Скандально известная

32

«Я слегка сегодня перебрал, – недовольно подумал он, ставя свечу на стол и сбрасывая с себя плащ. – Пьян не пьян, но дешевое пойло дает себя знать».

Необходимость необходимостью, однако он уже слишком стар, чтобы проводить ночи за игрой. На первых порах такая жизнь обладала прелестью новизны.

Но сейчас он посетил все злачные места, игорные дома и тайные притоны, а каков результат? Никакого, кроме пачки выигранных денег в кармане и головной боли. Ни то, ни другое не было его целью. Кроме того, игра становилась слишком рискованной. Чем дольше он притворялся Маркусом, тем больше становилась вероятность разоблачения.

Если объект охоты находился здесь, в Лондоне, то этот человек был дьявольски осторожен. Какого черта он выжидает?

Барнет, ушедший в порт и еще не вернувшийся, хотя шел пятый час утра, пытался добыть нужную информацию у типов, которые рыскали по глухим переулкам во мраке ночи. Его целью были отверженные из отверженных, исчезавшие при первом шорохе или направленном на них взгляде. Но Барнету повезло не больше, чем ему самому. Иными словами, не повезло вовсе.

Нельзя заниматься этим бесконечно, думал он, садясь на кровать и сбрасывая сапоги.

Ситуация, рискованная с самого начала, быстро ухудшалась. Все оказалось куда сложнее, чем он предполагал. И причиной большинства этих сложностей были Габриэлла и ее сестры.

Что бы ни случилось, он не хотел причинить им вред. Ни физический, ни моральный, ни материальный. Его все сильнее тревожило их будущее. Как бы там ни было, он отвечал за них.

Он снял сапоги и в одних чулках подошел к камину, где хранился запас бренди и сигар. Он был на взводе; требовалось закончить дело, чтобы, наконец, обрести равновесие. Он налил бренди в бокал и рассеянно заметил, что мерцающий свет камина превратил жидкость в оранжевую ртуть. Затем сунул сигару в рот, зажег ее и сел у камина, перемежая затяжки глотками бренди.

Кстати, чертовски хорошего бренди. Следовало признать, что в положении графа Уикхэма были свои преимущества.

Физически он смертельно устал, но его мозг не знал отдыха. Мысли его вернулись к тому, над чем он бился уже несколько дней. Было ясно, что нельзя носить эту маску бесконечно. В один прекрасный день он столкнется с тем, кто знает его или знал Маркуса, и тогда все будет кончено. Либо сделает ход его противник, и события понесутся со скоростью победителя ежегодных скачек в Аскоте. Пока этого не случилось, ему нужно уладить дела.

Точнее, три дела. Его «сестры».

Бет. Очаровательная девочка, умеющая любить, не рассуждая. Она первой признала в нем брата, а он, не отдавая себе в этом отчета, так вжился в роль, что теперь действительно испытывал к ней братские чувства. Он не мог позволить себе обидеть Бет.

Клер, красавица Клер. Он с первого взгляда понял, что еще никогда не встречал такой женщины. Она была юной Венерой, способной поставить на колени любого мужчину. Стоило посмотреть на нее, как на ум приходили свечи, спальни и прохладные простыни. Но потом он понял, что эта девушка добра, немного застенчива, беззаветно предана своим сестрам и наивна, как любая восемнадцатилетняя мисс.

Кроме того, он с удивлением понял, что его не тянет к невинным бутонам, даже самым прекрасным. Он по-прежнему восхищался внешностью Клер, как и всякий мужчина, но теперь его восхищение было беспристрастным. Когда Уикхэму пришла в голову нечестная мысль воспользоваться страхом Габриэллы, чтобы добиться от нее поцелуя, у него и в мыслях не было обольщать Клер. Он искренне полюбил эту девушку и от души желал ей счастья. Иными словами, чувствовал себя ее старшим братом и защитником.

И наконец Габриэлла. Она была сюрпризом, джокером в колоде, капризом судьбы. Причем жестоким капризом. Высокомерная недотрога, старая дева с острым язычком, не бывшая красавицей даже в расцвете молодости, она заинтриговала его с самого начала. Кто бы мог подумать, что он дойдет до такого состояния, когда при одном ее виде у него будет ныть в паху?

Только не он. Он знал, что это смешно, и с удовольствием посмеялся бы над собой. Но неприятная правда состояла в том, что он, самый отчаянный сердцеед в армии Веллингтона, готов был пройти огонь и воду, лишь бы оказаться в ее спальне. Сознания того, что сейчас она спит, отделенная от него лишь тонкой дверью, было достаточно, чтобы скрежетать зубами и изо всех сил бороться с искушением.

Соль шутки заключалась в том, что она сама желала его. В этом он не сомневался. Когда он прикасался к ней, ее ответ был пылким и непосредственным. О том же говорили ее глаза. Он не был ни дураком, ни зеленым новичком и прекрасно знал, что означает этот взгляд.

Он мог лечь с ней в постель когда угодно. Он знал это, как собственное имя.

Но она леди и наверняка девственница. А он хоть и не граф, но все же джентльмен и обязан относиться к этому с уважением. Нельзя просто соблазнить ее, а потом исчезнуть.

