Скандально известная

2

Две с небольшим недели спустя древняя карета графа Уикхэма, кренясь и раскачиваясь, тащилась по размытым дорогам в Лондон. Стайверс и экономка миссис Бакнелл с лакеем и горничной были посланы вперед несколько дней назад, чтобы подготовить фамильный особняк на Гросвенор-сквер, пустовавший больше десяти лет, и нанять дополнительных слуг, необходимых для ведения хозяйства. Джим, продолжавший вполголоса ворчать на Габби, когда та оказывалась рядом, ехал на облучке рядом с кучером Джоном, нахлобучив шляпу на глаза, чтобы спастись от измороси.

Клер и Бет оживленно болтали под присмотром Туиндл, пожилой гувернантки, которая появилась в Готорн-Холле одновременно с матерью Клер и осталась там после кончины хозяйки. Габби, сидевшая рядом с Клер на потертом плюшевом сиденье, которое, несмотря на все усилия, продолжало попахивать затхлостью, принужденно улыбалась и смотрела в окно на остававшиеся позади вересковые пустоши и болота.

Пропитанная влагой земля, серое небо и непрекращающийся дождь были знакомы ей так же, как окрестности Готорн-Холла, и, как с удивлением открыла для себя молодая женщина, так же дороги ей. Она не знала другого дома, но приходилось признать: судя по всему, будущее и ее, и сестер требовало их присутствия в другом месте.

После импульсивного решения воспользоваться моментом она провела много бессонных ночей и испытала сильнейшие угрызения совести. Габби знала, что поступила нехорошо, но если бы ее нерешительность заставила сестер страдать, это было бы еще хуже. Она успокаивала свою совесть тем, что притворяться всю жизнь не придется. Если не произойдет никакой неожиданности, в результате которой ее замысел рухнет, едва Клер выйдет замуж, как она «получит весть» о смерти Маркуса, и обман закончится сам собой. В конце концов, ничего плохого она не делала. Просто пыталась выиграть немного времени, чтобы завязать светские знакомства…

– Габби, нога не болит? – спросила Клер, пользуясь тем, что Бет завязала оживленную дискуссию с Туиндл о достопримечательностях Лондона, которые было прилично посетить очень юной леди.

По мнению Туиндл, к таковым относились амфитеатр Эстли и зверинец. Однако «Ковент-Гарден» исключался начисто.

– Мисс Бет, откуда вы знаете о существовании этого места? Я не могу не подумать…

Вопрос Клер был просто формальностью. За долгие годы она привыкла к физическому недостатку Габби, который они с Бет таковым не считали: поврежденная нога была такой же неотъемлемой частью старшей сестры, как непокорные волосы, напоминавшие конский хвост.

– С чего ты взяла? Разве я нахмурилась? – спросила Габби, стараясь ничем не выдать обуревавших ее чувств. – Нога в порядке. Просто я думаю о том, что нужно будет сделать в первую очередь по прибытии в Лондон.

– Габби, как ты думаешь, тетя Сэлкомб согласится помочь Клер? – тревожно нахмурившись, спросила Бет, прервавшая свою беседу с Туиндл. Хотя Бет была слишком молода для балов, раутов и вечеров в признанных бастионах «хорошего тона», это не мешало ей принимать близко к сердцу предстоящий дебют Клер.

– Не могу сказать наверняка, но надеюсь на это. В конце концов, когда мне самой исполнилось восемнадцать, она предлагала мне свое содействие. Собственных детей у нее нет, и она готова была с удовольствием представить племянницу в свете. Ты ей такая же племянница, как и я, но у тебя намного больше возможностей произвести впечатление в столице, – сказала Габби, подмигнув Клер.

Она предусмотрительно не стала добавлять, что, предвкушая лондонский сезон, строила радужные надежды. Но отец в один миг вернул ее с небес на землю и сказал, что его сестра Августа явно рехнулась и не понимает, что ее старшая племянница калека и опозорится в бальном зале прямо в ее присутствии.

