Скандально известная

13

Будь это состязание по бегу, она наверняка оказалась бы победительницей. Габби, сердце которой колотилось как бешеное, схватила кочергу, перебралась на другую сторону кровати и вскочила прежде, чем Барнет (она узнала великана) успел ее схватить. Затем подняла над головой тяжеленную кочергу обеими руками и повернулась лицом к вторгшемуся:

– Стойте на месте! Стойте, или я закричу!

Голос Габби срывался. Честно говоря, она не была уверена, что сможет закричать. Во рту так пересохло от страха, что она с трудом шевелила губами.

– Мисс! Мисс, это я, Барнет.

Если слуга лже-Уикхэма и слышал ее угрозу, это его не остановило. Огромный и грозный, он не бросился на нее очертя голову, а обошел кровать и заставил Габби, у которой волосы встали дыбом от страха, попятиться в угол.

– Убирайтесь отсюда, или я ударю вас…

Но было слишком поздно. Барнет оказался рядом, и Габби при всем желании не могла размозжить ему голову, потому что гигант рассеянно поймал железный брус и зажал его в огромном кулаке.

Молодая женщина ахнула.

– Мисс, капитану плохо. Вы должны помочь мне.

Она прижималась спиной к холодной стене и со страхом смотрела на нависшего над ней великана, который без труда завладел ее единственным оружием. Цепляясь за ручку кочерги, отчаявшаяся Габби обвела комнату глазами. Неужели под рукой не окажется ничего подходящего?

– Мисс, пожалуйста. Он не в себе, а я не хочу звать кого-нибудь другого, потому что капитан может наболтать лишнего.

Барнет не находил себе места от беспокойства, переминался с ноги на ногу и то и дело косился на дверь соседней спальни. Поняв причину стремительного вторжения Барнета, Габби тут же успокоилась. Он не угрожал ей, а взывал о помощи.

– Мисс, пойдемте со мной. Пожалуйста. Я не могу оставить его ни на минуту.

– Так вам нужна моя помощь? – на всякий случай решила уточнить Габби.

Спальня освещалась лишь углями, догоравшими в камине. Она видела очертания огромной фигуры. Барнет стоял так близко, что у Габби, задравшей голову, затекла шея. Его рука продолжала безотчетно сжимать кочергу. Поняв, что вырвать ее не удастся, Габби отпустила ручку.

Ответом ей стали слабый стон и несколько приглушенных звуков, донесшихся из покоев графа.

– Да. Он сводит себя в могилу, – с отчаянием в голосе сказал Барнет.

Затем он бросил кочергу на кровать и попятился к двери. Габби заметила, что он без ботинок, и машинально отметила, что лакей может порезать ноги об осколки стекла. Но перед тем как исчезнуть в гардеробной, Барнет оглянулся и повторил:

– Пойдемте, мисс!

На всякий случай подобрав кочергу, Габби сняла со спинки кровати халат, последовала за Барнетом и осторожно переступила через разлетевшиеся по полу осколки. В двери со стороны Уикхэма торчал ключ. Только тут Габби поняла, насколько легко было к ней войти.

Она правильно сделала, что устроила эту простую ловушку.

Увиденное Габби зрелище заставило ее застыть на пороге и широко раскрыть глаза. Спальня была освещена стоявшими на тумбочке свечами и ярким пламенем камина. В комнате было тепло – куда теплее, чем в ее собственной; в воздухе витал острый запах лекарств. Уикхэм, ничем не напоминавший чудовище, дерзко оскорбившее ее утром, навзничь лежал в кровати. Его руки и ноги были привязаны к столбикам кровати обрывками одежды. На нем не было ничего, кроме льняной ночной рубашки, задравшейся выше коленей.

Несмотря на все старания, Габби не могла не заметить, что ноги у него длинные, мускулистые и покрыты темными волосами.

«У вас очень зовущие губы». Эти слова сами собой прозвучали у нее в ушах. Отвратительный человек. Как он смел сказать ей такое? Она должна была ненавидеть его. И ненавидела. Ненавидела! Вот только его слова почему-то не выходили у нее из головы.