Однако остаться он не мог.

И в этом заключалась вся сложность. Он хотел ее до безумия и был вынужден одурманивать себя бренди, потому что без этого не мог уснуть. Подумать только, что она лежит в постели за дверью, ключ от которой лежит у него в кармане! Но он не имел права овладеть ею, потому что ничего не мог предложить взамен.

А она заслуживала большего. Гораздо большего.

Джеймисон. Он вспомнил плотного, лысого кавалера Габриэллы и нахмурился. Приступ острой неприязни к этому человеку удивил его. Но затем он понял причину этой неприязни и горько посмеялся над собой.

Неужели он, с юности избалованный женским вниманием, ревнует Габриэллу к толстому пятидесятилетнему вдовцу с семью детьми?

Это было смешно и глупо, но мысль о том, что Габриэлла выйдет замуж за другого и будет принадлежать ему, сводила его с ума.

Он не кривил душой, когда говорил Габриэлле, что она заслуживает большего. Но тогда чего же – или, точнее, кого же – она заслуживает?

Человека без имени, роду и племени, который оставит ее, как только сделает свое дело?

То, что Джеймисон по сравнению с ним просто бедняк, дела не меняет…

Он налил себе еще бренди, откинулся на спинку кресла, вытянул длинные ноги и продолжал пить и курить, надеясь довести себя до беспамятства. И все же мысли о Габриэлле не оставляли его. Как ни абсурдно (а он был еще достаточно трезв, чтобы понимать абсурдность своего поведения), но эта женщина действительно была причиной всех его бед. Она была гвоздем в стуле с тех пор, как он увидел ее. И оставалась этим гвоздем до сих пор.

Сегодня вечером он сказал Габриэлле, что она красивее всех женщин на этом балу. Не следовало этого говорить. Он лучше других знал, что люди, играющие с огнем, в конце концов сгорают. Ее стройная фигура, бледная кожа и холодные серые глаза возбуждали его сильнее, чем знойные чары женщин, с которыми он обычно предавался страсти. Достаточно было вспомнить Белинду: он не делил с ней ложе несколько недель. И не собирался в дальнейшем, несмотря на то, что она явно ждала этого. Другую любовницу он тоже не завел, хотя еще никогда так долго не обходился без женщины. Во всяком случае, после наступления зрелости.

Но та единственная женщина, которую он желал, была ему недоступна. Этого не позволяла честь.

«Что в ней особенного?» – хмуро подумал он, вылив в бокал остатки бренди и залпом выпив. Может быть, то, что временами она смотрит на него, как королева на уличного попрошайку? Или ее острый язык? Или предательский румянец? Или искры, вспыхивающие в глазах, когда она смеется?

Или ее смелость? Она была храбрее любого мужчины, которого ему доводилось встречать. Судьба обходилась с Габриэллой жестоко, но она бросала судьбе вызов и не уступала ей. И ему тоже не уступила, хотя он изо всех сил пытался напугать ее. Она оказалась достаточно храброй, чтобы приехать в Лондон, когда любая другая женщина осталась бы в Йоркшире оплакивать бедного покойного брата и ждать, пока другие решат ее будущее. Достаточно храброй, чтобы всерьез думать о браке с человеком, который сделает ее несчастной, потому что не видела другого способа обеспечить себя и сестер. Достаточно храброй, чтобы высоко держать голову и танцевать, несмотря на больную ногу.

Он знал героев армии Веллингтона, у которых не было и половины храбрости этой женщины.

Поняв, что его не влечет к юным красавицам вроде Клер, он сделал и другое открытие: его привлекают ум, смелость и страстность. Именно такой была Габриэлла.

Он изнывал от желания так, что прошедшие недели казались ему вечностью. И все же в первую очередь ему хотелось защитить Габриэллу. Он старался чаще напоминать себе, что окружающие считают их братом и сестрой, но забывал об этом при одном взгляде на нее.

Сегодня вечером он поцеловал ей руку после окончания танца, вызвав маленький скандал. Чтобы не подливать масла в огонь, пришлось сменить полдюжины партнерш, которые были ему ничуть неинтересны. Иначе сплетни и пересуды вспыхнули бы как лесной пожар.

Что бы ни случилось, он не хотел причинить Габриэлле боль. И не хотел, чтобы ее причинил кто-нибудь другой.

Нет, он не позволит ей выйти замуж за Джеймисона. Он не может остаться с ней, но может обеспечить ее. И сделает это для нее, Клер и Бет еще до того, как навсегда исчезнет из их жизни.

Он заметил, что сигара догорела до мундштука. И что бутылка почти пуста. Нетвердо держась на ногах, он погасил сигару, допил остатки бренди и начал расстегивать жилет.

Нужно лечь в постель. Если он не уснет сейчас, когда так пьян, что кровать кажется ему маленькой, словно он смотрит на нее в обратную сторону телескопа, то не уснет никогда.

Он справился с жилетом, взялся за пуговицы рубашки, действуя медленно и неуверенно, потому что после выпитого пальцы были неуклюжими, и вдруг услышал странный звук, донесшийся из соседних покоев.

Его пальцы застыли на месте. Он нахмурился и посмотрел на дверь.

И тут Габриэлла снова вскрикнула.