Поначалу Иннегарда заперли в комнате. Но на закате за ним явилась стража, и старший сын барона по приказу отца был отведен в тюремную камеру. Идущего под конвоем Иннегарда — тихого, растерянного — провожали недоумёнными, осуждающими, опасливыми взглядами.
Полукровка тут же отправился к Гилэстэлу. На этот раз князь оказался у себя.
— Его заперли в подвале, — сообщил Астид.
— Я знаю, — откликнулся князь, сидя в кресле и перелистывая одну из своих книг.
— Что дальше?
— Подождем.
— Чего?
— Пока баронесса допечёт мужа. Думаю, к утру он согласится с её требованием.
— С каким? — покосился на князя Астид.
— Казнить Иннегарда.
Астид изумлённо уставился на князя.
— Вы шутите?! Собственного сына?!
— Именно. Киара жаждет мести. И, я уверен, добьется желаемого.
Полукровка озадаченно потер лоб, усмехнулся.
— Так вот что вы затеяли…
Князь отложил книгу, поднялся.
— Давай-ка навестим арестанта.
Стража беспрепятственно пропустила их к Иннегарду. Открывая замок тюремного подвала, караульный предостерег князя:
— Осторожнее, Ваша светлость. Кто его знает, чего у него на уме.
Тюремные камеры были пусты — мелких нарушителей в честь праздника отпустили. В тесной каморке за массивной решеткой на деревянном топчане сидел Иннегард. Он с надеждой взглянул на приблизившихся к камере Гилэстэла и Астида.
— Вас прислал отец?
— Нет, мы пришли по собственной инициативе, — князь остановился перед решеткой, сложив руки на груди. — Знаешь, Иннегард, честно говоря, я поражён. И не я один. Ты выбрал радикальное средство, чтобы поквитаться с братом и невестой за их предательство.
— Но я этого не делал! — протестующее воскликнул Иннегард. — Это была случайность! Нелепое невезение.
Вскинув глаза, он наткнулся на скептический взгляд князя.
— Конечно, не делал, — излишне поспешно согласился Гилэстэл, всем своим видом, однако, показывая истинное отношение к заявлению Иннегарда. — Конечно, это была случайность, роковое стечение обстоятельств. Я в это верю. Но вот верят ли остальные…
— Я не желал им такой участи, — простонал арестант, роняя голову на ладони. — Унизить — возможно, посмеяться — наверняка. Но не убивать их. Я не хотел такого исхода. Не хотел…
Гилэстэл сочувственно вздохнул.
— Я верю тебе, Иннегард. И поговорю с твоим отцом, постараюсь убедить его смягчить наказание.
— Благодарю, — отняв ладони от лица, Иннегард с признательностью посмотрел на князя.
Утром, как и предвидел князь, Фаннегард Хонгескъё принял решение. Собрав в зале домочадцев и гостей, барон обвёл их угрюмым взглядом запавших глаз. Голос, когда он заговорил, был негромким, но твёрдым.
— Уважаемые гости. Вы прибыли в мой дом на праздник. Но оказались вовлечены в трагические события, произошедшие по вине члена моей семьи. Моё горе от потери сына и его супруги омрачается тем, что в их гибели повинен другой мой сын. Принятое решение далось мне нелегко. Как отец, я безутешен. Как глава дома Хонгескъё и судья на своих землях, я должен быть справедливым. Я выношу смертный приговор Иннегарду Хонгескъё, своему старшему сыну, и приговариваю его к казни через обезглавливание. Казнь состоится завтра утром. Похороны моих сыновей и виконтессы… тоже завтра.
Находящиеся в зале эльфы и люди застыли, поражённые вердиктом барона. Кто-то из женщин сдавленно всхлипнул. Гилэстэл выступил вперед.
— Барон! Я присутствую здесь от имени Его Величества. И его именем я прошу помилования.
— Простите, Ваша светлость, — голос барона чуть дрогнул. — Но это дело касается не государства, а моей семьи. И здесь я останусь верен своему решению. Казнь состоится в назначенный час.
Фаннегард, не глядя по сторонам, покинул зал быстрым шагом. Вздыхая и глядя вслед барону, кто — с сочувствием, кто — осуждающе, ошеломлённые гости медленно разошлись.
Вновь застучали топоры и заскрипели пилы — во дворе торопливо возводился эшафот. В замковом склепе спешно готовили два новых места: одно предназначалось для Виарины и Эрегарда, другое — для осуждённого. Гилэстэл, спустившись в усыпальницу, с интересом понаблюдал за работой камнетёсов, гравирующих надмогильные плиты. Над той, что закроет гробницу влюблённых, трудились трое: выбивали орнамент по периметру, аккуратно обводили витиеватые буквы имён и слово вечной любви, золотили надписи. Другая плита, без прикрас и изысков, уже была готова. На ней незамысловатым шрифтом были высечены два слова — Иннегард Хонгескъё. Гилэстэл усмехнулся, оценив разницу в оформлении.
Некоторые из гостей, не желая быть свидетелями предстоящих событий, покинули замок. Но большая часть осталась. Странно было смотреть на них, расхаживающих с драматическими лицами в цветных праздничных нарядах. Напоминанием о том, что праздник сменился горем, стали лишь траурные повязки и ленты, наспех нарезанные из черного шёлка и розданные гостям.
Навестить Иннегарда не отваживался никто. Ни один из гостей, ни его сводные братья и сёстры. Даже замковая прислуга. Открытые разговоры о первенце барона приобрели оттенок дурного тона, став запретной темой, но о нём тихо шептались в своих комнатах. Прилюдно же много говорили о погибших новобрачных, вспоминая их лучшие качества — скромность Эрегарда, красоту Виарины, где-то уже и приукрашивая.
В разгар этой суматохи возник вопрос о наличии палача. Как оказалось, мастер заплечных дел у Фаннегарда отсутствовал. Мелкие наказания вроде порки розгами исполнял начальник замковой стражи, а он наотрез отказался приводить в исполнение вынесенный бароном приговор. В обсуждении деликатной темы участвовал и Гилэстэл. Глядя на растерянное лицо Фаннегарда, князь предложил:
— Почему бы вам самому не исполнить приговор, барон?
— Мне? — испугался Фаннегард. — Я судья, а не палач.
— Это было бы символично, — с полной серьёзностью во взгляде и голосе продолжил Гилэстэл. — Вы подарили ему жизнь, вы её и забрали. Какаявозвышенность, благородный трагизм.
— С меня хватит того, что я вынес приговор, — огрызнулся Фаннегард. — Я и так по самое горло в…
Вышла заминка, которую разрешил виконт Риоган. Горевший желанием возмездия не меньше баронессы Киары, он отправил в своё поместье гонца с приказом — к утру привезти палача в замок Хонгескъё.
Вечером, оставшись один на один с Гилэстэлом, Астид обеспокоенно заметил:
— Мы рискуем потерять Иннегарда, князь.
— Нет, если будем действовать правильно.
— Всё же, удивляюсь ему, — пожал плечами Астид. — Я бы уже давно сбежал!
Князь усмехнулся.
— Во-первых, он не знает, что его ждёт. А во-вторых, он надеется на отцовскую любовь и прощение. Если ничего не предпримем, Фаннегард может сломаться и отменить приговор. Сделаем так…