Габби не знала, что именно граф ответил сестре, но приглашение было отвергнуто и больше никогда уже не повторялось. Сначала девушка была уничтожена, но по прошествии нескольких лет начала считать, что это было к лучшему. Она не могла оставить одиннадцатилетнюю Клер и восьмилетнюю Бет наедине со взбалмошным отцом даже на несколько месяцев светского сезона. Так же, как и покинуть их навсегда после замужества, которое являлось конечной целью этого заветного времяпрепровождения.

Отец никогда не позволил бы ей забрать сестер с собой – что в Лондон, что в дом мужа. Если Мэтью Бэннинг чем-то владел, то владел полностью. Даже в том случае, если нисколько не ценил свою собственность.

– Мисс Габби, леди Сэлкомб – птица очень высокого полета, – предупредила Туиндл.

Гувернантке, до переселения в Готорн-Холл прожившей в Лондоне несколько лет, было известно положение в свете множества знатных особ.

– Что ж, если тетушка не захочет помочь, нам придется обойтись без нее, – с наигранной беспечностью ответила Габби.

Хотя она не знала лондонских обычаев, но понимала, что помощь леди Сэлкомб имела для успеха Клер в свете решающее значение. Из Габби, считавшей себя старой девой, да еще с физическими недостатками, могла получиться идеальная компаньонка сестры. Дочери графа – даже такого чудака и отшельника, как лорд Уикхэм – имели право занять определенное положение в обществе. Но она представляла себе Лондон лишь по книгам, рассказам Туиндл и наблюдениям за гостями отца, обычно не слишком изысканными. Конечно, без помощи леди Сэлкомб они кое-как управились бы, но с гораздо меньшим успехом, чем с помощью тетушки.

Кроме того, в дальнем уголке ее мозга притаился страх. Время, которое Габби удалось обманом выкроить у судьбы, следовало использовать полностью: второго сезона у Клер не будет.

– А нет ли у нас других родственников – на случай, если тетя Сэлкомб откажет? – с любопытством спросила Бет.

– Ты имеешь в виду, кроме кузена Томаса и леди Мод? – Когда Бет скорчила брезгливую гримасу, Габби улыбнулась. – Думаю, есть, но я предпочитаю начать с леди Сэлкомб. Сами знаете, она является – или слывет – одним из столпов общества.

Габби попыталась сменить тему разговора, вслух восхитившись деревней, мимо которой они проезжали. Она пыталась скрыть от сестер, да и всех остальных, кроме Джима, не только весть о смерти Маркуса и авантюрности их путешествия. Клер и Бет не следовало посвящать в природу сложных отношений с многочисленной родней.

Конечно, у самой Габби были собственные достаточно светские родственники по линии матери, но едва ли они стали бы помогать дебюту Клер.

Они никогда не были в Готорн-Холле и не проявляли ни малейшего интереса ни к самой Габби, ни к ее сестрам.

Дело заключалось в том, что у всех детей Мэтью Уикхэма были разные матери, которые сильно отличались друг от друга по общественному положению. Мать Маркуса, Элиза де Меланкон, прибыла в Лондон с Цейлона, надеясь на прекрасную партию. Она была признанной красавицей, имела безупречное происхождение и считалась богатой наследницей. Ее брак с графом Уикхэмом на первый взгляд выглядел идеальным, однако после двух ужасных лет, прожитых с мужем, прекрасная молодая графиня забрала сына и сбежала обратно на Цейлон.

После ее смерти, случившейся через несколько лет, граф снова посетил Лондон в поисках невесты. На этот раз его жертвой стала мать Габби, леди София Хендред, обладавшая хорошим происхождением, но не имевшая ни красоты, ни богатства; она умерла при родах через три года после появления на свет Габби.

