул третий. — О чем вы говорите?! Это же чистое, неприкрытое убийство!

Гости так же шёпотом заспорили. Астид прошел к столу, сел на лавку, налил себе вина, придвинул блюдо с кусками холодной оленины. Он просидел в зале довольно долго, внимательно слушая, но не вступая в разговоры. Гилэстэл не появился. Возвращаясь в свои покои, Астид заглянул в комнату князя. Там было пусто.

А Гилэстэл в это время отправился к баронессе. Бледная, осунувшаяся Киара лежала в кровати, опустив худые руки поверх одеяла. На вошедшего князя она даже не взглянула, продолжая безучастно смотреть в стену опухшими красными глазами.

— Я сочувствую вам, баронесса, примите мои соболезнования. Потерять одного сына по вине другого…. Это чудовищно. Несправедливо и горько.

Князь остановился у кровати, с состраданием глядя на баронессу. Её нескорый ответ прозвучал шорохом сухих листьев.

— Иннегард мне не сын.

— Да, я знаю. Но вы заменили ему мать. А он так поступил с вами, с братом. Мне так жаль, так жаль.

Киара перевела на него уставший, потухший взгляд.

— Он мне не сын, — повторила она окрепшим голосом. — Он выродок, чудовище, кровожадное и злобное. Он убил свою настоящую мать, убил вторую жену Фаннегарда. Пусть не намеренно, но это сделал он. Да, князь, не смотрите на меня так. У мужа нет от меня тайн. Иннегард — его проклятие, боль его сердца. Не удивлюсь, если и к смерти моей предшественницы он приложил руку. Я боюсь его, князь. Вы видели, на что он способен.

— Я понимаю вас, баронесса. И поражён вашим мужеством и стойкостью, с которой вы противостоите постигшему вас горю. Тем более, что преступление вашего пасынка не случайно, а вполне намеренно. Ведь все слышали, как он угрожал Эрегарду. И претворил свою угрозу в действие.

В оживающих глазах баронессы Гилэстэл с удовлетворением прочел то, ради чего явился к ней.

— Могу я что-то сделать для вас, баронесса? — присев на край кровати, Гилэстэл осторожно коснулся её холодной руки.

— Да, Ваша светлость. Останьтесь до похорон моего сына.

— Конечно, — наклонил голову князь.

Успокаивающее тепло его руки заставило кровь баронессы бежать быстрее, донеся до её изнурённого, ослабевшего от горя мозга настойчивую, острую, как рыбья кость, мысль.