Ночи в Арбе всегда были холодными. Раскаленная ярким днем пустыня быстро остывала, стоило солнцу исчезнуть за идеально ровной полосой горизонта. С наступлением темноты виднеющиеся вдали барханы напоминали своими изгибами морские волны, мрачнеющие под покровом ночи. Лунный свет почти не касался этих земель своим холодным голубоватым отблеском — небом над огромной пустыней правили звезды. Их было так много, что глаза, не сосчитав и десяти точек, начинали болеть от удивительной красоты, которой не переставали любоваться даже местные жители. Смотря на сияющее великолепие, невольно хотелось протянуть руку и дотронуться пальцами до далеких драгоценных камней, сверкающих над жестокой пламенной пустыней. Что хотела сказать природа, создавая свои прекрасные творения в самых опасных местах этого мира?
Почтовый ящик, окруженный низкорослыми акациями, хлопал своей крышкой каждый раз, когда оттуда вылетало очередное письмо. Конверты, маленькие коробочки, пакеты — все они замирали в воздухе на несколько мгновений, крутясь рядом с горящим факелом, а после исчезали в направлении, где жил адресат. Пламя, что было единственным источником света в этом месте, совсем не грело, и на смуглой коже уже отчетливо выступали мурашки. Постучав сандалией по мощеной камнем дорожке, чтобы вытряхнуть оттуда песок, я в очередной раз обошла акации, вздрагивая при каждом хлопке почтового ящика. Все же надо было взять с собой теплую куртку, однако, я была так взволнована, что вспомнила о ней, стоило мне прийти на место. Это ожидание выматывало, но мерзнуть у почты в ожидании письма не было хорошей идеей.
В ночном воздухе раздался прерывистый крик сокола, пролетающего где-то неподалеку. Шум его крыльев поглощался свистящим ветром, что заносил недавно убранные дорожки песком. В звуках пустыни есть особый шарм: эту неповторимую мелодию, ощущаемую кожей, можно услышать лишь здесь. И если бы мне дали всего одно слово на описание торжествующего в такие моменты чувства, то я бы назвала его свободой. Однако какой бы прекрасной ночь в Арбе ни была, она оставалась такой же холодной, и сегодня я впервые за двадцать один год это забыла.
Сегодня, сегодня, сейчас… Я повторяю это, как проклятая, мечусь от акации к акации, чтобы согреться, и не отрываю взгляд от затихшего почтового ящика. Неужели это взаправду сегодня? Четыре года, одна тысяча четыреста шестьдесят дней — я жила ими, дожидаясь момента, когда получу письмо с ответом, когда протяну руку к мечте всей своей жизни. Каждый раз перед сном я представляла, как распаковываю конверт, как со всех ног бегу домой, чтобы рассказать о своем поступлении в одну из лучших академий, и как дотрагиваюсь руками до самих небес. Вот только я совсем не думала о том, что же делать, если в письме обнаружится отказ. На вступительном экзамене я отлично справилась с самой сложной частью, и кто бы мог подумать, что я застряну на простых заданиях. В случае провала я могла бы попросту поступить в другую академию, но не в этом случае. Факультет моей мечты есть лишь в одном месте, и, если я не поступлю туда, то лучше уж посвящу еще один год подготовке, чем выберу иной путь.
Академия Диаррель стоит аккурат на границе земель эльфов и пустынников. Словно сама судьба даровала мне этот шанс, позволив родиться в пустыне и стать неотъемлемой её частью. Факультет всадников для меня не просто цель и даже не мечта, это подобно смыслу жизни, ради которого хочется из кожи вон лезть лишь бы приблизиться хоть на шаг к заветному. Моя мама не против моего поступления в академию, однако она не хочет, чтобы я записывалась на факультет всадников. Этот выбор означает опасное будущее, но он стоит того. Это мой выбор, последствия которого я приму вне зависимости от тяжести. Все для того, чтобы коснуться облаков.