У матери Клер, Марии Дайсарт, была красота, но не было ни знатного происхождения, ни богатства; она попалась графу на глаза во время поездки на воды в Бат и не успела оглянуться, как оказалась замужем за вдовцом. Бедняжка прожила ровно столько, чтобы произвести на свет Клер, и умерла от болезни, которую тогда называли упадком сил.

А вот мать Бет была дочерью священника из глухой деревни. К счастью для легионов существовавших тогда незамужних леди, вскоре после того как бывшая мисс Болтон упала со ступенек Готорн-Холла и сломала себе шею, граф свалился с лошади и остался до конца жизни прикованным к креслу на колесиках. Больше ни одна графиня не почтила Готорн-Холл своим присутствием, и роль хозяйки дома пришлось взять на себя Габби. Она же стала приемной матерью своим единокровным сестрам и умело справлялась с этой ролью.

– Клер, подумать только, через год в это время ты можешь быть замужней леди! – восхищенно сказала Бет, совсем по-детски подпрыгнув на сиденье.

Учитывая, что карета и так подскакивала на ухабах, это движение казалось излишним, но Бет не могла сидеть спокойно: они же ехали в Лондон!

– Я много думала об этом, – призналась слегка смущенная Клер и посмотрела в глаза Габби. – Сказать по правде, я… я не уверена, что вообще хочу замуж. Во-первых, я не хочу оставлять вас, а во-вторых… я боюсь, что этот джентльмен может оказаться таким… ну, таким, как папа.

Эта откровенность заставила остальных пассажиров кареты на мгновение потерять дар речи. Первой, как всегда, пришла в себя Габби.

– Ты не обязана выходить замуж за первого встречного! – решительно сказала она, хотя при мысли о том, что ее отчаянный план может оказаться тщетным, по спине Габби побежали мурашки.

Такой исход не приходил ей в голову; Габби надеялась лишь на то, что доброе сердце и потрясающая красота Клер привлекут к ней множество не только достойных, но красивых и обаятельных мужчин. Если же нет… ладно, там видно будет.

– А что касается сходства твоего будущего мужа с папой… ну, я не думаю, что очень многие джентльмены, – в смысле, богатые джентльмены – так же относятся к своим женам и детям, как относился он. На твоем месте я бы не стала слишком переживать.

– В самом деле, – с чувством сказала Туиндл. – Поверьте мне, в этом отношении его светлость не имел себе равных.

– Кроме того, после твоего замужества может случиться так, что мы с Габби и Туиндл останемся с тобой, – улыбаясь, добавила Бет. – Так что из-за расставания тоже можешь не расстраиваться.

Габби, зная по собственному опыту, как разительно могут отличаться мечты от действительности, снова сменила тему разговора.

Ночь они провели в Ньюарке, наутро продолжили путь и на закате увидели предместья Лондона. Карета поднялась на холм, и внезапно город распростерся перед ними как на ладони. Сбившись в кучку у окна, они любовались шпилями и островерхими крышами домов и серебряными петлями Темзы, сверкавшей в лучах заходящего солнца.

Однако к тому времени, когда они после множества сводящих с ума задержек миновали мост и оказались на улицах, переполненных экипажами всех фасонов и размеров, стемнело, и Габби возблагодарила небо за то, что взошла луна. Скорость продвижения неумолимо замедлилась, и вскоре, забыв про усталость, путешественницы отдались лицезрению достопримечательностей большого города.

Снова прилипнув к окну, они с изумлением следили за заполнявшими улицы толпами. Недавно установленные газовые фонари освещали желтоватым светом нависшее над городом дымное небо. Девушкам, выросшим в деревне, Лондон сначала показался совершенно другим миром, но потом они поняли, что пешеходы здесь большей частью грязные и оборванные, а у тех, кто передвигался верхом или в ехавших навстречу экипажах, лица были хмурыми и озабоченными. Сквозь стенки кареты начали проникать отвратительные запахи, заставившие девушек сморщить носы и посмотреть друг на друга с ужасом.