– Маркус! Проклятие, Маркус! О боже, слишком поздно… – Уикхэм бредил и метался, стараясь разорвать путы, которые привязывали его к кровати.

– Кто он? – Этот вопрос вырвался у Габби сам собой, пока она с ужасом смотрела на метавшееся тело. Было ясно, что он знал ее брата. Знал брата и знал о его смерти. Она метнула взгляд на Барнета и гневно спросила: – Кто вы такие?

– Капитан, все кончено. Не мучайте себя больше.

Не обращая внимания на ее, слова, Барнет склонился над кроватью и прижал плечи хозяина обеими руками, тщетно пытаясь успокоить его.

– Вы привязали его. – Габби поняла, что в данный момент ответа не получит, и смирилась с этим. На самом деле она вовсе не надеялась, что Барнет просветит ее.

– А что мне было делать? Он не понимает, где находится. И пытается встать, – ответил Барнет. Великан выглядел неважно – небритое, землистое от переутомления лицо украшал синяк под глазом. – Когда этот чертов – прошу прощения, мисс, – врач был здесь в последний раз, он видел, что у капитана горячка, однако только пустил ему кровь и оставил какое-то лекарство. Но от этой дряни никакого толку, а… – Барнет продолжал что-то говорить, но его слова перекрыл крик Уикхэма:

– Ах, Маркус! Я должен был… Нет, нет.. Я приехал сразу, как только смог… – Теперь Уикхэм вырывался изо всех сил. Он бился в путах, дугой выгнув туловище.

– Не надо, капитан! – Барнет всей тяжестью налег на метавшегося хозяина и прижал к матрасу, продолжая разговаривать с ним, как с норовистой лошадью или непослушным ребенком. – Все в порядке. Тихо, тихо…

Затем он с мольбой посмотрел на Габби. Та положила кочергу, надела халат, завязала пояс и подошла к кровати. С первого взгляда ей стало ясно, что Уикхэм плох. Он был скорее серым, чем бледным; на щеках и подбородке пробивалась густая щетина; черные волосы слиплись от пота; полумесяцы пушистых ресниц дрожали; губы двигались, не произнося ни звука.

Неужели она кормила его бульоном только сегодня утром?

– Ему стало намного хуже, – негромко сказала она.

– Да. Боюсь, что это ваших рук дело, мисс, – проворчал Барнет, продолжая бороться с Уикхэмом.

Габби ощутила укол совести. Так ли уж нужно было стрелять в этого человека? Но потом она вспомнила его угрозы, прикосновение пальцев к шее и велела себе опомниться. Да, было нужно.

– Конечно, мне очень жаль, что ваш хозяин в таком состоянии, но вы прекрасно знаете, что он сам виноват.

Голос Габби стал решительнее. Бичевать себя не имело смысла. Тем более что кто-то должен был сохранять голову на плечах.

Барнет бросил на нее укоризненный взгляд.

– Он весь горит, мисс. Эти коновалы сказали, что следует ожидать повышения температуры, но, мне кажется, тут что-то другое.

Габби кивнула.

– Тс-с… Все хорошо, – сказала она человеку, лежавшему на кровати.

Потом Габби убрала с лица Уикхэма пряди длинных черных волос и положила ладонь на его лоб, горячий как печь. Казалось, прикосновение прохладной женской руки проникло сквозь туман, окутавший сознание раненого, потому что он перестал метаться, замигал и открыл глаза. На мгновение Габби погрузилась в глубину его синих глаз.

– Консуэла, – прошептал Уикхэм так тихо, что она затаила дыхание, чтобы его расслышать. – Я пришел бы к тебе, но сейчас не могу. Я слегка… нездоров.

Габби отдернула руку так, словно он ее укусил. Веки Уикхэма снова опустились. Он тяжело вздохнул, уронил голову набок и, казалось, уснул.

– Он сам не знает, что говорит, мисс, – извиняющимся тоном произнес Барнет, у которого покраснели кончики ушей. Потом он осторожно отпустил Уикхэма и сел на край кровати. – Одно слово – бредит.