Почтовый ящик раскрылся, и вверх медленно выскользнуло письмо. Прижав закоченевшие пальцы к груди, я во все глаза уставилась на печать грифона, красующуюся на воске, скрепляющем конверт. Вот он. Этот день. Этот момент. Теперь руки точно дрожат не от холода. Все происходящее было для меня настолько судьбоносным, что я от волнения подавилась слюной и громко закашлялась, пропустив полет письма к моей трясущейся персоне. Конверт был несколько вздут, и, надеюсь, что сложенные в него бумаги не описывали отказ с подробным ответом на вопрос «Почему?». Мой живот пронзительно заурчал, где-то за грудиной сильно жгло, и меня, как и всегда в ответственные моменты, начало тошнить. Как только я коснулась пальцами письма, оно тут же потеряло способность к левитации и упало на песок из моих трясущихся рук. Нужно успокоиться, открою его дома при всех и… Да кого я обманываю! Подняв конверт, я тут же сорвала печать, вытаскивая пять сложенных вдвое бумаг и впиваясь глазами в первую из них. С каждым словом, с каждой строчкой мое сердце начинало биться все быстрее, пока не ударило о ребра с такой силой, что я приоткрыла рот, издав при этом счастливый вдох. «Академия Диаррель поздравляет Вас с поступлением на факультет всадников!» Прижав письмо к груди, я громко запищала, скача с ноги на ногу и будя соседскую собаку, что начала громко лаять. Тело бросило в жар, хотя ночная прохлада впивался песчинками в кожу, и я, задыхаясь от радости, бросилась бежать в сторону дома. Ветер свистел в ушах, трепал волосы с обгоревшими концами и уносил с собой мой счастливый не заглушаемый писк. Двухэтажные домики с яркими магазинами и оградами, оплетенными местными колючками, проносились мимо один за другим, отражая своими стенами звук стучащих сандалий по дорожке. Я поступила, стану всадником, облечу весь мир и стану великим магом, которым будет гордиться моя семья! Как же быстро стучит сердце, я попросту не могу поверить в то, что более мечта не кажется такой далекой. Я так хочу скорее сказать об этом… Стоп. У самого дома я резко притормозила, косясь на светящиеся теплым золотом окна. Мама ведь так и не знает, что я написала заявление на факультет всадников…
Толкнув дверь вперед, я вошла в дом, вдыхая запах свежеиспеченных пирогов. Стоило одной сандалии слететь на пол, как из проема, ведущего на кухню, выскочил младший братишка, протягивая мне что-то в своем маленьком кулачке. Вскинув брови, я подставила ладошку, на которую тут же упал его очередной выпавший молочный зуб.
— Дейн, не боишься, что к семи годам останешься беззубым? — пытаясь выглядеть серьезной, я сняла второй сандаль, чувствуя своей макушкой сердитый и обеспокоенный взгляд мальчишки.
— На их месте другие вырастут… — шепелявя, сказал Дейн, задумчиво рассматривая свой молочный зуб.
— А вдруг… — начала уже было я, но из кухни послышался голос мамы.
— Фрида, он мне уже все мозги вынес, прекрати его пугать! Дейн, иди за стол и убери свои зубья в коробку! Вываливай свои богатства в другом месте!
Я еле сдержала смешок, наблюдая за быстро убегающим братишкой. Характер у мамы, что говорится, огонь. В деревне, откуда она была родом, по её словам, с иным характером долго не протянешь. Несмотря на строгий нрав, она очень любила всех нас, а уж семью мама создала большую: воспитывать шестерых детей не каждой женщине под силу. Однако с каждым годом дом пустел, а теперь и я собираюсь покинуть родное гнездо. Конечно, мама будет заботиться о папе и о Дейне, но даже мне понятно, как ей тяжело всех нас отпускать. Айрис, моя старшая сестра, уже вышла замуж, два брата-близнеца отправились работать к эльфам, а Джанет устроилась наемником в гильдию. Мама рада, что каждый из нас нашел свой путь, но она безмерно скучает.