Причина вскоре выяснилась: по краям дороги тянулись узкие сточные канавы, переполненные нечистотами. Неопрятные строения по обе стороны дороги стояли так близко друг к другу, что казались фасадом одного бесконечного здания. Однако через нерегулярные промежутки их рассекали узкие темные переулки, в которых зловещего вида личности исчезали, как крысы в норах. Заметив одного особенно мерзкого типа, Клер вслух выразила общее мнение, что жалкий вид их кареты и выцветший герб на дверях едва ли привлекут к себе внимание разбойников.

Однако когда они достигли более фешенебельного Мейфэра, при виде которого Туиндл вознесла хвалу господу, толчея на улицах уменьшилась, да и движение стало не таким оживленным. Наконец карета резко остановилась на мощенной булыжником улице неподалеку от особняка Уикхэмов.

К тому времени луна поднялась высоко, а на улицах почти не осталось народа. Обитательницы кареты устали, были голодны, разбиты, а Клер совершенно укачало. Когда Джим открыл дверь, Габби, сидевшая с краю, с наслаждением вдохнула свежего воздуха и спустилась по ступенькам, держась за руку верного слуги.

– Слава богу, приехали. Еще немного, и нас всех вывернуло бы наизнанку, – сказала она.

Подарив хмурому слуге улыбку, Габби вышла на темную извилистую улицу и невольно запахнула плащ. Апрельский вечер был неожиданно прохладным; впрочем, возможно, оно было и к лучшему. По крайней мере, дождь прекратился, хотя на улице еще стояли лужи, в лунном свете казавшиеся черными.

– Мисс Габби, еще не поздно отказаться от вашей безумной затеи, – заговорщицким шепотом предупредил Джим.

На мгновение их взгляды скрестились. «Самое худшее в слугах, которые знают и воспитывают тебя с колыбели, это то, что они позволяют себе говорить что и когда вздумается», – с досадой отметила Габби. Даже тогда, когда их высказывания приводят хозяев в ярость.

– Нет, поздно, Джим, я уже приняла решение, так что оставь меня в покое, – так же вполголоса ответила она.

– Попомните мои слова, мисс, ничем хорошим это не кончится, – упрямо ответил Джим, но был вынужден замолчать, потому что на ступеньках кареты появилась Бет.

Габби смерила слугу мрачным взглядом, а затем осмотрелась по сторонам, ожидая, пока из кареты выйдут сестры и Туиндл. На каждом углу площади горели газовые фонари. Их мерцающее сияние, к которому добавлялся яркий свет луны, достаточно хорошо рассеивало тьму.

Чуть дальше по булыжнику стучали колеса тележки, и пирожник довольно безнадежно выкрикивал: «Пирожки с мясом! Пирожки с мясом!» Другая карета, более новая и намного более удобная, чем их собственная, проехала мимо. Занавески были откинуты, и внутри Габби увидела элегантных леди и джентльмена. На газоне в центре площади двое оборванных мальчишек беседовали с человеком, державшим фонарь; Габби надеялась, что это сторож.

– Клер, ты слишком взрослая, чтобы блевать в карете! – сказала в открытую дверцу экипажа Бет, уже стоявшая на улице.

Ее возмущенный тон заставил Габби улыбнуться. Не обратив внимания на ворчание сестры, она осмотрела особняк Уикхэмов и осталась довольна увиденным. Судя по всему, Стайверс и миссис Бакнелл неплохо поработали, – по крайней мере, снаружи. Дом, стоявший заколоченным несколько лет, если и отличался от своих соседей, то в лучшую сторону. Казалось, за ним хорошо ухаживали.

– В следующий раз сядешь напротив Туиндл! – предупредила Бет, становясь рядом с Габби и с отвращением отряхивая подол верного платья.

Появившаяся в дверях Клер выглядела бледной и жалкой, как нарцисс после бури.

– Мне действительно очень жаль, Бет, – извинилась она.