– Нужно сбить жар. – Габби решила не обращать внимания ни на слова хозяина, ни на извинения слуги. – Наверно, следует послать за врачом.

Барнет покачал головой.

– Нельзя, мисс. То, что он говорит, не предназначено для чужих ушей. Он может выболтать не только собственные тайны – в чем тоже не было бы ничего хорошего, – но и… другие вещи, которые не должны выйти наружу.

Он поднялся и встал рядом с кроватью. Габби скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.

– Какие другие вещи. Кто он, Барнет? Я имею право знать.

Казалось, Барнет заколебался.

– Вы называете его капитаном, – стояла на своем Габби. – Значит, он человек военный. Кроме того, ясно, что он знал моего брата. А теперь вы говорите про какие-то тайны. Мне было бы гораздо легче, если бы я знала правду. Иначе я могу представить себе самое худшее. Например, что вы сбежали из тюрьмы или сумасшедшего дома.

На усталом лице Барнета, словно высеченном из гранита, появилась слабая улыбка.

– Мисс, даю вам слово, все не так плохо. Но это дело капитана, а не мое. Если он захочет, то расскажет вам остальное.

– О боже, как жарко… Проклятое солнце. Как жарко… – Уикхэм снова начал метаться и бредить. – Воды. Пожалуйста, воды…

– Сейчас будет вода, – пообещала Габби. Несмотря на благие намерения, она вновь положила руку на пылающую щеку раненого, пытаясь вывести его из забытья, а потом посмотрела на Барнета. – Без врача нам не обойтись.

Барнет встретил ее взгляд, хотел что-то сказать, но только молча кивнул. Габби помогла слуге влить в рот Уикхэма несколько ложек воды, а потом ушла в себе в спальню. Там она дернула за шнур колокольчика и велела сонной Мэри послать лакея за Ормсби.

Спустя несколько минут она отправила второго лакея за ночевавшим на конюшне Джимом: вполне могло случиться так, что сил Барнета вновь не хватило бы. Затем Габби оделась, хотя едва начинало светать. Вспомнив про оставшиеся траурные платья, привезенные с собой из Йоркшира, она велела зевавшей Мэри принести их. Будет в чем ухаживать за раненым…

Джим появился еще до прихода Ормсби, и Барнет впустил грума в покои графа. Слуги обменялись враждебными взглядами и застыли на месте, как два злобных пса. Однако после резкого приказа Габби подошли к кровати и встали с противоположных сторон.

Габби коротко объяснила Джиму случившееся, но тот продолжал мрачно коситься на угрюмого Барнета. Едва он успел задать Габби несколько тихих тревожных вопросов, как прибыл Ормсби.

– Рана загноилась, – после короткого осмотра заявил врач. – Не стану скрывать, мадам, что положение вашего брата серьезное. И все же я не теряю надежды, – быстро добавил он, увидев выражение лица Габби и услышав сдавленный стон Барнета. – Если будут соблюдаться мои письменные предписания, он поправится. Каждые два часа рану следует обрабатывать с помощью теплых припарок из порошка, который я оставлю. Лекарство давать строго в определенное время, без пропусков. Он должен как можно больше пить, находиться в тепле и покое.

– Я прослежу за этим, – ответила Габби, потому что врач обращался именно к ней.

Ормсби пустил Уикхэму кровь, чтобы, как он выразился, «освободить скверные жидкости, вызывающие жар». Затем под присмотром врача Уикхэму влили в рот первую порцию лекарства, после чего Ормсби обработал рану и сменил повязку. При этом тело раненого обнажилось, и смущенная Габби ушла в угол комнаты, где начала готовить вино, смешанное с водой.

– …сколько крови. О боже, Маркус! Маркус…

Видимо, очистка раны была болезненной, потому что Уикхэм наполовину очнулся, мучительно вскрикнул и стал вырываться из пут. Джим и Барнет помогали врачу. Уикхэм метался и кричал, и Барнета начали одолевать дурные предчувствия. Тревога Габби становилась сильнее с каждой минутой. Больной мог наговорить лишнего.