Зайдя на кухню, я встретилась с широкой и красивой улыбкой моего папы. Он перевел взгляд с письма, которое я сжимала в руке, на мое лицо и довольно кивнул, не говоря ни слова. Я гордилась своей семьей, ведь о любви папы к моей маме легенды ходили, настолько сильными и яркими были эти чувства, не угасающие уже столько лет. Я и сама мечтала о таких отношениях, мечтала встретить того самого и прожить с ним счастливую жизнь, как у моих родителей. Однако вот в чем в чем, а в любви мне не везло.
— Ну, что ты встала? Садись, рассказывай, мы же тоже ждем, — вытерев руки о передник, мама ласково улыбнулась. Несмотря на возраст, она, как и папа, выглядела очень молодо. Полагаю, это воздействие брачного договора, который она заключила с мужем — долгоживущим пустынником.
— Прошла, — счастливо улыбнулась я, быстро отдавая конверт папе, что тут же пробежался глазами по заявлению.
— Ты большая умница, — ответил он, раскрывая свои руки для объятий, в которые я тут же попала, — я горжусь тобой.
Я даже засмущалась, вжав голову в плечи и похлопав себя по щечкам. Папа с самого начала поддержал мою идею, и это давало силы двигаться дальше несмотря ни на что. Но стоило маме взять письмо, как моя улыбка сползла на нет. Как и её улыбка.
— Фрида, — произнесла она таким голосом, что мне захотелось выпрыгнуть в окно, — это что это? — потрясла она конвертом, кусая губы изнутри. Так она делала всегда, когда злилась. — Мне казалось, мы поняли друг друга. И что я вижу?
Я никогда не умела спорить с мамой и не любила этого делать. Практика показывала, что мама всегда оказывалась права, однако, это совсем иная ситуация, поэтому я просяще посмотрела на папу. Тот выглядел очень спокойным и довольным.
— Ани, мы не имеет права идти против мечты нашей дочери. Если она жаждет этого, то почему бы нет?
— Прекрасно, — беспристрастно сказала мама, сев на лавку и взмахнув руками, — я напрягала свою матку, чтобы моя дочь убилась об скалу!
— На этот факультет принимают очень мало людей… — я решила вставить свои пять копеек.
— Конечно! Потому что на этот факультет никто не поступает! Фрида, мы же столько раз обсуждали, как это опасно. Зачем тебе быть всадником? Ты и на моем горбу прекрасно катаешься!
— Мам, я…
— Это ж надо было! Ещё и втихую сговорились за моей спиной. Дейн, не бери пример со своей полудурошной сестры.
— Она будет осторожна, — сказал папа, просматривая остальные бумаги, — Фрида — ответственная девочка, вспомни, как она готовилась к этому поступлению. Всадники, так всадники. Зато в будущем сможет устроиться на хорошую работу.
Мама, собираясь уже было что-то сказать, замолчала, плотно сжав губы. Я почувствовала себя виноватой и, потупив глаза, молча села за стол. Мечта исполнилась, но отчего-то радость медленно утихает. Я хотела, чтобы все одобрили мой выбор, а получалось, что я движусь к цели путем обмана.
— Дай мне остальные бумаги. Что там? — внезапно спросила мама, забирая у папы письмо.
— Нужно будет оплатить общежитие и форму.
— А почему форма стоит столько? Судя по цене, её ректор делал из кожи невинных дев.
— Академия известная все-таки, да и форма на заказ, — усмехнулся папа, протягивая маме очередной листок. — Посмотри, тут уже есть список всех её одногруппников. С портретами. Чего только сейчас с помощью магии не делают.
— А ну-ка, — произнесла она, внезапно улыбаясь, — дай мне посмотреть. О-о-о, вот это портреты. Фрида, ты тут выглядишь так, будто только узнала, как дети появляются.
Я смущенно опустила голову. На губах вновь играла улыбка. Все-таки папа был прав: долго злиться мама не может.