– Мисс Бет, вы же знаете, что мисс Клер ничего не может с собой поделать, так что оставьте ее в покое. А что касается вас, то я не раз говорила вам, что употреблять просторечные выражения молодой леди не пристало, – сурово сказала появившаяся следом Туиндл.

Тем временем Клер выходила из кареты, опираясь на руку Джима.

– Если хотите знать мое мнение, то ходить в грязном платье молодой леди пристало еще меньше, чем употреблять просторечные выражения! – парировала Бет.

Пока Джим и Туиндл суетились вокруг продолжавшей извиняться Клер, Габби, не желавшая участвовать в ссоре между сестрами, снова осмотрела дом.

Она с гордостью отметила, что фасад дома производит внушительное впечатление: кирпичный особняк Уикхэмов, украшенный каменной лестницей с чугунной решеткой, имел четыре этажа. За несколько дней Стайверс и миссис Бакнелл проделали поразительную работу. Все блистало чистотой – от медного молотка на дверях и выметенных ступенек до безукоризненно вымытых окон.

Но самым удивительным было то, что с обеих сторон входной двери сияли лампы, а во всех комнатах особняка горел свет. Хотя шторы были опущены, свет пробивался сквозь них; создавалось ощущение, что в доме идет прием.

– Кажется, Стайверс хорошо подготовился к нашему приезду, правда? – с восхищением сказала Бет, прерывая размышления Габби.

Тем временем кучер Джон начал снимать с крыши багаж, отвязывая веревки и сбрасывая вещи прямо на землю. Джим поручил Клер заботам Туиндл и поспешил ему на помощь. Он начал принимать свертки и складывать их в кучу.

– Осторожнее! Там духи и румяна мисс Клер! – тревожно крикнула стоявшая позади Туиндл.

Джон ответил что-то неразборчивое, после чего послышался стук и негодующие возгласы Туиндл.

– Да, Стайверс изрядно потрудился, – согласилась Габби, решив, что на будущее следует приказать дворецкому экономить свечи.

Учитывая обстоятельства, она не собиралась бросать деньги на ветер. Впрочем, до сих пор Стайверс не отличался щедростью.

Слегка сбитая с толку, Габби начала подниматься по лестнице. Ступеньки всегда давались ей с трудом, и она не спотыкалась только потому, что шла медленно и осторожно. Следом шла Бет; замыкала шествие Клер, которую вела под руку Туиндл.

Дверь открылась еще до приближения Габби. На них уставился незнакомый лакей, – несомненно, один из нанятых Стайверсом. Холл за его спиной был освещен так же, как зал дворянского собрания в Йорке, где за несколько месяцев до смерти отца Клер дважды была на танцах под присмотром Габби.

– Добрый вечер, – сказала Габби, добравшись до конца лестницы и заставив себя улыбнуться лакею. – Как вы, несомненно, догадываетесь, я – леди Габриэлла Бэннинг. Это мои сестры, леди Клер и леди Элизабет. А это – мисс Туиндлсхэм.

– Да, миледи, мы ждали вас весь день. – Слуга поклонился, сделал шаг назад и настежь распахнул дверь. – Миледи, послать кого-нибудь за вашими вещами?

– Да, спасибо, – ответила Габби, проходя мимо него в холл.

Ее ошеломило царившее в доме тепло. Хотя в доме не жили десять лет, это было незаметно. Мраморный пол блестел; люстра сияла; высокое зеркало справа отражало нежно-кремовые с зеленоватым обои, которые почему-то ничуть не выцвели, а стрельчатая рама зеркала (так же, как и рамы картин, украшавших стены) сверкала так, словно ее только что позолотили. Восточный красно-синий ковер под ногами был таких ярким, словно его расстелили здесь всего день назад. Перила крутой широкой лестницы, уходившей направо, были отполированы до блеска.

Как ни старалась Габби, она не могла уловить и намека на запах пыли или плесени. К аромату весенних цветов, стоявших в вазах мейсенского фарфора, добавлялся запах мебельного воска и… Жаркого? Конечно, нет. Никоим образом Стайверс не мог так точно рассчитать время их прибытия.

