– Ублюдок пытался вас изнасиловать. – Это не было вопросом. Голос Уикхэма звучал хрипло.
Габби почувствовала, что его пальцы сжались в кулаки и стиснули ткань ночной рубашки.
– Он велел мне раздеться, – срывающимся голосом продолжила Габби. – Он не сомневался в том, что я послушаюсь. Когда я отказалась, он схватил меня. Я вырвалась и бросилась к двери, но он ударил меня тростью – той самой, с которой ходит сейчас, – и сбил с ног. А потом бил снова и снова. Я сумела вырваться во второй раз и поднялась с пола. Когда он погнался за мной, я… выпрыгнула в окно. До земли было далеко. Я почувствовала… помню, была чудесная звездная ночь, очень теплая для сентября. На мгновение я почувствовала, что лечу, а потом упала на каменную террасу. Я потеряла сознание и сломала ногу. Потом… когда я очнулась, мне было очень больно и страшно. Слишком страшно, чтобы звать на помощь, но в конце концов я это сделала. Никто не пришел, пока не рассвело. А потом Клер увидела меня из окна детской и бегом спустилась по лестнице.
Поделившись своей тайной, Габби испытала невероятное облегчение.
– Господи, кем же был ваш отец? – сдавленно спросил Уикхэм.
– Чудовищем. Он ненавидел нас, всех и каждую. Потом он обвинял меня, потому что его долг Тренту так и остался неоплаченным. Думаю, он снова предлагал меня герцогу, но я больше не представляла для Трента интереса, потому что осталась… калекой. – Последнее слово она произнесла чуть слышно.
Уикхэм негромко выругался, не побоявшись шокировать Габби, а потом прижал ее к себе и начал укачивать как маленькую, нежно поглаживая по голове и спине. Его губы коснулись сначала лба Габби, потом виска, щеки…
Но прежде чем забыться в его объятиях, она должна была рассказать еще кое-что.
Габби сделала глубокий вдох, решившись идти до конца:
– Он… почему-то теперь, когда мы приехали в Лондон… он снова заинтересовался мной. Вчера вечером… он был в «Альмаке». Он сказал… сказал, что расписка все еще у него. Сказал… что придет получить по счету. Скоро…
Несмотря на все ее усилия, голос снова сорвался.
Обнимавшие ее руки внезапно стали стальными. Теплая упругая грудь, на которой лежала голова Габби, напряглась и окаменела. Дыхание стало более глубоким, как у человека, который пытается сдержать гнев.
Внезапно Габби вспомнила свое первое впечатление от этого человека: он мог быть очень опасным.
– Вчера вечером Трент угрожал вам? – Его голос звучал удивительно бесстрастно.
Габби кивнула и с усилием сглотнула. Она не могла издать ни звука.
– Не переживайте из-за этого. Я убью его, – сказал он так спокойно, словно речь шла о завтрашней прогулке.
У Габби расширились глаза. Наверно, он шутит… Но интуиция подсказывала ей, что это не шутка. Она похолодела от страха, представив себе, что Уикхэм пытается убить Трента, а вместо этого погибает сам.
– Нет! Нет, пожалуйста, не надо! Трент очень могуществен. Он несметно богат и… Кроме того, он связан с мерзкими людьми. Я не хочу, чтобы вы пострадали. Пожалуйста…
Наступила пауза.
– Габриэлла…
Она почувствовала, что объятия Уикхэма стали не такими крепкими, тело слегка расслабилось, а дыхание успокоилось.
– Да?
– Вы знаете, что это самая приятная вещь, которую я от вас слышал?
Несмотря на сумбур в чувствах, Габби сумела расслышать в его голосе шутливую нотку. Он смотрел на нее сверху вниз, и глаза его лукаво поблескивали. Уголок рта едва заметно приподнялся. Она достаточно хорошо знала этого мужчину и понимала, что неожиданный приступ веселья не означает отказа от намерения убить Трента. Было ясно, что он недооценивал угрозу, которую представлял собой герцог.
Пальцы Габби снова легли на его грудь. Внезапно ее руки стали ледяными. В прямом столкновении с Трентом Уикхэм мог иметь преимущество, но открытого столкновения не будет. Этому дьяволу не нужно действовать своими руками; имея такие деньги и такое могущество, ему достаточно просто выразить желание, чтобы Уикхэма не стало, и оно будет выполнено.
– Уй! Вы делаете мне больно, – пожаловался Уикхэм. Он нежно положил руку на ее ладонь и заставил пальцы разжаться.
– Я не должна была вам рассказывать, – с отчаянием пробормотала Габби. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Не вмешивайтесь в это дело, понятно? Он убьет вас. Он может приказать…
– Габриэлла, – прервал Уикхэм, продолжая гладить ее руку, – не бойтесь за меня. Слава богу, я могу позаботиться о себе. Трент не причинит мне вреда. Даже если он сумеет уйти от меня живым, то больше никогда не подойдет к вам. Я позабочусь об этом. Так что можете без боязни поручить это дело мне.
– Вы ничего не понимаете! – в отчаянии возразила Габби. – Трент не будет действовать своими руками. Просто прикажет кому-то убить вас, щедро заплатит ему, и это будет сделано. Пожалуйста, пожалуйста, пообещайте мне, что не станете вмешиваться!
– Вы должны поверить мне, – безмятежно ответил Уикхэм, продолжая поглаживать ее руку. Габби чуть не заплакала:
– Если вы считаете себя непобедимым, то вы настоящий олух. Даже я сумела подстрелить вас! Его улыбка стала шире.
– В свое оправдание могу сказать только одно: я не ожидал, что такая добропорядочная леди способна нанести мне предательский удар.
Нежелание принимать ее слова всерьез выводило Габби из себя.
– Трент не остановится ни перед чем, – упрямо ответила она, с тревогой глядя ему в лицо. – Убить вас ему так же легко, как прихлопнуть муху.
– Габриэлла… – Уикхэм смотрел на нее с интересом. – Если бы я был тщеславен, то решил бы, что вы заботитесь о моей безопасности, потому что неравнодушны ко мне.
Габби, ошеломленная этим замечанием, уставилась на него. Неравнодушна…
Эта мысль прежде не приходила ей в голову, но теперь все стало на свои места. Да, он прав. Она неравнодушна к нему… Неравнодушна? Не то слово. За время их знакомства она мало-помалу привыкла к нему, стала относиться как к близкому другу и даже больше. Хотя Габби знала – нет, была уверена, – что он может исчезнуть так же неожиданно, как появился, но сегодня ночью, лежа в его объятиях, она понимала, что противиться волшебству лунного света невозможно.
«Я люблю его», – подумала она, не сводя с Уикхэма широко открытых глаз.
– Я даже не знаю вашего имени, – прошептала испуганная Габби, не обращая внимания на голос рассудка, возмущенного столь вопиющей глупостью.
– Ник, – ответил он, не отводя взгляда. – Меня зовут Ник.
И, не тратя больше слов, осторожно привлек ее к себе и прильнул к губам Габби.