— Ты бы хоть челку поправила, чтобы она ровненько над глазами шла, а тут в разные стороны торчит. Ой, а это что за краля. Ну, вот крыса, по лицу видно! Фрида, посмотри.
— Ани, прекрати обзывать людей.
— Да ты сам погляди! Это вот ваша порода, вы всех людей хорошими считаете. А если человек — гов…
— Ани, я понял. Кто эта девушка? — обратился папа уже ко мне.
— Я её на вступительных экзаменах не видела, — на портрете была изображена девушка явно аристократического рода. — Какая-то Жозефина фа Ориаль…
— Ой, даже не читай дальше. Не надо нам элитных таких. Она навозу нюхнет и сознание потеряет. А вот мальчик… Ну, портрет в этом же ряду. У него волосы зеленые еще.
— Тоже какой-то аристократ, — сказала я, смотря на имя, — его на вступительных не было.
— То есть элита у нас экзамены не сдает, да? Учиться, видимо, также будут… А вот подруга твоя Кайса, она же тоже в Академию поступила?
— Да, но на другой факультет, — я еще раз посмотрела на свою фотографию в самом конце. Значит, прошла в числе последних… Действительно, такая напуганная на портрете. Так уж сложилось генетически, что все мои братья похожи на маму, а сестры — на отца. Я же получилась, как некая смесь. Волосы светло-русые, как у папы, даже с некой рыжинкой, а глаза зеленые, как у мамы. Нос курносый, губы пухлые, ресницы почему-то черные, зато длинные — и вот портрет девочки лет пятнадцати, которой никто не дает двадцать один год. Алкоголь мне не продают, бабушки на улице постоянно спрашивают, как дела в школе, а я злюсь и пытаюсь сделать свой вид хоть немного взрослее.
— Лоинел, раз ты вспомнил молодость и опять начал втихую творить невесть что, то скажи мне, на чьем горбу моя дочь будет всю учебу таскаться?
— Я писал Родрешу. Раз он теперь в Совете Драконов, значит, ему не составит труда найти кого-то, кому нужна эта корка об обучении. Надеюсь, поможет, пришлет кого.
— Он сейчас найдет, — медленно сказала мама, почему-то отрицательно качая головой, — просьбы-то он выполняет охотно, а нам потом расхлебывать. Строит из себя полководца, а на деле…
— Ты сама слышала, что напарника найти трудно. Несмотря на выгоду и преимущества, мало кто готов работать в паре даже короткий период. Настоящими могущественными всадниками становятся только те, кто найдет своего напарника. В противном случае это будет обычная жалкая корка об образовании.
Я удивленно посмотрела на своего папу. Он знает даже это? Да, быть всадником очень престижно. Многие, кто закончил этот факультет, ныне работают в военной сфере в разных государствах, но те, кто нашел своего напарника на всю оставшуюся жизнь, достигают таких высот, о каких никто и не помышляет. Это лотерея, в которой я хочу выиграть. Даже, если мне не повезет, я хочу в будущем найти кого-то, у кого будут такие же мечты, как у меня.
— Замудренно как-то. Как сказала бы твоя тетя: «Лучше не напарника, а мужика себе в Академии найди». Может, даст тебе Родреш сейчас грифона какого-нибудь, влюбитесь и будете во всадников уже дома игр…
— Мам! — щеки тут же обдало жаром. Почему так стыдно слушать об этом? Врать самой себе я не буду, было бы действительно здорово встретить свою любовь вот так, к тому же тогда мы всегда будем вместе, а значит, станем теми всесильными всадниками, которых помнит история!
Папа громко рассмеялся, вновь складывая все бумаги в конверт.
— Что ж, в таком случае надо собирать вещи. Будь умницей, Фрида.
— Не разноси Академию и не пропивай деньги, которые мы будем присылать, — добавила мама, надкусывая кусочек пирога.
— Я не пью, — снова улыбнулась. — Вот увидите, у меня все получится!