Снимая перчатки, Габби слегка нахмурилась: ей почудился звук голосов. Казалось, они доносились из-за двери слева; судя по всему, там находилась столовая.

– Мисс Габби, мисс Бет, мисс Клер, добро пожаловать!

Навстречу им торопился Стайверс; лицо дворецкого, обычно мрачное и неподвижное, освещала широкая улыбка.

– Мисс Габби, прошу прощения. Я стоял на страже весь день и хотел открыть вам дверь лично, но меня позвали на кухню, чтобы уладить маленький спор. Повар его светлости, – ну, вы же знаете этих французов – понятия не имеет, что такое настоящая английская кухня. Но мне удалось быстро уладить недоразумение! Надеюсь, что его заморские яства не обожгут вам небо, мисс Клер, – с отеческой интонацией добавил он.

– Стайверс, ты превзошел сам себя. Хвалю, – сказала Габби, а Клер что-то еле слышно пробормотала в ответ на заботу о ее слишком чувствительном желудке.

Тревога Габби становилась все сильнее: было ясно, что произошло нечто неожиданное. Она хмуро посмотрел на Стайверса.

– Какой еще повар его светлости? Ты что, взял взаймы чужого повара?

Вопрос был наполовину шутливым, но от радостной улыбки, появившейся на лице старого дворецкого, у Габби сжалось сердце. За всю свою службу – которая началась еще до ее рождения – Стайверс ни разу не выглядел таким жизнерадостным.

– Нет, мисс Габби. Повар приехал вместе с его светлостью из заморских стран. Его светлость, ваш брат, граф Уикхэм вернулся с Цейлона. Он здесь, мисс Габби!

Габби лишилась дара речи и тупо уставилась на дворецкого.

– Уикхэм? Здесь? Стайверс, о чем ты говоришь? – спросила она, когда смогла пошевелить языком.

Неожиданно высокие резные двери раскрылись, и вскоре холл заполнился нарядными, оживленно переговаривающимися людьми.

– Мы опоздаем на спектакль! – пожаловалась яркая блондинка в желтом платье с умопомрачительным декольте, улыбаясь мужчине, который держал ее под руку.

Он был высок, хорошо сложен, черноволос, безупречно одет и возглавлял со своей спутницей пеструю компанию.

– Милорд… – окликнул его Стайверс и деликатно кашлянул.

Черноволосый мужчина поднял взгляд. Увидев вновь прибывших, он застыл на месте. Гости сделали то же самое. Внезапно Габби ощутила себя под прицелом множества глаз. Понимая, как жалко они выглядят после долгой поездки, в вышедших из моды, измявшихся в дороге траурных платьях, молодая женщина готова была провалиться сквозь землю. Но потом она опомнилась. Что эти чужие люди делают в ее доме?

Она выпрямилась, расправила плечи и вопросительно подняла брови.

На мгновение она встретилась взглядом с черноволосым мужчиной. Из-под густых черных бровей на нее смотрели темно-синие глаза. Казалось, ему было слегка за тридцать. Кожа незнакомца была очень смуглой, как будто он провел много времени под жарким, тропическим солнцем. Мужественное, красивое лицо с точеными чертами, широкие плечи, стройные ноги. Рубашка с рюшами, черный сюртук с длинными фалдами, жилет из серебристой парчи, черные панталоны до колен и шелковые чулки…

– Ах, так вы наконец прибыли! – любезно сказал он, как будто хорошо знал и ждал их. Потом незнакомец избавился от своей дамы и сказал: – Леди и джентльмены, прошу дать мне время поздороваться с сестрами.

Когда он шагнул навстречу, Габби уставилась на него во все глаза.

– Габриэлла, верно? – спросил он с легкой улыбкой, взял ее онемевшую руку и поднес к губам. – Добро пожаловать в особняк Уикхэмов. Надеюсь, ваша поездка была не слишком утомительной.