– Проклятие, эта маленькая ведьма выстрелила в меня! – наконец пробормотал Уикхэм, и молодая женщина виновато вспыхнула. А когда он еще раз упомянул про Маркуса и кровь, Габби утешила себя тем, что врач, незнакомый с их семьей, не поймет значения сказанного.

Однако она ошиблась.

– Прошу прощения, леди Габриэлла, – сказал Ормсби, собирая свои инструменты и готовясь уйти. – Э-э… мне казалось, что его светлость зовут Маркусом.

В жилах Габби похолодела кровь, но она сумела сохранить спокойствие.

– Вы правы, – сказала она, борясь с желанием спросить, какое ему до этого дело.

– Но он, не переставая, бредит о Маркусе, которого не то ранили, не то убили… – Увидев взгляд Габби, он нахмурился и осекся. – Впрочем, это не имеет значения. Мне просто пришло в голову… Не обращайте внимания.

– Лучшего друга моего брата тоже звали Маркусом. К сожалению, несколько месяцев назад этот человек погиб в результате несчастного случая. Мой брат был свидетелем этого.

Было необходимо подавить подозрения врача в зародыше.

– О, тогда все ясно, – с облегчением сказал врач. Габби заставила себя улыбнуться и проводила Ормсби до дверей спальни.

– Мы чуть не попались, – сказал Барнет, когда Ормсби ушел.

По иронии судьбы, теперь, когда в комнате остался лишь узкий круг посвященных, Уикхэм, измученный болезненной процедурой, умолк и, казалось, уснул. Укоризненно глядя на Габби, Барнет продолжил:

– Разве я не предупреждал вас, что капитан может выдать нас? Не знаю, как вы, а с меня за это время сошло семь потов.

– Олух, при чем тут «нас»? – возмущенно сказал Джим, стоявший по другую сторону кровати. – Речь идет только о вас, двух преступниках. Моя бедная хозяйка помогает вам лишь по своей доброте.

– Замолчи, коротышка, а то… – Барнет сжал кулаки.

– Прекратите! – Габби смерила забияк грозным взглядом. – Больше никаких ссор! Нравится вам это или нет, но теперь мы должны быть заодно, если не хотим крупных неприятностей. Барнет, когда вы спали в последний раз?

Чуть смягчившийся Барнет задумчиво нахмурил брови:

– Я немного подремал на стуле. Как раз перед тем, как разбудил вас, мисс.

– Тогда вы окажете мне большую услугу, если ляжете. И вернетесь через восемь часов.

– Мисс, но… – Барнет быстро покосился на мирно спавшего Уикхэма.

– До вашего возвращения с ним буду либо я, либо Джим. По-моему, ясно, что ухаживать за больным можем только мы трое. Вы правы, в бреду он может наговорить лишнего. Поэтому не следует доверять его заботам человека, который не… не знает ситуации.

Джим напрягся и посмотрел на хозяйку, как на сумасшедшую.

Барнет мрачно посмотрел на Джима и ответил:

– Мисс, если вы не станете возражать, то я не уйду. Хотя благодарен вам за заботу о моем здоровье.

– Стану возражать! – бросила Габби. – Будьте добры делать то, что вам велят. Должна сказать, ваше здоровье меня мало волнует. Мне нужно, чтобы ваш хозяин выжил.

Барнет встревожился.

– Мисс, но…

– Вы не сможете ухаживать за ним, если будете падать с ног от усталости. Идите. Вы смело можете оставить его на наше с Джимом попечение.

– Да, мисс, – ответил смирившийся Барнет.

– Ступайте.

Барнет попятился к двери, не сводя глаз с хозяина. Потом он круто повернулся и угрожающе посмотрел на Джима:

– Если в мое отсутствие с ним что-нибудь случится…

– Ступайте! – прервала его Габби. Понимая, что возражать бесполезно, Барнет повиновался и вышел из спальни.

– Так ему и надо! – торжествующе выпалил Джим, когда они остались одни.

– Джим, если ты не хочешь, чтобы у меня началась истерика, перестань враждовать с Барнетом. Разве ты не понимаешь, что мы зависим от него и этого человека, – спросила Габби, кивнув в сторону неподвижного Уикхэма, – так же, как они зависят от нас?